И шëпот сердца укажет мне маршрут

      

***

       Трава безжалостно сминалась под ногами, Хуа Чен не обращал внимания, он знал, что уже близок. Волшебный лес, растянувшийся на тысячи километров во всех четырёх направлениях, заслуженно казался путникам непроходимым, но, к счастью, Хуа Чену и не нужно было проходить его полностью. Нет. У парня была совсем другая цель. И эта цель вела его вперëд также, как чутьë вело бы опасного хищника.        А он и был хищником вышедшим на охоту. И его добыча была близко. Он выследил её по характерному запаху крови, затерявшемуся среди цветов. Он вычислил её по следам, которые никто не пытался скрыть. Вычислил по чуть примятой траве. Хуа Чен давно считался лучшим. И от него уже достаточно давно никто не мог ускользнуть. Он остановился у самой границы и прищурился. Единственный глаз слепило от переизбытка оттенков. Старейшины предупреждали его: по преданиям сердце леса являет себя лишь самым достойным, а отпускает...        Но Хуа Чен справедливо считал себя достаточно стойким для того, чтобы попытаться.        Перед глазами его простиралась огромная поляна, словно кольцом, окружëнная вековыми деревьями. Здесь даже пахло по-другому. Магия сосредотачивалась здесь в каждой пылинке, каждом, переливающимся всеми возможными цветами лепестке. И это зрелище одновременно захватывало дух и лишало земли под ногами. Поляна давно поросла травой и была усеяна самыми прекрасными полевыми цветами. Их нежные бутоны перешëптывались тихонько по велению ветра, и ничего пока ещё не нарушало их покоя.        Хуа Чен нахмурился снова, невольно опуская ладонь на рукоять Эмина. Возможно ли, что повелитель ветра был где-то поблизости? Необходимо было быть особенно осторожным. Предания гласили, что повелители стихий серьëзные противники. Но не это пугало Хуа Чена. Если верить преданиям, то после смерти повелителя его элемент выходит из под контроля до тех пор, пока не появился новый достойный такой ответственности дух. Хуа Чен был вполне уверен в себе и своих силах, но он вовсе не хотел лишних жертв и катастрофы были ему совсем ни к чему.        А потому он попытался сосредоточиться. Он знал, что тварь где-то здесь, он шëл по её следам несколько суток и точно не мог ошибиться. Несмотря на позднюю ночь на поляне было очень светло. Полная луна озаряла все вокруг своим блеклым нежным и словно ломким светом. Хуа Чен ещё раз осмотрелся, но пока не стал выходить на свет, предпочитая оставаться в тени, под защитой пышных, раскидистых ветвей.        И вдруг периферией зрения он уловил, как что-то зашевелилось нам, в самом центре поляны. Видимо до этого существо валялось на земле, полностью скрывшись в высокой траве. Движение повторилось, и Хуа Чен сосредоточился, готовый к решительному броску. Старейшины рассказали ему достаточно для того, чтобы выполнить задание. Свет луны стал ярче, ветер усилился и Хуа Чен понял. Начинается.        В один миг все находящиеся на поляне цветы распустились. И их нежные лепестки, по мановению руки начали обращаться в драгоценные камни. Всё такие же тонкие, хрупкие, беззащитные, но уже не живые. Их пыльца заплясала в лунном свете, словно тысячи маленьких-маленьких звëздочек закружились в воздухе. "Почти как снег" — Подумал он с усмешкой, но не решился не признать, что сердце его на миг замерло от этого зрелища. Что-то необычайно важное, почти судьбоносное происходило сейчас на его глазах.        С трудом опустив взгляд, Хуа Чен заметил, что трава тоже изменила свой лик. Стала острой и ломкой, обратившись в тонкие с зелëным отливом лезвия. И вдруг всë застыло. Ветер стих. Прекратила свой танец звëздная пыль. И отчаянный крик словно зов о помощи разнëсся по лесу. Он вспорол тишину точно также, как острый меч в одночасье вспарывает кожу. Захватывающе и пугающе. Существо кричало, хваталось окровавленными руками за траву, и Хуа Чен мог слышать, как под пальцами его хрустели лезвия. Существо кричало и... Этот крик, этот голос отчего-то показался Хуа Чену смутно знакомым.        Но он тут же попытался отринуть от себя эти глупые мысли. На мотыльков он охотится впервые. А существо между тем вскинуло на миг голову, тут же снова потерявшись в траве. Взгляд зацепился на миг за длинные каштановые волосы, но не сумел рассмотреть больше. Превращение продолжалось. В абсолютной тишине было хорошо слышно, как ломались кости, как рвалась от напряжения кожа, как стекала на землю кровь. Кровь.        Кап. Кап. Кап.        Металлический запах заполонил воздух, и рука неосознанно сильнее сжалась на рукояти Эмина. И хоть Хуа Чен понимал, что пока находится вне опасности, телу сложно было что-то объяснить. Адреналин бушевал в крови, а сердце не находило места. Что-то уродливое, что-то неправильное ощущалось в происходящем. На миг, Хуа Чен почувствовал себя злодеем, но тут же отринул все подобные мысли. У него не было права сомневаться. И он вновь сосредоточился на твари.        Все инстинкты воина всполошились, чтобы взять контроль над телом. Каждая мышца, каждый нерв, каждая клеточка тела. Всё в Хуа Чене замерло от напряжения. Всё было готово к атаке, и не важно, что придётся делать ему в следующий момент: защищать или атаковать. Крови становилось настолько много, что знакомый вкус начал горчить на языке. А существо всё не успокаивалось, оно металось от боли, словно обезумевшее, лишь нанося себе новые раны. И что-то дикое, что-то тëмное поднималось из самых глубин души.        Это что-то шептало, что Хуа Чену нравятся его страдания. И от мыслей этих стало почти физически тошно. Даже если перед ним сейчас был вовсе не человек, Хуа Чен боялся своей реакции. Он столько раз твердил себе, что совсем не такой. Что он не похож на отца но... Но этот яд был в его крови. Он струился по венам вместе с нечеловеческой силой и безумной удачей.        Хуа Чен не знал, сколько длилась эта пытка на самом деле, каждая секунда в его сознании растягивалась до бесконечности, и отчаянная красота момента не имела никаких пределов но... Существо вдруг рассыпалось на несколько сотен серебряных, почти невесомых, бабочек. Разлетелось во все стороны. А после бабочки рассыпались, чтобы присоединиться к звëздной пыли. Всё вдруг закончилось в один момент, словно оборвалась крепко накрепко натянутая нить. Словно по щелчку пальцев остановилась вселенная. Вспышка, у которой не было конкретного источника, озарила всё вокруг, и после мучительной секунды тишины, всё вернулось на круги своя. Зашелестела мягкая молодая трава, закрылись, засыпая, бутоны.        Подождав ещё пару секунд, Хуа Чен сделал решительный шаг вперëд, и увидел, юношу. На вид совсем ещё мальчишка, он приподнялся на дрожащих руках, и Хуа Чен увидел его бледные, залитые лунным светом плечи. Каштановые локоны поскользили по спине от неосторожного движения. Юноша повернул голову на звук чужих шагов, и их с Хуа Ченом глаза встретились. И электрические импульсы пробежались по телу. На миг. Один. Короткий. Миг. Хуа Чен засомневался. Но хрупкие, словно тончайший лист бумаги, полупрозрачные крылья с отблесками серебра, растущие откуда-то из костлявой спины привели в чувства.        Тварь. Безумно красивая. Безумно знакомая тварь. У Хуа Чена нет поводов для сомнений, потому что на кону стоит слишком много. А потому, запрещая себе забивать голову, Хуа Чен решительно подходит ближе. И цветы ломаются под его безжалостными сапогами. А юноша смотрит на него внимательно но устало, слишком обессиленный после мучительного превращения. Веки его то и дело подрагивают от напряжения, и Хуа Чен понимает, что ему сложно оставаться в сознании, он не окажет сопротивления. Легенды гласили, что после кровавой луны, твари обретают свою истинную силу. Видимо, не так сразу. Это Хуа Чену на руку.        Он садится на корточки и грубо хватает юношу за шею, тот шипит, но покорно прикрывает глаза, принимает своë положение. Его обнажëнная кожа обжигает пальцы и немного сбивает с толку, Хуа Чен не так уж и часто прикасается к кому либо. Особенно так до странного интимно. Кожа к коже. Пока тварь ещё не пришла в себя, Хуа Чен собирается с мыслями и вырезает символы заклинания прямо на коже. Это должно удержать тварь в плену, лишить еë всех магических сил. Тварь не дëргается. Лишь дышит глубоко и хрипло.        Покорный...        Хуа Чен чувствует себя странно, словно неуместная тяжесть концентрируется в груди, но всë же, он надеется, что так и продолжится.