Конечная.

──⊹⊱✫⊰⊹──

      Дуло пистолета, что в упор находилось перед лбом Осаму, предшествовало неумолимую адскую боль, немыслимые мучения и неизбежный конец. Холодная сталь оружия прижималась к коже, оставляя леденящее на душе напоминание о безжалостной силе, заключенной в кончике указательного пальца одежимого стрелка.       Затуманенный разум кружился в вихре искаженных мыслей без видимого направления. Это был кошмарный лабиринт смятения, запутанная паутина мерзких, неприятных эмоций и смутных предложений, которые шатен жаждал произнести сию же секунду.       Чёрная дыра ужаса поглощала Осаму всё глубже в своё неясное пространство, повергнув разум в состояние полного замешательства и внутренней тревоги.       Дадзай смотрел на фигуру перед собой, человека, на которого без горьких слёз теперь уже не взглянешь. Сердце обливалось жгучим змеиным ядом и ревело навзрыд, а мгновенное и невыносимо тяжкое осознание словно пожирало внутренности Осаму, безжалостно выворачивая их наизнанку.       Однако Дадзай знал наверняка, какие слова следует подобрать в столь патовой ситуации:       — Чуя, приди в себя, — твёрдо начал шатен. — Наши судьбы не должны закончиться здесь... Потому что нам суждено...       Речь Осаму была бесцеремонно прервана оглушительным выстрелом.       Пуля с ужасным и тошнотворным треском пронзила череп шатена, оставив за собой разрушительный и почти непоправимый вред. Черепная коробка потрескалась словно хрупкое стекло, кровь невероятным всплеском разбрызгалась повсюду, глаза чуть не вылетели из орбит с ноющей болью, словно в них воткнули раскалённые спицы, а истошный крик на зло застрял в сухом горле.       Острая боль, словно мощная вспышка яркой молнии, распространилась по его ослабленному телу, заставив всё вокруг стать мутным и до ужаса нечетким. Тьма поглощала его разум. Осаму из последних сил держался за последние ниточки ускользающей жизни, пока борьба становилась всё более отчаянной и бесполезной и эти нити, в конечном итоге, внезапно не оборвались.       Несчастный шатен сумел вымолвить лишь тихое:       — Наконец-то... — Из последних сил выдавив из себя измотанную улыбку, когда в глазах теперь была лишь кромешная тьма.       На лице Накахары не было ни единой эмоции, похожей на сожаление или печаль. Оно словно белоснежное, совершенно пустое полотно художника.       Однако в одно неясное мгновение проклятие рассеялась, словно утренний туман, освободив от оков одеожимого Накахару. Очи его обрели свой прежний вид, вновь напоминая бездонные океаны и драгоценные сапфиры, а от клыков дикого чудовища следов и вовсе не осталось.       Рыжеволосый похлопал глазами и взглянул на ужасаюшую картину перед собой: во лбу Осаму виднелось до мерзости страшное отверстие от пули, из которого хлестала алая кровь, стекая по уже неистово бледному, мёртвому лицу Дадзая, на котором застыло одно унылое выражение — совершенно неживое. А после, его растерянный и испуганный взор упал на свою правую руку, в которой находилось оружие.       Накахара почувствовал до тошноты холодный и тяжёлый камень на душе, что будучи привязанным к его ранимому сердцу, опускалось на дно сильной тревоги, мучительных переживаний и нежелания верить собственным глазам. Но отрицание больше не могло затмить его видение и чувство непоколебимой вины нахлынуло на него сильнейшим всплеском. Внезапная волна эмоций последовала мгновенно, чувство страха и тоски бушевали в душе разрушительным ураганом, безжалостно сметая с пути последние надежды. Холодная, тёмная правда, которой он так боялся, теперь стала ему ясна, и, похоже, с этого мгновения и без того не сладкая жизнь рыжего заиграет совершенно иными красками.       "Нет, я не мог..." — болезненное, плаксивое эхо прозвучало в его голове, а на дивные глаза навернулись горькие слёзы.       Выронив из дрожащих рук огнестрельное оружие, Накахара что есть мочи старался сдержать истошный крик в пересохшем горле. Он в слезах подбежал к давно неживому Осаму, потянулся дрожащей рукой к тёмным волосам Дазая, дабы после коснуться его бледного, холодного лица, проливая реки слёз.       Однако, в конце концов, Накахара не выдержал столь огромной тяжести на сердце. Чуя прижал мёртвого Осаму к себе, плача навзрыд и невзначай пачкая одеяния чужой кровью. Но, к сожалению, лить слёзы и жалеть о смерти близкого смысла больше не было. В прочем, как и в его жизни.