Ich mag dich lieben.

Дорис фон Нахтнебель никогда не зацикливалась на чем-либо, всё ей давалось легко, либо же девушка быстро преодолевала трудности. Пока у неё не появился секрет. Тайна, не дающая Дорис покоя по сей день. Девушка с детства приняла для себя два правила, которыми руководствовалась ради спокойной жизни в семье. Правило первое: отец - глава семьи, который требует беспрекословного подчинения. Второе: мать никто не любит и не должен. С десяти лет Дорис посещала различных политиков, ученых-нацистов и прочих противников всего еврейского, да славянского, посему та искренне стала предана вере антисемитизма. К тому времени, как девочка начала осознавать себя, в Германии стало запрещено слушать по радио новости из других государств, коммунистические газеты и передачи активно закрывали, а их авторов разбрасывали по концентрационным лагерям, как зёрна в землю. Дорис не знала другого пути, кроме как принять расизм. По большей части не из-за отсутствия выбора, а по причине страха и уважения к отцу. За последние три года, с того времени, как началось активное её участие в свете, девушка почти не улыбалась. За редким исключением можно было увидеть приподнятые уголки её губ и сверкающие глаза. Сама по себе Дорис часто впадала в апатию, всё девушке становилось безразлично, а все вокруг приносили лишь одну печаль в её жизнь. Последнюю неделю дом не покидают скандалы, крики и неопределённые взгляды. Конечно, можно сказать, что нечто подобное преследовало членов семьи всю совместную жизнь, однако Дорис, как старшая из детей, чувствовала, что что-то определённо выбивалось из обыденной атмосферы. Родители поднимали крик, что был намного громче остальных, но если раньше можно было понять суть конфликта, только постояв у двери не более минут пяти, то теперь же самое главное не оговаривалось. Казалось, что те боялись открытого окна в прихожей, что уличный ветер поднёс бы их слова и разнёс по всем районам и дорогам, оповестил бы каждого жителя дома в Берлине. Раньше старшая дочь могла расспросить обо всём отца, но сейчас тусила перед ним. Дорис была приучена жизнью понимать всё по взгляду человека, поэтому сразу надумала, что ей откажут в просьбе. Сердце билось чаще на семейных застольях. Девушке всё мерещилось, как отец резко встанет и от злости своей и проткнет лицо матери ножом. Как глаза её переполнятся страхом, как тёмно-красная кровь струйкой растечется по скатерти, образуясь в небольшие лужицы. Дорис не боялась смерти Анны, та была ей более чем безразлична. Мать вызывала у девушки самое что ни на есть отвращение, жалкая и беспомощная, будто так и просит, чтобы её пожалели. Девушка терпеть не могла таких, как она. Тем более, женщина казалась Дорис необычной, а точнее сказать - ненормальной. Раннее утро. Начала нового дня. Непредсказуемого и пугающего дня. Дорис просыпается с невероятной головной болью, что преследует девушку практически всю жизнь. Организм у неё слабый, посему та часто болеет и плохо переживает незначительные для других симптомы. Из-за этого Дорис часто прогуливала учёбу, что ни разу не повлияло на её успеваемость, ибо девушка получает больше знаний на дому, нежели в учебном заведении. На часах уже десять утра. Время, когда дома никого не должно быть. Отец на работе, мать в магазинах, да на ярмарках, Винсент в школе. Последний пункт, однако, достоверным мог и не являться. Девушка понимала это, для чего и направилась прямиком в комнату брата. С детства Дорис, можно сказать, была самым близким его человеком. Рождение Винсента выпадало на тот период, когда у матери ещё были силы часами спорить с отцом. Так продолжалось первые четыре года, и чем дальше шло время, тем больше тускнела Анна от тяжкой семейной жизни, тем все ярче бытовые ссоры превращались в драку, тем суровее становилось жить в семье. Дорис же выполняла сестринский долг - обучала брата всему самому необходимому: читала книги, тренировала к поступлению в учебное заведение, пробовала учить игре на любимом инструменте, закрывала уши Винсента своими ладонями и уводила его в свою комнату, пока родители заводили новый скандал. Подобное не было для Дорис обузой, наоборот, та по-настоящему привязалась к брату. Однако, в последние года два у Винсента наблюдается, как это называла девушка, ранний бунтарский период. Брат всё чаще стал спорить со всеми, кроме сестры, разглагольствовать на тему вреда антисемитизма, но разумеется, полнотью обо всём говорил об этом только Дорис. Подобное за стены дома выносить строго запрещалось, в наше время опасно толковать о проблемах задач и целей нацизма. «Скоро пройдет» - думала девушка, наблюдая за скверным поведением Винсента. И она искренне на это надеялась, ибо всегда страшно, что кто-нибудь прознает об увлечениях мальчика. Дорис без стука входит в комнату брата. Тот, сидя на кровати, вздрагивает, обернувшись лицом к сестре. – Почему не в школе? – Голос у девушки строгий, взятый с примера отца. Она проходит внутрь, становясь напротив Винсента. – Не хочу. – Мальчик убирает книгу, что недавно читал на тумбочку. – Мне надоело выслушивать всё это. Бред сверстников, новых учителей, которых ценят не за знания, а за подчинение партии. Я не желаю вступать в гитлерюгенд, мне тошно от одной только мысли, что придётся примкнуть к обществу слепых невежд. – Хватит устраивать концерты. А если отец узнает? – То что? Нашего Vater всегда всё не устраивает. Хоть раз он похвалил меня? Сказал доброе слово? – Винсент перебивает сестру. Мальчик поднимается с кровати, дабы быть на одном уровне с Дорис. – Умного, да взрослого из себя строишь? – Может быть. Я, конечно, не верю в подобный бред, но по велению судьбы в свои годы я выгляжу намного старше, чем сверстники. – Прекрати. Даже если ты против, ничего не измениться. По воле отца пойдёшь как миленький хоть в саму партию. Пойми, слова твои и мыли ни на что не повлияют. Ты хочешь быть особенным? Желаешь выделиться из толпы? У тебя это непременно получится, если продолжишь нести неугодную власти чушь, но ты погубишь всех, и мать, и отца, и в том числе меня. На последних словах Винсент делает шаг назад, будто отступая. «и в том числе меня». Даже если это преукрашенная ложь, мысли о том, что он может навредить сестре заставили задуматься, остудить пыл. – Это не чушь...Все просто обмануты, весь народ Германии. Разве в нормальном обществе возможно угнетение кого-либо за их расу? Должны ли быть запрещены радиоканалы на другие страны? Зачем вводят цензуру на газеты, книги, фильмы и постановки? Прости, я не думаю, что так должно быть. От нас всех скрывают какую-то правду. Мы обмануты, ты тоже.. – Прекрати! – Дорис прерывает брата, движением руки показывая, что он должен замолчать. – Ты не понимаешь, что с такими выводами испортишь жизнь и себе, и всем близким. Ты эгоист, Винсент, я уже устала объяснять тебе всё. Думай, что хочешь, ты еще мал и должен размышлять, пока не узнаешь истину, но не смей произносить всё это в слух. Тебя не устраивает новое правительство? Ты ведь даже не знаешь, что было до этого. Голод, разорение, падение экономики. Не застал всё это ты в осознанном возрасте. А отец? Он воевал за наших, как и многие другие, пока народ не предали евреи. Гады, что втерлись в ряды арийцев и ударили в спину. Ты можешь себе представить разочарование всех немцев? Страдания отца? Всё это вылилось в ужасные условия для нас, нехватка средств, грабежи, но это не самое страшное. Нас унизили, опозорили перед всем миром. А теперь? Сегодня мы живём в светлом настоящем, снова повысился авторитет Германии, наша страна освободилась от ржавых цепей Версальского договора, Рейх процветает! Ты живёшь в своём доме, сытый и обутый, переживший те ужасные времена только благодаря фюреру. И при всём при этом смеешь жаловаться на правительство? Мальчик молчал. Продолжать ссору с сестрой не хотелось. Обычно Винсент ярко показывал свой горделивый нрав, однако перед Дорис не мог возразить, доказывая свою точку зрения. Для мальчика та стала его настоящей матерью с самого рождения. Сестра заботилась о нём. Пела колыбельные, читала книжки, укладывала спать. Она впервые показала ему, как выбраться ночью на улицу через чердак, научила мальчика грамоте и арифметике. Дорис обнимала Винсента, пока родители кричали, она целовала его на ночь в лоб и кисть руки, желая, чтобы как можно скорее в доме наступила тишина. Не мог мальчик теперь перечить старшей сестре. Винсент молча садится на кровать, уткнувшись глазами в пол. – Что это? – Дорис же в это время подобрала со стола запечатанное письмо с довольно свежей печатью. – Сегодня утром взял. Ко мне подошёл мужчина, просил матери передать. Девушка тяжело вздыхает, после чего кладёт письмо в карман платья. Уже собравшись выйти Дорис останавливает еле слышный голос брата. – Зачем оно тебе, Fräulein? – Собираюсь прочесть. – Разве можно читать чужие письма? – Глупый, в наше время это мера предосторожности. Дорис выходит из комнаты, закрывая дверь. Кто же мог писать матери? Знакомых и подружек у неё не было, да и отец подобное не одобрил бы. Вообщем-то, девушке не было особого дела до отношений матери. Слишком была она слаба по мнению дочери, чтобы натворить тёмных дел. Она бы просто не смогла, не осилила бы из-за своей ненормальности. Дорис со страхом вспоминает те моменты, что вынудили остерегаться женщины, которую принято обществом считать самым дорогим для ребёнка человеком. Лет пять назад это было. Старшая дочь как обычно, подобно другим таким же дням, сидела в своей комнате, готовя уроки. Внезапно в комнату без стука ворвался маленький Винсент, лицо его побледнело со страху. Мальчик за пару секунд отдышался, видимо, как можно скорее хотел добраться до комнаты сестры. – Там...Там мама.. – Винсент то ли от стресса, то ли от возраста своего не мог пояснить, что происходило. Мальчик подбежал к Дорис, которая не восприняла всерьёз слова малолетнего брата, он взял её за ткань платья и потянул за собой. – Винсент! Что там с матерью? – Она сошла с ума. – Мальчик с серьезными глазами взглянул на сестру, доказывая ей, что не шутит или преувеличивает. Оба побежали в комнату матери, куда девушку вёл Винсент. Перед самой дверью он остановился и зашел за спину Дорис. Вздохнув, девушка медленно приоткрыла дверь. Мысленно она уверяла себя, что с Анной не произошло ничего особенного, максимум стандартные её психи со слезами, которые та ярко демонстрировала отцу, однако, внутри всё сжалось. Это чувство, будто прямо сейчас происходит что-то неладное. Что-то, что изменит дальнейшую жизнь девушки. Она боится, но всё равно делает, что должна. Дорис открывает дверь дрожащей рукой. А внутри мать. Она ходит по комнате кругами и что-то негромко молвит то ли сама себе, то ли своему воображению. Ходит, просто ходит, с каждыми шагом ускоряя темп понемногу. Она идёт, а в руке её ножницы. Она идёт и отрезает локон волос, светлых, чудесных, волнистых волос. Женщина продолжает ритуал, постепенно её полушепот перерастает в крик. Анна плачет, просит о помощи и продолжает наматывать круги, отрезая себе волосы. Ноги её босые, домашнее платье разорвано, а на спине и ногах видны порезы. Белые, тонкие линии, некоторые из них недавние, посему отдают темно-красным оттенком. Корка, покрывающая раны содрана. Дети стоят в дверном проёме не в силах что-либо сделать. Оба в ступоре, девушку всю трясёт, она едва сдерживает себя, дабы не упасть на колени. Винсент уткнулся лицом в одежду сестры, он лишь краем глаза наблюдает за происходящим. Не показывая настоящих переживаний, мальчик старается сдержать себя, ему вовсе не хочется плакать. – Mutter! Meine Mutter! – Кричит во все горло Дорис, стараясь привлечь внимание матери. Анна, услышав голос дочери, поворачивается лицом к ней, впитываясь взглядом в девочку. Глаза её дергаются, зрачки расширены, как у местных употребляющих, женщина с отвратительной улыбкой смотрит на Дорис. Через пару секунд та подходит к дочери, берёт её за руку и уводит в середину комнаты. Пятилетний Винсент со страху начинает плакать в дверном проёме, ноги его будто онемели, не давая пойти вслед за любимой сестрой. Анна провела пальцем по щеке девочки, продолжая говорить несвязанные слова. Не выдержав, Дорис закричала на весь дом, она звала помощи, параллельно пытаясь освободиться из объятий матери. Женщина же обхватила дочь второй рукой, впиваясь ногтями в спину. Несколько минут «драки» завершились ударом Дорис ногой в живот матери и скорейшим побегом. Она схватила брата и понеслась вниз по лестнице на первый этаж. Отца в то время не было дома, дети по привычке заперлись в комнате девушки, куда они часто уходили во время семейных ссор. В этом маленьком гнездышке, пропитанным запахом шоколада, дети чувствовали себя более чем свободно. Ещё минут десять они сидели в обнимку, Винсент плакал, слезами оставляя мокрый след на платье сестры. – Обещай, что никому не скажешь об этом. – Дорис подняла голову брата, посмотрев в его заплаканные глаза. – Почему? – У отца и так проблем по горло. Поэтому давай просто не будем подходить к ней, хорошо? Винсент молчит. Он думает, что это неправильно, но всё равно кивает головой. Слишком холодно и страшно. Дорис откладывает письмо подальше в ящик своей полки. Она решает оставить его на потом, сейчас девушка не в силах соображать из-за сильной головной боли. Винсент после ухода сестры чувствует себя более подавленным, чем обычно. Всё началось ещё давно, с того момента, как девушка вступила в союз немецких женщин. Та стала больше времени уделять себе, новым знакомствам, которые пускай и не особо интересовали Дорис, но всё равно забирали много свободных часов. Сестра стала реже появляться в доме, отец всё чаще мог накричать или ударить сына. Винсент не привык убегать от семейных проблем в одиночку, ему нужна была Дорис. Человек, который защелкнет комнатный замок, который успокоит и пожалеет. А теперь же парень был практически предоставлен самому себе. Конечно, девушка уделяла время брату, но ему этого не хватало. Винсент вспоминал яркие моменты из детства и всё больше чувствовал жажду, нехватку Дори в своей и без того тусклой жизни. Мальчику не интересны одноклассники, учителя, светские взрослые, нет, ему нужна была одна лишь сестра. Такая родная, заботливая, частенько строгая и гордая, но всё равно близкая сердцу. Винсент сам не знал, что происходило и происходит с ним по сей день. Как бы тот не старался, но новые знакомые наскучивали через неделю-две. Он правда пытался отвлечься и перенести весь свой интерес на другого человека, но всё тщетно. Что это за состояние? Как описать чувства? Это любовь? Одержимость? Мальчик не знал. Никогда он прежде не испытывал любви, поэтому и не мог сравнить это с тем, что он чувствовал к Дорис. В любом случае, как бы не была дорога ему сестра, переживать все это невероятно тяжело и больно. Винсент редко плачет, но с появлением у сестры новых «друзей», появилось и новое чувство. Желание быть в приоритете, всегда получать похвалу. Мальчик знал, что его сестра испытывала нечто похожее, но они отличались. Винсент желал всего этого только от Дорис, а та мечтала всеобщего восхищения и одобрения со стороны общества в целом. Они разные, но парня всё равно тянуло. Жутко и по-настоящему тянуло к сестре. Вскоре рутина поглотила девушку по самое горло, да так, что та уже и позабыла о письме. Различные встречи, съезды, уроки, всё это нравилось Дори. Она чувствовала, что была рождена для жизни в этой системе и точно знала, что добьётся невероятных успехов. Её имя будут знать в кругу приятного ей общества. Вечная похвала, известность, зависть со стороны других. Всё для собственного признания. Она ложится спать по привычке в десять, но ещё долго ворочается. Девушка всегда засыпает только спустя несколько часов после отбоя. Дори слышит голос. Иногда он один, а других же случаях - несколько. Но несут они всегда одну лишь мысль: Ты эгоистка. Будто паразиты, они пробираются в голову и всё внушают только это. Эгоистка. Эгоистка. Эгоистка. Эгоистка. Голос звонкий, от него нельзя отделаться, сколько не закрывай уши. Если бы не её эгоизм, у девушки были бы друзья, которым она могла бя искренне, сочувствовать, радоваться их успехам. С каждым разом тот звучит уверенней и девушка сама не понимает, диктует ли ей это она сама или же оно существует, как что-то отдельное. Если было не её эгоизм, мама с папой бы не ругались. Это страшно. Девушке по-настоящему ненавистен голос, но саму суть, которую он пытается донести она считает правдивой. Если бы не её эгоизм, Дори никогда и не услышала бы это. В одну из таких ночей девушка наконец вспоминает о письме. Она хватается к столику с надеждой, что сможет ненадолго отвлечься от голосов. Дорис достаёт бумагу, адрес отправителя, на удивление, не указан. Девушка с опаской разворачивает письмо, что-то подсказывает о плохом исходе этого действия. У Дорис хорошо была развита женская интуиция, но в большинстве своём она не прислушивалась к ней. Бумага белая, плотная, почерк кривоват, видно, что отправитель - мужчина. Дори в одной белой сорочке садится на кресло с письмом в руках, приступая наконец к сути. «Дорогая моя Анна, планы провалились, срочно нужно покидать Берлин. Констанцию уже схватили и сдали в Гестапо за еврейские корни, нас может ожидать та же участь. Милая, хватай сына и беги. Йозен раздобыл нашим билеты в Париж, я буду ждать вас в своей новой квартире до пятницы этой недели, адрес ты помнишь, слишком опасно писать здесь. Не переживай, Бог сохранит своих детей, мы выйдем победителями, обещаю. К. Р. А.»