Когда двое размножались…

Только будучи во Франции, Гермиона поняла, какой же Малфой, в сущности... англичанин. В плохом смысле. Она осуждающе посмотрела на развалившегося в шезлонге — да, теперь никуда не денешься — её мужа. Который, ничуть не смущаясь, нацелился серым, сладострастно сверкающим глазом из-под блондинистой лохматой чёлки на собственную жену, выглядящую обворожительно-развратно в своём красненьком минималистическом пеньюаре. — Малфой! — возмущённо воскликнул миссис Грейнджер-Малфой. — Люблю тебя видеть во всех видах… то есть, нарядах, — с довольным видом пропел несносный слизеринский гад, с явным намёком, что он не прочь лицезреть новоприобретённую жену совсем без оных. Пеньюар и был причиной недовольства Гермионы. Ещё бы! Обнаружить в шкафу вместо ВСЕЙ нормальной одежды вот ЭТО! Нет, она бы ни за что не надела подобную вещь, но, как было сказано выше, никакой другой — любой! — одёжки в шкафу почему-то не нашлось. Так что юной миссис Малфой пришлось выйти в прозрачной тряпочке самого непристойного вида, прямо на террасу, где вальяжно разлёгся в шезлонге её муженёк, чтобы поорать на него. Драко с удовольствием обозревал принадлежащие ему, теперь безраздельно, прелести Гермионы, пока она на него кричала вне себя от возмущения. А затем, подхватил её на руки, чтобы тут же уложить спиной поперёк шезлонга. Что совсем не обрадовало бывшую мисс Грейнджер. Она-то хотела пойти в очередной музей. Ибо в Париже их было в изобилии. Но супруг не поддержал её благие намерения, украв всю одежду. Да и вообще, Драко вёл себя во Франции отвратительно. Во-первых, он грубо изгнал из гостиничного номера портье, изо всех сил надеявшегося на щедрые чаевые, во-вторых выбросил за дверь завтрак. — Не гоже питаться всяким мусором! Правда, завтрак был континентальным, то есть — круассан и апельсиновый сок. Гермиона тоже такое бы не стала есть. Кстати, где бы найти овсянку в этой странной стране? Но это не повод вести себя столь варварски. Но, похоже, чтобы вести себя по-варварски, слизеринцу вовсе не нужен был какой-либо повод. Более того, веди себя Драко вежливо и учтиво, Гермиона первая не признала бы в оном господине вредного Малфоя, которого волею последнего вынуждена была называть своим мужем. Так что, она обняла его за шею и раздвинула свои ноги. Ведь никакой музей не сравниться с её супругом по количеству доставляемых приятных эмоций. И, уж тем более, не в музейных обычаях было предлагать своим посетителям хоть один, пусть даже самый крохотный, оргазм. А вот Малфой мог превратить минимальную близость в нескончаемый поток оргазмических переживаний. Но этот его талант не избавил Драко от маленькой мести Гермионы. Придя в себя после оргазма, он услышал щелчок фотоаппарата и хихиканье. — Малфой, в этом прозрачном неглиже ты такой милашка! Он открыл глаза и увидел перед собой свою жену голой. Её пеньюар же сменил владельца, оказавшись теперь на Драко, что и запечатлела на колдографии Гермиона. Не то чтобы это могло смутить его. Более того, её, изнемогшую от смеха, поймать теперь для Малфоя не составило труда. Поэтому ловить супругу он не спешил, с ехидной улыбочкой принимая на шезлонге обольстительные позы, дабы она потеряла осторожность и попалась в цепкие объятия Драко. Ну, а чем ещё могут заняться молодожёны, запершись в номере для новобрачных одного из самых дорогущих отелей? Играть в другие спортивные игры им бы помешала беременность Гермионы. Драко Малфой, как показала практика, был из тех, что предпочитают ублажать не себя. Гермиону это очень удивило, когда она смогла сие осознать. Да и кому придёт в голову, что насквозь эгоистический Малфой окажется альтруистом в постели (но надо добавить, что вне постели альтруизм из Малфоя не вытянуть было и клещами). Гермиона всегда считала себя ответственной за себя и других. Но неприятная действительность обрушила на неё откровение о том, что её собственный альтруизм, столь щедро даримый окружающим, заканчивался на пороге спальни. Всё что делается в постели — только её и для неё. Поэтому Драко идеально вписался в сексуальные предпочтения бывшей мисс Грейнджер. Он, созданный для любви, и из любви (вопреки Тёмному Лорду, и благодаря заступничеству Снейпа). Она, созданная для расчётов, и из расчёта («Когда ты была во мне точкой, мы думали о тебе дочка: оставить или не оставить?» — маггловское обыкновение планирования семьи). Соединяясь, переплетаясь, запутываясь и заблуждаясь друг в друге, они менялись. Такой обмен обогащал обоих. Она начинала любить с какой-то ангельской рассеянностью. Он же, в ответ, становился дьявольски расчётлив — ну, надо же кому-то думать о хлебе насущном. — Куда? — Гермиона с недовольным видом дёрнула обратно приподнявшегося было Малфоя. — За ленчем, — пояснил тот. Скользнул рукой и взглядом по беременному животику жены: — Пора кормить потомство. — Лежать! — толкнула расплывшегося в улыбке слизеринца обратно в шезлонг. Неторопливо расположилась сверху. Потомство подождёт. Так уж получилось, что Гермионе, после того как она забеременела, всё время хотелось секса. Да, ещё и Малфой постоянно вертится перед ней, как пирожное перед сладкоежкой. Ужасно сладкий… и в меру гадкий. Она позволила Драко запустить слизеринского змея в святая святых гриффиндорской отличницы. Куснула его во время поцелуя, чтоб не зазнавался. А то, видите ли, научился контролировать эякуляцию и теперь ему сам чёрт не брат! Когда он, в период рефрактерности, был невосприимчив, девушка могла делать с Малфоем всё, что пожелает. Например, напялить на несопротивляющееся тело юноши её собственное бельё. Но теперь потеря восприимчивости у Драко случалась всё реже. А вот на юную миссис Малфой оргазм накатывал с периодичностью морского прибоя, накрывая с головой. Вот как сейчас. Лёжа под ней, Малфой не преминул заметить вслух, насколько её тело идеально. Он и правда так думал. Сам же его таким сделал. — Ты хотела пойти в музей? — пробормотал Драко в каштановые кудряшки. Всегда готов был сделать для неё приятное. И трахаться, не взирая на место и время. — М… — Она слишком удовлетворилась, чтобы отвечать. — В Париже есть музей секса.

* * *

Волдеморт, получив известие о том, что некоторая часть его приверженцев захвачена аурорами, скорчил брезгливую мину, тут же сменившуюся безумной усмешкой. — Какая потеря, — слова Повелителя не вязались с его ухмылкой. — Так, займёмся чем-нибудь интересным… Нарцисса, неси бурбон! Надеюсь, ваш запас не иссяк? — Не иссяк, мой лорд, — должна же она что-то сказать. И не думать о том, что бурбона больше нет. Так что они с мужем потратили ночь, дабы придать дешёвому пойлу, купленному после полуночи в маггловской забегаловке, вкус и цвет любимого напитка Тёмного Лорда. — Мы обрушимся на Министерство как тонна кирпичей! — воззвал Волдеморт. Нарцисса поспешила оставить разглагольствования позади, укрывшись в винном погребе. Она присела на бочку возле двери и закрыла лицо руками. Где её и обнаружил Люциус, присланный Повелителем за нерасторопной разливальщицей бурбона. Увидев, как его сильная, несгибаемая жена плачет, мистер Малфой обнял супругу, и даже пару раз сочувственно всхлипнул. — Ну-ну, не надо… Не плачь… — сказать, что «всё образуется» у него язык не повернулся. Нужно было срочно придумать что-нибудь утешительное: — Он не найдёт их… Не найдёт… Его жена отняла ладони от лица. На её щеках, бледных и мокрых от слёз, появился слабый румянец. — Мне плевать, что скажет Он… — платье Нарциссы шелковой лужицей растеклось у её ног. — Сейчас мне на всё плевать…

* * *

На прекрасном австралийском пляже мужчина и женщина средних лет сидели в шезлонгах и пили коктейли. На лицах обоих застыло чуть изумлённое выражение. Они, по идее, вкушали заслуженный отдых… Они ведь заслужили отдых? По крайней мере, отдых положен им в законодательном порядке. Да. Очень логично. — Не хочешь льда? — заглянув в свой стакан, спросил мужчина. — Патриция… дорогая, — запнувшись слегка на имени жены. — Пожалуй, нет, спасибо, дорогой, — отказалась его супруга. Помолчав, попросила: — Назови ещё моё имя, пожалуйста… — Патриция, — неуверенно повторил её муж. — У меня такое ощущение… — начала она. — Да, — с надеждой откликнулся он. — Нет… ничего… — заклятие Забвение, осуществлённое их дочерью, оказалось крепко. Миссис Грейнджер не смогла вспомнить даже своего имени. — Прогуляемся по пляжу?

* * *

До музея секса они не дошли. В летнем кафе, мимо которого им случилось проходить, Гермиона увидела своего знакомого француза. — Дамиан! — обрадованно воскликнула она. Красивый брюнет встал и радостно облобызал Гермиону. Троекратно, по французскому обыкновению. Малфой тотчас повернулся всем телом к любвеобильному французу, готовый к любой гадости, которую позволит ему бдительная супруга. Но миссис Грейнджер-Малфой пребывала начеку. — Позволь представить тебе моего мужа, — наступив Драко на ногу, заявила она. — Салю! — радушно улыбаясь, сказал Дамиан, благоразумно не делая попыток сократить дистанцию с Малфоем. Драко не хотел представляться, лобызаться и радоваться. Разве что, он был не прочь подраться. В его беспокойной натуре было сделать старому другу жены любую пакость. Однако, как лишь отражающий агрессию, он не мог атаковать первым, не чувствуя ответной злости. Поэтому Малфой всегда старался вывести из себя оппонента. И с него сталось бы применить эту технику сейчас. Но… Прижимающаяся к нему Гермиона, умоляюще смотрела на него своими глазами трепетной (и беременной) лани. Они сочли уместным наложить на её беременный животик заклятие Отвлечения, позволяющее не заострять на сём предмете внимание окружающих. Но он-то знал и помнил о беременности. Что и послужило для него сдерживающим фактором. Так что Драко сказал своё твёрдое и властное «нет» на радушное предложение Дамиана посидеть вместе, и увёл жену с собой. Так как Малфой продолжал молчать, его супруга решила, что бедненький Драко разобиделся. Заглянув в задумчивые серые очи мужа, она сказала: — Драко, я знаю, что тебе неприятен Дамиан, но у меня с ним ничего не было. — Я знаю, — откликнулся Малфой. И пояснил: — Читал твои письма к нему. — О, — и как она могла забыть… — У Ганса-Христиана Андерсена есть такая сказка… — начал он. — Ты читал Ганса-Христиана Андерсена? — изумилась Гермиона. — Да, представь себе, что пещерный человек Малфой умеет читать, — съязвил Драко. — Хм… — юная миссис Грейнджер-Малфой втайне гордилась своим мужем-неандертальцем, хотя новомодная теория о том, что пещерных людей не существовало, её несколько напрягала. — И за это я тебя люблю. И вынуждена была отбиваться от его слишком энергичных ласк. — Моя любимая сказка у Андерсена — «Свинопас», — заявила она. Наврала, вообще-то любимой у неё была сказка «Стойкий оловянный солдатик». Но Малфой вёл себя так «по-свинячьи»… — Какое совпадение! — Драко нечто такое предвидел. — Именно об этой сказке я и думал. — Правда? — она удивилась подобному совпадению. — В каком контексте ты о ней думал? — и принялась лихорадочно припоминать сюжет: — Принц подарил капризной принцессе соловья и розу — чудесные дары, которые она не оценила… А предпочла целовать свинопаса за безделушки. И за что отец выгнал её под дождь. Так поделом ей. — Поделом? — приподнял бровь Малфой. — А ведь капризная принцесса — это ты, Гермиона. — Что?! — вот нахал! Да сам он капризная принцесса! — Подумай, из чего состоят «чудесные дары» принца — из полученных в наследство соловья и розы. — Ты хочешь сказать, — нахмурилась она, — что, в отличие от рукотворных «безделушек», принц не имел права на живых соловья и розу? — Точно, — подталкивал её Драко к пониманию. — Но это ещё не всё. Вспомни воздействие на людей пения соловья и аромата розы. — Ну, — Гермиона могла на память воспроизвести цитату: — «Соловей пел так чудесно, будто в горлышке у него хранились самые прекрасные мелодии, какие только есть на свете». А роза… на сколько я помню: «понюхаешь её и все свои заботы и горе забудешь». — Угу, — внимательно наблюдавший за нею Малфой отметил, что она перестала хмурится, — а теперь представь дочь императора, у которой всё есть: и прекрасные мелодии играют во дворце, и никаких забот, а уж тем более горя, она не может знать. — Она не могла воспринять величие даров, — задумчиво констатировала Гермиона. — Потому что у неё не было негативного опыта, — кивнул сторонник негативизма. — Однако я вижу её стремление к социализации через «безделушки», сделанные специально для неё Свинопасом. Трещотка, играющая «модные мелодии» и горшочек, показывающий какое блюдо где готовят. Похоже, принцесса просто хотела быть ближе к людям, — тут миссис Грейнджер-Малфой жалостливо посмотрела на Драко, всё ещё полагая его «принцессой». Но тот и не думал, что его можно было жалеть, а уж тем более ассоциировать с женским персонажем. — Ну, социализацию, полагаю, она получила, когда принц так её подставил. А ещё говорят, будто бы я гад! Его жена лишь покачала головой. — Ты лучше всех… — сказала она, и обрадованный Малфой потянулся к ней за поцелуем, — …гадов на свете, — закончила Гермиона, но на поцелуй ответила. На что Драко ничего не ответил, ибо пусть он и гад, но из таких гадов, которых целуют и которым обеспечен регулярный секс.

……………………... Любят сласти-то Червяки теснот! Это — классика… ……………………...