Рита

У соседей наверху странная возня: двигают мебель, ходят туда-сюда, говорят будто громким шёпотом. Их входная дверь хлопает по два раз за полчаса. Я живу здесь пару лет, людей сверху почти совсем не знаю. Кажется, пожилая женщина, её дочь и какой-то мужчина в совершенно неясном родстве с ними. Звуки тревожные, ведь с чего бы этой тихой семье устраивать шумный праздник с толпой народа. На праздник не совсем похоже. Может, переезд? Я живу один. Почти один. Раз в неделю ко мне приходит помощник – вынести слишком тяжелый мусор, принести продукты, проверить, всё ли в порядке. Моя квартира на первом этаже в доме с удобным пандусом, магазином поблизости и зеленой территорией вокруг. Мне повезло, и на своих колёсах я могу легко выезжать в город, не мучаясь с лестницами и теснотой новых районов. Около семи в дверь позвонили. Неожиданно. Проверяющие газовое оборудование обычно предупреждают заранее. Да и рабочая смена кончилась, собственно. Помощник обычно приходит в другой день. Соседи редко меня о чем-то спрашивают. Дом недавно отремонтирован, квартиры проданы приличным людям, с потолка не течёт, ключи оставляют надёжным друзьям. Хорошо, сегодня день суеты и удивлений. Не хотят ли люди сверху пригласить меня экспертом по кофейным коктейлям? - Здравствуйте, - на пороге стояла та самая дочь пожилой женщины, лет ей было за сорок, ухоженная, при макияже, но растерянно бледная. Позади неё – трое габаритных мужчин в кожаных куртках с лицами статуй, какие обычно ставят около вечного огня или на месте воинских захоронений. Я поднял брови, поздоровался. Улыбнуться мне не позволили глаза женщины, уж очень странным было их выражение. То ли испуг, то ли смущение. Но она улыбнулась – уголками губ, вежливо. - Простите, пожалуйста, - голос тихий, чуть хриплый, но очень приятный. С такими голосами обычно молчат на работе, сидя за компьютером, но ласково разговаривают с домашними. Или же, напротив, дама работает врачом и успокаивает пациентов. – Простите, я понимаю, что это странно, но не мог бы у вас в квартире постоять гроб с телом. Есть выражение «открыть рот от удивления», сейчас редко кто делает это буквально, но я невольно сделал. - Ведите ли, – продолжала соседка – Рита умерла по дороге сюда, у нас в доме много народу, нам негде спать. Тело просто побудет у вас. У вас ведь две комнаты, верно? Не знаю, чему я удивился больше – экзотичности просьбы или осведомленности о планировке моей квартиры. Впрочем… квартиры ведь типовые. - Хорошо, пусть постоит – я легко согласился, потому что, наконец, понял причину всей сегодняшней суеты и душевное состояние моих внезапных визитёров. Я не проецировал их горе на себя, не вообразил смерь кого-то из близких, просто мне захотелось помочь, захотелось быть полезным, не так уж часто мне это удаётся. Гроб занесли, поставили, тихо поблагодарили и ушли. Вообще без причитаний и церемоний. Вот просто поставили, будто новую, заказанную из онлайн-магазина мебель – гроб. Я был спокоен, даже равнодушен. У многих на столе стоят цветы в вазах, а у некоторых дома украшают даже чучела животных и птиц. «Украшают» - люди так думают, то есть они привыкли. Поужинал пловом с курицей, сварил кофе, выкатился на балкон с чашкой и сигарой. Я редко курю, но эстетично. Вдруг струю дыма потянуло внутрь, в комнату. Эээ! Ветер? Я обернулся и мой взгляд таки упал на гроб. Теперь любопытство не хотело меня покидать. Погляжу-ка, кто такая эта Рита. Скорее всего, старушка, ехавшая навестить родственников и не вернувшаяся в родной город. Нет же. Девчонке было лет шестнадцать. Стройное тело, гладкие волосы и невероятно густые ресницы глубокого чёрного цвета. Она вся – как кукла из бархата и шёлка, живые девушки так не выглядят. Не мог я представить её с насморком и температурой, говорящей эти ничего не значащие слова-мусор, спорящей с мамой до слёз. Да, я не знал её, но мне хотелось включить воображение, почувствовать, о ком плачут мои соседи. Не получалось. Просто идеальная мёртвая красавица. Даже не спящая. Меня не интересовали женщины. Мне было 12, когда автобус попал в аварию. Я равномерно рос, взрослел, но не проявлял к противоположному полу никакого интереса. Попросту не знал, надо ли. Слишком много проблем со здоровьем, школой, университетом, переездом – не до женщин. Я оставил лампу в комнате с гробом, как бы в дань уважения, вместо свечи…. Почему они всё же оставили гроб в чужой квартире, неужели на похороны собралось так много народу? Лежал в кровати час и не мог уснуть. Не от горьких мыслей о судьбе человеческой, не от мистического страха, но от не веданных прежде романтических грёз. Ну, то есть как романтических – Рита была сейчас самым красивым предметом в моём доме, её платье походило на свадебное, гроб блестел, белая ткань его внутренней обивки казалась неимоверное мягкой. Непримечательную комнату со стандартными шкафами и креслами легко оживит птица в клетке. Всякий вошедший будет смотреть именно на неё. Маленькое цветное пятнышко среди статичной скучной кубатуры. Гроб стоял на полу. Чтобы разглядеть лежащую в нём девушку, нужно было наклониться. Я сполз с инвалидной коляски на пол и сел рядом с гробом. Минут двадцать я просто смотрел. Заворожено. Любуясь. Наслаждаясь. Когда автобус переворачивался, я не ощущал ужаса. Помню только попытки удержать свои руки и ноги на месте. Никакой боли. Последнее воспоминание: я лежу рядом с хрупкой девушкой у неё мягкие черты лица и длинные пушистые ресницы. Она была последней точкой в моей беззаботной жизни, последним воспоминанием о ничем не испорченной красоте. Потом пришла боль. Чужие слезы, ставшие моими. Новая роль, которую пришлось принять. В течении небольшого промежутка времени я хотел узнать, что случилось с той девушкой, но потом забыл, так как боролся за своё место в этом мире. Вот так же и Рита лежала передо мной – спокойна и красивая. У неё такие же чудесные ресницы. Я взял её руку – конечно же холодную, но от этого не менее красивую. Всё еще не верится, что она была живой девушкой, а не искусной подделкой. Есть ли что-то под её платьем? Я аккуратно поднял подол, стараясь ничего не помять. Прямые стройные ноги, а выше… её вскрывали - длинный, грубо зашитый шрам от груди до низа живота. Но даже это не делало Риту омерзительной человеческой оболочкой. Шрам был её органичной частью, как рот или ухо. Меня не покидало ощущение, что она рождена мёртвой, созданной для того, чтобы вечно спать в красивой гробу. Мне захотелось достать её оттуда. Да, я хотел её. Никто вас не осудит, если вы захотите новые часы, автомобиль или костюм. Никто вас не осудит, если вы с первого взгляда страстно влюбились в женщину, то есть вы ещё толком ничего не знаете о её характере и привычках, а уже сходите с ума и готовы весь мир положить к её ногам. Я тоже ничего не знал о Рите, кроме того, что она была идеальна. Вы спросите про взаимность, общение и будущее? А как же тогда любовь к молчаливым, кротким женщинам, чьё мнение вы не торопитесь знать? Нельзя было целовать Риту, не размазав макияж. Нельзя было залезть в узкий похоронный ящик, вытащить девушку оттуда я тоже побоялся. Можно было гладить её, изучая каждую деталь восхитительного тела – сухого, прохладного, беззвучного. Можно было гладить её рукой себя – там, где хотел, периодически проваливаясь в приятную анестезию сознания. Тело ноет, поёт внутри на неслышимых частотах. Такая тонкая дрожь в груди, животе и ногах. Нет, я не исцелился, мои ноги не совсем бесчувственны, у них могут быть судороги, только не всегда столь приятные. Не знаю, сколько было времени, когда я вышел из волшебного транса. Добрался я до кровати ползком и уснул без снов. За покойницей пришли в семь утра. Никто ничего не спросил и не заметил. Моя яркая птица в клетке, мой букет белых роз в прозрачной вазе, мой радостный день в череде унылых будней. Мы часто говорим, что не ценим людей при жизни, а после смерти ценим ли?