Тени (Книга 2)

Она хочет домой, но у неё не все дома, Она просто гонит, потому что сломалась. Ей некуда пойти, не к кому пойти поплакаться в жилетку, Она сломалась. Она потеряла себя, потеряла себя... Она потеряла себя, потеряла себя... Avril Lavigne, Nobody’s home©

Выдохнув, Хенси вставила ключ в замочную скважину и дважды повернула, отпирая дверь. Пройдя в прихожу, совмещенную с гостиной, девушка поняла, что замки – единственное, что сменили новые, уже бывшие, хозяева. Парочка картин на стенах, которых не было раньше, а ещё яркий лоскутный плед, накинутый на старенький диван – вот и всё, что изменилось в гостиной. В её гостиной, где когда-то она маленьким ребёнком играла с Макеем в приставку, радуясь победам и не понимая, что отчим поддаётся, где она часами болтала с мамой, попивая ароматный чай, который вот уже много лет ненавидела, где они всей своей маленькой, но удивительно дружной семьёй проводили дождливые вечера за просмотром очередного фильма, выбор которого Макей всегда доверял Хенси или же Симоне – своим девочкам, он никогда не настаивал на том, что было интересно ему – ему было интересно то, что нравилось им. Девушка сжала в руке ключ и, казалось, совсем затаила дыхание, просто перестала дышать. Не глядя, захлопнув дверь, она сделала несколько шагов, подходя к тому самому дивану, провела рукой по его старой и уже потёртой, но по-прежнему мягкой обивке. Она несколько минут стояла, впившись взглядом в кофейный диван под ярким пледом, но, на самом деле, не видя его. Она не видела ничего – ничего реального, перед её глазами вновь и вновь оживали воспоминания. Воспоминания о тех днях и тех людях, которые ушли безвозвратно. Воспоминания о той жизни, которую у неё отняла чья-то детская глупость и жестокость. Воспоминания… Брюнетка судорожно вздохнула, отчего звук вышел похожим на всхлип. - Мама, я так скучаю по тебе, - прошептала она, проводя дрожащей ладонью по спинке дивана и обходя его. – Если бы ты знала, как я хочу к тебе, как я пыталась… «Живи, родная, - голосом матери отозвалось её сознание. Так всегда бывает, что ушедшие близкие навеки остаются не только в нашем сердце, но и в голове. – Люди – они сильные, они всё могут пережить». - А я не могу… - едва слышно ответила Хенси, делая ещё несколько шагов, подходя к лестнице. – Я… Я ведь пыталась не только умереть, но и жить. Жить. Но… - девушка вновь судорожно вздохнула. – Но я не знаю – как? Я сломалась, мам, сломалась… Я сломалась так давно, что уже и не помню, как иначе… Господи, мам, если бы ты была рядом со мной тогда, я бы справилась. Я знаю, это мам! Господи… Брюнетка закрыла ладонями глаза, которые щипало солью, но ощутимых слёз в них не было. Казалось, их просто не осталось. - Ты и Макей, мам, - снова судорожно заговорила она. – Если бы вы были рядом, если бы остались… всё было бы по-другому. Но так не случилось. И уже ничего не вернуть назад. Родные мои, слишком много лет прошло, слишком много страшного и непоправимого случилось. Слишком… Я не виню вас, нет, вы не виноваты. Девушка отняла руки от лица и шмыгнула носом, утирая его рукавом куртки. - Я знаю, кто виноват. Увы, некоторые люди не понимают, что нельзя просто так взять и сломать кому-то жизнь. Хенси поднялась наверх и остановилась около двери, за которой, когда-то, была её комната. Помедлив несколько минут, девушка протянула руку и открыла дверь, проходя в несколько затхлое помещение. Прежние хозяева не жили здесь уже почти два месяца, и дом успел несколько запылиться. Она огляделась по сторонам. Тот же стол, за которым она делала уроки, только без школьных принадлежностей на нём. Та же кровать, на которой девушка спала и так много мечтала… Мечтала о том, чему, увы, не суждено было сбыться. Хенси невольно вспомнила о том, как накануне того самого дня, ложась спать, мечтала о будущем, о том, что, непременно, станет отличным хирургом, будет спасать жизни и все её будут уважать, потому что мастерство заслуживает уважения и признания. Что ж, уважения и признания она добилась, но совершенно иным путём. Она вспоминала о том, как, проснувшись в то самое утро – 21 апреля, она ещё долго лежала, наплевав на то, что может опоздать в школу. Она улыбалась и смотрела в потолок, пытаясь удержать подольше остатки прекрасного сна, в котором была такой счастливой рядом с самым любимым. Рядом с тем, на кого могла лишь изредка украдкой поглядывать на уроках, потому что они были людьми из разных миров. Она вспомнила, как непростительно долго лежала, глупо улыбаясь и позволяя себе эту смелость – мечтать о нём, о Морице. А потом были привычные сборы в школу, завтрак, поцелуй мамы на прощание. Такие банальные мелочи, если бы Хенси только знала тогда, что всё это происходит в последний раз… Школа, уроки, бесконечные глупости подростков, которые считают себя невозможно взрослыми. Последний урок, с которого её класс отпустили, тёмный коридор, ведущий к чёрному выходу, и оклик Морица. Кульбит сердца в груди и полчища бабочек в животе, которым уже через час было суждено навеки обратиться прахом. Если бы она только знала… Девушка часто думала о том, почему пошла с ним? Почему не подумала о том, что Трюмпер не станет звать её просто так, что он что-то задумал? Она же прекрасно знала, что он за человек… Но она пошла. И, более того, раз за разом спрашивая себя – а что бы я сделала, предполагая опасность, она отвечала себе: «Пошла бы. Пошла, потому что любила. Любовь заставляет людей совершать глупости. Непростительные глупости…». А потом был тот самый пустырь, насмешки и удары – она ещё верила, что они не сделают с ней ничего страшного, что ей удастся убраться оттуда, сбежать. Но компания жестоких и избалованных детей разбили её надежды и мечты, навеки разделяя её жизнь на «до» и «после». Она так остро и ярко помнила, как с отчаянной надеждой смотрела на них всех, а, особенно, на Морица, которому поверила и доверилась. Она помнила, как умоляла их, умоляла его, смотря в его смеющиеся шоколадно-карие глаза, в которых не было ни капли жалости к ней, к Хенси – беззащитной шестнадцатилетней девчонке, которую они едва не убили. Она помнила всё – до последнего крика, до последней слезы, до последней капли крови. Помнила. А хотелось бы забыть. Такая мелочь, какие-то семь часов между тем моментом, когда она лежала в своей тёплой постели, мечтая о любимом и таком недоступном парне, и тем, когда она валялась в грязи и слезах, истекая кровью и подвергаясь побоям и насилию, жестокому надругательству, что оставило слишком глубокий след в её юной душе. Хенси шмыгнула носом и подошла к постели, медленно, немного неуклюже забираясь на неё и ложась. Она не снимала обуви и куртки, не убирала верхнее покрывало, брюнетка просто легла, сворачиваясь клубочком, подтягивая колени к груди, и заплакала. Тихо, беззвучно, практически неощутимо и невозможно горько – слёзы текли по её щекам, оставляя на них сероватые дорожки от туши и теней, они скатывались вниз, падая на покрывало и моментально впитываясь в него. - Как ты мог? – прошептала она, сжимаясь так, что её коленки упёрлись в подбородок, она стала меньше и, словно, беззащитней. Она стиснула зубы и уткнулась носом в подушку, очертания которой проглядывались под верхним пледом. Слёзы потекли по её щекам с удвоенной силой, ожигая кожу, раздражая её, промачивая постель. - Как ты мог? – горько повторила она. – Ты отнял у меня жизнь Неужели, я сделала нечто такое, за что ты мог так со мной поступить? За что? Больше она ничего не говорила, не шептала. Свернувшись, сжавшись в три погибели, девушка плакала, тихо всхлипывая, как-то забито поскуливая. Сейчас её никто не мог видеть, никто не мог осудить. Сейчас она могла не притворяться, что всё в порядке и там, внутри, не болит. Прошло не меньше часа прежде, чем девушка выплакалась, прежде, чем солёной и жгучей жидкость в её душе больше осталось. Полежав ещё минут десять, смотря в стену, на которой когда-то были плакаты известных музыкантов и вырезки из журналов, а теперь только светлые обои, Хенси встала. Шмыгнув покрасневшим от плача носом, она утёрла его тыльной стороной ладони, не глядя, размазала солёную влагу по щекам. Окинув свою бывшую спальню грустным взглядом, брюнетка открыла дверь и вышла. Она обошла почти весь дом, кроме бывшей родительской спальни – у неё не хватило духу и душевных сил, чтобы зайти туда. Вернувшись на первый этаж, девушка подошла к двери в подсобку, точнее, комнату, служившую ею. Бывшие хозяева сказали, что почти ничего не выбрасывали из вещей её семьи, и, если она хочет, то может поискать их в этой самой кладовке. Несколько минут Хенси держалась за ручку двери, не решаясь её повернуть и открыть дверь в прошлое. Но она пришла сюда именно за этим – за памятью, и медлить и мяться было элементарно глупым и бессмысленным. Хенси всегда и всего добивалась, всегда достигала целей. Вздохнув и сжав челюсти, девушка повернула ручку, открывая дверь. - Привет, память, - тихо прошептала она, пробегаясь взглядом по стеллажам и полкам, на которых хранился теперь уже никому не нужный хлам, а раньше – вещи, принадлежащие дружной и любящей семье. Подойдя к самому большому стеллажу, Хенси сняла свёрток-баул, разворачивая его – там оказались вещи, вещи её матери. Макей не смог от них избавится, а новые жильцы тоже не стали, просто запихнули их подальше. «Спасибо», - подумала Хенси, доставая из свёртка мамин кардиган-шаль светло-бирюзового цвета. В нём она была в то самое утро, когда девушка видела её в последний раз… Вздохнув, девушка прижала вещь к груди, проводя по полке пальцами, оставляя на них следы пыли. Её взгляд привлекла небольшая неприметная коробка. Взяв её и открыв, Хенси затаила дыхание. Сердце в груди сжалось и слезливо заныло. Там, в помятой коробке из-под обуви лежали письма… Те самые письма, что Хенси писала матери в больнице. Макей всегда относился очень уважительно к личному пространству своих девочек, и эти конверты он также не стал открывать, навеки оставляя тайной то, что в них было. «Значит, - подумала девушка, аккуратно откладывая кардиган и трясущимися пальцами доставая из коробки пожелтевшие от времени конверты с её неровной подписью, - ты так и не узнал, кем были мои палачи…». Достав один из конвертов, девушка перевернула его, смотря на дату: «11 мая 2007 года», одно из первых писем, когда Хенси ещё верила, что всё сможет наладиться… Шумно вдохнув и закрыв ничего не видящие от слёз глаза, девушка вспомнила, как писала это письма, как верила, что мать ответит. Девушка ещё долго разглядывала старые вещи, с которыми у неё было так много связано, вспоминала… Но в какой-то момент что-то внутри щёлкнуло – предел боли был достигнут, достигнут и пройден в который раз… Забрав толстую стопку писем и мамин кардиган, Хенси закрыла дверь в подсобку и покинула дом. Сев в машину, девушка надела hands-free и набрала номер друга. - Привет, Энди, - поздоровалась Хенси, выезжая на проезжую часть. – Сможешь сделать мне одолжение? - И тебе привет, Хенси, - отозвался мужчина. – Что на этот раз? - Ремонт, - честно призналась девушка, смотря по сторонам на перекрёстке. – Ты сможешь найти людей, которые смогут сделать капитальный ремонт за неделю? - Неделю? Капитальный? – переспросил мужчина. – Хенси, не велики ли у тебя запросы? - Энди, у меня на счету 15 миллионов, и я спокойно могу отдать половину этой суммы работягам, только бы они сделали то, чего я хочу. - Тогда, думаю, проблем не будет… - Конечно, деньги решают в этом мире всё, - хмыкнула брюнетка, перебивая друга. - Ты только никому не говори о том, что согласна на такую высокую оплату, а то, на самом деле, придётся выкладывать. А я знаю, что деньги достались тебе большим потом и кровью. - Ага, - хмыкнула брюнетка. – И что ты предлагаешь? - Я как раз задумал ремонт в своём загородном доме… - Загородном доме? – перебила его брюнетка. – С каких это пор ты решил не только зарабатывать, но и тратить? - С тех пор, как в моём теперешнем доме меня начали слишком часто навещать. Ты же знаешь, Хенси, как я не люблю гостей. - Знаю. - Вот и решил перепрятаться, так сказать. - Ладно, твоё дело, - ответила девушка. – Так что там с ремонтом? - Его у меня делают, точнее, должны начать делать отличные и проверенные ребята. Вопросов не задают, работают быстро и качественно. Я тебе их могу передать на недельку, но только на неделю, потому что, если меня продолжат так же часто навещать непрошенные гости, то мне придётся спешно бежать куда-нибудь в Гондурас. - Если так не хочешь никого видеть, можешь пожить неделю у меня дома. - Хенси Литтл приглашает меня к себе домой? – шутливо переспросил мужчина. – Кажется, близок конец света. - А ты шути поменьше и он не наступит, - фыркнула Хенси. - А, нет, всё в норме. Как обычно – мила и приветлива. - Ты нарываешься на грубость, Энди. - Главное, чтобы не на насилие. Пусть я и мужчина, но я знаю, насколько у тебя поставлен удар. - Это радует. А то некоторые не понимают… - Новый кавалер, до которого туго доходит? Хенси поморщилась и ответила: - Энди, я не собираюсь обсуждать с тобой свою личную жизнь. И, вообще, ты в курсе, что с годами становишься поход на Тимоти? Так же шутишь тупо! - Я просто немного выпил, вот и всё, - возразил мужчина. – Имею я право расслабиться? - Расслабляйся, сколько влезет, - отрезала девушка. – Только так, чтобы меня это не касалось. - Хенси, любой здравомыслящий человек знает, что касаться тебя чревато! – мужчина рассмеялся и случайно хрюкнул, отчего ему стало стыдно. Было заметно, что он заметно пьян. - Ага, впору вешать табличку: «Не входи – убьёт!», - фыркнула девушка. – Может быть, татуировку такую сделать? Как раз, подумываю о новенькой… - Но Бруно же ты не убила? – спросил мужчина. В прессе долгое время гремела новость об убийстве знаменитого манекенщика, но убийца так и остался не найденным, а Хенси предпочла не распространяться о том, что приложила к этому руку. Угукнув в ответ, Хенси вернулась к теме ремонта: - Так, что – дашь людей? - Дам, Хенси, - вздохнул Энди. – Но, если ты не шутила, я, на самом деле, поживу у тебя? - Живи, - вздохнула девушка. – Только не пей, а, если пьёшь – то не попадайся мне на глаза. Договорились? - Договорились, - согласился мужчина. – Я часов в семь приеду сегодня, нормально? - Мне всё равно, - сухо ответила Хенси. – Если меня не будет, тебя впустит и разместит мой домработник. - А, так ты всё-таки нашла замену Себастьяну? - Нашла. Это оказалось не сложно. Ладно, Энди, я подъезжаю к дому. Буду ждать тебя в семь. До встречи. - До встречи. Отключившись, девушка заехала в гараж и, оставив автомобиль, зашла в дом, где сразу же столкнулась с Филиппом, который расставлял обувь, которую Хенси вечно раскидывала по всей прихожей, а то и гостиной. Вздрогнув, парень отставил ботинки и встал, как-то напугано смотря на Хенси. Она сказала вчера, что они поговорят утром, но разговор так и не состоялся, потому мальчик сейчас был более, чем напряжён. Хенси аккуратно положила на столик пакет с маминым кардиганом, который забрала с собой, и подошла к парнишке. Он невольно опустил глаза, словно ожидая приговора. Подойдя к нему вплотную, девушка несколько минут рассматривала его: через слой светлого тонального крема проглядывал наливной синяк, поставленный ею вчера, он старательно отводил взгляд, смотря в пол, отчего его длинные волосы занавешивали лицо. Решив что-то для себя, Хенси вздохнула и сказала Филиппу: - Оставайся. Мальчишка поднял глаза, словно, не веря своему счастью. Пусть он и был напуган вчерашним инцидентом, но он понимал, что, потеряй он эту работу, он подведёт мать и сестру, потому что им больше никто не поможет. - Спасибо, - тихо прошептал он, улыбаясь. От улыбки ушибленную скулу потянуло и он невольно поморщился. - Извини, - вдруг сказала брюнетка. Парнишка удивлённо распахнул глаза, в недоумении смотря на начальницу. Она продолжила: - Извини за то, что ударила тебя вчера. Я не должна была этого делать. Ты не виноват в том, что происходит со мной и срываться на тебе – нечестно. - Наверное, я сам виноват, - тихо ответил он. – Не нужно было говорить про Морица. Видно, у тебя с ним произошло нечто очень серьёзное… - Да, - сухо ответила Хенси, перебивая мальчика. - Но, может быть, ты расскажешь мне о том, что случилось? Знаешь, моя мама всегда говорила, что становится легче, если разделить свою боль с кем-нибудь, если выговориться… - Твоя мать – умная женщина, - ответила Хенси. – Но это не тот случай, когда можно помочь простым разговором. Мне не смогли помочь ни врачи, ни время, и, едва ли, это удастся тебе. Лучше, побереги себя и не подходи ко мне с этой темой. Это сейчас я сговорчивая, а потом могу вновь сорваться. Можешь считать меня ненормальной, может быть, так и есть, но я имею на это право. Она забрала свёрток с кардиганом и письмами и, прижав к груди, обернулась, продолжая: - Каждый имеет право сходить с ума по-своему. - Хорошо, Хенси, - кивнул Филипп. – Я… Я не буду больше лезть к тебе с разговорами. И… - он замялся. – Спасибо. - Пожалуйста, - ответила девушка и добавила про себя, поднимаясь по лестнице: «Будем считать, что ты – моё искупление грехов. Меня все считают монстром, но и монстры могут быть ангелами. Жаль лишь, что и ангелы умеют показывать клыки». Спрятав принесённые вещи в шкаф в своей спальне, девушка вышла на лестницу, крича домработнику: - Филипп, приготовь завтрак и отнеси Морицу. - И уйти? - В смысле? - Ну, отнести и уйти, не сидеть у него? Ты говорила вчера, чтобы я не… общался с ним. - Как хочешь, - безразлично ответила девушка. – Это – твоя жизнь, и только тебе решать, что в ней стоит делать, а чего нет. Я в ней – лишь временная её часть, как и ты в моей. И, кстати, Филипп, к нам сегодня приедет мой друг. Он останется у меня на неделю. Подготовь спальню для гостей и приготовь вкусный ужин. Не забудь, пожалуйста. Договорив, девушка вернулась в свою спальню и заперлась там. «И, всё-таки, она хорошая, - думал парнишка, глядя вслед начальнице. – Холодная, иногда, жестокая, но, где-то глубоко внутри – хорошая». Постояв так ещё несколько минут, парень отправился на кухню, приступая к приготовлению завтрака для пленника.