Ich mag dich lieben.

Дорис плакала. Слезы стекали по щекам девушки, вокруг глаз её расползлась недавно нанесённая тушь. Она сидела за фортепьяно, поочерёдно надавливая пальчиками по клавишам. Но это не имело смысла, оттого Дори и рыдала - некогда любимое дело больше не приносило девушке успокоения, радости. Казалось здесь она окончательно поняла, что потеряла частичку, себя за последний месяц. В её глазах отчаяние, привычное чувство полной безнадёжности. Такая бедная и жалкая, кое-кого напоминающая своим состоянием. Но глядя на себя в зеркало, девушке нравилось лицезреть свой тяжёлый и отчаянный образ. Дорис приопрускает крышку инструмента и, встав с места, проходит пару кругов по комнате, что утратила уже свой прежний вид. Почти все самые необходимые вещи были сложены в чемодан, что стоял у двери. Девушка уезжает сегодня вечером. Декабрьским вечером, когда снега ещё практически не было, но морозы уже постучали в дом каждого жителя города. Она уезжает по собственной воле. Не так сложно было отпроситься на время в мюнхенский пансионат для девушек, пока от союза немецких Fräulein не поступило бы предложение о годовой отработке. Дорис с тяжёлым сердцем собиралась покинуть не только дом, в котором она провела всю свою жизнь, но и родной город, столицу страны. Однако, другого варианта она попросту не видела. Дорис не могла больше существовать в месте, напоминавшем о её преступлении. Не могла дальше девушка каждый день видеть брата, чья судьба до сих пор не была определена. Оставалось только убежать подальше, бросить всех, укрыться в более безопасном городе, пережидая все неприятности. В глубине души ниточка ее яркого патриотизма оборвалась. Дорис отчасти желала, чтобы всё поскорее закончилось и они зажили, как и прежде. Девушка всегда избегала проблем. В этот раз ничего не поменялось. Вот она уже стояла у порога, одетая в синее пальтишко. Облокотившись о стену Дорис прикрыла глаза, в последний раз прочувствовав запах родного дома, которого уж точно никогда не забудет. Отец в гостиной кричал по телефону, что слышно было аж во всём доме. Неожиданно для девушки из-за угла незаметно прошмыгнул Винсент, которого Дорис всячески избегала. Мальчик даже толком не знал, куда собирается его сестра. – Ты надолго уезжаешь? – Спросил он, осторожно подергав край пальто девушки, дабы привлечь её внимание. – На год в Мюнхен. Винсент ненадолго задумался, нахмурив тёмные брови. – Значит на два-три? Как обычно мальчик был проницателен. Ведь действительно, Дорис планировала задержаться в новом городе как можно дольше. – Да, наверное. – Привезёшь фотографии? Я слышал, что в Мюнхене всё намного красивее, чем здесь. Оба понимали, что никакие фотографии девушка уж точно с собой не привезёт. Они не были уверены даже в том, что когда-либо ещё встретятся. – Да, конечно. Дети замолкают. Они стоят неподвижно минуты две, не в силах взглянуть друг другу в глаза. Наконец Винсент подходит ближе к сестре и обнимает её за плечи. Дорис поглаживает брата по волосам, напоследок стараясь до конца жизни отпечатать в памяти их форму. Девушке подсказывали сестринские инстинкты, что в скором времени мальчик изменится. Что не будет его кудрявых волос, что станет он ещё худее, хотя казалось бы, куда больше? И не сможет он проводить дни в своей комнате, беспрерывно читая книжки, да сочинять текста либеральных речей. Они не могли больше плакать, хотя очень хотели бы. Вместо этого дети наконец прощают друг другу все свои обиды, перестают бояться, они жалеют, что не сделали этого раньше, но лучше уж позже, чем никогда, ведь так? Дорис целует лоб брата, пока тот всë крепче обнимает девушку. Они прощаются, ибо скоро придёт отец, дабы проводить дочь. – Держи. И никогда не забывай меня. – Дори передаёт Винсенту небольшую фотографию размером с кулак. На ней портрет девушки. Она улыбается, стоя на фоне школьного здания. Фото было сделано год назад, когда Дорис успешно поступила в новый класс. Мальчик берёт подарок, лихорадочно запрятывая его в карман брюк. – Спасибо, Fräulein. А потом они разошлись. В коридоре наконец появился отец в форме. Взяв весь багаж на себя, мужчина повел девушку до вокзала, где уже в скором времени должен был примчаться поезд до Мюнхена. Выйдя на улицу Дорис в смотрит в окно комнаты брата. Он стоял, слегка прикрытый шторой, и глядел на сестру. Та улыбнулась ему в последний раз перед тем, как пойти вслед за отцом. Через час девушка стояла одна с небольшим чемоданчиком у вокзала. Отец по просьбе дочери попрощался и оставил её одну. Дори наматывали круги по заснеженным дорожкам, оставляя за собой небольшие впадинки в виде следов. Девушка слегка мёрзла, ни головного убора, ни перчаток. Маленькие снежинки падали с ночного, серого неба, оседая прямо на золотистую макушку. Дорис высоко ценила такие моменты, когда она одна, предоставлена самой себе. Девушка совсем скоро окажется в новом, непривычном для себя месте, а в голове всё равно одни лишь мысли о недавних событиях. Столько всего навалилось, Дори не была уверена, что смогла бы пережить всё это, находясь в Берлине. Но уже через несколько часов она начнёт новую жизнь. Одному Богу только известно, будет ли она счастливой или нет. В вагоне поезда тепло и пахнет пивом. Девушка на своём месте вглядывается в соседей на ближайшие часы. Здесь довольно шумно, но это не сравнится с городской суетой. Нет, здесь всё как-то по-родному. Вон мать на соседних койках успокаивает своих малолетних детей, неподалеку трое мужчин играют в карты, поочередно захлебываясь алкогольным напитком. С виду добрый пожилой человек в форме решает кроссворды. Все заняты делом, только одна Дорис бездумно всматривалась в лица каждого пассажира, задаваясь вопросом: «А куда они собственно направляются?» По каким причинам эти люди покидают одно место и переезжают на другое? Почему-то девушке всё время чудилось, что об её проступке все знают. Дорис то и дело подолгу обращала внимание на людей, которые опустили на неё короткий взгляд, думая о том, относятся ли к ней враждебно или это просто выдумка? Страшно жить с мыслью, что в любой момент тебе может что-то просто «привидеться». Искажённая реальность, не являющаяся действительностью. Безумно жутко. Но сейчас девушка старалась как можно быстрее расслабиться и поспать эти три с половиной часа до Мюнхена. Напротив неё взрослая женщина поправляла макияж. Она так ярко улыбалась, освещая своим лицом окружающее пространство. Она напомнила Дорис о тёте по папиной линии - Кроне. Та жила в Польше, в городе Кракове. Незамужняя, свободная, по выходным ходившая по театрам. Многие члены семьи традиционно не любили её, то ли завидуя свободной жизни женщины, то ли просто не поддерживали её взгляды и поступки. Девушка видела Крону примерно раз в полгода, когда ей с братом было разрешено приезжать к родственнице. Те дни всегда были наполнены исключительно теплом, роскошью. Дорогие вещички, украшения, машина и квартиры, коих было всего три в её распоряжении в Польше. Дорис всегда мечтала стать похожей на Крону, уж очень девочку привлекали мысли о роскошной жизни без мужа и детей. Через несколько часов в поезде огласили высадку. Сонная Дорис взглянула в окошко, за которым была одна лишь кромешная тьма, за исключением только разве что ярких огоньков, мелькающих вдали. Она выходила, но некоторые люди всё ещё оставались, они покинут поезд только когда доедут до конечной. Полчаса прошло с момента, когда поезд отъехал, но девушка всё ещё стояла у рельс. Позади неё – вокзал, открывающий дорогу в новый город. Город, который богат своими достопримечательностями, прославившийся во времена новой Германии Мюнхенским соглашением. От него веяло искусством и некой легкостью. Для Дорис он был первым шагом к настоящей свободе. Здесь нет отца, для которого ты обязана следовать правилам, нет матери, чье тело не обретёт покой в земле. Самое главное, что в Мюнхене нет брата, а значит и нет поводов для бесконечных волнений. Теперь девушке не нужно заботиться о Винсенте, из-за дня в день наблюдать, как он постепенно чахнет от давления отца. Теперь вовсе не стоит волноваться о его положении в обществе антисемитов. Не нужно больше напоминать себе, что он еврей. Вскоре девушка всё же ушла с вокзала, направившись прямо в самое сердце Мюнхена. Город и в правду произвёл огромное впечатление на Дорис. Только выйдя на улице её встретили не серые, темные улицы, как в Берлине, а цветные и яркие проспекты и районы. Всюду горели огоньки, несмотря на позднее время довольно много людей бродили по улицам. С одной стороны юноши в военной форме СС, с другой миловидные семьи и влюблённые ребята, под ручку шагающие по центру Мюнхена. Вокруг множество магазинчиков и ларьков, картину дополняли высокие башни с остроконечными верхушками. Дорис впервые поражалась красоте города. Она шла с искренней улыбкой, голубенькие глазки девушки блестели от радости. Она точно знала, что это именно оно, счастье. Позабыв о всех правилах Дорис громко смеялась, кружилась, рассматривая всё вокруг и просто наслаждалась моментом в жизни, который ещё надолго запомнит. Потому что именно сейчас девушка была по-настоящему счастлива. Через минут десять Дорис удалось отыскать ближайший канторный пункт, откуда та могла позвонить людям, которые принимали её ненадолго в свой дом на время обучения. Из них Дорис знала в лицо только одну Frau в возрасте, разведенную женщину. В кантоне сидели двое мужчин лет тридцати на вид. Они курили и играли в карты, заполняя пространство дымом и нецензурной бранью. – Тебе годов-то сколько, девочка? – Спросил один из них, когда Дорис зашла внутрь и заявила о своей просьбе. – Неместная небось? – По набегут сначала в свои столицы, а потом обратно, лишь бы поближе к фюреру. – Подхватил второй, кашляя через каждое слово. – Мне шестнадцать, не могли бы.. – Шестнадцать? Деточка, в такие годы уже и о муже думать надо. Кто по-твоему солдат для Вермахта рожать будет? Крысы жидовские? – Перебил девушку один из мужчин. – Ты вон, баба нехилая! – Он оглядел Нахтнебель с ног до головы, ухмыльнувшись. – Проблемок-то с этим не должно быть, если не потасканная ещё. – Да что вы.. – А ты не спорь, дурочка! Давай уже, что там нужно тебе было. На этом их колкий диалог был окончен. Дорис вынула из кармана деньги взамен на трубку для телефонного звонка. Дождавшись ответа, девушка тотчас же выскочила из канторы, показательно громко хлопнув дверью, чуть ли не выбив ее. Она понемногу успокаивалась, вдыхая свежий уличный воздух. Спорить с такими личностями было бесполезно, всё равно ничего так и не решилось бы. Но как же обидно порой выслушивать подобное! Квартиронанимательница сообщила, что скоро подъедет к нужному адресу, так и случилось ровно через семь минут, когда из новенького седана вышла та самая Frau Розенвальд. – Здравствуй, милая! Бога ради, прости уж дуру старую, ты ж тут одна бедняжка на морозе, ещё и с вещами. Тут папенька твой звонил, всё спрашивал, как дорога. – Добродушная женщина взяла у Дорис чемодан и пристроила его около места шофёра, где никто не сидел. – Уж не смейте Вы корить себя. Здешние мужчины не удосужились даже помочь с вещами, что уж говорить о возможности предложить девушке головной убор. – Вот подлецы треклятые! Ты, дорогуша, внимания на бестолочь не обращай. Эти вон, уроды пьяные, да старые. – Женщина с презрением махнула в сторону канторы. Одним словом - Abscheuliche. – А зато молодняк-то какой! Воспитанные, красивые, сами в армию рвутся, да за каждой Fräulein ухаживают лучше, чем за собой. Вы не сердитесь сильно, у нас на деле в Мюнхене почти все добрые. Розенталь всё продолжала рассказывать то о молодёжи, то о городе, то об образовании. Дорис молча слушала, изредка поддакивая женщине. Она наконец-то могла погреться в машине. Минут через пятнадцать, шофёр остановился у многоэтажки. Мужчина помог донести чемодан до второго этажа, где, собственно, и располагалась пяти четырёхкомнатная квартира хозяйки. – Дорогая, устала небось? Тебе б поспать надобно. Давай я тебя накормлю быстро, а потом уже и в постель. Поблагодарив женщину, Дорис повесила пальто у входа и присела за стол. К этому моменту из гостиной вышел мужчина лет сорока на вид. С газетой в руках и умным взглядом он присел за стол, что-то постоянно подчёркивая карандашом на бумаге. – Ой, знакомься, дорогуша. Это один из твоих соседей, уважаемый человек, профессор Бегтели. Мужчина поднял голову от газеты, до этого он, кажется, вовсе не замечал присутствие за столом девушки. Профессор широко улыбнулся, осторожно взял Дорис за кисть руки, оставив на ней лёгкий поцелуй. – Ну-с, рад знакомству с юной Fräulein Нахтнебель, я о многом наслышан о Вашем папане. – Взаимно, Herr Бегтели. За окном полил дождь, Дори во время успела укрыться в доме. Ужин прошёл более чем интересно. Мужчина решил отпраздновать приезд новой соседки в честь чего открыл бутылочку шампанского. Розентальн с радостью разлила всем сидящим по бокалу. А профессор всё болтал и болтал о правительстве, о войне. – Клянусь, ещё немного и немецкий народ распространится по всему Востоку! Вы только подумайте, что бы там не говорили французы, все они боятся армии Вермахта. Совсем скоро уже наступит великое время в истории! А потом они пили за избавление от цепей Версальского договора, даже смеялись и смущались в небольшой, но интересной компании. Разошлись они толком через час, когда в дом постучали. Frau побежала открывать. На пороге стоял молодой юноша. Невысокого роста, промокший, но с виду радостный. – Благодарю, любезнейшая. Как не вовремя пошёл дождь, а мне срочно нужно забрать свои вещи. – Да будет тебе! Пойди останься с нами, как не родной, ей богу. – Женщина взяла юнца под руку и потащила за стол. – Выпей с нами, не видишь что ли, у нас в гостях Fräulein. – За Fräulein я всегда готов выпить! – Парень рассмеялся, усмешку подхватили и остальные, кроме Дорис. Незнакомец присел рядом с девушкой. – Будем знакомы, Генрих Бегтели. После этого юноша, подобно своему отцу, обхватил руку Дорис и, осмотрев и потрогав её пальцы, поцеловал кисть руки девушки, не сразу отпустив её. Его серые, туманные глазки блестели, будто бы заигрывая. – Дорис Нахтнебель. Вы, как полагаю, родственник профессора? – Сын, всё верно, Fräulein. – Ладно вам, ребятки. Дорогая, ты бы пошла прилегла. Устала же. – Вмешалась женщина в разговор, понемногу убирая со стола. Согласившись с хозяйкой, Дорис, попрощавшись со всеми, пошла к своей новой комнате. Та была практически полностью пустой, будто бы недавно вынесли все вещи человека, что умер в этой комнате. Напротив двери расположилось небольшое окошко, рядом застеленная кровать и рабочий стол. Чемодан разбирать не было сил. Не переодевшись, девушка только заперла дверцу и улеглась в постель, сразу же уснув.