Всё это как-то по-фрейдовски

… ничто так не роднит, как одинаковые беды с головой, душой и жизнью.       Билли Бутчер годится Джолин в отцы, а она всё равно тянется к нему, желая обменяться слюной и расцарапать себе всё личико о его густую тёмную бороду. В психологии подобная херня как-то объясняется чем-то там про отца, поганое детство и… он не дочитал ту мозгоправную книгу, отдав её на растерзание Террору со словами: «К чёрту эту херню. Еби.» А теперь — глядя на Джолин — жалеет. Стоило дать тому графоманскому высеру шанс.       «У неё ведь не было нормального отца, — рассуждал Мясник. — Такого, чтобы и жить было нестрашно, и на плече чувствовалась крепкая рука поддержки, придавая сил и дальше биться лбом о стену, достигая очередную тупую несбыточную мечту. Может пора начать вести отстрел хреновых отцов?»       Другие девочки бегут к своим папочкам прятаться за ними, если наступает какая-нибудь жопа. Джолин же рядом с ним даже дышать слишком громко боится и ей проще укрыться за плащом невесть откуда взявшегося Патриота, чем обратиться за помощью к родному отцу… Возможно, поэтому она и ввязалась в те насквозь больные и ненормальные отношения с каким-то супером-второсортником или даже третьесортником (который — внезапно! — был старше её почти лет на семнадцать), чтобы найти у него ту защиту, любовь и поддержку, какую ни разу в жизни не видела в семье? Да, чёрт возьми, именно! Только из одного дерьма глупенькая наивная Джо вляпалась в другое — более большое, приставучее и смердящее так, что и слёзы из глаз вышибает, и душу из тела.       Она не успела поверить в своё счастье, как превратилась в побитую — будто уличная псина — бродяжку, не знающую, куда приткнуться, чтобы не возвращаться домой к любимому папуле или ненаглядному бойфренду. Даже скулила также по номерам дешёвых мотелей и в квартирах знакомых, из жалости приютивших её на ночь. Разве что на прохожих не зубоскалила и не кидалась. Они не виноваты, что Джо — слепая идиотка без мозгов, прыгнувшая в постель к первому, кто пообещал ей заботу, покой и уют, срущих радугой розовых единорогов и прочие сопливо-ванильные прелести сказочно-сладких отношений, о каких она могла только мечтать все подростковые годы. А уйти от супера — это не хлопнуть дверью родительского дома, вместо прощания шля отца нахер и желая ему смерти от кровавого поноса. Здесь расставание со скандалом может случайно — или нет — обернуться фразой «был человек и оп (обязательно щёлкнуть пальцами!) нет человека».       И хрен его знает, как бы повернулась жизнь Джолин и когда бы её счищали со стен в мусорные мешки, не встреться ей Билли.       Хорошего человека Мясником не назовут. Верно? Да и хер с ним. Бутчер — саркастичный, циничный обмудок каких ещё поискать. Настоящий штучный экземпляр. И всё же есть в нём нечто — как бы абсурдно это не звучало — доброе. Свою мягкость он таит так глубоко в собственной чернушной от гнили душонке, что давно перемазал всю её дерьмом, переполняющем его озлобленную и мерзкую, лицемерную натуру… Если бы Джо попросили описать Билли, она, не ломая голову, просто зачитывала бы найденный в интернете список всевозможных негативных человеческих качеств. Каждое без исключения — больше или меньше, не важно — было бы про него. И тем не менее, то нечто извращённо-доброе и по-своему заботливое в нём тянуло её в объятия Мясника сильней ебучего магнита. Он засел в сердце Джолин прочней раковой опухоли и она не собиралась вытравливать его от туда.       Этот человек не просто истыкан сотней красных флагов, полощущихся на ветру с надписью «беги, блять, пока не поздно!», нет… его освещает целый огромный красный маяк и орёт сирена воздушной тревоги, что кровь из ушей вот-вот хлынет. А Джолин что? Джолин просто улыбается, будто блаженная и в животе у неё порхают — чтоб их всех за крылья — грёбаные бабочки, стоит Мяснику приобнять её за плечо и, наклонившись, сказать своим таким по-особенному низкими и хриплым, грубым — будто наждачка — голосом с пьянящим британским акцентом: — Всё образуется, дорогая. Не лей ты слёзы из-за этого ушлёпка.       И Джо верит ему.       У Бутчера чешутся руки удавить, прибить, растерзать её никчëмного парня. Сперва обдолбаться сывороткой V так, чтоб мозги расплавились и из ушей полились, а затем — будто ебучуей гирляндой — украсить поганую квартирку гадёныша его же собственными вонючими потрохами. Обмотать ими карниз по спиральке и оставить свисать по бокам; закинуть за плазменный телевизор для вида; сплести из них венок вроде тех, какие делают из омелы, только вместо неё — кишки и почки, и присобачить его над дверью; а оставшееся завязать бантиком на красивых и безупречно-белых полках-шкафчики на стенах с фотографиями его любимой мамочки и прочим барахлом. «Красота, видал? — усмехнётся Билли, глядя ещё живому суперу в глаза. — Я старался. Думаю, Джолин оценит.»       А она определённо оценит. Сама готова Мяснику и адрес подсказать, и вместе с ним поехать, чтобы наблюдать за их «дружеским чаепитием» из первых рядов. «Британцы, что с них взять,» — пожимает Джо плечами каждый раз, как Бутчер вытворяет очередную херню, за какую ему в самый раз просиживать штаны на пожизненном как можно дальше от нормальных людей и общества во имя всеобщей безопасности.       После дружеского визита к парню они обязательно навестят скучающего папочку Джолин, чтобы Билли исполнил её давнюю детскую мечту — отхуярил старика и оставил того бессильно лежать на полу размазывать по лицу кровавые сопли, да удавливаться слезами. Пусть валяется, наслаждаясь незабываемым и захватывающим сотрясением, когда мозги, кажется, превратились в размазанную по стенкам трещащей черепушки отбивную. Прям как она много раз прежде. Что, совсем не те ощущения? Уж слишком сильно отличаются от тех, какие он получал, избивая свою беспомощную дочь до потери сознания, когда после она не могла не то, что встать, а даже пошевелиться оказывалось до безумия больно и хотелось просто-напросто тихонько сдохнуть на месте, чтобы за свой плач не огрести ещё раз? На это ей хочется только усмехнуться ему в разбитое лицо и весёлым голоском произнести, прежде чем уйдёт под ручку с Бутчером: «Давай, больше поплачешь — меньше пописаешь. Люблю тебя, папуль! Не скучай! Мы обязательно ещё тебя навестим!»       Едва они вернутся из гостей и переступят порог дома Мясника, Джолин набросится на того и сдерёт с него цветастую гавайку, перепачканную в крови её папочки или парня — или их обоих сразу — попутно впиваясь в потрескавшиеся сухие губы с голодным поцелуем. Густая борода будет до безобразного приятно царапать ей лицо заводя её лишь сильнее и ничуть не отпугивая. Затем Билли сам не заметит, как малышка Джо повалит его на диван и, забравшись сверху, будет трахать до тех пор, пока он сам не попросит её остановиться! Романтично, что пиздец.       А что до Билли? Он знает, что он самый обмудистый обмудок из всех и его это ничуть не парит. Миру нужные такие люди, а не ссыкливые белоручки, боящиеся слово лишнего сказать и готовые отсасывать суперам за их ахуенность и то, чтобы те всё делали вместо них. С ума его сводит другое. Оно же ежеминутно грызёт изнутри. У судьбы и впрямь больное чувство юмора, раз теперь он буквально копия человека, которого до измождения, до слепящей, обволакивающей ярости ненавидел. Между ним и его папашей стоит почти что знак ровно, разве что он своих детей не пиздит и ради забавы не напаивает их до состояния, что желудок выворачивается и через глотку проталкивается… Ведь у него просто-напросто нет детей.       Зато есть Джолин. Как и Хьюи, она бегает за ним, будто забавный маленький щеночек. Только если пацан может пойти ему наперекор, то вот малышка Джо… она не Хьюи и не Бекка, и не Ленни. Ей не затолкать Бутчера в ошейник с шипами внутрь и не удержать поводок от него в руках, когда Мясника вновь приспичит перебить пару-другую суперов или вытворить что похуже. Он знает это. Прекрасно понимает в какое дерьмо тянет Джо следом за собой, и при этом не может — или скорее просто не хочет, верно, Уильям? — отпускать её, держать от себя подальше на безопасном расстоянии. По причине, которую ему говорил, наверное, каждый: «Ты, сука, конченный эгоист, Мясник!» А он всегда с гордостью отвечал: «Хуже, лапушка, я ещё и ахуенный манипулятор. Люблю, знаешь, подёргать за ниточки чужих слабостей и желаний.» А сам ночами спать не может от навязчивых мыслей о том, что будет, когда ебучий сукин сын Патриот узнает о Джо… Ничто не пугает его так сильно, как эти ночные размышления! В них никогда нет хорошего конца, один лишь беспросветный пиздец.       Он и сам не знал, зачем подобрал Джолин. Сочувствие взыграло в одном месте или ещё что? Зато теперь у него было что-то вроде семьи. Такой странной, если подумать, и не самой нормальной… Он не хотел и не пытался играть в приёмного папочку, и всё равно именно этим и занимался, сам того не осознавая. Вся эта херь вроде потрепать по плечу, разворошить волосы, затискать грубой неаккуратной лаской. И всё это под матерные нравоучения, наставления, поддержку вроде «утри сопельки, родная, скоро всё будет нормально». Чем не типичный отец? У них даже подобие семейных посиделок имеется — играть по вечерам в карты на стопки бурбона. Просто сидеть вместе на диване, болтать о всяком и подбухивать, прикрываясь игрой. Бутчеру нравится бурбон и не нравится видеть, как спивается Джо, просаживая мозги и печень, поэтому мотивации выигрывать раз за разом у него в избытке. «Дай сюда, — так он обычно забирает карты из её рук. — Кто тебя только тасовать учил? У карт скоро голова закружится и они там все проблюются друг на дружку. Смотри как надо…» После Джолин если и выигрывает, то скорее вопреки стараниям Мясника. Она знает, что он то ещё жульё и если бы хотела, уже давно поймала бы его за руку раз так двести. Но ей… не хотелось. Не хотелось мешать ему по-своему заботиться о ней.       Спустя несколько часов таких посиделок ужранный в говнину Билли завалился спать на диване, а просыпался с подушкой под головой и заботливо укрытый пледом. На столе его ждали предусмотрительно оставленные вода и таблетки, и пустая бутылка из-под бурбона с липким стикером на ней «в следующий раз найдёшь её у себя в жопе».       «Заботливая девочка Джолин…» — усмехался он сквозь боль в раскалывающейся надвое голове.       И всей этой по-особенному очаровательной, по-бутчеровски ахуенной идиллии нужно было пойти по борозде… Джолин не рассматривает его как отцезаменителя, ей это уже нахер не упало. У неё приятно зудит между ног и бельё промокает каждый раз, как Билли открывает рот и говорит свои гадкие бла-бла-бла. С другой стороны, может, сама того не осознавая, она всё же видит в нём тот отцовский идеал, о котором всегда мечтала. Хрен его знает, что творится в её женских мозгах, регулярно взбиваемых сперва любящим папулей о стенку, а затем и ёбырем-супером. В любом случае, Мясник и сам не знает, какого хрена между ними происходит: играет ли он в опекуна, взявшего к себе под крылышко бедную девочку, или всё далеко не так благородно и красиво, как хотелось бы…       Одно он знает наверняка — да и Джолин, походу, тоже — по ним обоим плачет если не Фрейд, то серьёзный мозгоправ уж точно. И целый список колёс, если уж на то пошло.