Бедность.

      Пятьсот рублей нужно положить на телефон, пока не отключили интернет.       Три с половиной тысячи рублей нужно отложить на оплату коммунальных услуг.       Две тысячи на починку стиральной машины, а ещё обои в единственной комнате было бы неплохо подклеить, «долгие» продукты докупить: гречку, тушёнку, макароны и всё в таком духе…       Антон тяжело вздыхает, раскладывая деньги по конвертам на все самые необходимые нужды. Говорят, что бедность — не порок, но он определённо уже стоит на пороге отчаяния. Последние три года его жизни превратились в день сурка, где с утра до ночи приходится гнаться за надеждой на лучшую жизнь. Однушка на окраине и зависть к окружающим стали всем его богатством после выпуска из детского дома. Тогда его встретил огромный мир, дарящий иллюзию свободы и возможностей, показывающий, как может быть, если сильно захотеть. И Антон ведь захотел — за год подготовился к экзаменам и блестяще их сдал, хоть и не без хитростей, поступил на бюджет в институт, нашёл себе работу, позволяющую учиться, но та самая жизнь мечты всё равно оставалась только в мечтах, а вместо неё были недосыпы, хроническая усталость, бедность и одиночество.       Лишь в последние месяцы хоть что-то начало меняться. Появился Арсений. От одной мысли о нём на губах парня появляется грустная ухмылка и хочется закурить.       Арсений был другим. Однокурсник, с первого дня завоевавший любовь и внимание, даже не прикладывая к этому усилия, пока Шастун перешагивал через себя и старался понравиться коллективу. Не получить симпатию общества тогда было особенно обидно, ведь он пришёл туда как белый лист, не раскрывая своё прошлое, выдавливая улыбку и протягивая руку всем, в белой рубашке и новых кедах, на которые пришлось копить. Арсению же доставалось внимание без труда — харизма и уверенность делали всё за него, поэтому к концу сентября очарованы были не только одногруппники, но и преподаватели, не забывавшие ставить его всем в пример абсолютно во всём, а студенты, на удивление, никак этому не противились.       Их дружба завязалась спонтанно и неожиданно.       В начале второго курса им поручили проект. Арсений сам вызвался быть с ним в паре, обосновав это тем, что он, как староста, обязан не допускать такого, чтобы здесь оставались одиночки. Тогда Антон стал не единственной жертвой его дружелюбия, но только он по-настоящему взялся за протянутую руку, понимая, что иначе задохнётся в своём одиночестве.       С того сентября прошёл год. Их незатейливое общение об учёбе уже давно перетекло в новое русло, где помимо совместных проектов теперь были прогулки после учёбы, нечастые посиделки у Попова дома, длинные переписки и множество общих тем. Арсений был открытым к общению, раскрывая о себе, казалось бы, всё, причём не только Антону, но и всем вокруг. Друзей у него было много и в институте, и за его пределами, понимающая и надёжная семья, пока у Антона были всё те же недосыпы, бедность и усталость, которые он хранил тайной, предпочитая уходить от личных тем и не показывая ту сторону себя, которая борется за выживание. Арс 17:24 Ты приедешь? Все, кто смог, уже пришли. Из наших тут только Катя с Позом.       На подарок в честь дня рождения он действительно пахал, желая отблагодарить за всё, что Попов для него делал, даже не подозревая об этом. В прошлом году тот не праздновал, поскольку уезжал с родителями в отпуск, зато в этом году решил устроить вечеринку для самых близких. Получить приглашение на неё было лестно, и упасть в грязь лицом не хотелось.

Вы

17:28

Да, уже выхожу.

Арс 17:30 А должен уже быть тут! Давай, ускоряйся, жду!

Вы

17:31

На работе задержали, сори

      Антон скрывает даже место работы, а если быть точнее — места, а в душу к нему и не лезут, принимая все увиливания. У Арсения жизнь совсем другая. После учёбы он часто остаётся в институте, так как играет в местном театре, покупает в окно себе какой-нибудь замысловатый кофе, живёт с достаточно обеспеченными родителями, которые покрывают его расходы и на еду, и на одежду, и на развлечения. Периодически тот работает на фрилансе, чтобы заработать если не деньги, то хотя бы опыт.       Район, в котором он живёт, зелёный и безопасный, сплошные новостройки, появившиеся здесь на месте обшарпанных хрущёвок, из которых состоит район Шастуна. Лифты здесь работают без перебоев, лампочка не мигает, и звукоизоляция хорошая. — Ну наконец-то! — открывает дверь парень, и из квартиры только сейчас начинает слышаться музыка, — Давай, залетай, я уже всем про тебя тут уши прожужжал!       Не улыбаться в ответ не получается — весь вид Арсения его просто восхищает. Голубые глаза, блестящие от выпитого, чёрные лохматые волосы, и эта искренняя улыбка. Как только Антон перешагивает порог квартиры, его моментально втягивают в крепкие объятия. От него всегда пахнет чем-то неуловимым, но уже родным, и порой только от этого аромата получается найти в себе силы продолжать трудиться. — С днём рождения, — Антон отстраняется первым и протягивает подарочный пакет, — Расти большой, не будь лапшой! — Спасибо, постараюсь, — Арс клюёт его губами в щёку по привычке, и Антон рад бы уже смириться и не реагировать, но сердце всё равно пропускает удар, а щека краснеет прямо на месте поцелуя.       Именинник вновь исчезает в гостиной вместе с пакетом, растворяется в целой толпе гостей. Арсений, вероятно, соврал, что здесь будут только самые близкие, потому что людей много. И в том, что из «их» тут только Дима со своей девушкой, он тоже соврал. Как минимум, из их института тут ещё пять человек — два парня из их потока, но другой группы и три человека из театрального кружка. Антону приходится сделать глубокий вдох и выдох, чтобы зайти в комнату.       Дима сразу машет ему, подзывая, и он следует. Не сказать, что они прям дружат, скорее просто приятельствуют. Они расспрашивают его о причине опоздания и рассказывают, что на кухне можно налить себе что-нибудь и перекусить.       Уже у порога кухни его нагоняет владелец квартиры, буквально хватает за запястье. — Там в холодильнике твоё пиво с грейпфрутом. Я взял три бутылки, хватит же? — обеспокоенно спрашивает, но ответа не ждёт, — Так, тут пицца и какие-то ещё снеки. Пирожки не ешь, они на рисовой муке. — Спасибо, — смеётся Шастун с такого инструктажа, — У тебя широкий круг близких, оказывается.       Арсений кокетливо пожимает плечами и уходит обратно, прихватив пиво кому-то ещё.       Когда он возвращается в гостиную, музыка играет чуть тише, а Арсений открывает подарки гостей, пришедших в последнюю очередь. Олеся и Дима из театра подарили ему духи и карты таро в качестве прикола, с чего именинник искренне смеётся и обещает всем присутствующим в конце вечера сделать авторский расклад. Парень из параллельной группы, когда Арс берёт его пакет в руки, подходит ближе, музыку делает тише и начинает речь. — Все мы прекрасно знаем, как сильно ты любишь театр, — начинает Саша, а Антон замирает, — Ты прекрасен как на сцене, так и в зале, поэтому…       Из пакета Арсений, закусив в предвкушении губу, достаёт красивый конверт, в котором лежат билеты. Антон сжимает руки за спиной до побелевших засечек на ладонях, мысленно прося всех Богов, чтобы это было не оно. — Михайловский? Царская ложа? — глаза Арсения округляются, причём не только у него, но и у всех вокруг. Никто не знает, сколько стоит билеты туда, но все знают, что это неприлично много, — Саш, ты шутишь? — Нет, но есть одно условие. Там билет на двоих, и я надеюсь, что ты не будешь против моей компании, — Арсений на него практически запрыгивает, несколько раз смачно целует в щёку и буквально визжит от радости.       Все хлопают и умиляются, пока Антон стоит и не может сделать ни вздоха. Он знает, сколько стоят эти билеты, потому что смотрел, выбирал и копил, но далеко не на эти места. Сильно не на эти. Зато на ту же дату, на тот же спектакль. Это крах.       Когда в руках парня оказывается его пакет, Антон подлетает и шепчет на ухо на ходу придуманное объяснение, почему этот подарок нужно открыть не сейчас, а только уже в одиночестве. Арсений хмурится, но кивает без лишних вопросов. Он уже привык к тому, что у друга бывают заскоки и секреты.       Музыка вновь становится громче, а в висках Шастуна начинает пульсировать. Ему срочно нужно что-то придумать, но он в абсолютно безвыходном положении. Подарок уже передан, а если бы и не был, то у него буквально нет больше денег на что-то другое. Первая бутылка заканчивается быстро, он сменяет её второй. — Ты чего такой скрытный? — вновь ловит его у холодильника Попов, — Там что-то из сексшопа? — Нет, просто не хочу, чтобы все видели. Крутой подарок от Сани, да? — Да я о таком даже мечтать не мог, — щебечет Арс, искренне радуясь, — Для такого мероприятия теперь костюм подбирать. Но я с ума схожу от любопытства, что в твоём пакете. — Ничего такого, маленький подарок. Идём, а то тебя потеряют.       Разговаривать с Арсением сейчас всё равно, что сыпать соль на рану. Пока он изображает участие в беседе с Позовым, Арс практически виснет на этом Саше, не отлипая от него ни на секунду. Неудивительно, в последнее время имя этого парня постоянно всплывало в их разговорах. Продержавшись ещё полчаса, Антон показывает ему жест, что ушёл покурить, за ним увязывается Дима, но сам он тайком прихватывает рюкзак и возвращаться больше не собирается, о чём оповещает в сообщениях и через Поза, чтобы его никто не потерял.       У него снова не вышло. Искренних стараний угодить оказалось недостаточно, чтобы его подарок оценили. Его два билета за пятнадцать тысяч в сравнение не идут с царской ложей за семьдесят пять. А маленькая игрушка дракончика в пакете вообще теперь кажется издевательством. Этот Саша, если не купил внимание Попова, то как минимум завоевал, пока Антону остаётся только трусливо сбегать, ёжась в совсем тонкую для этой погоды куртку.

***

      Как и всегда, Арсений занимает место в лектории для себя и Антона. Учитывая, что они сегодня с первой пары, парень приходит сонный, так что Попов выбирает место так, чтобы тому было удобно спать. Антон вбегает в аудиторию с опозданием в пять минут и падает на ближайшую к двери парту, даже не посмотрев в сторону друга. Желание спать уступает место нервозности, так что в этот раз Антон действительно старательно пишет конспект, фиксируя каждое слово лектора.       В перерыв Антон сбегает машинально, не задумываясь. Заходя в аудиторию за минуту до звонка, Антон вновь игнорирует занятое для него место и садится гораздо ближе, чем привык. Арс 10:36 Ты специально?

Вы

10:37

Чё?

Арс 10:38 Ты специально не сел со мной? Дважды! — Шастун, у вас там что-то важнее нашей лекции? — задаёт вопрос профессор с такой громкостью. Антон в ответ только качает головой и тупит взгляд в тетрадь, сутулится, словно пытаясь сжаться и спрятаться от взглядов одногруппников. Он старается быть прилежным студентом и получать замечания не привык.       В следующий раз Арсению удаётся выловить парня уже на улице, пока тот спешит покинуть территорию и закурить. Зажатая в зубах сигарета позволяет не заскрипеть зубами. — Шаст!       Парень сбавляет шаг, позволяя догнать себя, но всё равно не останавливается. — Извини, я не выспался и спешу на работу, — сразу говорит так, будто готовится сбежать, но Арсений всё равно цепляется за его локоть сильной хваткой. — Ты обиделся на меня за что-то? — Нет, правда спешу, Арс. Спишемся? — Нам до метро по пути, — не унимается Попов, искренне не понимая, почему тот так отчаянно старается избавиться от него, — Что происходит? — Ты медленно ходишь. — Не пизди.       Антон останавливается резко, поворачивается лицом и смотрит. Под его уставшими изумрудными глазами залегли тени ярче, чем обычно, на щеках щетина, а между губ вонючая сигарета. Да, по нему невооружённым взглядом видно, что он чертовски уставший и не в настроении. — Что? — Спасибо за подарок, — выпаливает слишком резко для искренней благодарности. Антон в ответ хмурится и делает новую затяжку. Он не хотел об этом говорить, точно не сейчас. — Пожалуйста. Теперь я могу идти? — ответ холодный настолько, что внутри что-то сжимается. Он не знал, что вообще сумеет говорить с Поповым так. — Где ты работаешь? — Всё, Арс, мне правда пора. Давай, тебя вон Саня ждёт.       Похлопав по плечу, Шастун спешит удалиться. Ему вообще-то правда нужно на работу. Дорогостоящий подарок придётся отрабатывать, чтобы дожить хотя бы до конца месяца. Кто же знал, что тратиться на него не стоит?              А Арсений провожает его взглядом. Их обычное объятие на прощание длиною в десяток секунд сократилось до хлопков по плечу, класс. А Саша и правда стоит, смотрит и ждёт.

***

      Антон заваливается в квартиру уже в начале второго ночи, обессиленный и заёбанный до уровня тушёной картошки. Чёрт, ещё и есть хочется… На календаре четверг, а это значит, что три дня увиливаний от Арса прошли успешно. Скинув вещи в стирку, он буквально на автомате залезает в душ, моется, а потом падает в кровать без сил и настроения.       Держаться на расстоянии от Попова тяжело морально, но и приблизиться теперь кажется странным. Та грань социальной разницы, существующая между ними всегда, теперь ощущается явнее. Конечно, он не винит в этом Арсения и не обижается на него. В его жизни существует только один друг, заменяющий ему всех. Сейчас мысль о том, что он влюблён, не пугает и не заставляет сердце биться чаще. Этот факт не мешает ему жить и дружить. Он в курсе об ориентации Арсения, но даже такое везение не заставит его действовать. Чего люди желают любимым? Лучшего. Себя же он к этой категории не относит.       В четверг удача улыбается ему меньше. Арсений ловит его перед второй парой и силой заставляет сесть рядом. Сопротивляться этому бесполезно. Арсений молчит до начала пары, потом тоже молчит, пишет что-то старательно, не отвлекается. И стоит Шастуну расслабиться, как перед ним на столе возникает его же конверт, а сверху приклеен стикер с лаконичной надписью: «Извини». Антон смотрит на конверт долго, в конце концов принимает его и улыбается, мол, нормально у них всё. Они так и не говорят в этот день, а после пар расходятся в разные стороны — Антон к метро, Арсений на репетицию.       В пятницу Антон предлагает Диме билеты за половину цены, тот отказывается, и в итоге получает их бесплатно. Антону эти билеты карман жгут, и если бы Позов не взял, то он бы их просто выбросил поскорее, так как сдавать их нельзя, а публично продавать не хочется. Арсений в этот день к нему даже не подходит.       Антон даже почти смирился с тем, что это конец. Он всё чаще видит, как Арсений вместе с Сашей в перерывы щебечут вместе, тот приносит ему кофе, и они так гармонично смотрятся вместе. Антону почти не больно терять единственного друга. В конце концов, они ведь дружили не так уж и долго…       Антон вытирает слёзы усталости, пока собирается в субботу на смену.

***

Арс 11:30 Я скучаю.       Антон приоткрывает один глаз, читает сообщение, снова закрывает. Он устал. Чертовски устал от необходимости вкалывать, от обязанности учиться и делать всё так, чтобы быть лучшим или хотя бы одним из них. По нему не скажешь, что он круглый отличник, который стремится к красному диплому. Но он правда старается: продолжает ходить исправно на пары, домашки делает качественно и сдаёт вовремя.       Он устал. И Арсений ему не помогает ни своими сообщениями, ни этим взглядом, который прожигает ему затылок.        Арс 12:15 В столовку пойдёшь в окно?       Антон открывает глаза, читает и краснеет, но ничего не печатает в ответ. Арс 12:17 Я обидел тебя чем-то?       Антону очень стыдно. Руки сами тянутся к телефону и открывают чат.

Вы

12:17

Нет, всё класс.

Я думал, что ты с Саней идёшь.

Арс 12:18 Мы две недели не общались, а я друзей на члены не меняю!       Антон усмехается машинально, отказываясь думать о смысле сообщения.

Вы

12:18

Рад. Я ухожу после этой пары.

Арс 12:19 Работа?

Вы

12:19

Работа.

      Арсений вздыхает на всю аудиторию и откладывает телефон так громко, что даже Шастун это слышит. Ему правда нужно спешить, он не соврал, но чувство вины всё равно продолжает растекаться в груди.

***

      Четвёртый энергетик за сутки был лишним. Это Антон понимает, когда заходит домой с жуткой головной и желудочной болью. С его режимом отсутствия еды недалеко и до язвы, и вот уже её первые звоночки. Таблеток у него особо не водится, как и еды. Да и не болел он ни разу за годы учёбы так, чтобы таблетки нужны были. В холодильнике только скисшее молоко и несколько луковиц. Даже пельмени забыл купить и забросить в морозильник. Заварив чай, он падает на стул и вытягивает ноги. Посменные работы официантом, барменом и уборщиком убивают. Вообще Антон старается не думать, лишь бы в эту пропасть мыслей не провалиться, но сейчас мозг сам напоминает о том, что на следующей неделе Арс идёт в царскую ложу, а ещё скоро у него собственный спектакль, а ещё курсовую пора начинать писать… Арс 01:02 Спишь?       Антон бы и рад притвориться спящим, вновь проигнорировать, как делал это всю неделю, но не может. Желудок болит всё сильнее, ноги ноют, и ком в горле застревает.

Вы

01:04

Нет.

      Арсений что-то долго печатает, и Антон держит себя от желания набрать, чтобы просто послушать голос. Почти десять минут уходит на ожидание, и новое сообщение Антон читает уже в постели. Арс 01:13 Я правда очень-очень скучаю. Когда у тебя выходной? Давай посидим?       Да, Арсений всегда был тревожным, и такую настойчивость стоило ожидать. Желудок снова скручивает, и Антон не выдерживает, набирая чужой номер. Гудки обрываются быстро. — Привет? — голос сел после работы, так что он практически хрипит. — Привет. Как ты? — Порядок, — врёт Антон, вытирая предательскую слезу, — Извини, загруженные дни. Ты как? — Когда у тебя выходной? — Завтра. — Приедешь? — Арс просит тихо, и такой аккуратный тон их разговора режет слух, — Могу купить пиво? — Не надо. Покормишь чем-нибудь? — спрашивает, а сам руку к животу сильнее прижимает, пытаясь унять боль. — Покормлю. Ты точно в порядке? — Да, с работы только пришёл. — Тогда спокойной ночи, отдыхай. — Спокойной ночи. — Шаст? — вдруг громче говорит Арсений, когда Антон уже хотел сбросить звонок. — Да? — Я сплю с дракошей.       Арсений отключается сразу, а Антон так и лежит, прижимая телефон к уху. На губах улыбка, а на щеках слёзы.

***

      Даже в тот день, когда они впервые нормально разговаривали, Антон не чувствовал себя настолько неловко. Арсений встретил его в своей обычной домашней одежде, но обниматься не полез, а просто впустил в квартиру, приглашая сразу на кухню. На столе уже стояла тарелка с густым, наваристым и аппетитным на вид борщом. Любимое блюдо Антона. Оба неожиданно краснеют: Антон от такого внимания и заботы, а Арсений от волнения, что суп может не понравиться, а он на него потратил всё утро. Едят в тишине, а на фоне играет включённый телевизор. — Это самое вкусно, что я ел в этой жизни, — объявляет Шастун, когда тарелка оказывается пустой, — Реально сам? — Ну, ты же сказал покормить тебя чем-то. — Я рассчитывал на сосиски или пельмени, — усмехается парень, относя в раковину посуду. — Оставь, я сам потом помою.       Антон не спорит, тарелку оставляет. Вновь повисает тишина, от которой хочется спрятаться. Непривычно вот так молчать, но ещё непривычнее, что Арсений не спешит рассказать что-нибудь, ведь раньше его было не заткнуть. А теперь он только смотрит пристально, разглядывает с ног до головы. — Хреново выглядишь, — подводит итог Попов, после чего поджимает губы, — Ты не заболел? — Нет, просто работаю много, — как на заевшей пластинке отвечает парень. Самому уже хочется поморщиться от заезженной фразы, но ни один мускул не дёргается. — Ты никогда не говорил, кем работаешь, — замечает Попов, но как обычно не настаивает, и на этом сам же подлавливается. — Да там ничего такого, подработка просто. Кофе нальёшь? Иначе я у тебя прям тут вырублюсь. — Кофе нет, только чай.       Антон не спорит, хоть и знает, что тот врёт. Вон, целая стеклянная банка на полке стоит. Движения у брюнета какие-то резкие, дёрганные. То ли волнуется, то ли раздражён, но видеть его таким непривычно. — Посмотрим что-нибудь? — Давай, но я ненадолго.       Комната у Арсения маленькая, но не по-пацански уютная: широкая кровать, аккуратно застеленная покрывалом, на полу лежит белый пушистый коврик, на полках стоят книги и пара свечей, а на стенах картины висят, которые Попов сам по номерам раскрашивал. На тумбочке капли для глаз и крем какой-то. А на кровати дракончик. — Что включить? — Как хочешь, — Антон отставляет кружку на тумбочку, а сам заваливается на кровать, — Ты мне про сериал какой-то говорил. — Я его уже с Сашей посмотрел. — Тогда выбирай сам.       Арсений с ноутбуком садится рядом, начиная перелистывать страницы сервиса. Антон разглядывает его внимательно, словно заново впитывая образ. Он соскучился. Их дружба с самого начала виделась ему какой-то невидимой, но крепкой нитью между ними. Они не ссорились никогда, умело находя компромиссы и закрывая глаза на многое, в том числе и на скрытность Шастуна. Будучи такими разными, они всегда ловили одну волну, на которой плыли. А теперь нить словно оборвалась. — Это что-то незаконное? — всё-таки спрашивает Попов, так и продолжая выбирать. — Что? — Работа. Наркотики?       Антон грустно усмехается. Он и подумать не мог, что его друг мог подумать про него такое. Хотя если посмотреть на его бледность, худобу и мешки, то хочешь — не хочешь, а и такое подуматься может. — Я похож на наркоторговца? — На наркомана в последнее время похож. — Нет, я не употребляю и не продаю, — вздыхает Антон, кончиками пальцев касаясь локтя Попова, чтобы тот посмотрел на него, — Я работаю в кафе официантом, после закрытия убираюсь там, и в клубе периодически подменяю барменов. Последнюю неделю почти каждый день в таком темпе. И всё законно.       Арсений кивает и вроде как даже облегчённо вздыхает, но ноутбук захлопывает и поворачивается лицом к нему, складывая ноги по-турецки. — Зачем так много? — Я один живу, и мне надо как-то жить. — А родители тебе совсем не помогают? Где они?       Антон молчит долго. Он никогда не врал на эту тему, всегда умело увиливал от неё, да и сейчас наверняка смог бы, но мозг, лишённый сна, отказывается искать пути обхода. Нетерпеливый Арсений хмурится, но молчит. — Я детдомовский, родителей нет.       Оба замирают. Один от шока, что мог так долго об этом не знать и даже не догадываться, а второй в ожидании реакции. Люди редко относятся к выходцам из детского дома так же, как ко всем остальным. Чуть что пропало, а в доме был детдомовец, значит, он и украл. Мол этих людей не научили морали и порядочности. — Почему ты никогда не говорил об этом? — Не хотел.       Арсений поверить не может в услышанное. Становится даже совестно, что он не понял, не догадался, да даже предположить такое не мог. А ещё совестно от того, как он рассказывал о своей семье, то хвастаясь, то жалуясь, и непонятно, что из этого хуже. — Мы не будем развивать эту тему, — как факт говорит Шастун, — Это же ничего не меняет?       А в голосе надежда. — Ничего.       Фильм они всё-таки включают. Антон рядом укладывается удобнее, голову на чужое плечо кладёт, как обычно, смотрит в экран и говорить явно не настроен. А Арсений теперь боится спрашивать о чём-то. Есть ли какие-то запретные темы теперь? Как так вообще вышло? Нужна ли какая-то помощь? А точно ли они друзья, если Антон скрывал от него такую большую и важную часть своей жизни?       Поставив на паузу фильм и набравшись смелости на новый шквал вопросов, Попов замирает. Прижавшись к нему, Антон спит с приоткрытым ртом. Сопит совсем тихо, а грудь его мерно вздымается. Руки сами тянутся к золотистым кудряшкам, желая пригладить их, перебрать. Будить не хочется точно. По нему видно, что он вселенски устал, и дать спокойно выспаться — меньшее, что может сейчас сделать для него Арсений.

***

      Просыпается Антон, когда за окном уже темно, а с кухни доносятся чужие голоса — родителей Арса. Сам же парень лежит в его объятиях, спустившись из сидячего положения. Просыпаться так приятно. Одна рука Арсения лежит у него на голове, запутавшись в волосах, а вторая держит включённый телефон. Видимо, не спит. — Прости, — шепчет Шаст и отстраняется, — Сколько время? — Почти восемь. — Кошмар. Я даже не заметил, как уснул. Родители не против, что я тут? — Папа заглянул и сказал, что если я продолжу готовить борщи, то ты можешь тут жить, — привычная улыбка расползается по губам Попова, и он откидывает телефон, переворачиваясь лицом к нему, — Лучше? — Лучше, — кивает и снова прикрывает глаза, потому что смотреть на Арса в такой близи страшно. — Можешь остаться на ночь, если хочешь.       Антон хочет. Спать в такой близости с Арсением приятно, тепло и просто по-человечески хорошо. Без подтекста и лишних мыслей. — Нет, сейчас проснусь до конца и поеду, — через силу отказывается, но улыбается, — Придумал, в чём в театр пойдёшь? — Слушай, я понимаю, что ситуация некрасивая получилась, но я же не знал… Спасибо тебе большое, мне правда приятно, но так вышло, — тараторит Арсений, цепляясь за его ладонь, — Мне очень неловко за эту ситуацию. — Забей, вышло и вышло. — Ты позвал кого-то другого? — Нет. Ты же знаешь, я театры не люблю, хотел тебя порадовать. Не только я, как выяснилось.       Арсений виновато вздыхает.

***

      Чувствуя себя мазохистом, Антон рассматривает фотографии, выложенные Поповым несколько минут назад. Всё такое красивое и роскошное, что он невольно морщится. Арсений в красивом смокинге, который ему правда идёт, подчёркивая фигуру и рост. Он словно принц, улыбается ещё так счастливо, что невозможно не улыбнуться, глядя на фото. Саша на фотографиях тоже есть: обнимает его за талию на одной, а на другой просто улыбается вместе с Арсом. Внизу длинный пост, и Антон читает, представляя, что эти эмоции мог вызвать он. Поставив лайк, листает дальше, но ничего интересного в ленте больше нет.       Зато есть звонок. — Привет, — здоровается Антон, стараясь сделать голос мягче, чтобы не выдать обиды. — Сидишь? Потому что если нет, то лучше сядь, — тараторит Арсений, а на фоне у него слышен шум улицы, — Готов слушать? — Готов. — Мы поцеловались! Трижды за вечер! Сначала в антракт, когда мы остались одни в этой ложе, потом на выходе из театра, а в третий раз, когда мы прощались! — срывается на писк парень, явно счастливый.       Антон же знал, должен был быть готов услышать это. Та взаимная симпатия была очевидна каждому, и он тоже не слепой. Тогда почему так больно это слышать? Почему ком встаёт в горле, а взгляд тупо упирается в стену напротив. — Ты тут? — Да, Арс, тут, — прокашливается и сглатывает, — Я рад за тебя. — А я-то как рад! Боже, это было лучшее свидание в моей жизни! Я визжу на всю улицу, как подросток, — хихикает уже смущённо, — Ладно, я отвлекаю тебя там, да? — Немного, — врёт, но слышать больше он попросту не готов, — Напиши, как будешь дома, хорошо? — Хорошо! Спокойной ночи, завтра тебе всё в подробностях расскажу! — Обязательно.       Антон сбрасывает вызов, но от стены взгляд не отводит. Уговаривать себя в том, что он желает единственному близкому человеку только лучшее, становится сложнее. Искренне радоваться не получается вовсе, потому что сердце буквально трещит по швам, а в горле пересыхает.       На стене замечается движение. Маленький таракан ползёт по жёлтым обоям, и это уже последняя капля. Так жить просто невозможно. Он несчастен до мозга костей, денег хватает с натяжкой, каждый день приходится видеть эту убогость, когда у всех вокруг пир и любовь. Слёзы катятся из глаз рекой, и впервые Антон позволяет себе рыдать от души, громко всхлипывая, пытаясь поймать эту ползающую мерзость и убить. Он правда больше не может так жить.

***

      Забив на первую пару, Шастун даже почти высыпается. В наушниках музыка играет так громко, что даже думать не получается, и так лучше. Особенно, когда он замечает у окна напротив кабинета Арсения, который с горящими глазами рассказывает о чём-то. Резко отвернувшись, он заходит в кабинет и привычно занимает место для двоих.       Арсений возвращается в кабинет довольный, и, пользуясь задержкой преподавателя, занимает место у доски. — Дорогие друзья! Скоро майские, и ребята из студсовета решили устроить выездную вечеринку в область! В программу входит коттедж с участком, шашлыки, розыгрыш мерча нашего института и прекрасное настроение. Всю информацию я сейчас выложу в общий чат. Если хотите поехать, то отпишитесь мне в личку.       Деловитый староста группы падает рядом с Шастуном. — Поедешь? — сразу же спрашивает, даже не здороваясь. — Ты ещё инфу не скинул. — Но ты же поедешь? Познакомлю тебя со всеми поближе, и ты оттуда точно не сбежишь, — упоминание того дня рождения снова делает больно, но Антон на это только улыбается, — Поехали, Шаст. — Если получится на работе взять отгулы.

***

      Отгулы взять получается, но с деньгами на общий сбор приходится сложнее. Пришлось приносить в жертву деньги на новый рюкзак. Не самая большая жертва за возможность провести выходные с Арсением и ещё кучей людей.       Они с Арсением едут раздельно, так как тот приезжает пораньше, чтобы всё устроить, организовать и подготовить. Дом оказывается просто огромным, с множеством комнат, просторным газоном, беседкой и даже прудиком. Арсений всех встречает, сверяясь со списками, улыбается всем лучезарно, и только к Антону подбегает с объятиями. Саша со своими друзьями тоже виднеется неподалёку, в его сторону смотрит хмуро, видимо, всё про него понял.       Весь день получается слишком активный, и оставаться в качестве наблюдателя не получается, потому что Арсений за руку его вытаскивает участвовать в конкурсах, и с его помощью он даже выигрывает рюкзак. Можно сказать, что вложение окупилось. Ближе к вечеру все подтягиваются уже к шашлыкам и напиткам. В планах Антона напиться так, чтобы отбить каждую копейку ещё и за бар. — Шаст, знакомься, это Ира! Она на курс младше нас учится, но недавно пришла к нам в театр. Ира, это мой друг — Антон, он просто самый лучший, — тепло говорит Попов, усаживая девушку рядом с ним, — Так, вы держитесь вместе, а я всех остальных пока рассажу.       Ира улыбается ему открыто, кокетливо поправляет волосы, и сама же начинает разговор. Она явно здесь с целью познакомиться, пьёт и ест немного, но всячески старается разговорить. Антону даже неловко становится, что девушка так отчаянно старается, включив всё своё обаяние, пока он кидает взгляд на другой стол, за которым сидит Арс в окружении Саши и его друзей. Так уговаривал приехать, что в итоге сбагрил. — Ты наелся? Может погуляем?       Антон вновь кидает взгляд в сторону, видит, как Арс смеётся в чужое плечо, и кивает. Прихватив бутылку пива, идёт за девушкой. Они выходят за территорию, решив прогуляться до речки. Купаться ещё рано, но Ира сказала, что оттуда закаты красивые видно.       Ира рассказывает про экзамены, Антон про своё впечатление от первого курса. Девушка сначала хмурится, но потом согласно кивает и даже смеётся с шуток. Уже у самой реки, когда небо становится розовым, Ира его целует. Без предупреждения, просто наклоняется к его губам. — Ир, прости, нет, — сразу же отшатывается Шастун, встречаясь с недоумевающими карими глазами. — Арс сказал, что у тебя никого нет. — У меня никого нет, но я влюблён.       Девушка понятливо кивает, забирает из его рук почти пустую бутылку и допивает остатки. Неловко становится до жути, и этот чёртов закат ситуацию только усугубляет. — И я гей, — почему-то признаётся, и Ира на это только усмехается, словно уже догадалась. — Арс, да? Ты всё время на него смотрел. — Да. Но он не знает. И не должен знать, — предупреждает, и хмельной язык уже развязан, — У него уже кое-кто есть, а мне… Мне остаётся дружить с ним. Я не жалуюсь, просто, знаешь… Он всегда для всех открыт, светит как солнце, а я как туча где-то рядом. — Да, на тучу ты и правда похож. Вообще-то, мне тоже кое-кто нравится…       Ира в ответ тоже делится историей, Антон слушает внимательно и даже даёт несколько советов якобы «с мужского взгляда».       Возвращаются они, когда уже стемнело, а музыка из дома доносится аж за углом. Кто-то танцует, кто-то пытается в этом шуме общаться, кто-то продолжает пить, а кто-то уже во всю целуется в совершенно не укромных уголках, а это только на открытой территории. Арс находится легко, громко хохочет, распивая потерянный в счёте стакан с коктейлем неизвестного содержания. — Антон! — кричит он, как только замечает его, — Иди сюда! Это Антон — мой самый лучший друг!       Шастуна буквально силой заставляют сесть рядом. На удивление, он даже втягивается в общую беседу, вместе со всеми пьёт и с горячим осознанием чувствует ладонь Арса на своей коленке.       К полуночи все больше мертвы, чем живы. Арс вытаскивает всех по очереди танцевать с ним, прыгает и веселится от души, наслаждаясь молодостью. Но сейчас он до неприличия пьяный и уставший, и Антон подбирает в голове слова, чтобы уговорить того пойти спать. Но Саша вновь опережает его, присаживаясь перед Поповым на корточки, что-то шепчет, но Арсений отрицательно качает головой, пока чужие ладони уже сжимают его бёдра. Тот вновь что-то говорит, и Арсений эти руки убрать пытается, но его целуют. Антон следит внимательно, чтобы понять, как быть. Он не будет влезать, если всё в порядке, но судя по вялым попыткам Арсения отстраниться, когда его силой поднимают с дивана, заставляют его напрячься. — Эй, — кричит он им в след, подходя ближе, — Арс, ты в норме? Может спать уже пора? — Да, пора, — шепчет, но так и виснет на руке другого парня, — Мне нехорошо. — Антох, иди, мы сами тут разберёмся, — Саша обрывает его попытку прикоснуться, — Хватит к нему липнуть. — Это ты мне говоришь? — злится Шастун от такой наглости, — Я понимаю, что у тебя там какие-то планы на него, но ему сейчас не до этого, не видишь? — Тош, — скулит Арс, хватаясь за его плечо, — Не ругайтесь. — Арс, пошли до ванной и спать, да? — увидев отчётливые кивки, Антон крепче перехватывает его, чтобы тот смог подняться по лестнице, — Давай, пошли. — Ты, Шастун, грёбаная нищенка! Как собака побитая за ним таскаешься, пока тебя ни во что не ставят! А знаешь почему? Потому что ты и есть никто, в твоей нищебродской сиротской жизни нихуя нет и не будет! — Саша кричит громко, и наверняка его слышат все. Антон цепенеет, но молча помогает Попову подняться по этой дуракцой лестнице, — А друг твой бабки любит настолько, что за Царскую ложу и отсосать готов!       Последнее работает как спусковой механизм, и если бы не Арсений, вцепившийся в него, то он бы точно сорвался с места, не думая. — Шаст, меня сейчас вырвет, — шепчет он, сам уже ускоряя шаг.       Арсений не соврал, и ближайшие десять минут они и правда проводят в уборной, пока тот очищает желудок.       Уже в постели, умытый и насильно переодетый, Арсений хнычет, но ничего не объясняет. Антон сидит рядом, не зная, чем помочь, поэтому просто гладит по волосам и смотрит. Завтра натрезвую он точно набьёт лицо этому ублюдку. — Тош, я ужасный, — шепчет он как в бреду, заливаясь слезами, — Прости меня. Я придурок, ужасный придурок…       В комнату стучат, и Антон с постели соскакивает так, словно правда готов с кулаками броситься на того, кто может обидеть его Арсения. Но на пороге стоит Ира. — Я тут воды принесла и таблетки. — Спасибо. — Вам лучше уехать пораньше завтра.       Арсений плачет громче, и девушка спешит удалиться. — Арс, давай, успокаивайся, пока ещё хуже не стало. Вот, выпей, — Арсений слушается, но смотрит так виновато, что аж самому плохо становится, — Молодец, теперь спать, хорошо? — Ляжешь со мной? — Конечно. Двигайся.       Вещи Шастун оставил где-то внизу, так что в постель приходится залезать в одном нижнем. Арсений льнёт ближе, лбом упирается в твёрдое плечо и снова всхлипывает. — Прости, что я рассказал ему, — шепчет прямо в кожу, и к его словам приходится прислушиваться, — Прости, пожалуйста, мне жаль. — Ничего страшного. — Я просто не знал, что мне делать. Ты на своей работе уже загибаешься, по учёбе начал скатываться, и мне хотелось помочь тебе… Я идиот, да? — Нет, Арс, ты не идиот, — Антон вздыхает и поворачивается так, чтобы смотреть тому в глаза, — Спасибо, что волновался, но не надо. Я же не маленький, сам со всем справляюсь. — Ты молодец, Антон, — искренне заверяет его Арсений, подвигаясь ближе так, чтобы их лица были друг напротив друга, — Ты самый лучший, знаешь?       И он тянется ближе, касаясь розовых губ своими. Они у него теперь со вкусом мяты и отдают холодком, и это прошибает похлеще приоткрытого окна. Арс углубляет поцелуй, рукой вплетается в его волосы, но в этом всём читается такое горькое отчаяние, что Шастун не выдерживает. Отстранившись, он смотрит в эти всё ещё блестящие от слёз глаза, но ответов там не ищет. Усмехается только, поправляет ему волосы, целует в лоб и закрывает глаза. — Глупостей не делай. Спи. — Спокойной ночи, — бормочет Попов, не сопротивляясь на этот раз попытке уложить его спать.

***

      На работе случается коллапс, и теперь работников не хватает не только вечером или ночью, но и с самого утра.       Антон в универ после майских не ходит неделю, но конспекты все списывает с фотографий от Попова, а домашние задания исправно присылает учителям. С Арсом видеться тоже некогда, они только переписываются и пару раз ненадолго созваниваются. Ситуацию в коттедже никто не обсуждает. Эта тема повисает в воздухе, и Антон прислушивается к голосу друга. Кажется, всё в порядке.       Так только кажется.       Вернувшись на учёбу в понедельник, Антон искренне не понимает, что происходит. Арсений сидит на последней парте в наушниках, пока компашка с первых парт о чём-то шепчутся, продолжая бросать взгляды на Попова. Выражение лица у того непроницаемое, отстранённое, но под глазами видны тени.       Чтобы не напугать, Антон садится рядом и аккуратно касается чужого локтя. Арсений вздрагивает, но увидев пришедшего, коротко выдыхает и снимает наушники. Говорить некогда, приходит преподаватель. Сегодня первой парой семинар, и Антон активно включается в работу. Закрывать пропуски нужно хотя бы активностью.       Со звонком Арсений не спешит собираться, а делает всё нарочито медленно, словно ждёт, когда все уйдут. — Всё норм? — всё-таки спрашивает Шастун, наблюдая за этими вымученными движениями. — Да. Не с той ноги встал, — Арсений не улыбается в попытке успокоить, даже в глаза не смотрит.              На второй паре Арсений пишет лекцию, не поднимая головы.       На третьей задумчиво грызёт карандаш.       Выходят из здания они вместе. Для понедельника это необычно. — У тебя же репетиция.       Услышав напоминание о театре, Арсений замирает и ёжится, но берёт себя в руки и продолжает шаг. — Сегодня отменилась. У тебя всё хорошо? — Да. А почему отменилась? — не унимается Шастун, нутром чувствуя, что что-то не так. А судя по виду друга, что-то сильно не так. — Просто отменилась, — уже раздражённо отвечает Арс. — У меня выходной сегодня, может погуляем? — Прости, уже есть планы.       Антон кивает. До метро идут в тишине. Ни словом не обмениваются до станции, которая их разделяет.

***

      Во время первой пары Антон сидит в деканате и пишет самостоятельную работу, которую пропустил. Преподавателю по лекции, которую он пропускает теперь, обещает помочь с проверкой заданий для первокурсников, чтобы тот отпустил. Но заходя в аудиторию перед второй парой, он замирает в дверях.       Он видит, как над Арсением склонилось трое парней, о чём-то вещающих, пока сам Попов сидит с прямой спиной и поджатыми губами. Тревога сразу холодит внутренности, но как только один из них грубо сжимает чёрные волосы и тянет, на её место приходит жгучая злость. — Что здесь происходит? — бросает он, приближаясь. — О, нищенка! — Саша отпускает чужие волосы, наигранно улыбается, и Антон прикладывает все силы, чтобы не ударить. У него руки ещё с прошлой их встречи чешутся, но университет точно не то место. — Ещё раз спрашиваю, что тут происходит? — голос садится от злости, и он ловит испуганный взгляд голубых глаз. — Болтали просто, не кипятись. Не хотелось бы просрать блатное место из-за драки, да? — Саша явно насмехается, знает, что ему ничего не будет, — Сюш, мы договорились? — Нет, — шепчет Попов и опускает взгляд. — О чём договорились? — Антон видит по опущенным плечам, по склонённой голове, по сжатым рукам на коленях, что Арс напуган. Он не злится, а по-настоящему боится. — Ну, как хочешь.       Шайка уходит, и Шастун сжимает кулаки, чтобы удержать себя на месте. Ему хочется выбить ответы из этого придурка, потому что он уверен, что ничего хорошего тот не предлагал. Но он стоит и смотрит на Попова, который под этим взглядом сжимается ещё сильнее. Одногруппники за этой сценой смотрят с интересом, но никто не попытался вмешаться. Так может Антон сам накрутил себя? — Арс? Что это было? — не унимается Антон, но стоит его руке лечь на чужое плечо, как тот подрывается. Схватив рюкзак, он вылетает из кабинета. Антон бежит следом, но не успевает. — Шастун, далеко собрался? Ты мне каждый семинар будешь потом на лекции в деканате закрывать? Садись, тебе доклад ещё защищать.       Антон сдаётся. К тому же, если Арс решил сбежать, то он всё равно это сделает. А если не захочет рассказывать, то не станет.

***

— Антон!       Знакомый голос заставляет обернуться уже у ворот. Ира, та девчонка из коттеджа, бежит за ним, смотрит обеспокоено. Сегодня она выглядит проще — волосы собраны в высокий хвост, а на ней обычная серая толстовка и чёрные джинсы. — Привет. — Привет, — теряется Антон, не ожидая, что она вообще захочет говорить с ним. — Как дела? — Да норм всё. Ты как? — Хорошо. А Арсений как? Он в порядке? — Почему ты спрашиваешь? — внутри всё холодеет. Чёткое ощущение, что он что-то упускает, не отпускает его. — Ну, ему такую бучу устроили, все в шоке были. Я думала, он вообще в универ ходить не будет. — Погоди-погоди, — Антон снова останавливается, — Ты о чём? — Ты не в курсе? Видео. — Какие видео? — Где Арс пьяный. Это видео выложили, и его посмотрели, по-моему, все. Даже преподаватели. Я слышала, что его с должности старосты сняли. Ну, и в спектакле участвовать запретили. Виктор Станиславович так орал на него… — Бля…       Антон прикрывает глаза, пытаясь успокоиться. Как это всё вообще могло пройти мимо него? Как он не заметил, что об изменениях в расписании говорила Катя, а не Арс, как обычно? Как он умудрился пропустить сообщение в общем чате об изменениях? Как он не понял, что что-то правда случилось? Как видео смогло пройти мимо? Точнее, понял ведь, просто… — Я съезжу к нему, — почему-то предупреждает он, и получив кивок от девушки, уходит.       Злость и тревога снова смешались в одну адскую смесь. Почему Арсений не сказал ему? Почему скрыл, а затем сбежал? Почему не рассказал, что ему плохо? А в этом сомнений не было — Арсений сам на себя не похож. Антон ведь волновался, спрашивал, так почему?

***

      Антон сидит под дверью чужой квартиры уже час. На работу он сегодня не выйдет, за что получил нагоняй от начальника, несмотря на то, что и так пахал всю прошлую неделю, потому что некому было. Арсений же на звонки не отвечал, а сообщения упорно игнорировал, хотя и был в сети.       Сердце в груди стучит в беспокойном ритме. А вдруг что-то случилось? Он не думает, что Арсений мог что-то с собой сделать, но вдруг не заметил машину? Вдруг оступился в метро? Да даже в тот же люк мог упасть, всякое бывает. Но услышав открывающиеся двери лифта, Антон выдыхает и встаёт с пола. — Боже, Арс, тебя где носит? Почему на звонки не отвечаешь? — начинает наезжать Антон, но натыкается на холодный взгляд голубых глаз и снова столбенеет. — Ждал, когда ты уйдёшь. Я на площадке сидел. — Дурак, — беззлобно выдыхает и тянется обнять, но натыкается на вытянутую руку, — Арс. — Не трогай меня, пожалуйста.       Ключ в замке проворачивается с двумя щелчками, и они звучат как контрольные в голову. Или в две головы. Арсений проходит в квартиру, но дверь за собой не закрывает, таким образом разрешая зайти. Антон этим безмолвным приглашением пользуется, заходит и разувается. Хозяин квартиры не тормозит, с рюкзаком проходит в комнату. Антон идёт следом. — Я только сегодня увидел видео.       Арсений застывает, закрывает глаза и наощупь лезет в рюкзак, доставая оттуда бутылку пива. — Ира спрашивала, как ты, а я как долбаёб не знал, что ответить. Она и рассказала. Мне жаль.       Присев рядом, Шастун не рискует обнять или хотя бы коснуться. Сейчас Арсений перед ним — натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Его пальцы сжимают горлышко бутылки, а сам он почти не дышит. Антон его понимает. Наверное, всем известно, как Арсений горел именно театром, как он кайфовал от каждой репетиции, что уж говорить про выступления. Он тратил время на подготовку реквизита, порой сам что-то шил, помогая девчонкам, разрисовывал декорации и просто наслаждался всем этим процессом. А ещё он был любимцем публики, которая теперь игнорировала его, если не хуже. Из-за одного несчастного видео он потерял всё. — Арс, выдыхай, — жалобно просит Антон, наконец решаясь положить руку на чужую спину, — Поговори со мной, я же волнуюсь.       И Арсений всхлипывает, опуская голову, врезаясь в крышку от бутылки лбом. Его трясёт. Струна лопнула. — Эй, иди сюда…       Попытка утянуть в объятия не заканчивается успехом, Арсений подрывается с кровати и отходит в конец комнаты, всё также молча, только смотрит теперь как зверь напуганный. — Арс, я-то тебе ничего не сделаю, — почти шепчет Шастун, сам пугаясь. Почему от него так отшатываются? — Арс.       Он поднимается с кровати, вырывает из чужих рук бутылку и прижимает к себе это трясущееся тело. Через две секунды слышится вой, а пальцы впиваются в его толстовку на груди. Бутылка опускается на стол, а руки парня на дрожащие плечи. Слышать этот скулёж больно почти физически, но Антон только обнимает его крепко, держит, чтобы не рухнул. — Поплачь, — шепчет Антон в самое ухо, — Я знаю, тебе больно, это пройдёт. Всё пройдёт, слышишь? — Прости, — надрывный голос вырывается между всхлипами, — Прости! Антон, прости! — Ты ни в чём не виноват. Всё решим, разрулим, — обещает Антон, но слышит новый вой и сам зажмуривается, — Он мудак. И кто выложил это — тоже мудак. Ты просто не тому доверился, так бывает. Не вини себя.       Они стоят так долго, и когда Антон чуть отстраняется, чтобы проверить затихшего, Арсений шатается, с трудом стоя на ногах. Лицо красное и мокрое от прошедшей истерики, глаза опухшие и какие-то совсем потерянные. — Садись, я воды принесу.       Вернувшись со стаканом воды, он видит сидящего на кровати друга. Послушался, надо же. Руки дрожат, с трудом удерживая стакан, и Антон страхует, чтобы тот не выскользнул. Смотреть больно, но ещё больнее от мыслей, что Арсений варился в этом последнюю неделю совсем один, не позволяя себе этой слабости. — Мама тоже видела, но обещала не показывать отцу, — тихо шепчет, в руках перебирая край толстовки. — Ругалась? — Разочарованно смотрела.       Антон понятливо кивает, сидя перед ним на корточках. Для Арсения семья много значила. У них царила любовь и гармония, но это пока их сын оставался образцовым. Сейчас же, узнай они страшную тайну, всё могло рухнуть. И, судя по взгляду Попова, уже рушилось. — Во вторник меня вызывали в деканат. Сказали, что рассмотрят вопрос о моём бюджете, может на коммерцию переведут. Ну, хотя бы про отчисление не говорили. — Не переведут, ты же образцовый студент. — Преподы смотрят косо, а Ольга Викторовна при всех сказала, что не ожидала от меня такого. — Разберёмся со всем, — обещает Антон, накрывая чужие дрожащие пальцы. — Театр, студсовет… Я всё просрал. Я за прошлую неделю своё имя реже слышал, чем «педик». А теперь они просто игнорируют меня. Я даже обрадовался сначала. — Они идиоты, ясно? — Идиот тут только я, — бормочет Арсений, пальцами шевелит, сжимая чужую ладонь, — Про тебя тоже говорили, а я даже… Не смог. Ничего. Ничего не говорил. — И правильно, — выдыхает Антон, — Умники и додуматься побить могли.       Плевать, что говорили про него, он даже знать не хочет. Пусть говорят, его задеть не так уж легко, к тому же тем, на кого ему плевать. А вот на Арсения не плевать. — Прости меня, пожалуйста. Я тебя втянул в это дерьмо, пока ты мне помогал. Даже там вступился, а я струсил… — Это другое, — шепчет, а сам правда не злится, — Всё норм, я не злюсь и не обижаюсь. — Ты самый лучший, — Арсений наконец вымученно улыбается и тянет за руку, чтобы Шаст тоже на кровать сел. — Ты уже говорил.       Повисает тишина. На этот раз спокойная, хоть и печальная, но нового взрыва не предвидится. Арсений смотрит в ковёр внимательно, явно в голове своей что-то прокручивает. А Антон наблюдает за ним внимательно, вглядываясь в черты. Удивительно, но он красивый даже такой, вымотанный и заплаканный. Глаза всё ещё блестят, но уже не слезятся. Настоящие океаны. — Что от тебя этот придурок хотел сегодня? — Нет, — качает головой Арсений, чёлку лохматую поправляет и словно собирается весь, — Об этом мы говорить не будем. — Арс… — Пожалуйста. Не спрашивай. — Я должен знать, за что набью ему морду, — заявляет Антон, но ловит на себе строгий взгляд. — Нет, Шаст, даже не думай в это лезть. — Но… — Нет. Если я узнаю, то… — Любишь его? — вспыхивает Антон как спичка, — Готов терпеть, лишь бы его мордочка целёханькая была?       Шастун на эмоции горазд, и сейчас он в ярости. Такое бывает редко, но метко. Этот человек разрушил Арсения, даже не задумавшись, поломал всю его жизнь, а тот теперь защищает его. Его защищает, а Антона нет. Да даже не в этом суть, просто… — Антон! — возмущается Арсений, но наконец улыбается.       А вот Антону не смешно, он уже готов бросаться на амбразуру, потому что не может допустить, чтобы его человека обижали. — Он со своей шайкой тебе быстрее накостыляет, а этого нам ещё не хватало.       Нам.       Антон это «нам» в чувства приводит быстро, и пыл остывает. — Имей в виду, что я держусь из последних сил. — Спасибо, — улыбка на губах искренняя, и в глазах снова что-то загорается, — Мне так повезло с тобой.       Антон кивает, и они заваливаются на кровать. Арсению нужно наконец выдохнуть и отдохнуть, в идеале поспать.

***

      Проходит две недели, но ничего больше не происходит. Антон ходит на работу, в университет, а всё свободное время проводит с Арсением. Они теперь чаще оседают в доме Поповых, вместе готовятся к экзаменам и сидят над курсовой, ходят в парк просто подышать воздухом и постоянно на связи. Арсению гораздо лучше, и всё произошедшее стараются не вспоминать. Просто держатся теперь вместе везде. Антон против ничего не имеет, наоборот даже, в его сердце не в такт с погодой начинают цвести новые соцветия, распускаются цветы и просыпаются птички.       Конечно, он понимает, что не случись всего этого дерьма, то и они не стали бы так ближе, всё шло своим бы чередом. И ему жаль, что Арсений потерял так много, но Антон, к своему стыду, в этой ситуации только приобрёл. — Поехали к тебе? — Арсений улыбается, когда они заходят в метро, — Ты уставший опять, а сейчас мы опять засидимся, а тебе ещё ехать потом, опять не выспишься.       Арсений вновь заводит свою нравоучительную шарманку с логическими доводами, почему им нужно ехать именно к Шастуну. В очередной раз он получает отказ и, вроде бы, даже не удивляется. — Мы уже давно дружим, а ты меня ни разу в гости не звал! — Арс, мы уже обсуждали. — И я сказал, что и не жду от тебя замка с дворецким! — Арс.       Попов хмурится, но уговоры прекращает. Не в его манере напрашиваться в гости, но тут особый случай.       Антон вздыхает и в качестве извинений предлагает взять по мороженому. Предложение принимается.       Уже в комнате Арсения они валяются на кровати, готовясь к новому учебному рывку. Сегодня у них в планах третья глава курсовой, у каждого своя, конечно, но вдвоём не так тухло. Их общение стало не только чаще, но и ближе. И без того тактильный Арсений теперь вообще не отлипал. Во время просмотра сериала то голову на его плечо уложит, то ногу на бедро закинет, то кольца на его пальцах начнёт перебирать. Когда смеётся, всегда утыкается ему в плечо. На парах то локтем заденет, то коленом в его упрётся. Даже на улице не выдерживал, то за локоть его схватит, то по плечу хлопнет, то волосы взъерошит. Сердце Антона каждый раз таяло, а губы непроизвольно растягивались в улыбке. И только мозг не переставал напоминать, что это всё от дефицита общения с социумом.       А ещё порой Арсений совсем переходил границы. — У тебя такие глаза красивые, — говорит он резко, пока Антон курит на его балконе в закатных лучах, — Прям зелёные такие. — А у тебя голубые, — хмыкает Антон, стараясь успокоить разбушевавшееся сердце. — Как символично, — Арсений смеётся, затягивается от его сигареты и морщится, — Фу.       Антон тоже смеётся, качает головой и тушит сигарету. Скоро вернутся Поповы старшие, не хотелось бы их встречать с сигаретой в зубах.

***

      Дом всё ещё не ощущается таковым. Стоит подклеить обои в одном месте, так они начинают отваливаться в другом. Стоит потравить семейство тараканов и чуть не отравиться самому, как на их место новое вновь кочует от соседей алкоголиков. Те через стенку то орут друг на друга, то музыку до ночи слушают, то приводят к себе собутыльников. И если бы Антон не падал с ног от усталости, то ему бы точно это мешало спать. А так, просто не лучшая колыбельная. Но тараканы…       Антон представить боится, что было бы, приведи он сюда Арсения, а кто-то бы из этих паразитов вышел бы с ним познакомиться. Он бы умер от стыда, пока Арсений бы точно трясся от страха.       В холодильнике снова пусто, вчера доел картошку и забыл зайти за чем-то на ужин. Пора избавляться от этой привычки, он и так худой, а судя по джинсам, снова скинул.       Телефон вибрирует на столе. — Да, Арс? — Диктуй адрес. — Ты издеваешься? Я же сказал уже, что… — Окей, на улице переночую.       Звонок обрывается. Антон стоит посреди кухни и пытается срастить, в чём дело. Звонок Арсений сбрасывает. Ругаясь себе под нос, Антон пишет адрес в сообщении, и то сразу оказывается прочитанным. Звонки всё также сбрасываются.       Антон выходит из подъезда, закуривает сигарету и садится на лавку. Что-то случилось. Нога начинает отстукивать ровный ритм по асфальту сама по себе, а прохладного воздуха на улице вдруг становится недостаточно. Случилось что-то, почему Арсений не может ночевать дома. А это значит, что случилось что-то страшное. И Антону страшно.       Ещё страшнее становится, когда напротив него останавливается такси, и из него выходит Арсений с капюшоном на пол-лица и с рюкзаком на плече. — Что стряслось? — Антон подходит и видит алеющую скулу, на освещённом фонарём лице. — Отцу прислали видео. — То? — Не только. — Пошли.       Антон забирает рюкзак и пропускает в подъезд. Лифт сломан, приходится идти пешком, и перед дверью Антон замирает. Ему не хочется впускать Арсения в эту часть своей жизни. Не хочется показывать, насколько там всё плохо. — Там ну вообще не фонтан, — оправдывается он, вставляя ключ в скважину, — И тараканы порой бывают. Я травлю, но… — Антон, меня выгнали из дома, у меня из альтернатив — лавка, вокзал и обезьянник. Ты правда считаешь, что у тебя условия хуже? — заводится Попов, стягивая капюшон. Он злится, и Антону снова стыдно, что он думает не о том. — Нинка, да не бей ты! — из соседней квартиры вываливается мужик, и Антон ускоряется, — О, молодёжь! — Пошли, — Антон Арсения в квартиру заталкивает силой. Не хватало ещё пьяного мужика им на голову. Дверь резко закрывает на все замки и выдыхает.       Арсений молча стоит, не зная, куда себя деть. Осматривается внимательно, но эмоции никакие не показывает, отчего и Антону становится неуютно. — Тут ванная с туалетом, дальше кухня, а там моя комната, — показывает Антон. В однушке вообще сложно не найти какую-то комнату или перепутать.       Они заходят в маленькую, но убранную комнату. Только обои опять отходят в углу, но в остальном аккуратно. Антон ведь правда старается держать квартиру в чистоте. Взгляд у Попова всё ещё цепкий, он явно замечает и проблемные обои, и облупленную на древнем шкафу краску, и старую некрасивую батарею. — Ты как? — Меня впервые в жизни ударил отец, — Арсений падает на кровать, пинает собственный рюкзак, но в этот раз глаза не прячет, — Мама плакала. — Что за видео? — Да там пиздец. Не смотри, если тебе пришлют или куда-то выложат, — глаза-океаны вновь холодные, смотрят серьёзно. Это даже не просьба — приказ. — Я этому уёбку руки… — Шаст! — вскрикивает Арсений и хмурится, — Не начинай.       И Антон сдувается. Он не будет начинать, он просто завтра переломает руки этому смм-щику прямо в универе, не посмотрит на возможность отчисления. Это уже слишком, и пусть он может только догадываться, что это за видео, но это уже край. Он добрался до той черты, которую уже невозможно спустить с рук. Никто в здравом уме не будет впутывать семью в такие разборки. Антон знает, какого терять родителей, и пусть Арс не потерял их физически, но даже так чертовски больно, он уверен. — Чай будешь? — Нет. Извини, что я так ворвался. Мне больше не к кому идти. — Не парься. Молодец, что позвонил.       Арсений усмехается, взглядом цепляется за часы и хмурится. — Поздно. Надо спать. — Кровать одна, — объявляет Антон, и почему-то это смущает. Они уже спали вместе и не один раз, но почему-то сейчас это кажется странным. — Вижу. Вдвоём же влезем? — Да.       Кровать уже, чем у Попова, но они вдвоём вполне помещаются. Не раскинуться звездой, конечно, но и не лежать солдатиками. Арсению выдают домашнюю футболку, и так они и лежат в кровати, сверху одетые, а ноги голые друг друга касаются. — Болит? Я бы лёд предложил, но морозилка пустая, — шепчет Антон, кончиками пальцев касаясь покраснения. Арсений глаза прикрывает, позволяя мягко гладить ушиб. — Я знал, что это случится. — В смысле? — В коромысле. Спи, Антон, завтра поговорим.

***

      С утра поговорить они не успевают. У них коллоквиум, вообще-то. Впопыхах собираются и одеваются, в метро повторяют подготовленные билеты. Проблемы нужно решать по мере их поступления, и Антон заставляет себя думать о макроэкономике, а не о синяке на лице друга.       В аудиторию влетают за пять минут до начала пары, но так и застывают в дверях. На проекторе перед почти полной аудитории проигрывается видео. На нём чётко виден Арсений. Арсений с членом во рту и ошалелым пошлым взглядом. В его волосы впутывается чья-то рука, тянет, насаживая глубже, и Арсений стонет.              К горлу подступает тошнота, и Антон с трудом переводит взгляд на реального Арсения. Тот молчит, губы поджимает и выходит из кабинета. Вошедшая за ними Катя начинает кричать на всех, что те не догадались выключить это непотребство.       А Арсения ноги несут по коридору. Антон не окликает его, идёт следом, но переходит на бег, когда тот забегает в чей-то кабинет. Осталось всего две минуты до звонка, и преподаватель уже стоит за кафедрой, готовит свои бумажки. Арсений замирает, но найдя в потоке лиц одно единственное, идёт к его парте. — Ты охренел? — рычит он, и Антона сдерживает только препод. Он хочет разукрасить эту морду, потому что…       Потому что это чудовищно. Он снял Арсения во время… близости. Он отправил это видео его родителям, наверняка зная, как те отреагируют. Он показал это видео перед всей его группой. И, возможно, это не всё. — Я предлагал тебе варианты, — спокойно отвечает Саша, довольно улыбаясь, — Понравилось кино, Шаст? Тебе такое только во снах снилось? Ой, уверен, что тебе такое снится! — Заткнись, — кричит Арсений, почти задыхаясь от бушующих эмоций. А Антон стоит и не знает, что делать. — Арс, пошли, — отчаянно просит он, когда звенит звонок. Им нельзя впутываться в драку, Арсения и так угрожают перевести на платку. Сейчас нужно успокоиться и взять себя в руки. — Молодые люди! — окликает преподаватель, но Попов не реагирует, продолжая руками упираться в поверхность парты. — Твой верный пёсик скулит, — ехидничает Саша, склоняясь ниже, — Иди, почеши его за ушком, а он тебе свои последние тапки принесёт. Даже может вылижет. А, об этом ты меня просил, да?       Тормоза слетают, и Антон делает несколько шагов вперёд, готовый рвать и метать, но опаздывает. Арсений сам замахивается резко и бьёт кулаком в челюсть. Саша явно не ожидал такого от милого и доброго Арсения, который никогда в жизни не дрался даже. Но, как видно, доброта тоже иногда ломается. Перегибаясь через парту, Арсений тянет его за грудки на себя, но друг этого Саши бьёт его по той самой красной скуле. И бьёт он явно сильно, потому что Арсения отбрасывает от злосчастной парты. — Руки от него убрал! — орёт Антон, сам себя не узнавая, бьёт в челюсть этого парня, даже имени не зная, плечом отталкивая Попова в сторону, за себя. — Разошлись! — продолжает кричать профессор, но в драку лезть не решается, как и остальные студенты.       Саша пытается ударить Антона, но он оказывается быстрее и бьёт в нос, зная, что попал ровно в переносицу. Этого недостаточно, но он чувствует, как его оттаскивают назад. Позов держит его крепко, не давая вырваться. В кабинет влетает ещё два преподавателя, услышавших крик. Арсений сидит на полу и закрывает лицо руками. Катя, прибежавшая вместе с Димой, видимо, говорит ему что-то, но тот рук не убирает от лица, слегка покачиваясь. — Да отпусти, всё, — бурчит Шастун, и его правда отпускают. — В деканат всех! — орёт профессор, и им правда отсюда стоит уйти. Да даже в деканат уже не так страшно, хоть к ректору на ковёр. — Арс, вставай, — просит он и тянет того за локоть, помогая подняться. Тот рук от лица не убирает, и Антон ведёт его на выход сам.       Но ведёт не к лестнице, чтобы спуститься к декану, а дальше по коридору. Катя кричит что-то вслед, но на это сейчас плевать. Арсений рук от лица так и не убирает, и Антон правда беспокоится. Этот второй парень был явно сильнее их всех. Одного удара наверняка хватило бы, чтобы покалечить.       Дверь уборной за ними закрывается с громким звуком. Антон прижимает Арсения к умывальнику, чтобы тот не осел на пол, а сам тянет за ладони. Лицо мокрое, но хотя бы не от крови, а от слёз. — Сильно приложил? Больно? — Арсений кивает неоднозначно, упираясь руками в раковину за спиной, дышит рвано и смотрит в пол, — Надо успокоиться и в медпункт пойти. А потом в деканат и всё объяснить. — Я отчислюсь, — уверенно говорит Попов, — Ты зачем полез? Вот кто тебя просил? — Я должен был стоять и смотреть, как тебя бьют?       Арсений молчит, и, кажется, только сейчас понимает, что произошло. Ругается себе под нос, а потом отталкивается и стоит на ногах уже крепко. — Пошли в деканат сначала. Нужно объясниться первыми.       Антон согласно кивает.       В голове туман. В кабинете деканата на них смотрят осуждающе, без капли сожаления. Арсений рассказывает всё честно, говорит про видео, предлагает спросить хоть всю группу, что тоже это видела, но женщина только качает головой. Она верит, но не считает это достаточным оправданием. Она видит перед собой не двух парней, которые защищались и защищали, а двух зачинщиков драки. Её вердикт не утешительный, и она угрожает отчислением. — Но Шастун тут не причём! — отчаянно напоминает Арсений. — Он сломал человеку нос. Прямо во время занятия, при свидетелях, — категорично заявляет она.       Новость о нанесённых травмах не пугает, а даже приносит удовлетворение. Он хотел это сделать. И пусть не лучшее место и время, но как сложилось, так и вышло. — Сейчас идите по домам, мы вызовем вас на комиссию. От пар вы отстранены. Оба.

***

      Синяк на лице Попова смотрится некрасиво. Антон уже второй раз за день мажет его мазью, чтобы отёк скорее сошёл. Так не должно быть, только не с Арсением, который всегда был открыт для этого мира, доверял ему и улыбался. Не должно быть так, что теперь он молчит, горбит плечи и глаза боится поднять.       Они больше не говорили. Оба понимают, что скорее всего дело и правда кончится отчислением. В случае с Антоном, оно может закончиться и уголовным делом за побои.              Что-то под ногами рушится, и этой заботой Антон старается удержать ту почву, на которой привык стоять. Он теряет всё, что строил годами, к чему стремился, ради чего горбатился и жил. Яркие мечты о лучшей жизни, где ничего не остаётся от прошлого, рушатся на глазах, превращаясь в едкий дым. Импульсивность и влюблённость привели его в точку, где он так боялся оказаться снова. На дно. — Мне на работу надо, — вздыхает Шастун, смотря на время. Ему не хочется оставлять Арсения одного. Страшно, что когда вернётся, от него и следа не останется.       Арсений кивает, давая понять, что услышал.       Оставшийся день проходит на автомате. Администратор нудит, что тот должен искреннее улыбаться гостям, чтобы получить нормальные чаевые. Антон старается. На телефон приходит несколько сообщений: от Димы с беспокойством о случившемся, от Кати с нравоучениями об их поступке и беспокойством за Арсения, от Иры, которая снова умудрилась всё разузнать и от незнакомого номера, который обещает ноги ему переломать, если он сунется в универ.       Домой возвращается в этот раз особенно уставшим. Моральные силы закончились ещё утром, а физические окончательно покинули на втором метре мытья полов. Да и не ел он сегодня опять практически ничего: два куска хлеба стащил с кухни, да и всё на этом. Воспоминание о пустом холодильнике и таком же голодном Арсении приходит уже на лестничной клетке. Нужно сходить, только рюкзак с формой скинет, а потом обязательно сходит.       В квартире пахнет вкусно. Так, что аж желудок сводит от голода. — Я уже начал волноваться, — громко говорит из кухни Попов, намекая на поздний час. Это даже смешно, вообще-то. И непривычно. Не было в его жизни такого, что он возвращается домой, а его тут кто-то ждёт. Никогда не было. — Чем пахнет? — Борщ. У тебя тут шаром покати, ты вообще хоть что-то ешь? Ужас! — возмущения наигранные, и Арсений даже не поворачивается к нему лицом, режет хлеб, достаёт тарелки и сметану, — Я ещё там котлеты купил, завтра пожарю, овощи, фрукты, молоко, печенье, яйца… А, творог ещё и сыр с маслом. Остальное завтра докуплю уже по списку, а не что на глаза попалось.       Арсений щебечет, говорит про завтра, а у Антона на душе тепло разливается. Его жизнь рушится, но Арсений говорит ему про завтра, где будут котлеты. Наливает в тарелку наваристый борщ, и это кажется правильным. Хочется прямо сейчас сказать всё, что он чувствует, рассказать, как любит. Хочется подойти со спины и обнять, поцеловать в макушку, благодаря. Но он молчит. — Давай, не стой, руки помыл?       Антон улыбается и идёт мыть руки. На полочке в ванной уже стоит новый шампунь, новая зубная щётка, бритва… И Антон улыбается.       Улыбается снова, когда садится за стол и зачерпывает первую ложку. Суп вкусный до одури. В детском доме вся еда была пресной, даже борщ был каким-то не доваренным, не солёным и пустым. А тут прям как в ресторане, даже кусочки мяса плавают. Арсений тоже утыкается в тарелку, на руку опирается, пряча половину лица. Ту, где красуется фингал. — Очень вкусно. Спасибо, — искренне и счастливо говорит Антон, мысленно прикидывая, сколько за такой роскошный холодильник должен перевести Попову. Столько, пожалуй, пока нет. — Да не за что.       Антон наслаждается. Он хоть и уставший, но вдруг такой счастливый! — У меня никогда такого не было, — признаётся он, когда тарелка пустеет, — Чтобы кто-то дома ждал.       Признание звучит неоднозначно, но и объяснять не приходится. Арсений в ответ улыбается и убирает руку от лица. Синяк стал темнее, сойдёт точно не скоро. Нужно снова помазать перед сном, может хоть как-то ускорится заживление. — Страшно смотреть? — усмехается Арсений. Привыкший всегда быть красивым, он тоже переживает. — Нет, но надо мазать, чтобы быстрее прошёл.       Антон встаёт и несёт тарелки в раковину. Гость предлагает помощь, но Шастун отказывается. Так будет честно, к тому же, Арсений сам уже и так помыл всю остальную посуду, испачканную в готовке. Борщ придётся пока оставить, чтобы остыл, но важно убрать его ночью, чтобы тараканы не добрались. Такой драгоценностью он с ними делится не готов.       В комнате свет никто не включает. Переодеваются в домашнее молча, садятся на кровать. Подрагивающими пальцами Антон мажет чужой синяк. Конечно, и без его помощи бы тут справились, но Арсений послушно лежит и позволяет помогать себе. — Не больно? — Нет.       Антон вытирает руки от мази о полотенце, которое всё равно нужно стирать.       Под одним одеялом лежать не тесно, разве что немного неловко. Но, похоже, только Антону. Он старается не касаться лишний раз, но Арсений сам придвигается ближе, обнимает за талию и носом упирается в плечо аккуратно, чтобы не испачкать. Тепло. — Вот что бывает, когда пытаешься помочь людям. Попадаешь в полное дерьмо, — шепчет Арсений, пальцами поглаживая спину. — Как видишь, у меня и раньше жизнь была не сахар. — Ты так старался, а из-за меня всё порушилось. Прости. — Не вини себя. — Ты всегда так говоришь, а потом я делаю только хуже, — уже шипит Попов, но из объятий не уходит, — Мне правда жаль, что ты из-за меня влип. Катя обещала помочь сделать так, чтобы тебя не отчислили и не лишили бюджетного места.       Антон кивает, не выдерживает, целует в лоб нежно. Это максимум, который он может показать, но минимум, который хотел бы. В его руках лежит самый дорогой человек, тревожится о нём, а ещё борщ сварил. Плевать, если придётся начинать всё с начала. Ему не привыкать бороться за выживание. Теперь он в этой борьбе, вроде как, не один. — То видео… — ещё тише говорит Арсений, а рука его замирает, — Мне пиздец как стыдно. Перед тобой. — Ты знал, что он снимает? — Нет. Он сказал, что ему мама написала и нужно ответить. — Пиздец. Когда у него заживёт нос, я сломаю его ещё раз, — Арсений смеётся, обнимает крепче. — Ты не осуждаешь меня? — Нет. Мне очень жаль, что он воспользовался твоим доверием. Это пиздецки подло. — Ты бы так не сделал. — Я бы так не сделал.       Арсений выдыхает и устраивается удобнее. Ноги у них сплетаются, руки тоже, и Антону так хорошо. Уставшее тело вдруг не кажется таковым, а сердце бьётся ровно и спокойно. — Но ударил ты красиво, я не ожидал, — вдруг со смешком говорит Шастун и слышит такой же в ответ. — Слабовато. Я никогда никого не бил. Но я так разозлился, а когда он про тебя начал… Я думал, я его там убью. — Защитник хренов, — нежно шепчет Антон, перебирая чужие волосы. Они шелковистые и мягкие, а ещё пахнут сладко. — Конечно, куда уж мне до тебя!

***

      На встрече с деканатом дёрганые все. Это настоящий нонсенс, что два образцовых ученика, идущих на красный диплом, одновременно и даже не в конце сессии оказываются на грани отчисления. Как сказал ректор, они взвесили всё и решили, что раз пострадавший заявление в полицию не понёс, то могут обойтись и без показательной порки. Им предложили взять академ и вернуться следующей весной также перед сессией, к новому курсу. Это был подарок небес, не иначе! Антон, не задумываясь, принял предложение. А Арсений отказался, согласившись забрать документы прямо сейчас.       Антон был в бешенстве. О таком они не договаривались, но при комиссии промолчал, только взглядом прожигал и только. — Ты что творишь? — спросил он уже на крыльце, когда Попов вышел с папкой документов в руках и с гордо поднятой головой. — Я никогда не хотел учиться на экономическом. А раз уж тут всё так закрутилось, то и к чёрту.       Шастун только тяжело вздохнул, но решение поддержал. Разумеется, он всегда готов поддержать Попова. В конце концов, это его жизнь.       Прошло два месяца с их последнего визита в универ. На дворе начало жаркого августа, но в квартире, что в теневой стороне, свежо. На удивление, они действительно сжились сразу. Арсений взял на себя ту часть, что касалась кухни. Только он и следил за содержимым холодильника, готовил и порой заставлял Шастуна есть. Торчащие кости скорее пугали, чем красили юное тело. Антон же следил за домом, чинил ломающееся, а ломалось всё поочерёдно, убирался, платил за комуналку и один раз даже ходил разбираться к соседям, когда они в кой-то веки смогли лечь спать раньше, но под серенады за стенкой уснуть было невозможно. Попов тогда стоял в дверях и наблюдал, не рискуя оставить того наедине с пьяными людьми.       Так и жили. Антон теперь старался брать полные смены или в кафе, или в баре, чтобы и зарабатывать нормально, и график иметь человеческий. Арсений же писал курсовые на заказ и занимался со школьниками из дома. Все приносили в дом копеечку, и все были довольны.

***

      Антон заходит в квартиру тихо, боясь нарушить урок. Так приходилось делать каждый раз, когда смены были в кафе с самого утра. Однако Арсений уже освободился, выходит к нему с довольным лицом из комнаты и прямо-таки светится. — Привет. — Как дела? Устал? — Не, нормально, — отмахивается Антон. И правда, сегодня ему повезло, из-за прохлады на веранду в его зоне почти никто не садился, а редкие гости оставили щедрые чаевые, закрыв ими среднестатистический загруженный день. — Отлично, потому что мне нужна твоя помощь. Там у нас с кроватью что-то, посмотришь?       «У нас с кроватью» — звучит всё ещё непривычно и немного странно, но Антон только улыбается. Они за эти два месяца так ни разу и не подняли тему того, что следовало бы купить хотя бы раскладушку для одного из них, продолжая засыпать и просыпаться из ночи в ночь комком рук и ног. Антон не дурак добровольно отказываться от такого счастья, а Арсений, кажется, тоже ничего против не имеет.       Антон садится на кровать, пытаясь понять, что не так. Садится, но чувствует что-то не то. Матрас не проваливается под ним, и пружины не колются с его стороны, как это было. Идеальный матрас, в меру жёсткий и пружинистый. — Ты чё, матрас новый купил? — в шоке спрашивает Шастун, продолжая руками трогать новую поверхность. — У меня за два месяца на нём спина уже отваливается спать, а твоя вообще не разгибается, — довольно говорит Попов, видя ошеломлённое, но довольное лицо. — Охренеть! Ты лучший, Арс! — Антон тянет его на кровать, заваливая их обоих в лежачее положение. После борща это лучший подарок в его жизни. — Правда? — уже серьёзно спрашивает Арсений, перекатываясь на бок, чтобы видеть чужое лицо. — Правда! — смеётся Антон, а потом резко прекращает.       Его губ касаются чужие, буквально затыкая и перекрывая воздух. Арсений касается нежно, но решительно, сминает то верхнюю, то нижнюю, ожидая ответа. А у Антона лампочки в голове выбило, свет погас, а сердце остановилось. Ему такое противопоказано. Ему нельзя так резко бросаться в омут и с головой. Ему нельзя давать надежду, влюблённое сердечко-то и не выдержать можно. — С днём рождения, — шепчет Арсений, отстраняясь всего на пару сантиметров. Дыхание всё равно опаляет. — У меня в марте, — еле ворочает языком Антон. — Ты не праздновал. Сказал, что не настолько любишь жизнь, чтобы праздновать её начало. Зато я люблю.       По голубым глазам видно, что тот не шутит и не прикалывается, а говорит серьёзно. Смотрит так внимательно, ждёт. Знает же, наверняка знает, что попал. Невозможно было не понять и не заметить, как бы Антон ни прятал. Точно не теперь, когда они живут вместе, каждый день проводят вместе, и Антон рядом с ним светится, всегда старается помочь. Как верный пёс, и Антону за это не стыдно. Но в голове слишком много «но». — Погоди, — просит он и сам отодвигается. Думать, когда Арсений дышит в рот, невозможно. — Я люблю тебя.       Выстрел не в голову, а в сердце, в упор, целой очередью. Антон качает головой и старается дышать. Неправильно это. Не может быть правдой, потому что не было и раньше. Они подружились больше года назад, и Антон загораться чувствами начал сразу, стоило только приблизиться к этому огню. А Арсений не горел им, горел другими, влюблялся и не смотрел на друга. И это было правильно. Антону в жизни не довелось быть любимым, и это стало константой. Его не любили, но он был благодарен за эту дружбу, ведь она тоже любовь, просто в иной форме. И это потолок.       А сейчас они в той точке, где у Арсения нет никого. Он впервые остался один, вот ему и кажется… Он просто спутал благодарность и близкую дружбу с этим чувством. Просто перепутал, потому что по-настоящему это быть не могло. — Тебе вредно думать, Шаст, — закатывает глаза Арсений, двигается ближе и кладёт ладони на чужие колени, касаясь голой кожи в прорезях джинс, — Я люблю тебя. — Если это попытка отблагодарить или извиниться, то лучше бы приготовил борщ. — Я серьёзно. — Я тоже.       Привычная прохлада квартиры сменяется духотой. Голова идёт немного кругом, а сердце болит. Да, он мечтал услышать эти слова, но оказался не готов их принять. Оказывается, так бывает. — Я думал, что мне это показалось, когда мы были на катке. — Это было в январе. — Да. И я запретил себе об этом думать. Мы же друзья, а влюбляться в друзей — табу! — словно ребёнку объясняет Попов, — А потом мы с Сашей начали общаться, закрутилось всё, и я подумал, что здорово, что всё прошло, и я ничего не испорчу. А потом… Мне было так стыдно, когда он тебя оскорбил. Там, в коттедже. — И ты меня поцеловал, — напоминает Антон о том, что они никогда не обсуждали. — Да. Я помню. Ты мне доверился, а я тебя предал, получается. И мне хотелось как-то эту вину загладить. — Чувство вины и любовь — не одно и то же. — Саша поставил мне ультиматум, что либо он сливает то видео, либо я говорю твой адрес. Ты его прям разозлил, что влез тогда. Не знаю, что он хотел сделать. — Ты же не знал мой адрес. — И что? Он бы не поверил, да и толку врать не было, он бы понял. А так он видел, что я тебя не кину. — Ты идиот, Попов, — вздыхает Шастун от понимая, что этого всего можно было избежать, — Нахрена быть таким упрямым? — Он бы всё равно слил видео, я уверен. И я… Мне правда было страшно, что ты его увидишь. И до сих пор стыдно, — ладонь с колена передвигается на ладонь, переплетает их пальцы, — Я срастил, что нравлюсь тебе, когда сюда переехал. И потом… Короче, я прям влюбился. Так, как никогда раньше. — В меня? — всё ещё скептически спрашивает, но руку не отнимает, а слушает. — В тебя. В тебя вообще тяжело не влюбиться. — В тебя тоже.       Оба робко улыбаются, держась за руки. Правильность вещей понемногу возвращается на уже привычное место, хотя в голове всё ещё кавардак. Арсений смотрит внимательно, участливо, большим пальцем поглаживает тыльную сторону его ладони. — Ты не обязан мне что-то отвечать, — вдруг тушуется Арсений, — Я знаю, что сильно тебе жизнь подпортил. Но мы вроде справляемся, да? Мы можем ничего не менять, но я просто хочу, чтобы ты знал.       Антон кивает несколько раз. Усталость накатывает тяжёлым грузом, и хотя за окном ещё светло, очень хочется спать. — Это страшно. — Что я тебя люблю? — Что ты любишь меня. Мне предложить нечего, только крышу над головой, и то она так себе. И у меня никогда не было отношений. И семьи. Я не знаю, как… — Антон не хочет говорить это «любить», потому что этому уже научился. — Ты уже мне дал достаточно. Но если ты не хочешь, то это нормально, — Арсений расстроился, по глазам видно, да и голос выдаёт, — Но мне хотелось бы показать тебе, как…       Фраза также закономерно обрывается.       Как любить? Как быть семьёй? Как быть счастливыми и вместе?       Ответ знать необязательно. — Давай попробуем, — решительно соглашается Антон, выдыхает и падает на подушку головой, — Но я профан, и мне нужно время… — Поцелуемся? — Поцелуемся.       И они целуются. Арсений нависает сверху, словно отделяя собой от всего мира. А Антон за талию его придерживает, чтобы не упал и не пошатнулся. Арсений привычный, ничего не изменилось. Он всё такой же искрящийся, такой же решительный, но и боящийся не только потерять, но и потеряться. У него такие же океаны в глазах, такие же длинные ресницы и ямочки на щеках. Ничего не изменилось. Только сердце внутри почему-то стучит с рёбра с гулкими ударами, а оторваться от губ кажется невозможным, как будто стоит отстраниться, и кислород перекроется.       Завтра они планировали сходить в кино на новый ужастик, потому что Шастун проспорил. Они ещё неделю назад запланировали эту вылазку, которую теперь можно называть свиданием. Антон будет по-прежнему бурчать, что над ним издеваются, будет закрывать глаза и ругаться матом, когда страшно. Только теперь Арсений будет держать его за руку, терпя сильную хватку, будет украдкой целовать в щёку после страшных моментов, а вернувшись домой, они будут долго целоваться в постели.       А через неделю они будут сидеть на набережной и обсуждать ленивых учеников Арсения, потому что те довели его сегодня. Антон будет слушать внимательно и подкалывать, а потом целовать, извиняясь, что перегнул. Арсений будет по привычке пинать его в бедро, потому что тот не сказал, что нашёл новое место работы, где платят больше, бегать нужно меньше, а ещё нужно применять полученные в учёбе знания.       А в сентябре Арсений идёт снова на первый курс, начиная свой путь заново, только теперь уже в педагогический. А Антон договаривается о восстановлении на учёбе в заочном формате, ходит в офис в костюме и рубашке, которые гладит Арсений после первого ожога на длинных окольцованных пальцах.       Они по-прежнему остаются самыми близкими друзьями, которые делят теперь не пачку доширака на двоих, а что-то более приличное, но продолжают жить вместе, спать в одной постели. Они вместе выбирают обои, чтобы поклеить их на январских праздниках, меняют шкаф на более вместительный, хоть и купленный с рук, в качестве пары идут на вечеринку у новых друзей Арсения из университета, даже идут на парное свидание с Димой и Катей, которые решили пожениться. Они вместе строят свою совместную жизнь, по-дружески поддерживают друг друга, но так по-любовному смотрят и принимают. — В бедности и других жизненных несчастьях настоящие друзья — это надёжное прибежище, — говорит Антон, крепко обнимая Арсения перед сном и утыкаясь ему в загривок. — Сократ? — Аристотель.       Арсений хмыкает, целует чужую костяшку и мысленно соглашается.       Бедность Антона стала его надёжным прибежищем.