пять часов назад
Серый спорткар Aston Martin Vulcan проезжает префектуру Тотиги, рассекая длинные полупустые трассы к северо-востоку от шумного Токио, горящего мириадами огней и сиреневых неонов. Минхо опирается на подлокотник, переключая треки на большом сенсорном экране, пока Джэхен плавно едет мимо улицы розовых сакур в цвету. Сумеречное небо преследует их лиловыми и желтыми оттенками, теплые лучи заходящего солнца ласкают матовый капот тачки, хищным зверем рассекающего тихие кварталы живописного острова Хонсю. С его маленькими деревнями, пестрящими национальными парками, горячими источниками и целебными водами. Они везут специальные лечебные мази для Тэхена, прописанные врачами для быстрого восстановления ран. На перекрестке Сибуя сегодня вновь намечается заезд. — Секвентальная шестискоростная коробка передач и почти восемьсот лошадок под капотом, — присвистывает Минхо, рассматривая дорогой салон из кожи. — Ты в курсе, что твоей малышке запрещен выход на дороги общего пользования? — Странно слышать от тебя высказывания такого рода. Неужели боишься? — ухмыляется Джэхен, давя на газ и набирая скорость. На нем темные джоггеры, черное худи с резинкой и капюшоном. — Таким отбитым, как мы, закон не писан, — отвечает ему с усмешкой Минхо, качая головой в такт разрывным битам. Козырек кепки закрывает его глаза, мерцающие с азартом. Он в черной майке, кожанке и светлых джинсах с ремнем. — Пока полиции нет, все законно, брат. Джэхен коротко смеется, мотая головой в безнадеге: — С тобой опасно шутить. — Опасно шутить с тем, кто для дрифта использует тачку на механике, а для покатушек — автомат. И обе одной марки. Пиздец ты за стабильность, — хмыкает Минхо, намекая на него и насмешливо улыбаясь. Астон мартин вулкан проезжает небольшие стеклянные высотки, буддистские и синтоистские храмы с алыми иероглифами и статуями. Мимо них с диким ревом мотора пролетает ламборгини ревуэльта, ослепляя на мгновение блестящей оранжевой покраской. Под ребрами Минхо резко колет. Неудержимое желание перекрыть трассу и вытащить из переднего этого омегу, что дыхание ему перебил и в голове поселился двадцать четыре на семь спирает не по-детски. Он хочет поставить его перед собой, как маленькую куклу, и любоваться им до тех пор, пока веки не окаменеют. Его мерцающие в ночи Токио тени обитают в мыслях. Он и не помнит, когда в последний раз так сильно кем-то заболел. — Я отхреначу тебе яйца, если не догонишь их. Жми на газ, — цедит он, ощутив сердцебиение в чертовой глотке. Джэхен знающе улыбается и набирает темп, загораясь любопытством увидеть омег за рулем, что так заразно. Яркий свет фар ревуэльты режет зрение, вулкан несется за ним по пустынным улицам острова Хонсю, словно призрачный поклонник. От рокота шин сотрясаются ровный антрацитовый асфальт и лепестки сакуры, разносимые легким ветром и кружащие в майском теплом вечере. Кончики пальцев ноют от напряжения, нарастающего во внутренностях. Минхо наклоняется вперед и не смеет даже моргнуть, наблюдая за тем, как ламбо катится к пудрово-зеленым очертаниям гор и пышным кронам деревьев в национальных парках. Джэхен выжимает из спорткара добрую полвину ее мощности, но из-за тяжести капота и низкой поворачиваемости он упускает иногда из виду ревуэльт, петляющую по извилистым дорогам так же искусно и маневренно, как русалка в лазурных водах. — Мотал я этот автомат, бля, — ругается Минхо, сдерживая себя титановыми усилиями, чтобы не сломать ему коробку передач на части. — Успокойся. Думаю, они не особо в курсе, что там дальше за поворотом, — усмехается в убийственной невозмутимости Джэхен, разгоняясь до двухсот меньше чем за три секунды и повисая на хвосте оранжевой тачки. — Диснейленд, ебать? — невесело фыркает Минхо, напрягая желваки, когда друг выворачивает руль и пролетает поворот. — Почти. Парк Никко. Спорткары один за другим заезжают в национальный парк Никко, сотканный из многовековых святынь, храмов для поклонения, скульптур и ворот в обрамлении крутых и лесистых холмов с текущими чистыми водопадами. Красные розы, нарциссы и цветущие магнолии, раскинутые рядом с малиновыми и золотыми болотами и мурлычущим озером у подножия священной горы Нантай-сан. Ее заснеженные вершины и склонившие покорно ветви сливовых деревьев и розовой сакуры в окружении изумрудных долин и синих текущих озер. Астон вулкан вырывается вперед с заносом задних колес, преграждая путь ревуэльте и тормозя прямо перед ее капотом. Зажженные словно мотыльки фары к фарам. Горящие в сумерках бирюзового острова. Минхо усмехается краем губ и вылезает из переднего, надевая кепку задом наперед. Он ждал этого момента долгие, мучительные дни. Взглянуть в карие глаза маленькой феи, захватившей в волшебный плен его мысли. Теперь он поймал ее в капкан своего пристального взгляда, и отпускать уже не собирается. Он безотрывно следит за тем, как дверные шарниры ламбо автоматически приоткрываются, и из пассажирского выходит омега. Его фея. Миниатюрный, с тонкими ногами, пшеном прямых волос, в красной водолазке, клетчатом жакете и черных джоггерах. Его коралловые тени сияют под бледно-голубым ореолом луны парка Никко. Нантай-сан — местом синтоистского паломничества. Здесь находили покой приверженцы буддизма, вдалеке от городской суеты и людей, душивших эмоциями. Минхо не дыша смотрит на него и согласен задохнуться, если это мгновение будет длиться вечность. — Так вот, как выглядит фея, что так соблазнительно махнула крыльями передо мной и улетела, — растягивает улыбку на лице Минхо, с пылающим интересом в глазах рассматривая омегу. Будто бы смущающегося от такого откровенного комплимента и вспыхивающего щеками. «Очарование, блять», — думает Минхо, зная, как странно смотрится со стороны, не сводя с него взора и инстинктивно подходя ближе. Джэхен опирается на капот вулкана, скрестив руки на груди и без слов наблюдая за ними. Из водительского грациозно выходит другой омега, устроивший замес на перекрестке Сибуя, и обдает его ароматом пленительного шанель «коко ноир». Теперь он забирает себе все внимание альфы. Шелковыми на вид светлыми волосами, несколько прядей из которых заплетены в афрокосы. Он в кожаных шортах и оранжевой гоночной куртке со множеством цепочек на шее. Омега щурит свои карамельные глаза и презрительно осматривает Минхо, приближающегося к его лучшему другу. В Джэхене вспыхивает легкое любопытство, он засовывает ладони в карманы худи, рассматривая завитые пряди, обрамляющие его лицо спереди, но омега словно специально не замечает его, напролом идя к Минхо. — Отойди от него, киккакэ, — по-детски звонкий голос нарушает тишину на горе Нантай. Минхо отвлекается от созерцания своей замершей феи, не произнесшей ни слова за это время, и раздраженно поворачивается к подошедшему омеге. — Ты только что назвал меня понторезом? — он выгибает бровь, опасно начиная приближаться к омеге с широкой ухмылкой. — Следи за тем, кому и что ты говоришь, маленькая одзёсама. Минхо с удовольствием замечает, как в карамельных глазах омеги зажигается дикое пламя. Словно он прямо сейчас открутит ему башку голыми руками. Он бы с кайфом понаблюдал за этим зрелищем. — Ты только что назвал меня испорченным мальчиком из богатой семьи? — отвечает ему в той же манере омега, не сдавая назад и наступая. — Перестань, Хенджин, — фея подает свой сказочный голос, походя в рисковой близости к Минхо и останавливая своего друга. Запах черной смородины и сладкой ванили окутывает легкие альфы. Минхо во второй раз за сегодня погибает. Без единого шанса на уцеление. — Не совсем так, детка. Я назвал тебя испорченной принцессой, — поправляет Минхо с мудаческой ухмылкой. — Как тебе подкат? Заценил? — Ну да, дерьмо, — усмехается Хенджин, с нотками высокомерия осмотрев альфу, что резко перестал улыбаться и разозлился по-настоящему. Джэхен чует, как дело пахнет паленым, и выступает вперед, перехватывая друга за грудки и оттаскивая его назад. — Успокойся, брат, держи себя в руках. Это омеги, — напоминает Джэхен, будто привязывая свирепого зверя к цепи. Хенджин впервые обращает на него внимание, с мимолетным интересом рассматривая его благородную статную фигуру и вслушиваясь в бархатный голос. Чарует. — Лучше сдай его в стационар, пусть проверится на бешенство, — Хенджин накаляет обстановку, подливая керосин, как он всегда привык делать. Осмелев в разы, когда Джэхен встал между ними, как защитный барьер. Хенджин на уровне интуиции понимал, что, пока он стоит за широкой спиной альфы, его никто достать не сможет. — Зачем ты его провоцируешь? — осекает его лучший друг, качая головой. Минхо внимает тихому голосу этой феи, ловя каждый его очаровательный отзвук. И агрессивно вырывается из захвата Джэхена, гордо расправив плечи и снова подходя к двум омегам. — Потому что он самоуверенный кретин и хам, Хани, — цокает Хенджин и театрально закатывает глаза. Словно вынужден говорить очевидные истины. Минхо наконец узнает имя своей феи. Такое же невинное и сказочное, как он сам. Осознавая, что попал. Бесследно и бесповоротно. С его организмом творятся невообразимые метаморфозы, когда Хан смотрит на него своими наивными, прелестными глазами. В их бешеную гонку они были более строптивые. — Какие мы грубые, — усмехается Минхо, толкнув язык за щеку. Он общается с Хенджином, но может плененно глядеть только на Хана. Словно он его заколдовал и к себе посмертно приковал. — Дай угадаю: за то что обогнал тебя в том заезде обидку кинул? Хенджин наигранно фыркает, и по тому, как он задирает голову будто бы равнодушно, альфы все понимают. Минхо попал прямо в цель. — Если бы не поворот JH-770, на котором мы не практиковались, вы бы никогда не обогнали нас, — Хан дерзит и смело смотрит прямо в загоревшиеся азартом глаза Минхо. И тушуется сразу, отступая на пару шагов, когда альфа приближается и сжимает его подбородок между большим и указательным пальцем, заставляя взглянуть на себя. Слишком близко. В зоне риска, где каждый угол загорается воем сирен. — Надо же, фея умеет царапаться, — он тянет ухмылку на губы, не отрывая проникновенного взора от напуганных с напора, растерянных глаз Хана. — Хочешь прокатиться еще раз? Один на один. Хан тихо сглатывает, и Минхо чувствует тепло его персиковой кожи, движение мускулов ловит кончиками пальцев. Безумие чистого сорта. И трепет его ресниц окончательно добивает. — Отвали от него, он не водит. Тем более с такими психопатами, как ты, — Хенджин заступается за друга и отталкивает Минхо, ударив его в грудь. Минхо толкает язык за щеку, но пристально наблюдает за выдохнувшим Ханом. Он клянется, что замечает огонек любопытства в его карих глазах, и самодовольно усмехается. Хорошим мальчикам всегда нравятся такие наглые мудаки. Минхо им даже не притворяется. Быть плохим у него в генах. — Почему за него решаешь, одзёсама? Может, он устал быть штурманом такой истеричной принцессы и хочет наконец свободы? — он выгибает бровь, с улыбкой ловя возмущение на лицах обоих омег. — Какой ты невоспитанный, грубый и надменный, — выдыхает на эмоциях Хан, искоса поглядывая на него. Его пухлые щеки надуваются, делая его до боли забавным и невинным. Минхо хватается за место под левой ключицей, словно он ранил его сотнями кинжалов. — И клоун, — закатывает глаза Хенджин, вперив гордый взгляд в усмехающегося Джэхена. — Тачку свою с дороги убери. «Куда? В гору?», — проносится в мыслях Джэхена, и он красноречиво смотрит сначала на ламбу, что зажала его астон вулкан между собой и горой, затем на самого омегу. Хенджин осознает свой прокол и неловко прикусывает нижнюю губу, но чтобы скрыть смятение корчит рожицу улыбающемуся с такого поведения Джэхену и отворачивается. — Помочь развернуться? — услужливо предлагает альфа, подходя ближе с засунутыми в карманы худи ладонями. — Сам разберусь, лучше помоги своему другу стать адекватным членом общества, — фыркает Хенджин и кивает Хану, и они вдвоем садятся на переднее заведенной ламбы. — Еще увидимся, фея, — Минхо довольно усмехается и салютует им, теперь уверенный на все сто, что больше его не упустит. Хан и не знает, как он умеет своего, запавшего в душу добиваться. До души его так мало людей могут дотронуться. Омеги кидают на него презрительный взгляд, дверцы прикрываются, и оранжевый спорткар скрывается за пастельно-фиолетовым горизонтом и сливовыми деревьями в цвету. — Поехали, скоро гонка начнется, — Минхо хлопает по плечу Джэхена, глядящего вслед уезжающей тачке, и залезает на пассажирское вулкана.***
Языки багряного пламени окутывают пурпурное небо Токио. Взрыв оглушает пустынную тишину смертельного поворота. Закладывая уши и слепя зрение на мгновение. Запах огня и бензина заселяет легкие, аромат меда и цитрусовых веет со светлых волос, щекочущих скулы. Крики и вопли застревают в глотке, как кость, вой сирен скорой помощи и тревожные голоса лучших друзей и младшего брата. Ямакаси ощущает разломанные пополам органы, словно выброшенные на серый асфальт. Он прижимает к своей груди хрупкое тело бессознательного омеги, укрывая его руками от всполохов пламени. Синий лотус разносит в щепки, пару осколков царапают покрытие фиолетового доджа. Чонгук смотрит покалеченными глазами на изображение экрана, а сердце под ребрами норовит разбиться вдребезги и заразить внутренности смертельными болезнями. Эта ночь отпечатана под его ключицами алым.***
В особняке клана Исайа дуют прохладные ветры, шелестя зеленые листья пальм и чистые лазурные воды бассейна. Телохранители окружают ворота и задний двор с цветущими сливовыми деревьями и сакурой, теряющей розовые лепестки. На смуглой коже альф изображения масок демонов-они и алые хризантемы, знаменующие потери, кровь и смерть. Чонгук сидит на белом шезлонге, поджав под себя одно колено и измеряя стеклянным взглядом пустоту. В его голове обрывки болючих воспоминаний, мешающих свободно вдохнуть и засыпать. Сегодня ночью он не смог сомкнуть глаз. Он закрывал веки и видел образ Тэхена, дышащий так близко от его губ и ласково зовущий его «Ничи». Взрыв. Багровое пламя и вновь израненное тело Тэхена, прикрывающее собой Юкио. Чонгук впивается ногтями в подушечки пальцев, ненавидя этого омегу всем сердцем. С того самого момента, как он решил гоняться с Тэхеном и привлечь его внимание. Лучше бы он полетел в чертов обрыв и избавил их от своего существования. Чонгук не умеет делиться. И не хочет. Ямакаси должен принадлежать только ему. Обнимать только его. Улыбаться только ему. Чонгук за него переживает так, как никогда и ни за кого ранее. Чонгук его слепо ревнует так, что внутренности скручивает жгутом и ломает в фарш. Он сидит в мягкой белой пижаме с маленькими розовыми розами. Тонкая майка обнажает плечи, короткие шортики не скрывают молочные ляжки. Омега нервно кусает губы, непрерывно думая о безудержном, неминуемом сближении Тэхена и Юкио. И противный комок катит к горлу, тошнота облепляет его шею, как липкие щупальца. Чонгук оборачивается на приглушенные голоса Намджуна и Юнги, идущих прямиком к нему, и поджимает губы. Намджун в багровой рубашке и темных брюках с кольцами и цепями на руках, широко ухмыляется на реплику альфы, держа в ладонях стакан текилы со льдом. Его старший брат похож на хищного ирбиса. Чонгук иногда сам пугается больных мыслей и распрей, творящихся в его голове. Перед ним трепещет весь клан якудза. Юнги качает головой на его слова, его крепкую грудь скрывает темно-серый пиджак и белая рубашка под ним. Он улыбается сидящему на шезлонге Чонгуку, словно маленькому ребенку, и треплет его по кудрявым волосам, целуя в лоб. Омега прикрывает глаза и мягко улыбается ему в ответ. Он бы многое отдал за эту нежность в Юнги, которой так мало в Намджуне. Чонгуку катастрофически не хватает. Он его сдержанностью и строгостью задыхается. Намджун за него вырежет города и потопит их в реках крови. Вот только к своей груди не прижмет с лаской. Чонгук его не винит ни разу. Брат вынужден был искоренить в себе признаки слабости и милосердия, чтобы занять пост главы клана первым. После того, как шесть лет назад их родителей не стало. Старшие братья Исайа присаживаются рядом с ним, переговариваясь о делах клана. Их окружают несколько телохранителей, сложив ладони перед собой, Намджун замечает их голодные взгляды на обнаженного как всегда Чонгука и сжимает челюсть. — Если тебе не хватает одежды в доме, так и скажи. Тебе привезут целую коллекцию, — строго произносит он, тяжелым взглядом осмотрев молчаливого омегу. — Погуляйте пока, — приказывает он альфам, что понятливо кивают и отворачиваются. — Ты слишком груб с ним, Нам, — Юнги щелкает обижено сжавшего губы Чонгука по подбородку и снимает свой пиджак, накрывая им его. Чонгуку с ним так спокойно, что временами он болезненно завидует Чонину и мечтает поменяться с ним братьями. Вот только вслух никогда не признается в этом. Он кладет голову на плечо Юнги и втягивает приятный аромат его одеколона, напоминающего морской бриз и кедровые ноты, и жмется к нему, как брошенный на грязные улицы котенок. Намджун сжимает и разжимает кулаки, оглядывая с беспокойством потерянное лицо омеги. Никогда прежде не видев его таким отрешенным. Опечаленным. И лишь одна мысль, кто мог стать причиной его грусти, сносит рассудок альфы. Он убьет за одну слезу Чонгука, и рука его не дрогнет. — В последнее время он меня не слушается. Ты поехал без моего ведома в дом этого щенка, который сейчас зовет себя Ямакаси. Как ты смеешь своевольничать и проворачивать дела за моей спиной, Чонгук? — низкий тембр Намджуна отрезвляет омегу, раздавая ему смачные пощечины. Он впервые сбежал из-под надзора старшего брата, чтобы увидеться с альфой. Юнги гладит его плечи, прижимая к себе и удивленно поднимая его голову за подбородок, заставляя посмотреть на себя: — Это правда, куколка? Зачем ты подвергаешь себя опасности? Намджун опустошает стакан текилы и звучно ставит его на прозрачный столик. — Я тебе по пальцам могу показать, сколько дней ему осталось жить, Чонгук. Не связывайся с ним. Больше я тебя предупреждать не буду, — он впивается в тихо теребящего пальцы омегу суровым взглядом, нетерпеливо ожидая его ответа. — Они все из одной грязной помойки. Ямакаси и те, кого он зовет своими братьями. Никто не имеет права идти против якудза и не понести за это наказание, — убедительно говорит Юнги, а под ребрами Чонгука цветут нарывы. Между ним и Тэхеном с каждой секундой вырастают железные баррикады, уходя высоко в фиолетовое небо Токио.***
Тэхен благодарно кивает медбрату, обработавшему его ожоги, непонятым чудом остановившиеся на первой степени из-за умеренной силы взрыва. Врач сказал ему, что он легко отделался и может ехать домой хоть сейчас. Он сидит на кушетке с голым торсом, медная кожа с выступающими мышцами исполосована ранами, шрамами от побоев и оружия, теперь в его коллекцию входят и следы от огня. Он иронично усмехается, нечитаемым взглядом измеряя разделяющие их с омегой бежевые занавески с изображением на них красных журавлей. Безостановочно думая о причинах и последствиях взрыва. Заставившего почувствовать весь риск и все безумие ожидающих их впереди испытаний. Он встает с кушетки, слегка раздвигая занавески и беспокойно оглядывая лежащего под капельницей Юкио. Острые черты лица омеги мятежны, отражают тревогу внутри, аккуратные губы слегка сжаты, веки подрагивают. Тэхен подолгу рассматривает его худые бледные руки, синеву вен и иглу в них, трепет светлых ресниц и мягкие пряди. Ощущая душащую ответственность за него с тех пор, как укрыл собой от огня. Юкио медленно открывает глаза, будто уловив его присутствие на уровне атомов, и потерянно разглядывает белоснежный потолок. Вдыхая тошнотворный запах медикаментов, перекрытый ароматом ментола и шоколада. Он тянется к источнику слепо и ведомо, поворачивая голову в сторону Тэхена и замирая. Под веками обрывки воспоминаний оживают. Бешеная на грани смерти скорость, терпкие клубы дыма, обрыв, кроны изумрудного леса. Его крепкие объятия, оглушительный взрыв и языки пламени, окутавшие небо Токио в багряные тона. Юкио проникается к нему болезненной благодарностью, застывая в шаге от сильной привязанности. Потому что быть рыцарем и спасать принцесс — это ремесло, которым Тэхен случайно искусно овладел. — Как себя чувствуешь? — улыбается тепло Тэхен, присаживаясь на стул рядом с его кушеткой и кладя локти на свои колени. Юкио тяжело сглатывает, мозги будто кромсает в ошметки по стенкам. Он едва слышит его низкий прокуренный голос, сочащийся трогательной тревогой. Под ребрами разливается неизведанная ранее нежность. — Я хочу закрыть глаза и умереть, — произносит пересохшими губами омега. Тело протыкают мириады спиц. Тэхен смотрит с еще большим беспокойством, хмуря брови и наливая ему воду из графина в стакан. — Не пугай меня такими словами, бэйба, — он помогает ему слегка приподняться, подкладывая еще и свою подушку под спину и бережно наклоняя его за плечи к ней. — Врач скоро придет. Юкио перестает дышать и зачарованно смотрит на его профиль, резкую линию челюсти, медную кожу с крупными венами и шрамы вдоль твердой груди. Он не помнит, когда в последний раз кто-то так ласково обращался с ним. Словно он – самое ценное сокровище в мире. Юкио сжимает протянутый стакан, но пальцы невыносимо дрожат, и Тэхен накрывает их своей теплой ладонью, помогая ему сделать несколько глотков воды. Он молится не задохнуться, потому что альфа сидит слишком близко и слишком пристально вглядывается в его черты. — Спасибо тебе, — шепчет Юкио со слабой улыбкой. — Сильно испугался? — Тэхен внимательно смотрит на него, ловя малейшие изменения в движениях и отвлекая, пока не придет доктор. — Я даже не понял, что произошло. Я помню, как потерял управление, и тачка ушла в занос, но дрифт я уже не контролировал. Все тело дрожало, когда я вышел. Будто мне вкололи бешеную дозу адреналина. Потом этот взрыв, от которого меня до сих пор тремор берет. Тэхен внимает его несвязным словам, хмурясь сильнее с каждой секундой. Юкио теребит пальцы, морщась от неприятных воспоминаний. Альфа не хочет снова возвращать его в пережитый ужас и улыбается, протягивая ему ладонь. Омега чувствует укол в груди, но неуверенно вкладывает в нее свою и сходит с ума от разницы в размере и цвете кожи. Его бледная нежная рука и грубая Тэхена, прячущая его пальцы в своих. — Послушай, ты гонял достойнее многих альф, с которыми мне приходилось иметь дело. На такой скорости залететь в поворот JH-770 — для этого нужно иметь бесконечную смелость. И она у тебя есть. Я восхищен, — его успокаивающий тембр действует на накаленные нервы Юкио, как гребаная панацея. И он ныряет в океан по имени Ямакаси все глубже. — Приятно слышать похвалу от короля дрифта. Расскажешь мне потом, как не стирать шины до спуска? — шутливым тоном говорит омега, но знает, что все равно придет к нему, даже если Тэхен откажет. В нем загорается огонек дикого интереса. — Ты как ученик превзойдешь своего учителя, что же потом делать мне? Как объясниться перед своей бандой? — в той же манере отвечает Тэхен, проникновенно глядя на его расцветающее от внезапной улыбки лицо. Оно приобретает лиловый румянец, в точности как опадающие лепестки розовой магнолии за окном. — Хватит, я тебе ни за что не поверю, — смеется Юкио, и глаза его красиво сияют. Тэхен зависает с улыбкой, наблюдая за ним и просто безотрывно встречаясь взглядами на долгие несколько минут. Его окутывает запах меда и горчинка мандаринов. Мирную тишину в их идеально чистой палате нарушает стук в дверь, после которого она резко распахивается. Мураками и Итан заходят сразу же, как только не обнаруживают доктора. — Брат, — выдает с любовью Юкио, ласково смотря на Мураками, что беспокойно подбегает к нему и аккуратно сгребает в объятия. Тэхен обменивается с альфой многозначительными взглядами, в которых он читает «мы с тобой разберемся позже», и оставляет их наедине, проходя мимо посмотревшего ему вслед Итана. Следом сразу же заходит доктор, Тэхен придерживает для него дверь и выходит из палаты, заворачивая за угол и натыкаясь на своих пацанов, сидящих на скамье у стенки. — Бля, я думал, тебя уже в роддом перевезут, — Минхо подскакивает самым первым и прижимает его к себе, тревожно осматривая на наличие ран. — О чем ты, родной? — не догоняет Тэхен, по очереди обнимая сначала Чана и Чанбина, затем с теплотой смотрит на сидящего на скамье Джэхена, что улыбается ему, а на плече его спит Аллен. — Этот дубина видел, как одного мужика увозили в психушку. Он орал, что у него схватки, — угорает Чанбин, хлопнув его по спине. — Схватки я вызову сейчас у тебя, если ебальник не завалишь, — Минхо опасно наступает на него, но Чан качает головой и со смехом останавливает его. Тэхен приобнимет Джэхена за плечо и садится на корточки перед Алленом, замечая соленые дорожки на его щеках и чувствуя, как сердце по швам трещит. Лучше бы его крутили заживо в мясорубке, чем он видел слезы братика и был их причиной. — Малой снова плакал, врачи вкололи ему успокоительное, иначе он бы тут все разнес, — поджимает губы Чан, с мягкостью наблюдая за спящим Алленом и Тэхеном, широко улыбающимся, когда братик открывает глаза и радостно визжит, набрасываясь на него с объятиями. — Поехали домой. Нам есть, что обсудить. Тэхен прижимает к себе по-детски жмущегося к его груди Аллена и смотрит на застывших пацанов с внезапной жесткостью во взгляде.***
lowx — crystal dreams
Под развязкой моста зажигаются розовые и сиреневые неоны, каннабис разрывается от алкоголя, дури и оглушающих битов, заставляющих стены клуба дрожать. Додж челленджер с зажженными фарами стоит вдалеке от ряда цветных спорткаров с блестящей полировкой, Тэхен сидит на капоте и выдыхает кольца серого дыма. С интересом наблюдая за тем, как они растворяются в многогранном, пахнущем сакурой и безумием воздухе Токио. Он в черной футболке, любимых фиолетовых джорданах, спортивках и темной кепке козырьком назад. Кивает в приветствие омегам, подходящим поздороваться, и обменивается парой шуток, слушая их заливистый смех и мягко улыбаясь. — Будешь сегодня гоняться, Ямакаси? — с восхищением спрашивает один из них, хлопая ресницами в ожидании ответа. Второй омега играется со своими голубыми волосами до плеч, кусая нижнюю губу и призывно смотря на него. На перекрестке Сибуя слышится рев моторов и гоняющих тачек, входящих в дрифт прямо посреди кучи спешащих домой машин. Запахи масла, бензина, фруктовых и цитрусовых, природных ароматов омег и альф смешиваются в единый дикий коктейль. — Не, сегодня Чан гоняет, — Тэхен кивает с ухмылкой на друга, что копошится под капотом своего черного мерса. Чан поднимает голову и улыбается, когда один из омег с энтузиазмом подбегает к нему. — Можно посмотреть на твой двигатель? — омега опирается бедром о тачку Чана, что слегка смущается с его двусмысленного вопроса и кивает, объясняя ему принципы работы, но замечая, что он не слышит ни слова, в упор мечтательно разглядывая его лицо и жилистые руки с крупными венами. Омега пожирает глазами его бледную кожу и белую майку с потертыми джинсами хаки. — Видимо, тебе интересен двигатель другого рода, — усмехается он и ловит смущенный румянец на лице омеги, прикрывшего рот ладошкой с тихим смехом. — Ты берешь с собой пассажиров, когда участвуешь в гонках? — омега с голубыми волосами подходит ближе Тэхену, вбирая в себя ментоловый привкус его сигарет. Альфа стряхивает пепел, поднося сигарету к губам и внимательно рассматривая аккуратные черты лица омеги. — Я не рискую чужими жизнями. Омега шумно хмыкает и встает рядом с ним, опершись бедром о капот доджа и скрестив руки на груди. — Адреналин — это и есть то, что придает смысл жизни. Я бы многое отдал, чтобы быть с тобой в тачке, когда ты входишь в дрифт. Тэхен поднимает бровь, услышав проникновенные слова и впившись проницательным взглядом в его красивый очерченный профиль. — Я могу посадить тебя на заднее для распределения веса, — усмехается он в шутку, но омега понимает не до конца и широко улыбается, поверив ему. Не успевая раскрыть рот, когда в поле зрения появляются Юкио и Нори из банды Рэйского. И омега понимает, что ему лучше уходить отсюда, пока он еще в состоянии ходить. На Юкио черный топ, оголяющий живот, грудь и плечи, черно-белые джинсы с карманами и белые кеды. На нем ни следа от прошедшего взрыва. Тэхен с долей восхищения осматривает его статное тело и острые черты лица в обрамлении прямых светлых волос. Завораживает его модельная красота. — Как себя чувствуешь? — спрашивает с теплой улыбкой Тэхен, спрыгивая с капота и приобнимая его. Юкио встает на носочки и окольцовывает его плечи, будто они давние возлюбленные, и невзначай вдыхает запах ментола и шоколада. Успокаивает невъебенно. — Увидел тебя и лучше даже стало, — отвечает с хитрой усмешкой Юкио, грозно глянув на омегу с голубыми волосами. Он забирает себе все внимание Тэхена, не спеша выпутываясь из его горячих объятий. Нори с такой же неприязнью осматривает омегу рядом с Чаном, что отвлекается и идет ближе, пожимая ему руку. — Смотрю, ты уже поправился и расцветаешь, — говорит с доброй улыбкой Чан, кивнув Юкио. Омега манерно пожимает плечами и кокетливо прикусывает нижнюю губу, не уводя своего пристального взора от курящего Тэхена. Глядящего на него с ласковым уважением. — Мураками не особо будет рад, если увидит тебя рядом со мной, — говорит Тэхен больше от беспокойства, выискав в толпе банду Рэйского, но так и не найдя ее. Юкио театрально цокает и качает головой: — Мой брат преувеличивает значимость таких событий. Я знаю, чьих рук это дело. Знаю, кто хотел, чтобы мне было плохо. Тэхен в непонимании прослеживает за его многозначным взглядом на Чана и замечает, как у друга напрягаются желваки. — Чонин здесь ни при чем, Юкио. Я могу дать руку на отсечение. Он не убийца, — под ребрами Чана надрывно ломит, когда он слышит такую дурную молву о своем бывшем возлюбленном. Он был ему мира дороже. И никогда он не позволит злым устам поносить и клеветать на него. Его кицунэ — не убийца. — Мы скоро выясним это, Чан. Но ты все еще ослеплен любовью к нему и не видишь, в какую суку он превратился, — с горькой усмешкой произносит Юкио, глядя на альфу с сожалением в прозрачно-голубых глазах. Тэхен поджимает губы и сильно хмурится, сжимая плечо застывшего в тяжелых мыслях Чана. Он понимает, как у него душа рассыпается сейчас на мириады колючих осколков. Они впиваются в кровеносные сосуды, сухожилия на куски дерут. Чонгук крутит руль розовой тойоты, проезжая забитые ряды отполированных спорткаров и громко сигналя. — Отошли отсюда быстро, — он опускает окно и истерично кричит на кучку альф, загородивших проезд. — Прокатишь на своей бомбезной тачке, малышка? — один из альф пошло облизывается и приближается. Чонгук жует жвачку и закатывает глаза так, что скоро космос увидит: — Отлично, очередной дебил, блядь, — он давит газ в пол и едва не сносит своими шинами альфу, что в последнюю секунду убирается с его дороги под дикий ржач пацанов. — Больная сучка! — орет он вслед Чонгуку, тянущего на лицо самодовольную усмешку. Омега теряет ее сразу же, как поворачивает голову в сторону банды Ямакаси и замирает. Тэхен стоит в окружении четырех омег, лидерство среди которых отходит Юкио, жмущегося как бы случайно ближе к альфе и заливисто смеющегося на его шутки. Юкио кокетливо бьет его по плечу, и в его хитрых голубых глазах поселяется нежность и привязанность. — Ты же лживая мразь, — выдыхает про себя Чонгук, ошарашено следя за ними и против воли чувствуя, как в грудной клетке противно сжимается тугой узел. Колошматя его внутренности и закидывая их в мясорубку. Он ощущает ноющий приступ тошноты. С удовольствием бы высвободив все содержимое желудка на радостное лицо этой твари по имени Юкио. Теперь он явственно понимает: между ним и Чонином гораздо больше общего, чем родственная кровь. Сейчас это обжигающая ненависть к Юкио. Он предвидит бедствия, преданно ожидающие их впереди после его возвращения. Чонгук тормозит недалеко от фиолетового доджа, его сразу же окружают толпы друзей-омег и альф, приобнимающих в приветствие. Он кривит намазанные вишневым блеском губы, с нескрываемым раздражением наблюдая за тем, как Тэхен бережно поправляет светлые волосы Юкио и улыбается с теплотой. — Ебучий рыцарь, — цокает он, лопая розовый пузырь. А под ребрами взрываются гейзеры, ослепляя нутро неудержимой ревностью. Тэхен только ему может так красиво улыбаться. И вдруг осознать, что он смеет быть таким нежным с другими, разбивает его гордость и душу на маленькие частицы. Вдребезги. Перемолото. Чонгук сглатывает отвратный комок из ненависти к ним обоим и садится на капот тойоты, гордо задирая подбородок. Притворяться равнодушным, когда органы раздирает на части и вопли тонут в глотке — что-то вроде привычки. Проходящие мимо альфы голодно пялятся на его белый топ из кружева, прозрачный на животе, розовый кардиган, белые шорты с поясом-цепью и кружевные чулки. На его тонкой шее чокер из жемчуга. — Чонгук, ты слышишь? Говорят, Юкио хочет… — Пусть сдохнет, мне-то, что? — шипит Чонгук, словно ядовитая змея, презрительно оглядев своих друзей и потерявшись в тесной толпе людей. Ему жизненно необходимо утопить свою печаль в алкоголе. Тэхен со странными смешанными эмоциями глядит вслед уходящему вместе с остальными омегами Юкио, и верить его брошенным вроде бы искренне словам никак не получается. Потому что в городе, управляемом жестоким кланом якудза, не бывает случайностей. Тэхен на своей же шкуре ощутил. — Да он к тебе подкатывает, брат, — позади слышится веселый голос Минхо, идущего с двумя омегами, перекинув руки через их хрупкие плечи. За ним идут Чанбин и Джэхен, переговариваясь между собой. — Гарем тут удумал разводить? Тэхен качает на него головой, вытаскивая смятую пачку мальборо блэк из кармана и снова закуривая. Тяжелые дни грядут. Джэхен становится рядом с ним и приобнимает за плечо, Чанбин повисает на Чане и хмурится на его серьезный, расстроенный вид. — Юкио что-то сказал тебе? — спрашивает он с беспокойством. — Он обвиняет Чонина во взрыве, — отвечает за него Тэхен, замечая с трещинами на собственной коже, как Чану непросто произнести и слово об этом омеге. — Так, цыпочки, расходимся, — Минхо понимает всю соль ситуации и подталкивает возмущенных омег уйти, шлепнув их по задницам. Чанбин раздраженно осматривает его и цыкает. Но в банде повисает напряженное молчание, сопровождаемое лишь ментоловым привкусом табака. Тэхен измеряет стеклянным взглядом пустоту, сжимая фильтр сигареты и выдыхая мутные кольца в сумрачное лиловое небо Токио. Такое порочное. Такое прекрасное. — Этот взрыв был рассчитан на то, что гонщик будет сидеть в машине. Альфы в унисон поворачиваются к Тэхену, впиваясь в его огрубевшее лицо удивленными взглядами. — Хочешь сказать, что тот, кто подорвал лотус, не ожидал такого исхода гонки? — невесело усмехается Минхо. — Возможно, они должны были сделать это раньше. Дорога к повороту JH-770 плохо освещена, по камерам ее не проверишь. Это единственное место, где можно было вытворить такое, — поясняет Чан, задумавшись над предположением Тэхена. — Вряд ли они ждали возвращения Юкио, — кидает наживу Чанбин, с ухмылкой глянув на понявших его друзей. — Верно, — хмыкает Тэхен, с кривой улыбкой закурив. — Тогда они хотели убить тебя. Альфы молча смотрят на Джэхена, осмелившегося произнести то, что крутилось в мыслях у каждого. — Взрыв должен был произойти на выходе из поворота, там, где участок дороги погружен в кромешную тьму. Я уверен на все сто, что они следили за маршрутом, лотус отрывался от меня на пару метров, это был идеальный момент. Планы сорвались, когда я дал тормоз, — Тэхен рассказывает им выводы, к которым он пришел за время обдумывания ситуации. Но разбитые части пазла в одно соединяться отказываются. Вопросов остается гораздо больше, чем ответов. Мимо них с ревом проносятся тачки, пересекая финишную черту после гонки на перекрестке. — И они решили херануть вас, чтобы не терять зря взрывчатку? — Минхо садится на капот своей бэхи, внимательно рассматривая друзей. — Предупреждение. Заявили о себе, — усмехается Джэхен, засунув ладони в карманы джинсовой курки. — Ты думаешь, это были старшие братья Исайа? — Чан приобнимает застывшего в своих мыслях Тэхена. И сомнения грызут изнутри от того, как все прозрачно, но и в то же время — загадочно. — Не знаю, — честно говорит Тэхен, затянув успокаивающий бушующие нервы никотин. — Разве это не слишком очевидно? — хмурится Чанбин. — Ты стоишь на их пути как ебанное препятствие. Как рыбная кость в горле. Как баран у ворот. Как красная тряпка для быка. Конечно они хотят гробануть тебя, — Минхо разводит руками в стороны, почерневшим от злости взглядом посмотрев на Тэхена. Его душит бешеный порыв пойти и открутить хрен всем членам якудза. — Блять, твои прозаичные сравнения просто поразительны, — качает головой Чанбин. — У меня по литературе была твердая «А», — гордо заявляет Минхо, на что альфы громко смеются. Ни разу ему не веря. — Кому ты лечишь? Единственный предмет, на который тебя допускали, была физкультура, — цыкает Чанбин, шутливо замахиваясь на него. — Я хаваю эту систему образования. Школа мешает учиться более важным вещам, — философски говорит Минхо. — Например, каким? — усмехается Тэхен, прижав сигарету ко рту. — Напимер, как катить яйца к несовершеннолетним малышкам и не огребать потом от их братьев, — провокационно улыбается Чанбин, рассмеявшись на покрасневшие от злости уши Минхо. — Или как отхуячить одного ебучего нигилиста, который метит в братство монахов. Это я если что про тебя, вошь, — угрожает Минхо, наступая на него с кулаками. Джэхен смеется и перехватывает его за грудки, обняв и хлопнув по спине. — Пить будете? — спрашивает у всех Чан, услышав их заказы и направившись сквозь толпу танцующих омег к барной стойке в каннабисе. Амарантовые и малиновые неоны играются на его бледной коже, мелодичные треки обволакивают пропащую душу, как рой кружащихся вокруг маленького огня бабочек. Как облепляющие шест стройные тела, сливающиеся с металлом конечностями в единое целое. Чан просит у бармена пять бутылок ледяного пива и опирается локтями на стойку, погрузившись в свои липкие, навязчивые мысли, и не сразу заметив сидящего рядом Чонгука с черничным дайкири. Омега непривычно был без компании своих друзей, не затыкающихся ни на мгновение, и задумчиво потягивал коктейль через трубочку. Он впервые видел младшего Исайа таким. Без въевшейся в лицо маски суки, скрывающей его истинную натуру. — Привет, — здоровается он с короткой улыбкой, но Чонгук только смеряет его презрительным взглядом и отворачивается. Чан понимает, что ошибся в своих суждениях, и никакую нахрен маску он не носит. Он и есть стерва, смотрящая на других свысока. Альфа хмыкает и благодарно берет алкоголь, расплачиваясь картой и собираясь уйти, как слышит противный ржач компании альф, явно уже перебравших. — Я ручаюсь, эта ссора не прошла бесследно. Чонин ненавидит Юкио, он угрожал убить его при всех. Этот взрыв точно он подстроил в качестве мести. — Черт, а младший Исайа такой же псих, как его старший брат Юнги. Чан не выдерживает снова. Он в рывок приближается к ним и хватает обвинявшего Чонина альфу за затылок, со всей дури прикладывая его лицом об барную стойку. Под пьяные крики других пацанов, требующих отпустить его. В ушах закладывает от такого неуважительного отношения. — Он не убийца. Еще раз скажешь такое про Чонина, я порву твой рот и зашью обратно. Ты меня понял? — рычит будто не в себе Чан, поднимая его голову и еще раз прижимая его к стойке. Альфа часто кивает, умоляя успокоиться и воя от боли. Чан сжимает его глотку и перекрывает дыхание, опасно давя на артерию. Будто разломает его шею на две части без единой проблемы. Чонгук смотрит на него с долей неверия, удивления и интереса, усмехаясь краем губ и складывая ногу на ногу. — Еще один херов защитник, — хмыкает он, присасываясь к трубочке губами. — Как хорошо, что вокруг Чонина столько смелых рыцарей. Ни слова нельзя сказать про него. Просто прекрасно, блять. Чонгук вспоминает Чанбина, едва не урывшего кучку пацанов, подкатывавших к Чонину с пошлыми комментариями, и закатывает глаза. Ямакаси действительно отбирает себе ебучих рыцарей круглого стола. А сам он — их ебанный король. Убийца драконов и спаситель принцесс. Чонгук истерично смеется, слегка охмелев, и желает впиться ногтями в лицо Тэхена и расцарапать его. За то, что вечно тепло улыбается. За то, что вечно смотрит с мягкостью, словно он — ребенок. За то, что смеет так нежно вести себя с другими. Чонгуку хочется пристрелить каждого омегу, ошивающегося вокруг него. Потому что в своих мечтах он давно присвоил Ямакаси себе. Чонгук не умеет и не хочет делиться. Чан издает полурык и отпускает уже плачущего от переизбытка эмоций и страха альфу, выходя из пропахшего яростью и потом клуба. Он вдыхает спертый воздух развязки под мостом, отравленный горечью от потерь, прошлого и цветущего ириса. Будто бы обреченный на всю жизнь чувствовать запах кицунэ и быть не в праве больше коснуться его. Он возводит поломанный взгляд к жестоким небесам и просит о пытке менее болезненной. Потому что по правде — Чан без его глаз задыхается. Животный рев белого рэндж ровера сотрясает парковку, спорткары разъезжаются в стороны, пропуская габаритную машину, напоминающую амурского тигра. За ней цепочкой едут четыре тонированных лексуса, блестя покрытием и зажженными фарами под мрачнеющими облаками. Над Токио сгущаются тучи. — Это клан Исайа! Люди переглядываются с первобытным страхом и расступаются, провожая напуганными глазами ряд тачек, останавливающийся прямо посередине и доносящий запахи пороха, крови и могильных плит. Несколько членов якудза выходят в полностью черных костюмах, светя татуировками клана и становясь в линию, сгибаются в поклоне. — Неужели это Юнги Исайа? Дверца белого рэндж ровера открывается, и из него выходит альфа в длинном темном плаще. С угольными волосами, зализанными назад, и хищным прищуром, берущим в прицел всех неугодных. Он засовывает ладони в карманы классических черных брюк, проходя мимо своих кланяющихся людей и сотен зевак, смотрящих на него со смешанным ужасом и любопытством. Чан напряженно следит за тем, как Юнги обходит машину, не замечая, как его окружают друзья, глядя на старшего Исайа с опаской и враждебностью. Перекресток Сибуя погружается в запах смерти. — Зачем он приехал? — нахмуренно спрашивает Минхо. В клубе выключается музыка, погружая парковку в гробовую тишину, молодежь вываливается на улицу с интересом к происходящему зрелищу. Чонгук выходит в их главе пьяной походкой и идет ближе к якудза, развязно виляя бедрами. Юнги открывает переднюю дверцу рэндж ровера и отступает, терпеливо ожидая, когда Чонин выйдет из машины. Альфа осматривает своего младшего брата со звериной преданностью и нежностью, с нарывами на коже ловя боль в его лисьих глазах. Он клянется, что вырвет органы каждому, кто посмеет обидеть Чонина. Омега ощущает на себе сотни взглядов-кинжалов, вспарывающих вены, и не желает быть свидетелем происходящего, но ни слова против сказать не имеет права. Юнги снимает свой плащ и накидывает его на оголенные плечи Чонина, строго осматривая его прикид из топика, штанов и чокера — все из черной кожи, обнажающей изгибы его тела. Чонин идет за ним в центр парковки, смеряя покалеченным взглядом его широкую спину, вещающую расправы и казни. Он не завидует никому, кто попадет под гнев старшего брата. Юнги кивает своим людям, что понятливо скрываются в толпе и возвращаются через пару долгих секунд, кажущихся вечностью в давящем могильном молчании. Словно они на кладбище, оплакивают своих потерянных близких. Телохранители вытаскивают из толпы нескольких альф и омег, сажая их на колени перед Юнги, что вгрызается в них животным взглядом и скалится. Чонин стоит сзади и кутается в его плащ, поджимая губы, искусанные вдоль и поперек за время пути сюда. Раздаются крики и плач, мольбы отпустить и непонимания, что происходит. Тэхен сжимает челюсть, впиваясь стеклянным взглядом в нездоровую ухмылку Юнги и пытаясь прочесть, что у этого психа в голове. Чан перед ним может смотреть только на Чонина, словно задыхающегося посреди стольких людей, не в силах пошевелить ни единым мускулом. И ему впервые становится так невыносимо от того, что он не может взять его за руку и увести отсюда подальше. Далеко за горизонт. Там, где никто не найдет. — Он убьет их прямо в центре города? — ошарашенно выдыхает Чанбин, против воли тоже смотря на замершего Чонина и с трудом отрываясь. Юнги высовывает ладони из карманов и подходит ближе к рыдающим альфам и омегам, сидящим перед ним на коленях, как пойманная дичь перед голодным хищником. Жадным до чужого мяса. — Я слышал, вы пустили клевету о моем младшем брате. Хриплый голос Юнги нависает над ними угрозой. Они отчаянно качают головой, слезы орошают серый асфальт и начищенные носки туфель альфы. Юнги кривит ухмылку на тонких губах, походящую на сумасшедшую. — Тогда вы хотите сказать, что я придумываю? Обманываю тех, кто мне доверяет? Разве не вы так громко твердили о том, что мой брат — убийца? Каждое выговоренное им слово впивается в плоть, как нож, ковыряя внутренности. Он раздраженно слушает вопли и плач, действующий ему уже на нервы. — Иди сюда, Чонгук, — цедит он сквозь стиснутые зубы, заметив стоящего рядом с телохранителями пьяного омегу. Юнги подзывает его к себе жестом руки и берет за локоть, заставляя встать позади себя и сурово рассматривая его хмельной внешний вид. — Стой здесь и не смей никуда уходить из моего поля зрения. Чонгук хлопает ресницами и коротко кивает, внутри чувствуя нотки страха перед таким разъяренным Юнги и впервые в жизни решая не нарываться. Он поворачивает голову и глядит на застывшего мраморной статуей Чонина. Он тоже не верит в то, что омега виновен. Хоть никому и никогда не признается даже под дулом пистолета. Чонгук бы пожал ему руку, если бы Чонин избавился от занозы по имени Юкио, вот только он слишком хорошо знает своего брата. Он бы ни за что не опустился до убийства. Их окружают десятки членов якудза, заключая в непробиваемое кольцо. Защита. Юнги берет протянутый нож с острым лезвием и скалится, мучительно медленно подходя к первому в ряду альфе, плачущем на коленях с заведенными за спину руками, и хватает его за волосы, запрокинув ему голову. — Он будет вырезать им языки, — без единой эмоции говорит Чан, а в горле скапливается отвратный приступ тошноты. Как и у каждого в окрестностях. Юкио стоит во главе банды Рэйского вместе с Мураками, пораженными глазами наблюдая за действиями альфы. Под ключицами бешено бьется сердце, потому что он чудом избежал участи быть в числе этих покойников. Сотрясающих рыданиями и мольбами пурпурное небо Токио. Юнги раскрывает рот альфы и сжимает его язык, вонзая в мякоть острие ножа и вырезая его под истошные вопли. Омеги в толпе падают в обморок, брызги крови и слезы застревают в памяти, как самое отвратное воспоминание в жизни. Тэхен глядит на это зверство не моргая и сжимает кулаки под громкие маты своей банды. Понимая теперь яснее, с какими психопатами ему предстоит бороться. И терять надежды на спасение с каждой уходящей секундой. Чонин тихо сглатывает, не смея отвернуться. Вынужденно смотря на безумства Юнги и задыхаясь. В его зрачках плещется сучность и высокомерие, скрывающее его истинную боль от происходящего. Но он вырос в лужах крови и чужих пытках. Чонгук отходит на пару шагов и выворачивает содержимое желудка, едва не сгибаясь пополам. Шун, главный телохранитель его старшего брата, прижимает его к себе и держит, пока омега опустошает весь выпитый алкоголь, и подает ему платок, помогая вытереть рот. Юнги отшвыривает от себя альфу, теперь замолчавшего навсегда, и бросает его отрезанный язык в небольшую шкатулку, которую держит один из членов якудза с непоколебимым лицом. Будто видит кровавые представления каждый ебанный день. Оттерев острие ножа о свой черный пиджак, Юнги закатывает рукава и подходит с сумасшедшей улыбкой к омеге, смотрящего на него с мольбой и качающего головой. Его ждет еще ряд таких же клеветников, чьи языки он заберет себе в личную коллекцию. — Открой рот, солнце.