Три года

      Под блёклым светом свечей — в особняке не горят лампы, словно намекая на нежелание встречать незваных гостей — посеревшие от времени и пыли клавиши пианино навевают воспоминания. Как она была права: восемь лет большой срок, неожиданно напоминающий обо всем, что уже произошло. О людях, о вещах, о местах — в наушниках её голос раздается тихим смехом — он ему так нравится, — отвлекая от непонятного чувства, что сложно назвать ностальгией. Это что-то глубже, депрессивнее, тяжелее.       — Думаешь, сумеешь снова сыграть?       Джилл почти что оскорблена тем, как он не верит в её навыки пианиста — он задает вопрос-усмешку, разбавляя тишину, висящую среди грязных стен. Но в ответ лишь неуверенно голову к плечу наклоняет, задумавшись. Восемь лет — часто ли ей доводилось в этот промежуток садиться за рояль, вспоминая давние занятия с учителями? В редкие часы покоя, которые служба позволяла, она могла провести ладонью по крышке пианино, стоящего в каком-то небольшом зале здания BSAA; если появлялось желание, то могла на пять минут отвлечься от неизбежно надвигающегося конца света, на память исполняя несложные мелодии. Если подумать, она так давно не практиковалась.       — Не знаю. Столько времени прошло.       Но она играет. Для человека, что не занимался музыкой несколько лет — слишком уверено и точно, игнорируя любой внешний раздражитель. О непонятном механизме, открывающим очередной неизвестный проход, может позаботиться Крис: именно поэтому их здесь двое. На их стороне опыт, который сегодня можно лишь описать в учебниках для будущих поколений, и доверие, испытанное годами и нечеловеческими испытаниями. Джилл ни на секунду не сомневается в нём, так что ей не нужно отвлекаться от нот — Крис был и навсегда останется её глазами на затылке, щитом, что прикроет от трагедии.       Только в прошлый раз она назвала «лунную сонату» реквиемом. Он не разбирается в музыке, не умеет читать ноты; сидя в её комнате, что квартирой не назвать, мог лишь с сомнением слушать её рассуждения. У неё конечно же нет дома синтезатора, только маленький плеер, где неожиданно записан альбом с классикой. Бетховен по его скромному мнению звучал печально, но светло. А Джилл сжимала и кусала губы, словно не желая слушать произведение до конца — перед её взглядом то и дело мелькали образы Джозефа, Ричарда и Энрико. Крис не понимал её эмоции полностью тогда. Сейчас же, держа оружие наготове, пока дверь опускается с каждой нотой вниз, неожиданно осознал весь шторм, что в ней поднялся в тот момент. Ощутил эту бурю сам, украдкой взглянув на женский образ в другом углу помещения.       Было что-то фатально прекрасное в том, как звучала эта мелодия, исполняемая её тонкими огрубевшими от нескончаемой войны пальцами.       Дверь опускается до самого низа, открывая тайны, что особняк позволяет узнать сейчас. Крис спешит забрать всё, что лежит у стены, и возвращается в зал. Она продолжает играть, поглощённая моментом. Кого-то вспоминает, ему кажется — у неё есть эта привычка молча смотреть перед собой, стуча пальцами по столу, когда в мыслях мелькают чьи-то имена и лица. За столько времени она повидала их сотни — живых и мёртвых — и редко позволяет себе надолго отвлекаться на прошлое. Джилл громче него всегда говорит, что они должны жить здесь и сейчас, в их поле работы нельзя строить далёкие планы. Для неё далеко даже завтра. Он так жить не умеет.       Он постоянно выстраивает в голове сложные схемы, на которые Клэр всегда закатывала глаза. В них детально прописана вся неделя, потому что жить по расписанию легче, чем начинать и заканчивать день полной неизвестностью. Крис чётко знает, что хочет через три часа закончить исследование особняка, ещё через два вернуться в номер отеля, куда их заселили. Знает, что пока завтра в штабе будут изучать полученную ими информацию, они с Джилл отправятся рассматривать достопримечательности до первого звонка начальства.       Он подходит к ней как можно тише, не желая отвлекать. Когда она сосредоточена на чем-то своем, от чего её отрывают, то нередко в свой адрес можно услышать несколько не самых лестных слов — и так до следующего дня. Им, конечно же, надо спешить, ведь в этом особняке, как и в том, что был в Арклейских горах, ещё хватает закрытых дверей и ловушек, но что-то заставляет его остановить время на пару мгновений, пока сознание не подсказывает, что сейчас самый подходящий момент закончить мелодию.       (знай Крис тогда, что произойдёт через пятнадцать минут, остался бы с ней в той комнате навсегда)       — Идём, — он недолго смотрит на её лицо: возраст определенно её щадит, игнорируя любые намеки на то, что ей уже тридцать. Он знает и то, как её саму этот вопрос беспокоит — каждый день видеть неменяющиеся с временем черты в зеркале; беспокоит настолько, что она решила пару лет назад изменить прическу и отрастить волосы, сменив аккуратное каре на тонкий низкий хвостик — так она выглядит иначе. Её пальцы застывают на недоигранной ноте, Джилл выдыхает и пару раз кивает.       — Да, да, ты прав.       Она успевает в дороге шутить — и про то, как он не спешит её вызволять из знаменитой ловушки, которую Барри год не мог перестать вспоминать с улыбкой, и про бьющиеся на их пути окна, даже про картины на стенах. Он на каждое слово отвечает смешком или комментарием, потому что лучше неё знает, зачем звучат эти реплики. Она успевает давать короткие комментарии кому бы то ни было, сидящему по ту сторону наушника — мы в центральном зале, в библиотеке, мы нашли список имен. Она успевает его критиковать — не со зла, конечно; забавляется тем, как он закатывает глаза, пока перезаряжает винтовку. Лучше других Джилл знает, что позиция снайпера для Криса неидеальная — и отдаёт оружие ему, словно нарочно не позволяя сражаться на передних линиях. Новички в штабе всегда на такое поведение мисс Валентайн неловко хмурятся, смущаясь её как-бы-свысока взглядов, а Крис понимает: она не так уверена в своей точности, как он, ей нужна поддержка сзади от того, кто ни разу на стрельбище не промахнулся. Чтобы в пылу случайно не промахнуться и не попасть в него.       Она по-своему заботливая, ему это тоже нравится.       Джилл с лёгкостью взламывает подозрительно новые замки в столь старом здании один за другим.       — Ты не потеряла сноровку, — Крис с одобрением хмыкает, проходя вперёд. Она с довольной улыбкой закатывает глаза; агент воспринимает похвалу лишь от нескольких человек, более не доверяя добрым словам каждого нового товарища. Раккун-сити уже давно нет на картах страны, но на её любимой отмычке выгравировано «01.10.98» — и она сжимает её каждый раз, когда нервничает в присутствии других людей.       В их руках бесценная информация, нескончаемые имена и даты. Они прошли тысячи километров и побывали в нескольких уголках мира, чтобы оказаться у широких двойных дверей на верхнем этаже особняка. На побледневшем лице Джилл — её взгляд скользит с него на двери и обратно, дожидаясь команды вперед — белым светом отражаются капли дождя на стеклах. За окном, как и тогда, гроза — молнии вместе с громом своим шумом рушат звенящую тишину особняка. История, в каком-то смысле, действительно циклична. Крис с тревогой думает о том, что сейчас всё закончится: они увидят дряхлого старика, который в привычном старческом сумасшествии выдаст полезную информацию. Они расскажут о произошедшем штабу и вернутся к своим главным поискам.       Крис никогда бы не подумал, что после того, как он пинком откроет двери, перед их оружием предстанет Вескер собственной персоной. Не в тот год, не в тот месяц, не в тот день и не в тот час. Не тогда, когда это должно было произойти.       И что из особняка не вернется даже её синяя кепка — Джилл после Королевы Зинобии всё-таки решила вернуться к своей моде на головные уборы.       Он так хорошо её знает — ночью ответит на любые вопросы про её привычки и будни. Крису казалось, что у него было всё время мира, чтобы не торопиться с планами, чтобы всё разрешилось само собой. Он не успел, а она как всегда оказалась права: даже завтра — это слишком далеко.       У него от неё остался лишь ключ от её квартирки, где половина вещей — его и Клэр, и собственный звенящий в ушах крик, не затихающих ни на секунду с момента, как высокое стекло разбилось под весом двух тел, и она вместе с осколками и некогда их капитаном полетела вниз.       «ДЖИЛЛ!»