Доверие

Ресницы подрагивали под тонким, шелковым слоем темной ткани. В груди горело чувство предвкушения, азарта и возбуждения. Николай лежал на мягком, словно облако, одеяле. По утрам из него никогда не хотелось выползать, хотелось понежиться подольше. Всему виной приятная ткань, немного ворсистая, бархатная и особенно хорошо ощущалось это на голом теле. На самом деле достаточно было и голых рук, чтобы ощутить всю прелесть. Сибиряков сжал одеяло в руках, потирая пододеяльник между пальцев. Он старался не делать лишних движений, чтобы не ощущать дискомфорт и холод внутри себя. Дугар предлагал привязать ещё и руки, но Коля отказался, аргументируя тем, что выдержка у него хорошая и прикоснуться раньше времени к себе соблазна не будет. Когда глаза завязаны, другие чувства обостряются сильнее, это аксиома, давно известное всем правило. До слуха Сибирякова донесся звук глухих шагов, успевших стать родными. Дугар прошёл в глубь комнаты. Щелчок от зажигалки. Едва различимый под тканью тёплый свет, который приближался к нему вместе с шагами, а затем тяжелый стук стекла о поверхность. Стакан? Свеча в стакане? В нос ударяет легкий аромат чего-то лесного. Коля поворачивает голову в сторону его источника. — Сосна? — тихо произносит он, чтобы не нарушить атмосферу. — Кедр и пихта, — шепотом отвечают ему и кровать на краю прогибается под вторым весом. У Сибирякова всегда было плохо с природными запахами. Он чувствует чужое дыхание на щеке и сам выдыхает. Пульс учащается. Это страх от того, что не знаешь, что с тобой сейчас будут делать или?.. Точно не страх, с Дугаром никогда не страшно, только доверие и чувства. Значит это то, что идёт после «или» и будет не озвучено. Вероятность того, что все вместе есть, но Коле не нравится думать о первом варианте. Его паха осторожно, почти невесомо касаются, но этого было достаточно, чтобы Коля ощутил тепло пальцев сквозь шелк. Кажется, что он находится где-то не здесь. Земля уходит из-под ног, но к его счастью он уже лежит. Все это дурманит разум и заставляет щеки розоветь, не хочется думать, только поддаться чувствам и ощущениям. Дыхание становится ближе, пока очертание члена под гладкой тканью поглаживают кончиками пальцев. Сибиряков рот приоткрывает, а Дугару только это и нужно. Он накрывает его губы своими и посасывает сначала верхнюю, а затем нижнюю, мокро, медленно, будто смакует. Коле нравится. Нравится чувствовать, что его любят, желают, хотят. Он наслаждается, пока Ангарский буквально упивается его податливостью. Ему становится до невозможности душно и дурно, хочется загасить свечу, потому что кажется, что этому всему виной именно она, а не нависший над ним Дугар, изводящий его медлительностью, молчанием и нежностью. Он кладёт ладонь на пах, а Сибиряков подцепляет его нижнюю губу и чуть прикусывает. Чаша чувств все наполняется. В неё будто кидают монетки, а она все никак не проливается. Кажется вот уже все — край, но вода держится. Поверхностное натяжение, пленка. Но когда-нибудь и этому придёт конец, однако Ангарский ловко обходит стороной, добавляя видимо слишком мелкие монеты, а Коле от этого хочется только расплыться, отдаться под его власть, лишь бы это чувство в паху усмирить. Сибиряков наконец выпускает скомканную ткань пододеяльника и перемещает руки на Ангарского, очерчивает мыщцы плеч и спины, пока в его рот проникает теплый язык, проходит по ряду ровных зубов и встречается с его. Коля ощущает, что на старшем верхней одежды нет и проводит по теплой груди, касаясь сосков, чувствует, как сердце под рукой быстро бьётся. Обоим становится неудобно и Дугар перемещается с сидячего положения, нависая полностью над Колей. Сибиряков закидывает свои ноги, обвивая талию Ангарского и притягивая к себе ближе. Старший ставит колени в удобное положение, а их тела соприкасаются. Правая рука с паха перемещается наверх и ловит руку Сибирякова, скрещивая их пальцы и вжимая в мягкое одеяло. Левая касается нижней челюсти, придерживая её, отчего младший голову выше поднимает, а Дугар расцеловывает шею. Языком скользит по кадыку, перемещаясь на пульсирующую вену и целует, ощущая тонкой кожей губ, как пульс бьется. Коля наедине всегда ведёт себя так, что у Ангарского в пах кровь приливает, но никогда не хочется с ним быть грубым. Хочется растопить лёд в глазах, смотреть, как тот смущается каждый раз с довольной улыбкой на лице, которую никто кроме Ангарского не видит. И у него всегда это прекрасно получается. Дугар готов поспорить, что если он сейчас снимет повязку с его глаз, то взгляд будет затуманен чувствами, а не коркой льда, как это обычно происходит, когда Сибиряков серьёзен. Свободная рука Коли перемещается на подкаченный пресс, когда Ангарский поцелуй разрывает и оставляет мокрый след на щеке. У младшего грудь вздымается от одних только прикосновений, лёгкие наполняются запахом лесных деревьев и кажется, что они сейчас не в своей квартире, а где-то на базе отдыха в горном Алтае. Левая рука соскальзывает на талию. Губы перемещаются ниже, оставляя мокрую дорожку из поцелуев на ключицах, груди и ребрах. От них кожу холодит, от чего она покрывается мурашками. Дугар на такую реакцию только усмехается и целует под ребром, намеренно слабо засасывая кожу, чтобы на бледном теле остался только розоватый след. Колю пронизывает от неожиданности и он глотает воздух ртом, заставляя живот втянуться. Жаль, что большую часть его эмоций не видно, он сейчас точно зажмурил глаза и нахмурил брови, Дугар уверен. — Ты так дрожишь, — он оставляет ещё один поцелуй ближе к пупку, щекочя кожу теплым дыханием и поглаживая эластичную кожу. Коля реагирует уже не так остро, — Не холодно? — Нет, — на выдохе, — Это из-за того, что ты меня целуешь. — Я могу прекратить целовать, — и будто специально вновь наклоняется, произнося это почти в губы. — Не прекращай, — все, что остаётся шепотом, почти умоляюще, произнести Коле, прежде чем поддаться вперед и вновь поцеловать Ангарского на этот раз жадно, цепляясь за каждое прикосновение губ, пока хватка Дугара усиливается, почти до побеления кожи. Свободной рукой он помогает младшему спустить единственную на нем одежду и открывает вид на гладкий, возбужденный член с блестящей от смазки набухшей головкой и на отливающий синим камушек, который был зажат между растянутыми розовыми стенками анального отверстия. Коля морщится, тихо хныкает. Ощущает ещё большую наготу и бархат под собой. Хочется повозиться, чтобы ощутить мягкую ткань, но он боится сделать лишние движения, которые могут причинить ему дискомфорт. Чаша с монетками все не проливается, наполняется до предела. Становится невозможно нормально дышать. — Ты такой красивый, когда вот так лежишь возбужденный и находишься в состоянии истомы, — Дугар закидывает Колину ногу себе на плечо, вторая опускается на кровать и сгибается в колене. Он оставляет поцелуй на ляжке. Под теплым светом видно, как у младшего розовеют щеки, а уголки губ едва приподнимаются в слабой улыбке. — Мне постоянно хочется тебя растрогать, — одаривает ещё одним поцелуем уже ближе к паху, Коля чувствует теплое возбуждающее дыхание, — А затем выебать тебя со всей моей любовью, нежно. И он пальцем поддевает анальную пробку, делая вид, что хочет вытащить её, но затем толкает обратно. Коля выгибается и хнычет, а в низу живота чувствуется стягивающее движение. — «Выебать» и «нежность» понятия разные и почти несовместимы, — произносит он, после того, как дыхание от выходок Дугара более менее восстановил. Его руку отпускают и кажется тянутся в сторону тумбочки. — Совместимы, — брови Сибирякова хмурятся, видно по тому, как образуются новые складки на повязке, — на тебе проверял. Ногу младшего опускают, теперь тот лежит полностью открытый с несильно разведенными ногами. Он слышит шум одежды, а затем ощущает легкий поцелуй в уголок губ. Хочется что-то сказать в ответ, привести аргумент, но руки касаются, поглаживают в успокаивающем жесте, прежде чем убрать. И после такого желания спорить пропадает. Коля примерно прикидывает картинку в голове, как Дугар с серьёзным видом натягивает презерватив, раскатывает его по ровному члену, пока прямые всегда идеально ухоженные волосы спадают и загораживают тому вид. Как он открывает лубрикант, потому что Коля слышал щелчок, надавливает на смуглые пальцы и растирает по своему стояку. И от этой картинки в паху покалывает, а Ангарский тем временем касается чужого члена влажной рукой и проводит по всей длине, отчего Сибиряков от неожиданности тихо мычит и вжимается в одеяло. Ему оставляют поцелуй на шее, целуют, почти кусая, кадык, отчего Коля голову откидывает, открывая больше пространства для чужих губ. В очередной раз закидывает ноги на сильные плечи. Дугар отстраняется и вновь касается пробки. — Я вытаскиваю? — спрашивает тихо, осторожно. Коля несколько раз кивает, а потом чувствует, как на него больше ничего не давит, мышцы сфинктера пульсируют, а на ляжки вытекает прохладная заранее залитая во внутрь смазка. В уши бьёт стук металла о поверхность тумбы и глубокий вздох Дугара. Ему нравится вид. Сибиряков ощущает в себе тёплые длинные пальцы, скользящие по гладким стенкам и растягивая их сильнее. Они касаются простаты и начинают надавливать на неё, массируя круговыми движениями. Коля изводится и сладко стонет. Старший вытаскивает пальцы с приятным для ушей хлюпом. Привставляет член к красноватой дырочке и ждет пока Коля вновь не кивнет ему. Он заполняет Сибирякова полностью. Это чувствуется намного приятнее холодной металлической пробки. Дугар теплее и мягче. Коля пытается на ощупь найти руку Ангарского, но тот первым переплетает с ним пальцы и делает плавные толчки. — Все хорошо? — Да, — голос дрожит. Старший перемещает их сцепленные руки с кровати к животу, а свободной рукой придерживает младшего. Вторую ладонь тут же накрывают. Дугар качает бёдрами, а Коле кажется, что единственная связь с реальным миром это теплые, немного мокрые от волнения, ладони Дугара. Движения Ангарского сопровождаются хлюпами смазки и шлепками тел друг об друга. Коля весь красный извивается под ним, подмахивает навстречу. Его двухцветные волосы спутались и застелили поверхность подушки. Член, то появляется, то пропадает полностью, заставляя засмотреться, как его сжимают изнутри. Дугар стонет с Колей в унисон, пытаясь поймать сладостный звук губами, но получается только столкнуться зубами и он бросает эту затею, оставляя её на потом. Сибирякову хорошо, даже слишком. Член быстро, в нужном, давно выученном, темпе проходит по простате, отчего смазка на головке младшего сочится и поблескивает светло-жёлтым при свете свечи. Чаша с монетами наконец пролилась. Коля тянет одну руку, чтобы довести себя до разрядки. Хватает пары движений, чтобы излиться себе в руку, а Дугар делает последние толчки, кончает в презерватив и утыкается носом чужую в щеку, двигаясь внутри медленно-медленно, чтобы растянуть чувство блаженной неги. У обоих дыхание сбито, ртом ловят воздух, эйфория расползается по телу. Душно. Сибиряков чувствует, как из него выходят и отпускают его ноги на мягкую простынь. Те болят и не слушаются. Их руки разъединяются, но не проходит много времени прежде чем Колю вновь одаривают поцелуем в кисть, выцеловывая тыльную сторону ладони и каждый длинный палец. Затем он ощущает, как Дугар ловким движением руки развязывает повязку с его глаз. Младший морщится и часто моргает, чтобы привыкнуть к единственному источнику, освещавшую все это время комнату — ароматической свече в стеклянной баночке. — Понравилось? — Дугар лежит рядом, подперев голову рукой и устало смотрит своим строгим взглядом янтарных глаз. Но Сибиряков знает, что за этим скрываются тёплые чувства, так же как и у него самого, а не желание причинить вред. — Чувства были обостренны в несколько раз, — Коле нравится ощущать это так остро. — Да, — улыбается устало. Сибиряков целует его в щеку, оставляя прикосновение пересохших за это время губ. Дугар улыбается. Он вытаскивает одеяло из-под них и накрывает, сразу окутывает мягкостью ткани. Коля молча кладёт голову на его грудь, пока чужая рука проводит по его волосам, придавая им более-менее приличный вид. В уши бьет стук сердца, теперь уже не такой учащенный, какой был до этого. Он пальцами очерчивает рельеф Ангарского, проходит по влажным мышцам живота и утыкается носом в шею, в то время как на его спине чертят непонятные знаки и рисунки едва касаясь кожи. — Запах дурманит, — произносит Дугар в макушку Сибирякова, та пахнет шоколадом. Сладко. — В доме у Судура пахнет так же, — он думает о другом, но, действительно, запах, что сейчас почти не ощущается из-за привыкания к нему за эти минуты, навевает именно такие воспоминания. — Давай потом ещё куда-нибудь выберемся, — шепчет Ангарский и глаза прикрывает. — Угу, — мычание в шею. — Поспим? — Да. Им не нужно много слов, чтобы понять чувства друг друга. Достаточно прикоснуться чужих губ своими, поцеловать медленно, тягуче, растягивая момент и все будет понятно без слов. Нет необходимости повторять несколько раз одни и те же слова, они запомнили каждую мелочь друг о друге с первого раза. Кажется они последний раз напоминали друг другу, что любят, когда напились красного вина на годовщину их отношений. Стояли, уткнувшись друг другу в шею и прижали руки к лопаткам, пока глаза слезились, а внутри было тепло и спокойно. Тот вечер закончился обычными душевными чувственными объятиями в кровати перетекшими в мирный сон, которые были необходимы друг другу сильнее чем что либо. Сибиряков приподнимается на локтях и полностью садится. Ноги болят уже не так сильно. Он засматривается на подсвеченное теплым светом лицо практически спящего Ангарского, проводит ребром указательного пальца по прямому, аккуратному носу, очерчивает скулы и линию челюсти. Дугар открывает глаза и смотрит затуманенным взглядом на Колю в ожидании. Тот поворачивает голову в сторону, следит, как фитиль почти тонет воске, а огонек продолжает гореть, то поднимаясь, то опускаясь низко-низко. Он дует на него и тот гаснет.