Poison

— Я, блять, не могу так больше. Я не могу так больше, блять, пожалуйста, отпусти меня, — звучит после окончания сцены, когда съемки останавливаются коронным «снято». Очередной ролик, очередное порно, которое станет невероятным хитом даже в Аду. Его точно будут пересматривать и на него будут дрочить всякие извращенцы, которых в этом месте хоть отбавляй. Всех сортов и родов. И запросы у них… Соответствующие. Пустить по кругу, выебать втроём, вчетвером, впятером, трахнуть бутылкой, а потом членом, оставляя там же бутылку, поиметь в рот так, что потом губы болят, когда наутро надеваешь коронную яркую фальшивую насквозь демоническую улыбку.       Он умеет быть весёлым, потому что все привыкли, что он весёлый.       На деле же Влад ненавидит всё это. Даже Лену и её отель, который она зачем-то решила организовывать. Переделывать грешников, какой же бред. Они насквозь пропитаны каждый своим пороком. И в случае Череватого эти пороки сжирали его до основания, довели до той грани, к которой в своё время подходят все — только не чёртова принцесса Ада. Вот она да, эта сука никогда не поймёт, что значит быть на дне. Может поэтому она такая добрая и светлая?       Влад видит в ней этот свет и чувствует спасение. Обычно он благодарен за то, что она хотя бы пытается. Единственная, кому не похуй. Иногда же он её ненавидит. Она не даёт опуститься на дно окончательно, так бы, наверное, Череватый уже снимался бы в порно круглыми сутками, забивая короткие перерывы по пятнадцать минут отсасывая какому-то выблядку за пятнадцать долларов, чтобы купить ангельскую пыль и просто забыться. Лена не даёт. Те крупицы человечности, которые Влад сохранил в своей душе, не дают. Они рвутся куда-то подальше отсюда, хоть куда-нибудь. Может поэтому иногда он находит себя в объятиях того стрёмного худощавого лорда с клыками. Александр? Кажется, его зовут так. И вроде как он заведует местным радио, которое до недавнего времени пустовало.       С открытием отеля жизнь вернулась и туда. Александр появился из ниоткуда, предложив свою помощь в управлении всем этим, заодно став дворецким. А Ленка, дурёха, и согласились. Может от этого у неё только один постоянный посетитель? И тот Влад. Да, ещё у неё её подружка лесбиянка Ира, которая точнее в неё влюблена, а ещё и бармен Олег, которого притащил Александр. Кажется, это демон поменьше, может быть даже брат, иначе откуда такое сходство? Или, возможно, просто проигрался лорд, как и большинство из них.       Как иронично. Влад сделал то же самое. Только продал себя он туда, куда, как ему казалось, было безопаснее. При жизни он умел работать лицом на камеру, участвовал в разных шоу, люди верили ему. Передача за передачей, успех за успехом, Череватый не уставал, трудился, пока мог, пока не был убит собственной глупостью. Одна из попыток самоубийства оказалась даже очень удачной. И никакого рая, даже если учесть, что в церковь он ходил каждое воскресенье.       Лицом Влад торговал хорошо, поэтому не мог не пойти туда в Аду, где ему, как казалось, соблаговолит успех. Башаров — демон, монополизировавший телевидение в Аду, — посмотрел на него пристально тогда, а потом лишь ухмыльнулся. И повёл его куда-то. Этому Череватый только обрадовался, подумав, что его не выгнали, а это уже успех.       Как же он ошибался.       Тогда длинный тёмный коридор, наполненный странным запахом сладковатых духов, привёл его к другому демону, чей Взгляд даже сейчас ярким, отравляющим алым горит под кожей. Этими же глазами он сейчас смотрит, пожирает, когда последний член выскальзывает, когда Влад просит уже серьезно, потому что он больше не выдерживает.              Он не может, не понимает, почему всё так. За что ему всё это? — Стоп, снято, — Дмитрий поднимается, взгляд вспыхивает вишнёвым на долю секунды, но потом глаза вновь становятся абсолютно черными, как и пряди, обрамляющие лицо. Острые скулы, татуировки, оплетающие горло и всю кожу, показывающуюся из-под пол красного мехового пальто. Вот кому сниматься бы в том, что он сам режиссирует. — Пошли.       Его голос жёсткий, в достаточной мере напряжённый, чтобы Влад не смог ослушаться. Накинув на голое тело эту убогую пародию на черный шёлковый халат Череватый поднимается, ведя немного плечом от ощущения внезапного холода. Хочется обнять себя руками, закрыться в номере в отеле, хочется, чтобы Толик — небольшая собака, питомец, которого завёл не так давно — прижался сзади и согрел меховым чёрно-белым боком. Хочется забыться, чтобы почувствовать хоть на миг, будто это может быть дурным сном.       Он ведь не плохой. Чем он заслужил? — Какого хуя ты себе позволяешь вообще? — Дмитрий разворачивается, стоит двери гримёрки под его взглядом из зеркала закрыться будто самой. На деле же это Череватый закрывает. Владу может и хотелось бы, чтобы она осталась открытой, хотя головой он понимает, что это абсолютно бессмысленно. Даже если демон захочет трахнуть его здесь куском зеркала, которое разобьет, ничего плохого это не будет значить. Не для его приспешников. Горло сжимает от этого осознания. Череватый ещё раз ведёт плечами, будто этот жест сделает его чуть более беззащитным и спасёт от дальнейшего. Как показала практика, даже заступничество Лены никогда не помогало. — Тебе напомнить, кто ты? — безжалостно звучит ещё один вопрос, заставляющий попятиться к двери. — Сюда, — Дмитрий поднимает руку, поманив Влада пальцем при этом. Будто неведомой силой. Хотя почему неведомой? Довольно зримой. Даже кровавого оттенка нити, которые тянутся от пальцев Димы, для Влада видны абсолютно ясно, будто при свете дня, а не в полутёмной блядушной гримёрке. Приходится подчиниться. Матвеев не повторяет дважды, ему и не нужно повторять дважды, потому что Влад идёт. Боится и этим страхом гонимый идёт. Не только страхом. Ненавистью.       Дмитрий не теряет времени даром и, стоит только Череватому подойти, хватает его за руку, грубо подтащив его к себе ближе, поставив перед собой по правое плечо. Он ниже, но это не мешает ему быть более угрожающим. И всем, кто при свете ярких фонарей в передаче Марата думает о том, что этот демон — лапочка, Влад передает пламенный адов привет и пожелания всего самого наихудшего. А ещё лучше поменяться с ним местами. Но сейчас он вздрагивает от такого обращения, чувствуя, как холодеют кончики пальцев на руках, как мурашки бегут по телу. Он с ними даже согласен, сам бы сейчас убежал, да просто некуда. — А теперь ещё один раз, Влад. Ты, — одним движением музыкальных пальцев демон материализует в воздухе золотую бумагу, так ненавистную Череватому. С его подписью. Небольшой листик, даже без мелкого шрифта. Зачем он, если демоны справляются со своей задачей и так? Обманывают, каждый по-своему, но обманывают. Вся жизнь Влада была показной. Всё посмертие стало фальшью, — принадлежишь мне. Это твоя подпись, так? — нет даже малейшей возможности ослушаться. Никогда ещё собственный почерк не вызывал столько отвращения. — Да, Дмитрий. — И что это, блять, значит? — спрашивает, пока тонкие пальцы сжимают горло, пока змеящийся алый яд обхватывает, не оставляя даже возможности дёрнуться. Опасно. К тому же Дмитрий показал золотые когти, а значит это становится ещё опаснее. «Только не дёрнуться», — стучит пульсом в висках. — Это значит, что я… — выдавливает, даже не заканчивая, хрипло из себя, хотя хочется промолчать. Но это та ситуация, когда молчание абсолютно точно не лучший выход. Когда даже обычный сарказм не спасёт. — Это значит, что если я приказываю тебе прийти сюда, то ты отвечаешь мне что? — Да, Дмитрий… — Если я говорю тебе отсосать двадцати лордам перед ужином, ты говоришь? — Да, Дмитрий.       Всё это время когти скользят по коже Влада, по шее, будто каждым движением готовые её вспороть. Нитями опутаны руки и ноги. Он будто бабочка в руках ребенка. Вопрос времени, когда он лишится крыльев. — Если я говорю, что ты, блядь, снимаешься в ещё одной сцене сейчас, ты отвечаешь? — Да, Дмитрий.       Опускаются руки, потому что им позволили опуститься. Дмитрий отходит на шаг в сторону, любуясь своей подавленной игрушкой, любуясь этой гранью, состоянием слома. А потом опять подходит, на этот раз поворачивая к себе, чтобы взглянуть в глаза. За подбородок пальцами придерживает. — Я мог бы тебе не платить. Я мог бы не гарантировать твою безопасность, и тебя сожрали бы уже, детка. Ты понимаешь, что это значит? — спрашивает, но тут, очевидно, не ждёт ответа, потому что сразу продолжает уже куда менее давяюще при этом: — Готовься. Ты будешь сниматься ещё и ночь сегодня.       С этими словами Дмитрий выходит из гримёрки, даже не обратив внимание на моментально оказавшегося на полу Влада. В обычное время такое падение, наверное, должно было бы быть болезненным, ведь опустился демон прямо на колени, но Череватый этого даже не замечает сейчас. Только глубоко вздыхает. Он может винить во всём этом только себя, и отчётливый вкус крови на губах как будто доказательство этому. Он сам продал душу поехавшему уёбку, он сам поставил себя в это положение, где приходится учиться выживать. Надевать маску за маской, быть тем, кого хотят видеть, просто чтобы больше не быть тем, кто он есть на самом деле.       Саморазвитие через саморазрушение. Он яркий, Дмитрий ведь прямо так и сказал в самый первый момент их знакомства, ровно так. Взгляд полыхнул, когда он увидел новенького, и лорд даже поднялся, чтобы оценить. Облизнулся, вдохнул рядом с его щекой, и сказал: «яркая Звёздочка. Яркая и вкусная. Ты мне подходишь».              С тех пор Влад ненавидит, когда ему говорят, что у него яркая улыбка или что-то подобное. И молча надеется, что сможет потушить себя алкоголем и наркотиками достаточно, чтобы просто перестать быть интересным этому психопату.       Смотрит на себя в зеркало и губы сами растягиваются в широкой улыбке, отражающей ровные белые зубы. Такие и должны быть у порно-звезды, которая сосёт на камеру каждый день. Таких не было у Череватого, пока он не начал делать всё это. Поправив халат на плечах, он всё-таки собирается достаточно, чтобы выйти из гримёрной под свет софитов, где его уже ждут. Ждут камеры, настроенный свет, выгодно выставляющий и подчёркивающий все детали внешности так, чтобы вызывать даже у асексуалов стояк. Этому можно научиться. И Влад научился. В лучшем виде.       Опускается на колени перед очередным грешником, в этот раз сюжет с ограблением, хотя эти насмешливые глаза в разрезе маски узнает из всех. Чёлочка тоже знакомая. Обычно, когда выступает у Марата на телевидении, волосы он залачивает. Но не здесь, не сейчас, тем более что лицо прикрыто маской, и Илью никто не узнает. Может только самые преданные поклонники, которые даже по форме ладони узнают своего кумира. Ебанутые.       Влад утыкается в бедро, трётся, сразу же постанывая, как будто это лучшее, что вообще могло произойти в его жизни, а сам ждёт таймингов, понимая, что ему стоит сходить и проблеваться после этой сцены, если он хочет нормально продолжать. Сосёт начиная с головки, облизывая её и играя, обнимая губами, глядя снизу вверх, позволяя испачкать щёку в предсемени, прекрасно зная, как нравится уёбкам, которые вообще смотрят такой контент. Прогибается, насколько может вообще, и получает поощрение в виде поглаживания по голове. Илья сжимает его волосы, отводит голову, приказывая открыть рот. Он говорит что-то ещё, но Влад не слышит, да и прекрасно понимает, что это всё лишь роль. Взгляд этого грешника выдаёт его с головой. И он не то, что бы заботливый, но ему, кажется, не насрать.       Дмитрий как будто пощадил его, позволяя побыть сейчас с Ильёй.       Череватый стонет, не забывая сам подаваться ближе, будто пытаясь потереться о ногу своего мучителя, за что получает пощёчину. Глаза наполняются слезами, по подбородку давно стекает слюна, но дыхания никто не даёт перевести, потому что Илья сразу же начинает трахать его рот, не заботясь о рвотном рефлексе или дыхании партнёра. Он тут — всего лишь шлюха, таков сценарий. Он может только принимать, и… — Да, пожалуйста, ещё, — стонет, как это положено по тексту, и опять принимает. В какой-то момент членов становится два, но разобрать, кто второй, Влад даже не пытается. Концентрируется на Илье, на странных бережных прикосновениях к своей щеке с его стороны, на поглаживании по голове столь мимолётном, что ни одна камера не заметит.       Влад даже не замечает, как в какой-то момент его затаскивают на кровать и ставят уже иначе, чтобы он мог принять с двух сторон. Сосать член то, что уже привычно, но то, как его принимаются достаточно жёстко трахать — неожиданно. Он срывается на громкий стон, выгибается, подставляется под две пары рук, которые доставляют губящее, спаливающее всё к чертям удовольствие, и Череватый уже просто не понимает, где грань. Он плачет? Да, он точно плачет, но улыбку Дмитрия видит даже издалека и в полумраке за камерами. Крупный план на лицо Влада, приходится улыбнуться, призывно облизываясь, и выгибается, когда опять попадают по простате. Это болезненно? Это хорошо?       Он кончает несколько раз, пока просто не отключается. Скорее всего его и дальше используют, заканчивая съемку с бессознательным телом — такой контент стоит дороже. В себя Влад приходит всё на той же кровати с блядскими алым шёлковым бельём, которое слишком скользкое, чтобы на нём даже трахаться, но у них получается. Они же ебучие профессионалы. Как же. Его кто-то гладит по голове, и вряд ли это Дмитрий решил таким образом поощрить за старания, поэтому Влад ни капли не удивляется, когда обнаруживает перед собой Илью, после того, как открывает глаза. — Звёздочка, ты как? Живой? — спрашивает Ларионов. Уже без маски и все этих атрибутов «грабителей», которые ограбили, видимо, только секс-шоп, с растрёпанными волосами, мокрый весь, сочащийся удовольствием, он выглядит даже привлекательно. Забавно. Насколько вообще Дмитрий умел себе подбирать лучших моделей. Из них всех Илья больше, чем кто-либо, сохранил остатки человечности. — Мёртвый, — хрипит в ответ, и ведь не врёт. Они, вообще-то, все в Аду и действительно давно мертвы, так что ничего удивительного. Из удивительного только стакан воды, оказавшийся у губ Влада, как по магическому велению. Несколько довольно больших глотков отделяют Череватого от появления нормального голоса и окончательного прояснения сознания. — Спа... кх... Спасибо, — приходится ещё и прокашляться, но звучание хотя бы не такое, как будто его ебали вдвоём в глотку по очереди. — Дмитрий доволен? — Очень. Ты как всегда был просто восторг, Влад, поверить не могу, — делится обычно эмоциональный Илья своими впечатлениями, вызывая улыбку на губах. До сих пор непонятно, как он вообще оказался во всей этой машине по производству порно в Аду, да и как он вообще оказался в Аду, но он один из всех них, пожалуй, кто действительно мог оставаться позитивным. В адекватном смысле этого слова. — Влад, у тебя есть двадцать минут! — звучит откуда-то со стороны голос упомянутого, и Влад вымученно стонет, понимая, что сейчас ещё одна съемка. И ему опять нужно выглядеть безупречно. Нет, он этого не выдержит без дозы, надо бы уделить этому пару минут. Тогда станет легче. — Тебе помочь? — спрашивает Илья, и в который раз Череватый думает, что Ларионов слишком добрый для этого Ада. — Не, спасибо, — отмахивается, поднимаясь с горем пополам. — Сам, как-нибудь. Отдыхай, Илля, ты и так хорошо постарался.       Вот и вся благодарность. Уже в гримёрке привычные белые дорожки очень быстро оказываются внутри, подарив обманчивое ощущение картинности всего происходящего. Будто это всего лишь фильм. Да, тошнотворный, как «Необратимость», но это лишь картинка. И всё это закончится очень скоро. Наркоту Влад запивает лютой смесью алкоголя всех сортов, который заставляет голову кружиться, а сердце не чувствовать больше ничего.       Он вновь появляется на съемочной площадке, и походка уже куда более неровная, улыбка шалая, а взгляд плывший, но Дмитрий только хмыкает на это одобрительно — уж очень это похоже на крайнюю степень возбуждения. Отлично. Следующая сцена.       Влад не замечает, как его трахают уже вдвоём, а один развлекается его членом, используя урологические щупы, доводя и внутренним давлением до невозможности кончить, до необратимости удовольствия и скулежа. Хочется потереться, хочется сделать что-нибудь, чтобы этого стало меньше, чтобы этого стало больше, чтобы это закончилось и никогда больше не имело место или чтобы это никогда не заканчивалось. Влад теряет нить мысли, у него в голове этих мыслей и нет, не когда ему позволяют всё-таки кончить, заставляя при этом принять внутрь… Что это? Вибратор? Бутылка? Лампочка? Ему плевать. Он сжимается, улыбается, как от ярчайшего наслаждения, насаживается и стонет — заправская блядь. Находит глазами Дмитрия, который одобрительно кивает.       Сцена, вторая, третья. Порой Влад прерывается на то, чтобы обновить содержание алкоголя или наркоты в своей крови, потому что, вот беда, в Аду эффект опьянения совсем недолгий.       В какой-то момент камеры выключаются, Череватого куда-то тащит сам Дмитрий, приказав до этого переодеться. Бордовая рубашка, правда, сразу же слетает к чертям, а продюсер заваливает его на кровать, оставляя жесткие засосы и укусы по всем плечам, прекрасно зная, что к завтрашнему дню они пройдут. Кусает до стона и вскрика, не целует — конечно, он никогда не целует, как и все здесь, а потом берет презервативы. Будто ещё большее унижение, напоминание, что без презерватива с ним трахаться противно. Хотя они, блять, в Аду. Здесь нельзя подхватить чёртову венеричку.       В глазах огонь, тот самый, алый, пока накрывает собой пока принимается трахать, совсем не заботясь о чужих ощущениях, гонясь за собственным удовольствием. Пальцы Влада впиваются ему в плечи, но не сильно, сильно демон не любит. Татуировки будто оживают и принимаются обвивать кожу своего обладателя, пока тот трахает будто в последний раз. Череватый громко стонет со всхлипом, старательно сдерживаемым, но прекрасно прочитанным. — Попроси. — Пожалуйста. пожалуйста, сделайте мне хорошо… Вы делайте мне хорошо, ещё, блять, пожалуйста, — последнее громче, потому что членом Дмитрий очень точно попадает по простате. Влад жмурится, прикусывает губу, выгибается, и от этого, от случайного трения кончает который раз за эту бесконечно долгую ночь. Слишком долгую, чтобы быть правдой.       Череватый приходит в себя хотя бы относительно уже в момент, когда стоит на балконе и курит, наверное, пятую по счету. Они уже стали безвкусными. На его плечах какая-то чёрная накидка с мехом под что-то дорогое, будто покушение на моду или издёвка над ней же. Возможно, она действительно дорогая, на самых лучших своих моделей Дмитрий никогда не скупился. В крови осталось уже не так много всякой дряни, так что мыслить трезво получается лучше. Из желаний только напиться до отключки ещё раз. Или ещё несколько раз. В этом плане ему помогут, естественно, стоит только дойти до его нынешнего места обитания, которое все в Аду высмеивают налево и направо, но ему нужно днём себя хоть чем-то занимать. Иначе он просто сдохнет от самобичевания или окончательно сорвётся в подчинение Дмитрию, но это совсем пиздец. Это край. Это невозможность отказаться больше, круглосуточное подчинение, а у Влада ещё есть разум и, как бы парадоксально ни было, у него есть надежда.             Хотелось бы иметь что-то, ради чего можно жить завтра. И почему бы не выдумать себе это, если ситуация располагает?       Влад докуривает, бычок скидывая вниз, надеясь, что там он вспыхнет случайно и сожжёт к хуям всю эту студию. Пока одевается, пытается понять, что ему делать дальше. Деньги вроде бы есть, несколько часов до утра тоже есть. Может, стоило бы сразу отправиться в бар? Хотя, какой в этом смысл, если бар есть при Отеле?       Череватый берёт такси, надеясь доехать относительно нормально. На улицах абсолютно привычная картина хаоса. Кто-то ест кого-то, кто-то убивает с особой методичностью, где-то пытаются толкнуть дешёвую дурь, которой Влад и сам баловался поначалу, пока его ролики не начали приносить Дмитрию невероятный доход. Тогда и гонорары стали больше. И одежда дороже, и алкоголь, и наркотики, и посмертие бессмысленнее. Всё более и более бессмысленным. Ад… Забавное, всё-таки, местечко. Череватый подбородка привычным жестом касается, и замечает после этого голодный, сальный взгляд водителя в зеркало заднего вида на себя. Узнал. Ещё бы не узнал.       Хорошо, что в этот момент они подъезжают к отелю. — Детка, ты не хотел бы… — Пошёл нахуй, уёбок, — Влад особенно не церемонится с этим мелким бесом, оставляет ему денег, и выходит сразу же, даже не дожидаясь сдачи. Похуй, немного больше, намного меньше.       Добирается до двери отеля, которая открывается легко, будто действительно домой его впуская. Там тепло, там сухо, там даже пошлым взглядом никто не смотрит. Лена, наивная душа, старается сделать это место хотя бы немного безопасным и пригодным для пути искупления грехов. Не учитывает, разве что, один факт — они в блядском Аду.       Влад проходит внутрь, надевая свою привычную маску, самоуверенно улыбается, глядя на бар. Да, отлично, Олег на месте, значит получится накидаться. Ленки нигде особенно не видно, так что Череватый ещё больше расслабляется — вообще хорошо не нужно будет выслушивать лекции о перевоспитании грешников, которые ему нахуй не нужны — и доходит всё-таки до бара. — Олег, будь лапочкой, налей мне самого крепкого пойла, которое только у вас есть, — и голос сразу ниже, и так придвигается немного вперёд, будто заискивающе говорит, улыбается маняще, играя свою привычную роль. — Знаешь, Влад, я б на твоём месте не заливал пустоту внутри алкоголем, — замечает бармен, когда придвигает Череватому стакан с крепчайшим алкоголем в их баре. Это смесь? Или просто пойло. Нет дела, главное, чтобы пьянило. Чем больше, тем лучше. — А я не спрашивал тебя, что мне делать. Тем более ты не на моём месте. Будь ты на моём месте… — Влад бровями немного дёргает так, что явно становится понятен намёк, что именно сделал бы Олег, будь он на его месте. Кстати, а ведь… В голове рождается план, точно хуже в несколько десятков раз, чем все остальные, но Череватому искренне похуй на это. Ему хочется забыться, и в жизни он знал по меньшей мере четыре способа это сделать. Сейчас осталось три. Алкоголь уже у него, залпом опрокинутый стакан Олег берёт, чтобы обновить, наркотики тоже достать будет не проблемой, но позже, и секс. Ещё больше секса. Он же так хорош в этом, он наслаждается этим. — Олег, а ты не хочешь случайно… — Нет, Влад, пошёл нахуй. Ты меня не интересуешь, — парирует, наливая ещё один стакан. И удивляет Влада этими словами, даже оскорбляет до глубины оставшейся души. — Что? Пиздец, а не охуел ли ты? Ты знаешь, сколько люди платят, чтобы оказаться со Звёздочкой в одной постели вообще? — Чтобы оказаться в постели с фальшивкой? Да я лучше трахну куклу. И то настоящего больше… — Пиздец блять, да знаешь что, да я лучший порно-актёр в этом ебаном Аду! Меня хотят, меня, блять, хотят все, а ты стоишь тут, как пёс привязанный, и делаешь всё, что скажет тебе это многолетнее нечто, ой, то есть ебучий старший брат! Даже алкоголь этот готовишь по его указке! И хуёвый алкоголь, — Влад выпаливает это всё в раздражении, опрокидывая стакан на стойку так, что разливается вся жидкость, а потом быстро поднимается. — Пойду, ебать, и вообще хуйня какая-то всё это!       Уже на улице понимает, что вспылил по херне абсолютной. Нервы сдали. Невозможно оставаться спокойным, когда так выводят, тем более когда указывают на самое болезненное.       Жаркий воздух Ада с примесями всевозможных добавок забивает лёгкие, точно ватой, также и мысли застилают слова. Те, которые слышал. Шлюха. Фальшивка. Блядь. Невозможное множество вариаций, дистиллирующихся в чистейшую ненависть к себе. Он улыбается, пока идёт, нервно так улыбается заходит в первый попавшийся бар, даже не замечая тень, скользнувшую следом за ним. Компания каких-то парней внутри кажется ему неплохой. Среди них и девушки, уже весело смеются. Влад это краем сознания подмечает, как и то, что их, кажется, опоили, но не видит в этом абсолютно ничего плохого — сам хочет так же. Забыться. У таких обычно сильные афродизиаки, не оставляют воспоминаний. Можно воспользоваться. — Парни, компания не нужна?       Естественно, его узнают сразу, сразу приглашают, покупают выпивку, пока он смеётся, шутит и вообще, ведёт себя как звезда с телевидения. Он и есть звезда. Звёздочка — как написано во многих заголовках. Влад оказывается в чьих-то объятиях, отправляет парня по правую сторону от себя за коктейлями, надеясь, что вот туда он и добавит того самого любовного зелья, которое заставляет девочку рядом с ним чуть не вешаться на своего спутника, раздвинув на нём ноги. Хорошо было бы вот так забыться. — Какого блядского хера? — голос слишком громкий, даже за музыкой слышно, слишком рядом, и Влад обращает на это внимание, ему приходится обратить на это внимание, ведь ухажёра этого вечера за шкирку держит… Олег? Да, это точно Олег. Он смотрит зло, и глаза его расплавленным серебром блестят. Рука на плече одного из сегодняшних владовых спутников. Как раз того, который отходил за коктейлями. — Пошли отсюда, — Олег откидывает свою жертву в сторону, хватает Влада за руку жестко и тянет за собой.       Тут же звучит выстрел. Привычный для Ада, пугающий для Влада. Не так он хотел провести это утро, совсем не так. Олег тут же накрывает его собственными крыльями, редко показывающимися, но крепкими настолько, что невозможно пробить. Прижимает ближе, пока сам достаёт — и Череватый не задумывается, откуда он достает — глок, заряженный, готовый к стрельбе. Пара ножей тоже идёт в ход, кажется, раня кого-то. — Пошли, быстро, — командует Шепс, тащит за собой Влада из бара, когда парни позади них, кажется, переключаются друг на друга. Или они задели кого-то и появились проблемы поважнее, чем парочка сбегающих полудурков-грешников. — Ты ебанулся, Олег? Какого хуя ты делаешь вообще? — Влад спрашивает это уже на улице, когда сходит морок и появляется осознание того, что вообще это было. Ебучий Олег Шепс каким-то образом оказался в баре, где Череватый пытался расслабиться, и нарушил ему всю атмосферу. — Ох, прости, что не дал этим уебкам тебя опоить, — каждое слово так и сочится ядом. И внутренней злостью. Будто на себя. — Ты правда тупой или прикидываешься? Думаешь я не знаю, когда меня пытаются опоить? — это настолько нелепо, что почти вызывает у Влада приступ почти истерического смеха. Или растерянный взгляд Шепса вызывает. — Что? В смысле… — В прямом, Олег. Я хотел, чтобы меня опоили. Я хотел забыться. А ты пришёл и всё разрушил, — каким-то совсем детским, обиженным движением Влад пинает банку из-под энергетика, лежащую себе мирно рядом с кучей такого же мусора. — Но зачем? — продолжает недоумевать Олег, чем только повышает желание его убить. — Зачем? Блять, ты серьезно не понимаешь? Вот ты смешной, конечно, — Влад проходит чуть дальше, не намереваясь ничего объяснять, даже не замечая, как на глазах выступили слёзы. — Это пиздец, ты же действительно не понимаешь. Пиздец, Олег. Ну ты и… — и вот тут уже смеётся, когда слёзы по щекам катятся. Говорит, но больше для себя. Или скорее потому что нервы сдают окончательно. — Я ненавижу себя, Олег. Я ненавижу всё, во что скатилось моё ебучее посмертие. Ты понимаешь? Я каждый ночь трахаюсь так, как тебе и не снилось, ублажаю всяких ублюдков, чтобы мой хозяин, — и слово это сочится ненавистью, — был, блять, мной доволен. Потому что иначе это пиздец. Мне пиздец, душе моей пиздец, всему, что осталось человеческого от меня. Я, не поверишь, выживаю так, — запал заканчивается, он на секунду замолкает. Но после продолжает, отведя потерянный взгляд немного в сторону. — И мне просто кажется, что однажды, если я разрушу себя окончательно, если я сломаюсь… Я просто надеюсь, что этот пиздец закончится, что он не захочет больше играть со сломанной игрушкой. Понимаешь?       Он оборачивается, будто надеется в Олеге найти ту самую точку опоры и поддержки, которая ему сейчас так нужна на самом деле. Может было бы и лучше, сломайся он окончательно, может так было бы и проще и правильнее, но он не может. Саморазвитие через саморазрушение? Нахуй такой развитие, ему хочется просто жить. Просто существовать, возможно, как его подруга Лина, одна из немногих в этом месте, кому не похуй на актёра местной порнухи.       Вот только вместо безучастного «а, окей, понял» или вообще молчания, которое ранит больше всего, Влад получает странное — объятия. Его просто крепко обнимают, прижимая к себе, Олег накрывает их обоих чёрными крыльями, что достались ему по какой-то странной причине из тёмного прошлого. В этот момент Череватому становится удивительно легко, намного лучше, чем было до этого, становится просто спокойнее. По телу разливается не привычный уже жар желания или холод безразличия, но просто ощущение он не один. Простое, но иногда такое нужное. — Я… Понимаю, о чём ты, — в конце концов говорит Олег, когда отстраняется, смотрит прямо в лицо Череватому, в глаза, честно и открыто. Не пытаясь опуститься ниже взглядом, а его руки как были в объятиях, так и остаются, не норовя спуститься вниз. Любой другой не упустил бы скорее всего такой возможности. А этому нет дела. — Пойдём отсюда? Щас эти выйдут и нам пизда.       Аккурат в момент, когда эти слова звучат, двери бара раскрываются, и Олег инстинктивно тянет Влада на собой в соседнюю подворотню, чтобы их не заметили. Приходится бежать, но у Череватого достаточно хорошая форма, чтобы преодолеть этот марафон. Дальше, по крышам, до отеля, который тут недалеко. Залетают в здание друг за другом, захлопывая дверь и тут же закрывая на замок, а потом переглядываются и тишину холла нарушает громкий смех. Яркий, искренний. Влад давно так не смеялся. И Олег, кажется, тоже. У этого вообще всегда морда кирпичом, расслабляться себе очень редко позволяет. Но сейчас совсем не тот момент.       А ещё обнаруживается, что они по-прежнему держатся за руки и не отпускают друг друга. Смех постепенно затихает, остаётся только взгляд глаза в глаза. Дыхание немного успокаивается. Им уже не нужно бежать, они в безопасности, и это тепло от олеговой ладони…       Влад понимает, что бармен не сделает ничего первым, поэтому подходит на шаг ближе и прижимается к его губам благодарным поцелуем, без намёка на пошлость. Достаточно невинный, чтобы показаться даже не сулящим ничего большего. Просто прикосновение. Поначалу Олег застывает, но довольно быстро отвечает, и его руки неожиданно оказываются уже скользящими по телу, но Влад в общем даже и не против. Его план всё-таки хотя бы немного осуществится сейчас, кажется.       Это хорошо?       Влад тянет Олега за собой, удерживает за руку, смотрит в глаза, облизываясь, будто одним этим умоляя не оставлять его, помочь ему, побыть с ним. И ведь срабатывает. Срабатывает, потому что бармен с тихим вздохом направляется следом, тянется за своим ядом или спасением, только вот взгляд отводит, что Владу совсем не нравится. Он толкает дверь в собственный номер, тянет Олега за собой, даже не замечая, как выпустил Толика. Ленка будет ругаться, что собака по отелю бегает. Но это будет потом. А пока стоит им остаться окончательно наедине, Влад толкает Шепса спиной к всё той же двери, прижимается сам и целует-целует-целует. Осыпает бесконечным количеством прикосновений, одаривает вниманием, заставляя почувствовать то же, что чувствуют все его клиенты. Влад умеет надевать маски, мастерски владеет искусством говорить то, что от него хотят слышать, и применяет это в том числе сейчас, пока жарко целует шею, расцвечивая её засосами. Кажется, Олегу это нужно. Нужно же? Почувствовать себя важным. Особенным. Не в тени своего брата, а чем-то отдельным, тоже значимым, вот только… — Не смей, блять, со мной играть, — срывается внезапно Олег и меняет положение в пространстве. Прижатым к жёсткой двери лопатками оказывается уже Влад, и это достаточно неожиданно, чтобы выбить его из колеи. Чтобы заставить остановиться. Тем временем грешник прижимает его руки к двери и сам целует в разы медленнее и нежнее. Задав темп, не дав даже потереться о себя, спровоцировать, ничего. Просто лаская и не прося ничего взамен.       Поцелуи перетекают в нежнейшие касания к плечам и шее, которые заставляют Влада простонать. Он и забыл, насколько на самом деле у него это чувствительная часть тела. Когда ты просто блядь все ожидают, что все части тела у тебя будут чувствительными. Он и забыл, каково это — просто принимать удовольствие, которое ему хотят подарить.       Олег тем временем уже тянет его на кровать. Абсолютно обычная, его, без блядских простыней, с простыми хлопковыми. На постельном нелепый рисунок из статуэток синих рук. Влад падает на кровать спиной, когда появляется такая возможность, и слабо улыбается. А потом Олег накрывает его собой, и становится не до улыбок больше. Поцелуев много, ласки ещё больше, его касаются так, что невозможно не двигаться, не подставляться ещё. Не стонать. Но это не показушные звуки, совсем нет. Тихие. Влад откидывает голову, прячет лицо в предплечье и жмурится, когда Олег опускается ниже, когда первый раз касается головки его члена губами. И даже без презерватива. Это усиливает ощущения, как и то, что Влад сейчас отдаётся без наркотиков, поэтому вскрик получается каким-то особенно беззащитным. Череватый прикусывает губу и появившийся вкус крови кажется ему странным. Ладонь сама опускается ниже находит чужую голову, поглаживает мягкие волосы, перебирая пряди, пока жаркий рот принимает больше, глубже. Олег немного давится, но его упорству можно позавидовать, потому что он принимает больше, дальше. Вскидывает взгляд, и Влада плавит от того, что он видит в этих глазах. Восхищение. Желание. Нежность.       На него так никто не смотрел. Олег отстраняется, трётся о бедро щекой, пока Череватый не может сдержать себя и просяще стонет, поведя бёдрами. Как же это было хорошо. Хочется ещё. Больше. Ощущений больше, искренности этой. Но Шепс только поднимается вновь, занимает его губы, прикусывает жадно, будто выпивает, даёт почувствовать своё тело, его жар, своё возбуждение. Ему действительно так понравилось?.. — Можно я?       Не нужно быть самым умным в аду, чтобы понять, о чем просит Шепс. И он спрашивает. Жарко шепчет на ухо, и в интонации слышна мучительная жажда. Олег даже немного отстраняется, чтобы взглянуть в глаза, будто вспоминает про принцип активного согласия. Забавный. Но Владу не смешно. Он только кивает, а затем пальцами касается щеки, поведя выше, к скуле. — Да, Олег, — повторяет на случай, если Шепсу нужно устное согласие, и это, кажется, становится триггером, потому что его губами опять завладевают, лишь на несколько мгновений, чтобы потом лишить Череватого вообще всего тепла. — Где у тебя тут смазка? — Тумбочка, верхняя шуфлядка, — кивает, а сам раздвигает ноги. Рука сама ложится на член, пока он дожидается Олега, принимается ласкать легко так, даже не дрочка, скорее просто подразнить. Влад такие обожает. Возможно, именно поэтому за видео, где ему пять раз подряд не дают кончить, ему дали престижную награду. — У тебя тут ещё и наручники? Нахуя они тебе? — Олег возвращается и просто утыкается временно в стык между плечом и шеей, спрашивая об этом. Просто дышит и обнимает, будто позволяет вновь привыкнуть к своему теплу. Он горячий, действительно горячий. — Не для постели история, — отмахивается Череватый и хмурится. — Их давно надо выкинуть, да я хуёвый хозяин. Руки никак не доходят. — Оставь. Нам пригодятся. Олег любит пожёстче, — Шепс улыбается, это чувствуется, а потом возвращается с медленным поцелуем к губам, забирая любой повод дальше продолжить диалог, как и любые мысли. Они просто выветриваются, пока мягкость губ не становится настойчивой, пока жар вновь не распространяется по телу, и вот Влад уже вновь прогибается, шире разводя ноги, зная, как это заводит обычно.       Наверное, это должно было бы его смутить, но он не первый день в Аду. Хотя Дмитрий на его смущении зарабатывал в первое время большие деньги. А стал ещё большие на распущенности.       Сейчас же с удивлением Влад понимает, что действительно покраснел, когда слышит «красивый» голосом Олега, уже пару минут растягивающем его. Это вообще смешно — растягивать блядь, которая подставляется каждый день. Но Шепс делает это трепетно. Долго. Тянет сначала одним, потом двумя пальцами, исключительно точно попадая по простате, заставляя стонать протяжно. Слёзы выступают на глазах, но на этот раз от того, насколько ему нравится всё происходящее.       Ощущений чрезмерно, они топят своим многообразием, дыхание сбивается и ничего не остаётся кроме как поддаваться ближе, просяще тихо постанывая. Здесь нет места показушничеству, нет места актерским навыкам. Только чувства.       Три пальца. И только когда они ходят свободно, только в этот момент Олег отстраняется, чтобы быстро, но плавно заменить их членом. Не врываясь резко, а в его шёпоте читается исключительное обожание, пока он осыпает плечи Череватого поцелуями, но в конце концов и сам срывается на глубокий стон, когда оказывается полностью внутри. Влад специально сжимается, прекрасно зная, что такое может понравиться. И ему хочется, чтобы понравилось. Хочется отплатить Олегу тем же, поделиться нежностью, что внутри всё это время оставалась, просто не было возможности её как-то проявить.       Пальцы скользят в волосы Шепса, перебирают пряди, и Череватый тянет бармена на себя, чтобы поцеловать ещё раз, даже не укусив. Чтобы таким образом показать, что можно. Олегу можно многое. Сейчас тем более. — Двигайся, — не приказ, скорее просьба, и её выполняют безупречно, уже более не замирая. На коже проступает пот, Влад прогибается ещё ближе, ещё больше, подаётся бёдрами, стремясь продлить это ощущение наполненности, пока Олег насколько может бережно целует его плечи. Будто собирает созвездия. По позвоночнику течёт удовольствие, ниже, собирается, и в какой-то момент его становится так много, что оно высвобождается с протяжным владовым стоном. — Бля-ять, — выдыхает, когда тело расслабляется, но по-прежнему принимает Олега, даже если это становится довольно болезненным. Тот, правда, будто это чувствует и сразу же выходит, принимаясь за старое со своими поцелуями. — Ляг… На спину ложись, Олег.       Просит, и как только просьбу выполняют, плавно стекает вниз, тепло улыбаясь. Не играется, быстро принимает в горло, доведя Шепса до разрядки четырьмя движениями. Как по нотам. Олег скребёт ногтями по простыням, заходится гортанным стоном, когда кончает, но это получается так… Спокойно. Никаких взрывов, нет большого количества спермы, и Влад, вообще ненавидящий, когда ему кончают на лицо или в волосы, тянется за салфетками, которые лежали на тумбочке.       Вытирает приходящего в себя Олега, себя тоже, даже не поморщившись. Обычно ему было противно приводить себя в порядок после такого, но не сейчас. Это всё кажется очень даже нормальным. Внутри рождается какое-то странное любопытство: а что же будет дальше? — Иди… Иди сюда, — звучит от Олега. Когда Влад поворачивается, выясняется, что тот улыбается, а ещё каким-то чудом умудрился расправить чёрные крылья. Перья переливаются легко в свете ночника, который Череватый никогда не выключает, даже когда уходит.       Просьба привлекательная, и Звёздочка в объятия к Олегу ныряет, в плечо ему утыкается. Очень уж ему нравится то тепло, которое ощущает. Не палящее, просто согревающее. — Так что там с наручниками? — Шепсу хватает сил пошутить, когда он крепче обнимает. Однако затихает довольно быстро, не получив ответа.       Череватый уже проваливается в дрёму, когда слышит тихое: — Засыпай, Влад. Я с тобой.