Истинный убийца

Нужный адрес нашёлся в каких-то, твою ж мать, пампасах, среди старых деревянных бараков, на первом этаже дореволюционной трёхэтажки. Миха совсем растрепал волосы, завернулся плотнее в куртку и примерил на себя роль человека, который идёт сюда не в первый раз и точно знает, чего хочет, с лёгким замирательным стыдом подумав, что ему на самом деле это нафиг не нужно. В голове крепко-накрепко засел Андрей, и ни одной женщине, кажется, не под силу его оттуда выдворить. Это, блять, полный аллес капут. Миха, нарочно отгоняя подобные мысли, полюбовался парадной аркой, обветшалой, но всё ещё величественной, обогнул дом, утонувший в зелени кустов, и скрипнул дверью чёрного хода. Некоторые комнаты были пусты и безжизненны, видимо, дом готовили к расселению. У внутреннего окна, выходящего на лестницу, стоял, покачиваясь, дедок с фляжкой. Посмотрел на Миху мутными водянистыми глазами и спросил: — Куда это ты? — Известно куда, — Миха как можно наглее сверкнул сломанными зубами, уверенно повёл плечом и завернул через тёмную каморку в большую кухню, прислушиваясь. Издалека доносились разговоры, скрипы, шорохи, смех. На газовой обшарпанной плите булькало в кастрюльке подозрительное варево. Под потолком тянулась бельевая веревка, на ней сушилось постельное бельё. Пока Миша раздумывал, в какую именно сторону пойти по коридору, в кухню зашла черноволосая миловидная девушка, с бледной кожей и ярко накрашенными пухлыми губами. Нисколько не удивилась, заметив Мишу, села у стола, заставленного посудой и бутылками, закинула ногу на ногу и закурила тонкую сигарету, ловко удерживая её длинными изящными пальцами. — Привет, — откашлялся Миша и снова постарался вжиться в придуманную самим собой роль. — Привет, красавица. Мужики мне тут… Адресок, короче, дали, вот я и… Не знаешь Юлю? Очень её советовали. Девушка внимательно осмотрела его и вдруг тихонько рассмеялась. — Зачем тебе Юля? Она тебе не подойдёт. Миша сел напротив и тоже закурил. — Ну мне-то лучше знать, зачем я здесь. — Её нет. — А когда будет? — Мише показалось, что у него покраснели самые кончики ушей. Ну не умел и не любил он врать, даже когда это было нужно для пользы дела. — Без понятия. Я и сама хотела бы это выяснить. Она уехала позавчера и до сих пор не объявилась. — Уехала? На машине? С кем? — в Мише включился нюх ищейки, он не успел себя притормозить. — Ты что-то знаешь про неё? — девушка вдруг обхватила его руку своими холодными ладонями. — Я очень переживаю. Девочки про маньяка ужасы всякие рассказывают. — Фиса! — на кухню, посмеиваясь и раскачивая шикарными крутыми бёдрами, вышла ещё одна девушка, с удовольствием похрустела в руках бумажной купюрой. — Смотри, какой щедрый оказался. И не настырный. Миха отвёл глаза. Сама мысль о том, что для кого-то женщина и её тело схожи с товаром, раздражала. Фиса встала, взяла Мишу под локоть. — Идём ко мне. — Я из милиции, — признался Миша, чувствуя небольшое облегчение, когда они зашли в полутёмную комнату. — Но мне нет дела до того, что тут у вас происходит. Он окинул взглядом широкую кровать и ленточку презервативов, открыто лежащих на прикроватной тумбе. Фиса распахнула тяжёлые шторы, устроилась полубоком на подоконнике, приоткрыла окно. Интимный полумрак разбился, впуская в комнату свежий воздух и запах цветущей сирени. — Как тебя зовут? — Михаил. А ты?.. — уточнил он её полное имя. — Анфиса. Что с Юлей? — Её… — Миха постарался говорить размеренно и спокойно, передавая эти чувства взволнованной девушке. — Её тело нашли вчера возле парка. — Ой какой ужас! — Анфиса спрятала лицо в ладонях. — Боже мой… Миша присел на стул и приготовился ждать, пока схлынет первая волна эмоций, и он сможет задать Анфисе вопросы. Она довольно быстро взяла себя в руки, повернулась к окну и сама указала на идущую вдоль дома дорогу. — Вот там, на углу, Юлечка села в машину. — Ты запомнила, в какую? — Миша подошёл, присмотрелся. Кусты довольно сильно мешали обзору. — Вишнёвого цвета, в марках я не разбираюсь, но могу показать. Вот, — она пальцем указала на припаркованный Москвич-408, — такой же. Миша с неудовольствием отметил про себя, что подобных стареньких Москвичей в городе сотни. Модель была очень популярна среди советских граждан. — А водителя ты не видела? — Так, мельком. Он был в темной рубашке, синей, кажется. Обычный такой парень, короткая стрижка, волосы, вроде бы, светлые, — Анфиса грустно выдохнула, опять потянулась к сигаретам. — Какой же кошмар… Когда будут похороны? — Не знаю, — Миша тряхнул головой. Он старался не думать о таких вещах и не очеловечивал жертв, считая их просто телами, чтобы окончательно не свихнуться и не выгореть. — Анфиса, извини, может быть, ты вспомнишь ещё что-то? Она задумчиво принялась накручивать на палец прядь длинных волос. Миша ещё раз выглянул в окно, оценивая обстановку. Вдруг об дверь грохнуло что-то тяжёлое. — Анфиска, или как там тебя? Долго ещё? Мы же договаривались именно с тобой, крошка! — Одну минуту, подождите там, — Анфиса подсела к зеркалу, стала поправлять макияж. Миша встал, вынул из кармана трёшку. — Я… Я потратил твоё время, поэтому… На, короче. Спасибо за сведения. Анфиса, помедлив, взяла деньги и задержала свои пальцы на Мишкиной руке. — Если хочешь… — Нет. Я не за этим, — быстро ответил Миха. Ещё чего не хватало. Анфиса опять тонко переливчато рассмеялась, но выражение лица её осталось грустным. — Бережёшь честь смолоду? Не хочешь позорить славную советскую милицию? — Да при чём тут. Просто не люблю вот эти… Товарно-денежные, ё-моё, отношения. По-другому же можно. Анфиса посмотрела на него, как на чудаковатого рыцаря, улыбнулась, пошла к дверям открывать защёлку. — Если вспомнишь что-то ещё, позвони, — Миха вложил ей в руку бумажку с номерами телефонов. — Тут вот мой домашний, а это номер отдела. Ладно? — Обязательно, Миша. Она открыла дверь, в комнату тут же вломился нетерпеливый мужчина, за его спиной стояли ещё двое. — Эй, ты! Ну сколько можно! Именинник заждался уже своего подарка, да, Гога? И мы вместе с ним. Анфиса растерянно попятилась назад, выставила в защитном жесте руки. Миша остановился в коридоре, по привычке потянулся к кобуре, забыв, что сегодня не брал оружие. — Подождите, — в голосе окружённой мужиками Анфисы послышался тщательно замаскированный испуг. — Я так не работаю. Только по одному. — Слушай, ты чё выкамуриваешься? Денег втрое больше будет. Давай-давай, времени в обрез, нас ещё в другом месте ждут. О, а поехали с нами! Давай! — они бесцеремонно потянули вскрикнувшую девушку за руки. — Приятель, а тебе не кажется, — Миха резко развернулся, отцепил мужика, загородил Анфису собой, — что это перебор? Она же ответила тебе, что не хочет так. — Да кому интересно мнение шалавы? Её дело ноги раздвигать, — вмешался второй, хватаясь за Мишу руками. Миха не стал терпеть такого отношения, втолкнул Анфису в комнату, выдавил мужиков в коридор и закрыл дверь. — Ты чё нарываешься? А ну, выйдем. Выйдем, поговорим, да? Миха молча кивнул, и все вчетвером вывалились на лестницу. Драка завязалась молниеносно, Миша рывком уклонился от первого мужика, боднул головой второго, но оказался зажат в углу. — Совсем ебанулся, защитничек. Кого защищаешь? Или сам такой же, как она? От этих слов и насмешливого гогота Миха потерял голову с концами, повалил обидчика и яростно врезал ему кулаком по лицу. Брызнула кровь, в ушах зашумела яростная ненависть к миру и к себе. Второй мужик пытался оттягивать Миху, а третьего он упустил из поля зрения. Это стало роковой ошибкой, потому что под визги выбежавших из других комнат девушек и крики пьяного деда Миха почувствовал сильный удар сзади под лопатку. Обернулся, кулаком рефлекторно вырубил нападавшего и только тогда увидел блеснувший в его руке кривой нож. Шум сменился звенящей тишиной. Сбежавшиеся люди замерли, как кролики перед пастью удава, боясь пошевелиться, лишь обалдевшие мужики, прихватив потерявшего сознание товарища, бегом помчались вниз по лестнице. Миха не стал их догонять, опёрся плечом на стену, тыльной стороной ладони коснулся спины, вляпавшись в тёплое и влажное пятнышко на разорванной куртке. Пиздец, промелькнула первая разумная мысль в слегка закружившейся голове. На руке остались следы тёмной крови. — Миша! — Анфиса первой раздвинула оцепеневших девиц и соседей с верхних этажей, подбежала, ахнула. — Нормально всё, ерунда. Царапина, — Миха отмахнулся, чтобы не пугать её. Боли почти не было, вот только дышать стало трудновато. И куртку жалко отцовскую, порвали, сволочи… — Скорую! Да вызовите же вы скорую, что стоите! — она, наверное, кричала громко и надрывно, но Мише будто заложило уши. Страшно хотелось пить. Он облизнул пересохшие губы, попытался сделать шаг. — Куда ты? С ума сошёл? — Анфиса широко расширившимися от ужаса глазами смотрела на его спину. — У тебя кровь… Бежит. Что же делать… Нас же учили, господи! — Сильно? — Миша опять завёл назад руку, потом попытался снять куртку. Боль резко усилилась, бросило в холодный пот. Блять, всё гораздо хуже, чем показалось сначала. Миха дышал уже ртом, из последних сил удерживая себя в сознании. — Попробуй остановить, если сможешь. — Да, сейчас! Аптечку! Наконец, вокруг него засуетились сразу все, даже дед вспомнил своё фронтовое прошлое и начал раздавать дельные советы. Миха выпутался с его помощью из рукавов, вцепился в смятую в комок куртку руками, чтобы не потерять, осел боком на пол. — Сейчас, Миша, ещё чуть-чуть. Держись, мой хороший, — Анфиса спешно и неумело бинтовала грудь и без умолку что-то ворковала, сама вся бледная, перепуганная, в его крови. — Не туго? Блин, не останавливается ничего… Да где же эта чёртова скорая?! — В самый раз. С-спасибо тебе, — Миша, как смог, улыбнулся. — На мне это… Как на собаке. Заживёт всё. Не бойся, слышь? Не в первый раз попадал он в такой переплёт и умел терпеть. Но организм всё же не выдержал. В глазах потемнело. Миша успел подумать о маме и, напоследок, всё ещё сопротивляясь, об Андрее, а потом медленно погрузился в красно-кровавую темноту.

***

Сразу в отдел Андрей не пошёл. Посмотрел на кучевые облака, плотные и объёмные, вспомнил, как малышом мечтал на них покататься, и невольно улыбнулся. Он с детства искренне любил лето, шум ветра в кронах деревьев, сочную зелень травы и листьев. Природа была такой безмятежной, непостижимой и мудрой по сравнению с людьми, что захватывало дух. И всё бы хорошо, но где-то глубоко за грудиной после разговора с сестрой Юли было муторно и тяжко. Ноги сами понесли Андрея к лесопарку, ставшему последним пристанищем для целых трёх жертв, несмотря на усиленные наряды патрульных. Возле придорожной канавы, где обнаружили Юлю, Андрей остановился и сосредоточился, представляя события того вечера. Сильный дождь, минимальная видимость, хлопнувшая дверца автомобиля и распластавшаяся на земле уже мёртвая девушка, — страшные картинки промелькнули перед глазами, будто кадры киноленты. Сейчас же в парке было мирно, людно и беспечно-весело. Граждане гуляли с детьми и собаками, наслаждались тёплой погодой и воздухом, особенно чистым и свежим после недавней грозы. Андрей вздохнул. Они шли и не боялись. Они надеялись на него, на человека в погонах, который должен их защищать. Тяжёлые мысли столпились среди извилин и, похоже, решили устроить в башке демонстрацию. Нет, родимые, не сегодня. На сегодня хватит переживаний. Андрей, специально подумав о другом, с теплотой вспомнил, как Мишка, такой неловкий, рассеянный Мишка, держал сегодня ладонь на его спине и поддерживающе сопел возле уха, пока Андрей разговаривал с Валентиной. Вот ведь дурачок, запомнил андреевы ночные откровения и намотал себе на ус. Для Князя, который привык держать всё в своих руках, под собственным чутким контролем, это было в новинку. Интересно, сможет ли Миха нарыть что-то важное в притоне, о котором говорила Валентина? Им бы ещё одну зацепку, и то вперёд. Сколько можно топтаться на месте, будто стреноженные кони? На углу Андрею попался автомат с газировкой. Он бросил монетку, подставил стакан под шипучие струи и, не торопясь, выпил холодненького дюшеса, представляя, как внутри автомата сидят маленькие человечки в поварских колпаках и старательно выжимают из груш сок. Фантазия у Андрея всегда работала на полную катушку. Он ей гордился и ценил за то, что позволяет уйти от невзгод реального мира в придуманную сказку, и там отдохнуть. А по-другому в их деле никак нельзя. Будешь постоянно загоняться — пропадёшь. В отдел Андрей пришёл вполне готовым к дальнейшим трудовым свершениям. Дежурный Гриша смотрел на маленьком транзисторном телевизоре повтор футбольного матча между СССР и Бельгией. Андрей постоял с ним, обсуждая проигрыш сборной, потом поднялся к себе. В пустом кабинете двигала стулья тётя Галя. — Андрюша, добрый вечер. А я вот решила прибраться, пока никого нет. Андрей улыбнулся милой женщине, помог поставить мебель на место. — А Мишка где? — Скоро вернётся, поехал свидетельниц опрашивать, — Князь снял шляпу и устроился за столом. Наверное, надо было всё-таки поехать вместе с Горшком. Наверняка он выглядит… ну, забавно, что ли, когда с проститутками общается. Стопроцентно ведь считает, что они нарушают закон, и в то же время жалеет их. У него, у Мишки-то, в голове настоящая каша из правил, которые ему, видно, с детства прививали, и своих собственных соображений. Андрей за месяцы знакомства сумел это понять, но до конца пока не смог постичь. Миша умел удивлять. Андрей достал протокол опроса Валентины и открыл папку, чтобы приобщить его к делу. Задумался, залип на страницы, погрузился в детали и не заметил, как наступил вечер. Бросил взгляд на часы и присвистнул: почти семь. А Миха так и не пришёл. Чё за фигня? Завис с проститутками? Андрей проглотил смешок, вскипятил чайник, стянул с Мишкиного стола ириску. Она тут же завязла в зубах. Как только он их ест десятками? Сладкоежка, блин. И всё-таки, где же он? Неприятное предчувствие холодком обожгло кожу. Может, случилось чего? Андрей допил чай и пошёл покурить. Перетёр о том, о сём со следователем Глебом и опером Димкой, потравил с ними анекдоты, поржал и слегка успокоился. Глеб попросил помочь со стенгазетой к конкурсу, пока есть свободное время, Андрей с удовольствием согласился. Он умел и любил рисовать. С наслаждением погружая кисти в краску, Князь набросал несколько смешных карикатур и рожиц и вздрогнул, когда Глеб весело заметил: — О, а вот этот вылитый Горшок! И правда, похож, подумал Андрей со смехом. Доразглядывался, значит, дозапоминался, теперь уже непроизвольно Миша рисуется. Ну дела… В коридоре, неся в туалет стаканчик с грязной водой и перепачканные кисти, Андрей почти столкнулся с Гордеем, который мчался на всех парах со странно перекошенным лицом. — Здравия желаю, товарищ… — начал было Князев и осёкся под неожиданно беспокойным взглядом. — Андрей… Хорошо, что ты мне встретился. Ты же Мишу ждёшь? Непривычное обращение по именам, а не званиям или фамилиям, резануло слух. Андрей совсем напрягся, а Гордеев взял его за предплечье. — Его не будет. Можешь идти домой пока. — В смысле не будет? Он же должен был… — Он в больнице, — Гордеев придерживал его уже двумя руками, — с ножевым, тяжёлый очень. Пальцы как-то сами собой разжались, стакан выскользнул и чуть не разбился, звонко стукнувшись о металлическую батарею отопления. Кисточки разлетелись в разные стороны, по серой плитке разлилась тёмно-красная вода. В больнице. С ножевым. В тяжёлом состоянии. Чёрт возьми, да как он умудрился? Сердце зашлось в тягучем испуге, съёжилось под рёбрами. — А чего, это… Чего случилось-то? — Драка, что ли, какая. Будем разбираться, — Гордеев скривился, озабоченно кусая губы. — В какой он больнице? — Андрей, сейчас всё равно не пустят. Завтра съездим вместе. Лучше объясни мне, куда Мишка… — В какой он больнице? — раздельно повторил Андрей, узнал адрес и, не раздумывая, бросился вниз, забыв о ключах от кабинета и шляпе. В голове стучало лишь одно: надо срочно увидеть Мишку, надо убедиться, что с ним всё в порядке. Чтобы не терять впустую времени, Андрей поехал на служебной семёрке, как мантру повторяя, что всё будет хорошо. И не в такие переделки вляпывались, Мишка уж точно. Сам ведь рассказывал. Андрей покрепче вцепился в обмотанный изолентой руль. Так, Князь, спокойно, не устрой аварию, а то попадёшь на соседнюю койку, сказал он сам себе и невесело усмехнулся. За двух битых одного небитого дают. Так то в сказках. Там и живая водица есть. А у нас всё зависит от врачей и от желания самого больного карабкаться дальше. Кое-как припарковавшись, Андрей, не разбирая дороги, ломанулся внутрь и остановился лишь у первого сестринского поста, который встал на его пути. Голос перехватило, пришлось откашляться и сипло выдохнуть: — Будьте добры. Горшенёв Михаил. Какая палата? — Горшенёв… Горшенёв… — зашевелила губами женщина, что-то припоминая, и в глазах её Князю почудилось горькое сожаление. — Рит, в операционной же? Молодой человек, вы успокойтесь, присядьте. Стойте, куда вы бежите? Вы родственник? Ну что за идиотские правила, какая разница, родственник он или нет? Он ведь переживает не хуже родного. В висках стучало дробью: Миха-Миха-Мишка-Миш. Почему медсёстры так переглядываются? Чего не договаривают? Андрей сунул руки в карманы, заходил по узкому коридору кругами, отталкиваясь плечом от стен. — Идём, — женщина подала ему халат. — Разрешили подождать, операция скоро закончится. — Как он? — тут же начал допытываться Андрей и был медсестрой вежливо, но решительно заткнут. Пока шли в нужный корпус, Андрей успел подумать, что ведёт себя, как истеричка, и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Больничный воздух, впрочем, ни разу не способствовал успокоению. Остановились в светлой рекреации перед закрытыми наглухо дверьми. Андрей рванулся было дальше, но кое-как сообразил, что туда ему вход точно заказан. Дурных мыслей прибавилось. А что, если Миха… умрёт? Или уже?.. Как же без него? Всё ведь только началось, жизнь вся впереди, и они должны по этой жизни вместе идти, Андрей очень чётко сейчас это почувствовал. Мишка, оказывается, врос в Андрея, стал очень важной частью, очень нужной и родной. Потерять его сейчас, когда так мало сказано, так много не сделано? Нет, боже милосердный, нет… Помогите, высшие силы, даже если вас нет… Ведь всё не просто так. Мироздание не допустит, чтобы Мишка свалил сейчас в вечность. Ещё очень рано. Да они даже маньяка не поймали! Вот уж кто точно должен сдохнуть первее Михи. Кто-то из медперсонала усадил Андрея на скамейку в углу, и Князь покорно сел, погружённый в себя. Он нервно заламывал пальцы, крутил на рубашке пуговицы и прислушивался. Мишка где-то там, совсем рядом, в нескольких метрах, и в то же время так далеко, может быть, уже не здесь, а в иных мирах. Тьфу, что за мрачные мысли. Всё будет хорошо, снова повторил себе Андрей, но с каждой минутой накручивал себя всё сильнее. Время тянулось растопленной смолой, резало по живому. Когда из дверей вышел врач, Андрей оказался возле него в мгновение ока. — Операция закончилась? Что с Мишкой? С Горшенёвым? Пожалуйста, я должен знать! Я… — Ну-ка, сынок. Князев, кажется, да? Андрей почувствовал на плече тяжёлую руку и обернулся на знакомый голос. — Товарищ полковник… Ну, конечно же, Мишкин отец здесь. И как он его раньше не заметил? — Отойдите, Князев, — сказал Юрий Михайлович спокойно, но Андрей, опустивший взгляд, успел заметить дрожащие руки. — Доктор, мы можем с вами поговорить в другом месте? Я бы хотел… — Да, вот туда, пожалуйста. Андрей помедлил и, как примагниченный, пошёл вслед за ними. Успел услышать про повреждение лёгкого и остановку сердца, но дверь в ординаторскую быстро захлопнулась, и Андрей остался с неизвестностью один на один. Впору было рвать волосы на голове от страха, беспомощности и беспокойства. Остановка сердца — это же очень плохо? Это же клиническая смерть? Андрей подпёр стенку. Вот дерьмо. Сколько раз в жизни он сталкивался со смертью? Счёт шёл на десятки, если не сотни. Было дело, сам валялся в больничке, продырявленный бандитскими пулями, несколько раз провожал в реанимацию сослуживцев, но ни разу ещё так не переживал. Будто Мишка совсем особенный, будто в сердце для него всегда было забронировано самое лучшее и самое важное место. Минуты ожидания показались Андрею бесконечными. Голова болела всё сильнее, в левый висок невидимая сила точно гвозди забивала. Наконец, Юрий Михайлович и врач снова вышли в коридор. — Подождите, — Андрей преградил им дорогу, буквально выбежав наперерез, и раскинул руки в стороны, пытаясь по лицам понять, насколько всё плохо, — что с Мишей? Как он? Он… жив? — Роман Яковлевич, расскажите Андрею, что посчитаете возможным. Видите, как переживает, — смилостивился Юрий Михайлович. — Это сослуживец моего сына. — Хорошо. Катенька, — обратился врач к медсестре, — проводи товарища полковника к Горшенёву. Ненадолго, Юрий Михайлович, ему нужен покой. Андрей выдохнул. Раз так, значит, Миша по крайней мере жив. Бля… Тёплое облегчение слегка растопило ледяной ужас, сковавший Андрея со всех сторон. — Конечно, не беспокойтесь, — кивнул Мишкин отец и пошёл за медсестрой. — Ну так чего там? — снова не выдержал Князь, едва не хватая доктора за рукав. — По-простому, это самое… Без всяких ваших терминов. У меня соображалка сейчас не работает. — Что ж, если по-простому, — Роман Яковлевич поскреб чисто выбритый подбородок, — то угроза жизни миновала. В данный момент состояние тяжёлое, но относительно стабильное. Андрей облизнул совершенно сухие губы. Формулировка доктора как-то мало прояснила ситуацию. «Относительно»… Что это вообще за слово такое? Никакой конкретики… — Можно мне тоже его повидать? Хотя бы минуту! — Нет, Андрей, это невозможно. — Послушайте, вы ведь знаете, я следователь, мы работаем вместе, — заторопился Князь. — У Миши может быть очень важная информация по нашему делу, он не успел… — Нет. Исключено, — отрезал Роман Яковлевич и прибавил чуть менее категорично: — Андрей, вам лучше поехать домой. Через несколько дней, если не будет ухудшения, Михаила переведут в палату стационара, там и поговорите. Извините, мне нужно идти. Андрей остался стоять посреди коридора, разочарованный и взволнованный. Несколько дней… Он ведь с ума сойдёт, если не увидит Мишу так долго! — Юрий Михайлович, — предпринял Андрей ещё одну попытку прорваться к Мише, наплевав на гордость, когда мужчина снова показался в коридоре, — вы не могли бы сказать им, чтобы меня тоже пропустили. — Андрей, Миша тебя сейчас всё равно не услышит. Нечего тебе там делать, — он судорожно ослабил узел галстука и сказал вполголоса, будто для себя. — Вечная история. Скоро мать в могилу сведёт своими подвигами. — Он же не виноват, — потерянно возразил Андрей. — Виноват, — неожиданно резко ответил Юрий Михайлович. — Думать надо было и соображать, прежде чем делать. Защитил проститутку от её же, прости господи, клиентов. Совершенно глупое геройство, а толку ноль. Андрею стало вдруг так обидно за Мишку, что слова застряли поперёк горла и он не смог ничего ответить. Но в глазах Юрия Михайловича блеснули слёзы, и Князь понял, что ему тоже несладко. — Ладно, пустое это всё. Лишь бы оправился, — глухо прибавил Горшенёв-старший, постоял немного, глядя куда-то сквозь Андрея. — Не торчи тут, Князев, не мешай врачам. Идём. Андрей дошёл вместе с ним до тёплого перехода между корпусами и приметил, что отделение реанимации находится на втором этаже, а окна его удобно расположились над пристроем. Князь нарочно замедлился и, когда Юрий Михайлович скрылся за поворотом, вернулся обратно. Слова Мишкиного бати о глупом геройстве совсем растравили и без того израненную душу Андрея. Нельзя было отпускать Мишку в этот притон одного! К горькой боли примешалось чувство вины, желание увидеть Мишу достигло пика. Глупо, но Андрею вдруг показалось, что если он не сможет лично убедиться в том, что с Мишкой всё хорошо, случится то самое, ужасное и непоправимое. Донельзя отчаявшись, Андрей подловил в коридоре медсестру, припомнил, что её зовут Катей, и кое-как собрал всё свое очарование. — Катюша, родная… Она остановилась, зарделась, всплеснула руками: — Я ничем не могу вам помочь. Не положено пускать. Вас заметят. — А ночью? — Ну что вы! — Катя… — Андрей вздохнул и мягко её приобнял, склонившись к уху. — На улице очень жарко, не правда ли? — Д-да, пожалуй, — совсем растерялась она. — Палату нужно проветрить, чтобы больному лучше спалось. Вы согласны? Ночью, часа в два, обещают ужасную духоту. Она моргнула и закатила глаза. — Вы ведь полезете в любом случае, верно? Я оставлю на подоконнике флакон со спиртом, чтобы вы не перепутали палаты. Обработайте руки, обязательно! И запомните, проветривание длится не больше десяти минут. — Учту непременно. Спасибо тебе большое. Потом сочтёмся. Какие конфеты ты любишь? — Белочку, — тихонько засмеялась она, прицокнула языком и убежала, шепча под нос. Андрей разобрал что-то про несносных мужиков и их крепкую дружбу. С тяжёлым сердцем Князь вышел из больницы, отогнал машину в соседний двор и замер. Голова раскалывалась, душа болела и надрывалась. Андрей нашёл в бардачке парацетамол, выпил сразу две таблетки. Не полегчало. Домой он не поехал, дождался ночи прямо в автомобиле. Полной темноты не было, белые ночи накрыли Ленинград с головой. Андрей как можно незаметнее пробрался на территорию больничного городка, дошёл перебежками до пристроя, уцепился за выступ, подтянулся. Неподалёку шумно отвалилась штукатурка, Князь замер и вплотную прижался к стене. Подождал чуть и полез дальше. Добрался до нужного окна, осторожно заглянул внутрь. — Мишка… — до боли родная лохматая макушка темнела на белой подушке кровати. Андрей перевалился через подоконник, сразу же снял пыльную кожанку, залил руки спиртом. Подумал, что и внутрь не помешало бы принять горячительного, чтобы унять мандраж, но отложил эти мысли на потом. Кроме Миши, в палате никого не было. Он крепко спал, опутанный капельницами, трубочками и проводами. Андрей подошёл ближе, присел на краешек кровати, боясь повредить какие-нибудь важные провода. Разбойничьи брови очень ярко выделялись на мишином бледном осунувшемся лице, орлиный нос заострился ещё сильнее, губы плотно сомкнулись. Весь он казался озабоченным и тревожным, совсем не таким расслабленным, каким однажды ночью видел его Андрей. — Мишка… Он скользнул взглядом по выпирающим ключицам, по острым коленкам, торчащим под одеялом. В груди что-то перевернулось и заболело в унисон, словно Андрею тоже вонзили в спину нож. Князь унял слишком шумное дыхание, медленно взял Мишу за самые кончики длинных пальцев. Такой он сейчас был беззащитный и уязвимый, такой непривычно открытый и в то же время сильный, вопреки всему, что у Андрея защипало в глазах. Если бы не все эти медицинские приблуды и не боязнь навредить, он бы обнял его, окутал со всех сторон собой, укрыл от зла и боли, подарил бы столько заботы, сколько смог. Всё нутро Андрея переполнилось чувством светлым и щемящим, очень теплым, хрупким, невыразимым. Будто бы пробился сквозь асфальт давно зреющий росток и потянулся изо всех сил к солнцу. — Миха, как же я рад, что ты жив, — зашептал Князь, не сдерживаясь. — Я понял сегодня, что не представляю больше мира без тебя. Ты и я… Мы словно две части одного целого. Столько всего впереди. В конце концов, ещё не все преступники пойманы. Он отогнал дурацкий неловкий смешок, утёр ладонью накатившиеся всё-таки слёзы. — Поправляйся, Мишка. Я знаю, ты не мог иначе. Ты уверен был в тот момент, что правильно поступаешь. Эх, был бы я с тобой… Я виноват, Миш. Не уследил… Андрей переместил пальцы выше, медленно поглаживая Мишкино запястье. Грудь его вздымалась ровно, сердце мерно качало кровь. Он накрыл его ладонью, опустив её на выцветшее больничное покрывало, скрывающее бледную грудь. Словно простым касанием он мог передать этому львиному сердцу немного своих сил, чтобы ему было хотя бы чуточку легче. — Ты не вздумай больше останавливаться, — обратился напрямую к нему Андрей. — Ты ведь такое горячее, такое большое. Бейся, пожалуйста, бейся. Без тебя никуда. Он заботливо подоткнул в ногах сбившееся покрывало, склонился к лицу, провёл ладонью по волосам, жёстким и спутанным, убрал со лба прядки, а потом коснулся щетинистой щеки, без опаски и стеснения. Андрей чувствовал, что им обоим сейчас очень нужны эти объединяющие, дарящие силу прикосновения. За дверью зашумели шаги, мелькнул силуэт медсестры Кати. Неужели десять минут уже пролетели? — Мишка, родной, мне пора. Я приду завтра, если получится, — Андрей коснулся губами его прохладного лба, подхватил куртку и пошёл к окну, но передумал и вернулся обратно. Нагнулся к самому уху и быстро заговорил: — Ты выберешься. Я верю в тебя, Миш. Всё хорошо будет. Бля, как же я… Как же я люблю тебя, дурень ты мой. Держись. Ты только держись, слышишь? Шаги совсем приблизились. Андрей перебрался через подоконник, едва не соскользнул, спрыгнул на крышу пристроя. Уходить не хотелось. Если бы было можно, он бы просидел всю ночь рядом с Мишей, не смыкая глаз. Но, увы… Андрей медленно спустился в росистую траву, намочил руки, обтёр ими пылающие щёки. Сердце, переполненное чувствами, готово было выпрыгнуть из груди. Андрей присел на лавку в кустах, нашёл глазами Мишкино окно и смотрел на него долго-долго, пока на востоке не показался из-за горизонта огненный шар солнца.