Цена счастья

      Просунув часть покрытой щетиной морды и передние копыта между погрызанных ржавчиной и песком тюремных решеток, арестант Эппллузской тюрьмы попытался почувствовать немного освежающего ветра, смачивая обветрившиеся губы не столько слюною, сколько скопившимся над верхней губою потом. Но, поняв, что ничего не выходит и он только сильнее нагревает свое лицо палящими лучами утреннего солнца, он затянул натужно писклявым голосом песню, подражая карикатурному кобыльему голосу.

— Душа моя тоски полна, Ах, сжалься, незнакомец милый, Я здесь одна, совсем одна, Прошу спаси меня помилуй, Когда б меня ты развязал, Тебя б всем сердцем полюбила, Неужто каменный подвал Навечно будет мне могилой?!

      Пара жеребцов из соседней камеры подхватили его настроение и, также изнемогая от жары, начали подпевать товарищу по несчастью.       — А ну заткнулись живо! — рявкнул шериф, проходя по коридору тюрьмы и долбя дубинкой по камерным прутьям. — Всем встать на перекличку.       Все здешние ненавидели этого опухшего от пьянства и обжорства гада и считали, что ему самое место среди них, а не на месте ушедшего в отставку старика Сильвер Стара, которого все здесь помнили хоть и не как друга, но как достойную личность.       Хоть надзиратель Булл и не был Сильвер Старом, одно дело у него получалось в точности так же, а именно - затыкать Брасс Тула, когда он пытается что-то спеть без аккомпанемента гитары.       Открывая камеры, Булл поочерёдно выпускал и строил заключенных в шеренгу, громко оглашая порядковые номера. Наконец, дойдя до последней, он выпустил Брасс Тула и того, в ком уже было тяжело признать разбойника по имени Голден Ривер, известного в узких кругах атамана банды «Mascalzoni».       Шерсть горчичного цвета стала такой грязной, что напоминала цвет выжженной древесины. Седина захватила большую часть гривы, оставив лишь багровые пряди на её концах. Вместо аккуратно подстриженной бородки в виде якоря на лице появилась колючая щетина. Лицо было засаленным от пота, а выражение его было вечно недовольным. Его имя настолько редко звучало в этих стенах, что он привык охотнее отзываться на свой номер - 34.       — Итак, раз все на месте, то разворачиваемся и маршируем на завтрак. — вновь протявкал Булл и ударил дубинкой о решетку.       Каждый день был похож на предыдущий для здешних заключенных. По команде надзирателя безвольная группа из почти тридцати заключенных, повинуясь удару жезла, словно взмаху волшебной палочки, зашагала по отточенному маршруту, лучше всяких стражников.       На завтрак всегда подавали безвкусное подобие каши, никто точно не мог сказать, какой, потому что по консистенции вся она была жидкой и склизкой, а по цвету - серой и безжизненной. К каше прилагался остывший разбавленный чай или обыкновенная вода, разница между ними была лишь в том, что от чая было меньше ржавого послевкусия, от этого и ценился он больше.       После неплотного завтрака заключенных вновь строили в шеренгу и отправляли на каторжные работы под палящее солнце, мостить новые каменные дороги от Эппллузы до Додж-Сити. Всего девять часов изнурительного труда под адски палящим солнцем с перерывом на обед из черствого сэндвича, и камера в тюрьме внезапно кажется санаторием с пригодной температурой и условиями проживания.       После возвращения их неизменно ждал ужин, такой же отвратительный, как завтрак или обед. После ужина Ривер ставил засечку на стене, засыпал, и всё начиналось по новой. Так дни сливались в недели, недели - в месяцы, а месяцы - в годы.       Единственными праздниками здесь были проверки от высшего начальства. В эти дни чай был вкусным, каша - съедобной, и работа по восемь часов с тремя перерывами. Но в сравнении со всеми остальными днями эти терялись и затухали подобно искрам, не нашедшим сухой трут.       Голден Ривер не мог вспомнить, как именно он смирился с тем, что его жизнь стала монотонной рутиной. Все годы, что он провел в тюрьме, стали для него одним сплошным днем, и он не мог точно сказать, сколько он тут находится. Все засечки, что он ставил на стене мелом с момента заключения, потеряли для него всякий смысл, их чертил не он, а мышечная память его организма. Мысли его не клубились в голове, не застывали в янтарь, а медленно текли подобно нитевидному пульсу, не вызывая при этом никакого отклика организма.       Прозрение на ничтожность его образа жизни, запустившее его окоченелый разум, снизошло на него также неожиданно и мимолетно, как и то мгновение, когда он потерял свой разум во времени.       В один из сотен одинаковых дней, во время работы над дорогой, он поднял голову, чтобы отереть пот со лба, и взгляд его зацепился за две фигуры. Они были столь малы и ничтожны, что он не мог различить их внешности. С его стороны они виднелись как две размытые фигуры пони: одна, белая и похожая на призрака, стояла в тени зонта, вторая стояла под светом солнца, и жар, искривлявший восходящие от земли потоки воздуха, придавал её фигуре исключительно темные оттенки. Обе фигуры просто неподвижно наблюдали за их работой, но было в их присутствии нечто такое, что заставило Голден Ривера выпасть из привычной ему колеи и замереть на месте.       Его вывел из оцепенения крик надзирателя. Он пришёл в себя и снова попытался разглядеть фигуры. Но вместо них он увидел лишь удаляющуюся в клубах пыли карету.       Весь вечер после этого его взгляд не отрывался от расписанной черточками стены. Только сейчас он осознал, как велико было их количество. Только теперь эта загадочная пелена сна спала с его глаз, и он понял, что пора что-то менять в своей жизни.       Наступило время отбоя. Лишь только Ривер заприметил, что охранник приближается к его камере, чтобы проверить готовность заключенных ко сну, он подошел сам и привлек к себе его внимание.       — Могу я попросить о письме суду и прокурору с просьбой о досрочном освобождении?! — воскликнул Ривер.       Охранник, явно не ожидавший такой активности от заключённых этой тюрьмы, особенно от 34-го, на мгновение растерялся и не сразу смог ответить.       — О чем вы хотите попросить?       — О письме с просьбой о досрочном освобождении.       — В письме отказано. — холодно ответил охранник, перебирая связку ключей.       — На каком основании?       — На основании того, что вы и так свободны, за вас внесли залог. — с этими словами камера перед ним отворилась. — Номер 35 тоже на выход.       — Чего, я тоже? — удивился Брасс Тул, привставая с кровати.       Через пятнадцать минут Голден Ривера и всю его банду построили около главного входа в участок и выдали те немногочисленные пожитки, что были у них конфискованы в тот день, когда они оказались здесь.       Шериф Булл на прощание оглядел банду оборванцев с явным облегчением от того, что избавился от лишней ноши, после чего, не сказав ни слова, удалился. При этом ни один из бандитов не упустил своим чутким взором то, что из нагрудного кармана его бежевой рубашки явно выпирал огранённый драгоценный камень внушительных размеров.       Никто из них не знал и даже предположить не мог о том, кто та таинственная личность, что внесла за всю их банду залог явно немаленького размера. Когда они вышли из участка, то тут же наткнулись на юную желтую единорожку в белоснежной рубашке и черном жилете, явно ждавшую их и подготовившую две большие коляски с уже запряженными извозчиками.       Завидев юную особу, Голден Ривер поначалу не поверил глазам, и лицо его исказилось от шока и удивления, и почти сразу он стыдливо отвел взгляд и прикрыл лицо копытом, будто стеснялся желтой кобылки.       Лемон, не заприметив Ривера среди остальных разбойников, выпрямилась, как по струнке, и огласила официальным голосом. — Имею честь оповестить вас, что члены банды «Mascalzoni» приглашены на торжественный ужин, организованный моей достопочтенной госпожой Миднайт Рэйн и ее дорогой подругой Императрицей в признательность за давнюю услугу, оказанную ей в момент нужды. В случае принятия приглашения я прошу вас устроиться в одной из колясок и позволить отвести вас до места проведения банкета. В случае если вы отказываетесь от приглашения, то вы вольны ступать своей дорогой, но должны принять во внимание тот факт, что обе госпожи больше не захотят иметь с вами никаких дел.       Услышав псевдоним, который был оглашен мисс Лемон, в голове Голден Ривера всё встало на свои места, и тело его начало наполняться злостью и негодованием.       — Клянусь крупом Селестии, нас, по всей видимости, освободила какая-то важная птица. Однако, Императрица, мне будто знаком этот псевдоним.       — Так представилась кобылка, которую мы однажды поймали около Филидельфией. — пробормотал Ривер.       — А ведь правда! Может ли это вправду быть она?       — Ох, что-то мне подсказывает, что так оно и есть.       — Ну не знаю, как вы, господа, а я не прочь поехать на банкет, даже если там меня ждет вспоротое брюхо. Главное, чтобы хорошо накормили перед смертью. — в шуточной манере ответила Найтингейл, забираясь в коляску.       Все остальные оценили такой вариант развития событий. И, поскольку не отличались, в связи с профессией, чувством самосохранения, последовали примеру Найтингейл, решив для себя, что им все равно нечего терять, кроме жизни.       Даже Голден Ривер не заставил себя долго ждать, но, в отличие от остальных, он решил разобраться в ситуации, а не просто утолить голод. Теперь это дело касалось не просто банды «Mascalzoni», а лично его, и ему очень не хотелось, чтобы Коузи пересекала эту черту без веской причины.       Когда банда в полном составе расселась по коляскам, мисс Лемон уселась на место кучера и отдала команду извозчикам вести их до нужного места. Дорога шла по пересеченной местности, прямиком из Эппллузы куда-то в пустыню, и заняла примерно полчаса.       Высадив пассажиров около скалы, соседствующей со старыми каменными руинами и сухими кустарниками, мисс Лемон вытащила для них несколько факелов из коляски и указала на скрытую в плотном сухостое щель, достаточно широкую, чтобы через нее мог протиснуться средних размеров жеребец.       — Пройдя в этом направлении, вы встретитесь с г-жой Императрицей, главное - не сворачивайте с обозначенного маршрута.       — А я думал, что милашка проведет нам экскурсию. — промурлыкал Базилио, не заметив, как в него впился разъяренный взгляд Ривера.       — Г-жа Миднайт запретила мне сопровождать вас дальше этой точки. Дальше вам придется идти самостоятельно. — сдержанно ответила Лемон, попутно отдавая извозчику команду о возвращении.       Всё лишь попричитали и подожгли факелы, приготовившись к спуску. Протиснувшись через щель, они последовали совету мисс Лемон и шли по следу из зажжённых настенных факелов. Поначалу проход представлял из себя обыкновенную пещеру, которая уходила в глубь скалы под небольшим углом, но довольно скоро в пещере начали появляться разглаженные стены и ниши явно рукотворного характера. Вскоре пещера и вовсе начала походить на череду комнат с причудливой архитектурой, сочетающей в себе активное использование лестниц и природных ландшафтов.       В конце очередной полумрачной комнаты их ждал длинный прямой коридор, пройдя по которому, они оказались в полукруглой куполообразной комнате, освещаемой несколькими факелами снизу и редкими лучами лунного света сверху, пробивающимися через искусственные бойницы под потолком комнаты.       От главной комнаты также отходило много коридоров в разные стороны, но их привлекли не они, а продолговатый низкий стол, заставленный всевозможными яствами.       Воздух в комнате был наполнен ароматами гвоздики, мускатного ореха, паприки и чеснока. Жареные овощи и выпечка на горячих сервировочных сковородах и поддонах перемежались с нарезанными сырами, с запечатанными сургучом бутылками с вином, элем и сидром, с фруктами, с креманками, в которых мороженое и сорбеты все еще оставались холодными благодаря магии, и с подносами, на которых россыпью драгоценных камней сверкали южные сладости.       Места для гостей были оснащены пышными подушками из цветных тканей, а самая большая горка таких подушек была подле хозяйки данного пира, позволяя ей не просто сидеть, а делать это, отклоняясь назад на спину.       Сама хозяйка была одета в ткани, расписанные нитями из драгоценных металлов, составлявшие вместе костюм, что считался традиционным для жителей юга, для таких регионов, как Сомнамбула, Арабия и Абиссиния. Ее голубые, заправленные в компактную, но элегантную прическу кудри сверкали лоском, как, впрочем, и ее лицо, на котором лежал отпечаток приветливой ухмылки.       — Мать моя кобыла, отец мой грузчик, так, значит, это правда! Я же не сплю, ущипните меня кто-нибудь. — начал мельтешить Брасс, за что закономерно получил локтем в бок, после чего успокоился.       — Buona sera. Прошу присаживаться за стол и ни в чем себе не отказывать. — мягко, почти гипнотически проговорила Коузи, указывая на подушки по бокам.       — Это правда ты? Ну так кобылка, что мы встретили тогда?       — Si, у вас потрясающая память, раз вы так легко вспомнили события десятилетней давности.       — Десять лет, да? Как быстро летит время. За десять лет кобылка выросла в статную сударыню. Но больше радует, что эта сударыня вступилась за несчастных джентелькольтов удачи. — от его слов Коузи легонько усмехнулась в копытце и перевела взгляд на Ривера, на которого до этого поглядывала лишь искоса. Ривер, в свою очередь, во время всего разговора не сводил взгляда с Коузи.       — И все же я не просто так собрала вас всех здесь. Руины некогда процветающей деревни алмазных псов, конечно, романтичное место, но ради обычного банкета собираться здесь слишком хлопотно. На самом деле я хотела заключить деловое партнерство.       — О, мы только рады, мисс...       — Но! — прервала его Коузи. — Я должна заключить этот союз с тем, кто говорит от вашего имени. Мистер Голден Ривер все еще может считаться вашим атаманом? — после этих слов все взгляды разбойников, полные надежды и жажды действия, впились в Ривера, как бы подтверждая: «Да, он будет говорить от имени всех».       — Да, сударыня, я все еще атаман этих негодяев. — размеренно проговорил Ривер, впервые сказав хоть что-либо с тех пор, как очутился здесь.       — Bene, тогда прошу проследовать за мной, поговорим наедине, на свежем воздухе. Остальные могут приступать к трапезе.       Несмотря на то, что взгляды товарищей начали выказывать опасения, Ривер встал одновременно с Коузи и последовал по коридору вслед за ней. Через пару минут они оказались среди руин, выйдя наружу через замаскированный проход. Стоя в ночной прохладе, освещаемые светом полной луны, они молча сверяли друг друга взглядом, пока Коузи не начала разговор.       — Я смотрю, тюремная жизнь тебя не пощадила, Ривер.       — А вы, напротив, в самом рассвете сил, юная мисс. Неужели вам удалось устроить свою жизнь так, как вы хотели? Но тогда какого же черта я вам потребовался? — несколько раздраженно проговорил Ривер.       — Откуда столько сдержанного гнева, Ривер? Я думала, мы расстались на довольно позитивной ноте. Неужели за эти десять с небольшим лет у тебя появились претензии ко мне?       — Всего одна, и она появилась сегодня.       — Неужто? Чем же я успела насолить тебе?       — Не делай вид, что не знаешь.       — Сударь, я понятия не имею...       — Твоя служанка! — прервал ее Ривер.       — Мисс Лемон? Чем же она вам не угодила? По-моему, она просто божий одуванчик.       — Не притворяйся, что не знаешь, что она моя дочь!       — Твоя дочь? Не может быть! — сделанным изумлением сказала Коузи. — Ну, если все дело только в этом, то тебе не о чем беспокоиться.       — Как же? Еще до разговора со мной решила перестраховаться и получить рычаг давления на меня.       — Перестань бахвалиться своими отцовскими чувствами. Если бы я хотела шантажировать тебя твоей дочерью, то не стала бы нанимать ее своей горничной, обучать и выплачивать хороший гонорар. Мисс Лемон уже почти год исправно работает на меня. Я путешествовала с ней по большей части цивилизованного и не очень света и могу смело сказать, что она делает хорошие успехи в своей работе. Да, я наняла ее, зная, что она твоя дочь, но я сделала это исключительно из благодарности за содействие, которое ты мне оказал в затруднительный час.       Ривер заметно успокоился от доводов, приведенных Коузи.       — Как я сказала тебе в ту ночь: «Я сполна воздам тем, кто поможет мне на пути к моей цели». Можешь считать заботу о твоей ненаглядной дочурке платой за твой совет.       — Но разве, находясь рядом с тобой, она не подвергает себя опасности?       — Во-первых, не со мной, а с моим альтер эго - Миднайт Рэйн. Во-вторых, сразу видно, что ты уже давно не бывал в Мэйнхэттене и не знаешь о том, что многие уже пытались бросать мне вызов. Но все, кто это делал, сломали зубы на этой почве и теперь лишний раз не рискуют, предпочитая громко лаять, но не кусать. Так что безопаснее места, чем место подле меня, не существует.       — И все же я не понимаю, на какую помощь ты рассчитываешь от моей дочери в достижении своих планов мести, если таковые у тебя все еще остались.       — Помощь от мисс Лемон? Лучшее, что она может для меня сделать, - это постирать и погладить мои рубашки. Я не собираюсь втягивать ее в свои личные дела, этот комочек желтого меха и простодушной наивности просто помогает мне существовать, отвлекая меня от меланхолии и депрессивно-суицидальных настроений.       — То есть, пока все заводят себе питомцев, ты заводишь себе прислугу?       — Вижу, у тебя все еще осталась прыть, чтобы дерзить тем, кто намного опаснее тебя, и опошлять благородные намерения сильных мира сего. Это хорошо. Значит, ты еще не окончательно перестал быть отчаянным головорезом.       — Ты ведь освободила нас не для того, чтобы накормить и рассказать мне о дочери. Что ты задумала?       — Хорошо, что ты решил вернуться к основной теме разговора. Мне захотелось иметь под крылом банду организованных преступников, чтобы те могли исполнить некоторые из моих приказаний, когда наступит время, только и всего. И тут я вспомнила, что у меня есть знакомый с опытом в этом деле и уже готовой бандой.       — Это необходимо для твоей мести?       — Может быть.       — Я не собираюсь участвовать в свержении принцессы.       — А кто говорить о том, что ты будешь в этом участвовать? Если мне потребуется ваше прямое участие, то в этой комедии вы будете играть роль сначала обманутых простачков, а затем жертв. Только представь, если победа будет за мной, я дарую тебе всё, что захочешь. Ну а если я проиграю, что, конечно же, маловероятно, то глупые и наивные пони сжалятся над тем, чью дочь злодейка Коузи держала в заложниках, и простят все проступки, сославшись на принуждение.       — И все же я не думаю, что ты сдержишь свое слово. — неуверенно проговорил Ривер.       — Ну вот, куда же делся тот жеребец, что решил пригреть на одну ночь беглую преступницу, оправдывая это тем, что она лишь маленькая кобылка? С чего это ты вдруг внезапно начал задумываться о своих действиях?       — За эти годы ты сильно изменилась, мне это нутро подсказывает, и, честно говоря, меня пугает направление, в котором произошли эти изменения. Что с тобой произошло за эти годы?       — Тебя это не касается. — внезапно холодно и угрожающе произнесла Коузи. — Лучше скажи, может, если ты не хочешь делать это ради себя, то сделаешь это ради своей дочери? — продолжила она вдруг, снова став приветливой.       — И все же мы возвращаемся к теме заложников?       — Отнюдь, я хочу сказать, что мое благополучие напрямую коррелируется с благополучием твоей дочери, и чем лучше идут мои дела, тем обеспеченней становится мисс Лемон. Может, ты все же захочешь поработать на меня ради счастья своей дочурки? Независимо от финала этой комедии она остается в моем завещании и получает беззаботную жизнь. Ты ведь подался в разбойники для того, чтобы подарить ей лучшую судьбу. Может, все-таки стоит воспользоваться моим предложением? — на лице Коузи появилась гаденькая улыбочка.       Голден Ривер молча стоял в нерешительности, что-либо ответить, было видно, что Коузи заставила его задуматься о цели его жизни. В голове его всплывали воспоминания о жизни в Мэйнхэттоне, о разводе с женой и о последнем взгляде на еще совсем юную дочь. Всплыл и тот образ, в котором он видел ее сегодня: опрятная, грациозная, статная и, как ему показалось, счастливая кобылка.       — Хорошо, я помогу тебе, но на некоторых условиях. — с тяжелой душой согласился Ривер. — Ты и дальше не станешь втягивать мою дочь в свою вендетту. И до того, как начнется кульминация твоего плана, ты отошлешь ее подальше от всего того хаоса, что ты устроишь.       — Что-то еще?       — Меня это тоже касается. Когда дело дойдет непосредственно до принцесс, я покину вас, мисс, и вы не будете мне мешать.       — А что насчет твоей банды?       — Это уже серьезный вопрос, и я не могу давать вам каких-либо обещаний от их лица, поэтому пусть они сами сделают выбор, когда придет время.       — Что ж, если это всё, то я вполне согласна на эти условия. — с этими словами она сверилась с часами, после чего выпила содержимое небольшой стеклянной склянки. — Мне пора откланяться и вернуться в свою гостиницу. — она поймала взглядом приближающуюся со стороны города коляску.       — Уже уезжаешь? А когда мы встретимся в следующий раз?       — Хм, наверное, через пару месяцев или около того.       — И что же нам делать все это время?       — Мне что, тебя учить, как быть разбойником? Наведите шороху на Эппллузу и Додж-Сити, у вас для этого есть все инструменты. Я поставила вам сундучок, полный оружия и полезных примочек. Одним словом, заработайте себе имя, сделайте так, чтобы вас боялись. С нынешним медлительным правосудием Эппллузы это будет несложно. Но если тебе нужно конкретное указание в качестве первого шага, то вот оно: «Помойся, Ривер, от тебя несет, как от помойной кучи, настолько, что даже мои духи не перекрывают это амбре!» — с этими словами ее шерсть наконец перестала бледнеть, а грива чернеть, и она вновь приняла облик Миднайт Рэйн, заметно удивив Ривера таким превращением.       — Возьму ваш совет на вооружение, сударыня. — со сдержанным раздражением и стыдом произнес Ривер почти сквозь зубы. — Но чем же в это время будет занята ее милость?       — Я собираюсь прикупить себе летнюю резиденцию во время поездки в Клаудсдейл и собрать там некоторые сведения. Так что я надеюсь, что к моему возвращению вы меня не разочаруете.       Миднайт вылетела из руин, сопровождаемая взглядом Ривера. Через минуту к спустившейся Миднайт подъехала коляска, и та уселась в нее. На прощание она лишь бегло окинула взглядом темную фигуру Ривера, скрытую в руинах и сухих кустарниках, после чего извозчик начал уносить ее в сторону города.