Когда двое размножались…

Гермиона проснулась посреди ночи от того, что захотела писать. Беременность, проходившая у неё вполне благополучно, благодаря личной заинтересованности её полового партнёра, помимо очевидных плюсов, вроде повышения сексуальной активности, несла, также, неизбежные неудобства. Например, давление увеличившейся матки на мочевой пузырь. Успокоительные, при других обстоятельствах, объятия Малфоя превратились для неё теперь в стеснительные неподъёмные кандалы. Девушка забилась, в тщетной попытке освободиться — Драко даже во сне не намерен был выпускать однажды завоёванное. Он только сжал её крепче, притянув мисс Грейнджер к груди. И даже не проснулся. Гад! — Малфой! Проснись! — сердито пихаясь локтями, девушке удалось разбудить слизеринскую сволочь. — М-м… Люмос! — встрёпанная блондинистая голова рывком воззделась над непроснувшимся малфоевым телом. — Что? Ребёнок? Тёмный Лорд? — Я хочу пи-пи, — с невыразимо мрачной интонацией произнесла Гермиона, намекая, чтоб он слез с неё. Но он не слез. Использовал заклинание для эвакуации мочи, придуманное им, чтобы не отрываться от секса. Очень удобное заклинание, вынуждена была признать мисс Грейнджер, но от этого не менее смущающее. — Пить хочу, — мстительно заявила она в зевающее малфойское лицо. И, пока Драко звякал посудой в темноте, изредка мигая «Люмосом», Гермиона барахталась в подушках, пытаясь принять удобную позу для своего ставшего столь неуклюжим тела. Придирчиво сделав пару глотков из притащенного юношей серебряного кубка, она, дождавшись, когда зевающий, растрёпанный со сна, Малфой вернётся к ней, промурлыкала: — А теперь хочу секс, — и потянулась, открывая перед загоревшимся Драковским взором собственное обнажённое тело. Перед которым основные хищные инстинкты Драко никогда не пасовали. А, напротив, всегда восставали. Смотря сверху вниз на свою беременную подругу, уже вполне проснувшийся Малфой ощутил гордость половозрелого самца, перед которым раскинулись зримые результаты его нерукотворного труда. Решив ещё немного потрудиться над нерукотворностью, юноша очень трепетно ласкал нежное тело Гермионы. Изнутри и снаружи. Мисс Грейнджер заснула со счастливой улыбкой. А Малфой заснуть уже не смог. Нахмурившись, он изучал присланный родителями Гермионы запрошенный им материал по тематике, посвященной местам лишения свободы у магглов. Коего оказалось, увы, не так уж и много. Уменьшив присланную литературу, Драко упаковал книги, чтобы отправить обратно. Он полагал, что в скором времени жуткий Азкабан утратит своё значение для магического мира. И будущее, как оно рисовалось Малфою, будет за тюрьмами маггловского типа. Мысленно представил прошедших через магическуюю каталажку… …Драко довелось увидеть дядюшку Сириуса после его побега из Азкабана на каникулах после третьего курса. Младшие сёстры Блек, взяв с собой детей, навещали своего отверженного кузена в его фамильном «склепе» на площади Гриммо. Младшего Малфоя поразил тогда вид шелудивого пса, в которого превращался дядя Сириус. А его человеческая форма просто повергла в шок. И если кузина Нимфадора помнила этого своего родственника «до тюрьмы» (как-никак ей в то время было уже семь лет), то память годовалого Драко никаких воспоминаний не сохранила. От Сириуса он отпрянул, тогда как Нимфадора первым делом подбежала и обняла дядюшку. Заметив реакцию племянника, Сириус хмыкнул: — Не хочешь поздороваться, Драко? Я, конечно, стал страшным… — грустно сказал Сириус, и тут же его глаза озорно сверкнули: — …но ты всегда был трусишкой, — подразнил он. Это была неправда. Драко раздражённо фыркнул, и гордо задрав нос, заявил: — Я вас не помню. А по сравнению с вашими старыми колдографиями вы кошмарно выглядите! К его удивлению, на дядю Сириуса подобное откровение подействовало иначе, нежели Драко мог представить — Сириус зашёлся похожим на лай смехом. — Посидишь в тюрьме, ещё не так… — начал он, но заметив, как вытаращил глаза племянник, не стал заканчивать. Почему это вспомнилось именно сейчас? Подсознательно Драко готовился принять наказание, выбирая себе объект для подражания пост-тюремного поведения среди своей родни, богатой подобного рода опытом. Но не подражать же, в конце концов, тётушке Беллатрикс, с её инфернальным безумием. Или любимому папуле, обесцветившемуся после неполного года лишения свободы. Гермиона сегодня утром, отдавая Драко присланные её родителями книги по тюремной психологии, пошутила: — Решил последовать семейной традиции? — и, так как Малфой и бровью не повёл, она закончила уже более жёстким тоном: — Но постарайся не сесть в тюрьму, по крайней мере до того, как я рожу. Не вздумай меня бросать! Или ты из тех, которым бы заорать и убежать? Вообще-то, Драко был как раз из таких. Но эта особенность собственного характера, озвученная любимой девушкой, показалась Малфою оскорбительной. Глядя как вытянулось его лицо, Гермиона злорадно ждала, что же он предпримет. И Драко не обманул её ожиданий. Он гордо промолчал. Надвинув на свою подвижную физиономию выражение ранимости, которое так возбуждало мисс Грейнджер. Как тогда, на третьем курсе, когда Гермиона хлопнула Драко по щеке. Но сейчас Малфой состроил такую рожицу специально. Знал, что ей не устоять. Так и произошло — она, сокрушенно вздохнула, признавая собственное поражение, призывно распахнув и халатик, и объятия.

……………………... В лакированных ваших клетках Шумы — думаете — от предков? ……………………...