Затопь

После ужина Макс, вопреки обыкновению, не устроилась с рукоделием перед очагом, и даже не стала рассказывать сказки или не отправилась сразу спать. Она бродила из стороны в сторону, погружённая в свои мысли, изредка останавливалась перед окном или даже пустой стеной, бездумно глядя в пространство перед собой, так что Артур даже начал за неё беспокоиться. В конце концов она поднялась наверх, а оттуда спустилась с перекинутой через плечо сумкой вроде той, что носила Ида — только у Макс сумка была светло-зелёной, в цвет очередной футболки. — Сегодня ночью мне надо будет уйти, — сказала она. — Может кто-нибудь поспать с Солнышком вместо меня? Чтобы дополнительно проследить? — Конечно, — моментально откликнулась Ида. — Я с ним переночую. — Хорошо, — на лице Макс отразилось явное облегчение. — Тогда всем пока. До утра. — До утра. Пока. Удачи. До утра, — вразнобой ответили ей все. Артур неловко помахал рукой. Макс обула шлёпанцы с намалёванными на них здоровенными глазами, которые теперь странно выглядывали из-под раскатанных штанин джинсового комбинезона, и выскользнула за дверь. Сумерки словно раскрылись, принимая её внутрь себя, и захлопнулись следом, надёжно пряча от чужих глаз; по крайней мере, стоящий у окна Артур почти сразу перестал различать её на пустой улице, хотя темнота ещё не сгустилась окончательно. — Куда это она? — спросил он. — Не знаю, — за всех ответила Кипятильник. — Мало ли, какие у неё дела. Может, просто решила сбегать в город. — Зачем? — нахмурился Артур. — Да за всем, — передразнила его Кипятильник. — Откуда, по-твоему, мы берём одежду или половину продуктов? — Рыбу ловим, всяких гадов, кое-что мы выращиваем, — подсказала Ида. — Но на каждой крыше огород не разобьёшь. — Так их из города будет видно, — согласился Артур. — Внимание привлечёт. — Да из города вообще мало что видно, — бросила Кипятильник, и Артуру почему-то показалось, что речь отнюдь не только об огороде. — Надеюсь, куда бы она ни направилась, с ней всё будет в порядке, — сказал он, отходя от окна. Фархат с Кипятильником уже устроились на свой ежевечерний сеанс татуажа. Похоже, заживало на Фархате всё неестественно быстро, Артур при всём желании не смог бы определить, какие из символов Кипятильник нанесла накануне — не было ни покраснения, ни отёка, ни ещё каких-то следов. Ида тоже устроилась рядом с ними, продолжила крутить свою конструкцию из проволоки. Артур подсел к ней. При ближайшем рассмотрении ему показалось, что Ида мастерит что-то вроде короны: к тонкому металлическому обручу светлой, как бы даже не серебряной проволокой были прикручены обломки прозрачных кристаллов и покрытые тонкой фольгой веточки, формирующие что-то вроде зубцов. Несмотря на простейшие материалы и некоторую топорность работы, вещица выходила удивительно изящная и аккуратная, даже чем-то завораживающая. — О, как по-твоему, красиво получается? — поинтересовалась Ида, демонстрируя незаконченную корону Артуру. — Да я в этом не понимаю ничего, — пробормотал он. — Ну просто на твой вкус, — настаивала Ида. — По-моему, красиво, — решил Артур. — Вот и славненько, — кивнула Ида и вернулась к работе. — Дайте мне тоже какое-нибудь занятие, — попросил Артур в пространство. — Хочу руки чем-то занять. — Давай со мной всякие штуки раскрашивать? — предложил Солнышко. — Бумаги больше нет, но я нашёл краски! — Давай, — согласился Артур, понятия не имея, что за штуки тот имеет в виду. — Тащи. Солнышко рысью сбегал на второй этаж и притащил целый ящик всякого хлама и пару банок краски — тёмно-бордовой и золотой. По подсказке Иды Артур расстелил под лестницей старую тряпку, а затем они с Солнышком начали неторопливо покрывать краской все находящиеся в ящике предметы. На ровном месте творилось какое-то волшебство. Артур вытащил из ящика очищенную от жёстких волокон половинку кокосового ореха с неровным отбитым краем, выкрасил её в золотой — и сушиться на газету отправилась уже стильная миска, которая отлично впишется в самодельный посудный набор. Солнышко, высунув язык от усердия, накрашивал тёмно-бордовым консервную банку — и она на глазах из мусора превращалась в удобный контейнер для хранения. Это даже не было магией и не было творчеством, всего-навсего самое простое изменение взгляда на вещи, но своей простотой оно Артура и заворожило. Не нужно было добавлять никаких узоров или как-то усложнять роспись, всё это было лишним: только предмет и покрывающая его краска. Он снова пообещал себе, на этот раз мысленно, без пафосных речей вслух, что когда он найдёт маму, и вся эта история закончится, и он попытается вернуться сюда, но наверняка потерпит неудачу — вот тогда он найдёт какой-нибудь старый хлам, возьмёт краску и сотворит в своей жизни такой же кусочек Затопи. — Вы там глаза не сломали ещё? — спросила Кипятильник, и Артур сообразили, что на улице уже совсем стемнело, да и в комнате полумрак стал почти непроглядным, даже несмотря на зажжённые свечи и фонарь Кипятильника. Просто зрение к темноте немного адаптировалось. — А сами-то, — хихикнула Ида. — Да мы уже закончили, — Кипятильник поднялась, сделала шаг и тут же споткнулась, запутавшись в собственных ногах, Ида едва успела её подхватить, чудом не выронив недоделанную корону. И как только Фархат доверяет Кипятильнику делать свои татуировки, подумал Артур, с её-то ловкостью. Покалечит же совершенно случайно, на ровном месте и без злого умысла. — Мы тоже закончили, — возвестил Солнышко, выкладывая на тряпку пару позолоченных краской ключей. — Стекляшка, пойдём спать? — Пойдём, — кивнула Ида. — Ходите аккуратно, — предупредил всех Солнышко, — тут сушатся наши покраски. — Хорошо, — серьёзно кивнул ему Фархат. Пока Солнышко собирал в ящик краски, кисти и всё, что они не успели преобразить, Ида сбегала в комнату за своим гнездом из одеял. Все суетились разом: Кипятильник уже возвращалась с заднего двора, умытая, бледная и обнимающая плечи руками —наверное, замёрзшая. Фархат столкнулся с ней в дверях, сделал галантный приглашающий жест и ушёл умываться сам. Ида что-то говорила Солнышку наверху, а он отвечал уже на ходу, спускаясь по лестнице: — Нет, я не хочу, подожду Макс! Артур по-быстрому привёл себя в порядок перед сном — на улице в самом деле изрядно посвежело, да и торчать рядом с Фархатом у колонки ему не больно-то хотелось — и вернулся в комнату, которую он уже считал своей. Иды этой ночью не было, так что он делил её только с Кипятильником, которая уже залезла под одеяло и затихла, даже пружины не звенели. — Спокойной ночи, — пожелал Артур. — Спокойной, угу, — отозвалась Кипятильник. Заснул Артур быстро, и ему впервые за последние дни приснился очень чёткий и подробный сон. Ему приснилось, что он проснулся среди ночи здесь же, в этой комнате. Дом был погружён в тишину, луна ярко светила в окно, накрыв, словно вторым одеялом, квадратом призрачного белого света кровать и Кипятильник на ней. Лунное одеяло слегка подрагивало, как будто свет просачивался сквозь толщу воды, по которой изредка пробегали волны. Артур во сне вспомнил слово: «каустика». Кажется, об этом рассказывали на уроке физики. За окном мелькнули какие-то тени, почти перекрыли собой лунный свет, но Артур не испугался, даже не заволновался, как будто знал, что всё вокруг — только сон, а значит, ничего страшного не случится. Он присмотрелся, напряг глаза, пытаясь различить, что происходит за окном, а потом оказалось, что он уже стоит над спящей Кипятильником, выглядывает наружу и видит всё предельно отчётливо. За окном в воздухе висели две огромные рыбы. Нет, запоздало сообразил Артур, не в воздухе, в воде. За окном была вода. Несмотря на то, что стекла в окне не было, вода каким-то образом не втекала в дом, а держалась ровным срезом по границе стены, словно в невидимом гигантском аквариуме. Рыбы с любопытством тыкались носами в эту границу с той стороны, как будто заглядывали в дом, пытались рассмотреть спящую Кипятильник и глазеющего на них Артура. Он вытянул руку, перегнулся через Кипятильник и осторожно коснулся края воды. На ощупь она показалась ему упругой, как желе. От его прикосновения рыбы моментально порскнули прочь, затерялись где-то вниз по улице, словно заспешили домой, в море. Свет снова закрыла тень, и Артуру снова пришлось нагнуться над кроватью Кипятильника, чтобы выглянуть наружу. И там он увидел Макс. Она шагала по улице, то есть по заполненной водой улице, то есть в самом деле по улице, по верху, выше крыш, по водной глади, словно бесплотный дух или невесомая водомерка. Фонарь, который она несла в руке, освещал её лицо, умиротворённое, но серьёзное, сосредоточенное. Артур не стал окликать её, просто стоял и смотрел, как она уходит — вслед за рыбами, в сторону моря, и её фонарь покачивается над поверхностью воды, рассыпая по улице бледные полупрозрачные блики. А потом он вернулся в свой гамак и уснул. Когда он проснулся — по-настоящему, утром, уже после рассвета — дом уже не был таким тихим и безмолвным. Кто-то негромко ходил по второму этажу, Кипятильник ворочалась на своей кровати, пружины противно дребезжали. — Представляешь, мне такой сон приснился, — сообщил Артур, вылезая из-под одеяла. — Сейчас расскажу! Он спрыгнул с гамака ловчее, чем в прошлый раз, да только вот приземлился с плеском и шлёпаньем — пол оказался почти по щиколотку залит водой. Едва не поскользнувшись от неожиданности, Артур с трудом удержал равновесие и предупредил: — Осторожно! Тут какого-то чёрта кругом вода! В памяти моментально всплыли все истории о том, что Затопь по-прежнему периодически подтапливает морем, и иногда она почти полностью скрывается под водой. Неужели это тот самый момент?! — Кипятильник? — позвал Артур. — Мне нужно мнение эксперта или опытного местного. Кажется, что-то случилось. Она не отвечала, и Артур, наконец, оторвался от созерцания водной глади, обернулся к ней. — Кипятильник? — позвал он. Она лежала на кровати, прижав руки к лицу, закрывая глаза, как будто рыдала или пыталась скрыться от чего-то. Напряжённость и неестественность её позы отчего-то напугала Артура даже сильнее, чем пришедшая вода. Он сделал пару шагов к её кровати, остановился, неуверенный, что предпринять дальше, и тут Кипятильник с трудом выдавила: — Чёрт возьми, как больно! Так жжётся! Сделай что-нибудь!