Тьма в тебе

Тысячи оттенков зелёного, серого и коричневого сливались в пёструю, мигающе-навязчивую бучу. Если бы он бежал медленнее, то мог бы легко разглядеть в зелёном хаосе микроскопические оранжевые и жёлтые крапинки каротиноидов. А в сером — чуть ли не все нескончаемые краски, какие только есть на свете. Но нет, он мчался на грани своих врзможностей — со скоростью самолёта. Пусть и не истребителя, но неповоротливого гигантского боинга — запросто. Может, даже быстрее. Мозг едва не закипал под лавиной визуального взрыва, мельтешащего перед глазами в фантасмагорическом престо, и это, как ни странно, была лучшая передышка. Наконец-то. Никаких заурядных, примитивных, непритязательных мыслей. Чужих мыслей — в том-то и неприятность. Босые ноги мимолётно касались мягкой как суфле лесной подстилки, еловые ветки били по плечам, невнятно щекоча и сразу осыпаясь пылью за его спиной. Он не дышал — на такой скорости даже для вампира это было бы опрометчиво — но у пумы в полумиле впереди всё равно не было ни единого шанса. Она, как всё живое и мыслящее в этом лесу, замерла, затаилась, лишь частый стук сердца и неровное дыхание не могли прекратить свой ход. Большая рыжевато-серая кошка выскочила наперерез, когда поняла, что отсидеться на дереве не получится. Два стремительных шага — и руки зарываются в густой жёсткий мех. Безуспешная попытка перевернуться в смертельных объятиях, вялый удар мощным хвостом — и всё, сегодня она не хищник, а добыча. И только когда он отбросил обескровленную тушу, его наконец нагнал брат. «Самодовольный, ужаленный в жопу пиздюк» — подумал тот отчётливо, зная, что Эдвард легко его считает. Однако вслух оскорбление не прозвучало, а невысказанные мысли — не повод для перепалки. Не было секретом, что бы Джаспер ответил на упрёки Эдварда. Это было бы что-то вроде: «Не хочешь взглянуть правде в глаза — так не лезь ко мне в голову!». Как будто Эдвард мог это контролировать… Он уже заготовил остроумную реплику, чтобы подшутить над черепашьей скоростью брата — ведь Эдвард был самый быстрый в семье, гораздо быстрее любого — но Джаспер его опередил, заговорив любезным светским тоном: — Впечатляюще, братишка. Как всегда. Ты стремительный, словно молния. — он скромно, вежливо улыбнулся. — Ты ведь хотел поговорить наедине? Я тебя внимательно слушаю. Джаспер медлительно вынул из кармана бейсболку и надел на голову так, чтобы лицо оказалось в тени. Одежда на нем во многих местах зияла дырами, штаны снизу обтрепались в бахрому — обычное дело после вампирской пробежки по лесу — а вся его поза, наклон головы, взгляд и спокойный ровный голос напоминали скорее чопорного аристократа из позапрошлого века. Но в мыслях он так и не отказался от того, что Эдвард «пиздюк». Может, и не стоило выпендриваться, раз уж сам попросил о разговоре. — Нам надо уехать из Форкса. — Нам? — Нам всем. — Вот как. Эдварду не понравился этот тон. — Я думал, ты поддержишь меня. Ты сам две недели назад… — Я помню. Помню свои доводы и помню, что ты тогда отказался. В довольно экспрессивной форме. — Генри… Он… — Некромант. А некромант запросто может убить вампира. Некромант может легко сделать из вампира свою послушную марионетку. Если он прикажет, ты не сможешь сопротивляться. — Перестань. Я это уже слышал. Ты его не знаешь. — Не лишне повторить, если ты до сих пор не понял. Я, в отличие от тебя, встречал его братию раньше. И едва спасся, только благодаря дару — это Эдвард тоже уже слышал. По словам Джаспера, один такой «некромант» мог за минуту уничтожить целый клан. Почему-то Эдварда ужасно раздражали параноидальные заскоки брата, ведь Генри совсем не такой. Пусть он и не проявлял к Эдварду благосклонности, но кто бы мог его в том обвинить? В какой-то степени это даже заслуживало уважения: что Генри, чуть ли не единственный на памяти Эдварда, отнёсся к нему, монстру и убийце, с должной бдительностью. — Он не собирается на нас нападать! — Ты знаешь наверняка? Уже преодолел его ментальную защиту? Британец — угроза. А угрозы нужно устранять… Или избегать. «Я бы предпочел устранить» — продолжил он мысленно. И Эдвард снова не чувствовал себя достаточно уверенным, чтобы высказаться против всего лишь мысли. По правде сказать, Джаспер умел закрываться от него: вовремя отвлекаться, маскировать важное какими-то пустяками — на этот раз он думал демонстративно, громко и настойчиво. Но Эдвард всё равно не хотел затевать ссору. Что он мог сказать? Что это не их методы? Джаспер и так это знал, потому и предложил отъезд. — Так или иначе, мы уедем. Я просто хотел убедиться, что ты по-прежнему одобряешь эту идею, что ты поддержишь меня перед семьёй. «То есть перед Роуз» — уточнил Джаспер мысленно, а вслух сказал: — Очевидно, что я поддерживаю свою идею. А твоя идея — это какая-то другая идея. Джаспер лениво, манерно растягивал слова, даже сильнее обычного. Кто бы знал, как Эдварда в этот момент раздражал техасский акцент брата! Конечно, он делал это нарочно, потому что его мысли звучали иначе. Он был не в настроении последние три дня. — Джаспер, я уже говорил и повторю снова: я не виню тебя, никто не винит. Я точно знаю. — Считаешь, я извожусь виной? Просто поразительно… — он апатично прищурил веки, а в мыслях снова посыпались «пиздюки» и что покрепче. — Позволь поинтересоваться, что ты собираешься делать с Беллой? — Без обид, но это касается только нас двоих. — Ясно. То есть ты собираешься бросить её. Это не был вопрос — ровная интонация, подчёркнуто безразличный тон — но Джаспер, безусловно, ждал ответа, а не получив его, начал кипятиться. Не только в мыслях. То есть, наоборот… Теперь он старался тщательно их скрыть, напевая про себя Дикси вперемешку с таблицей полураспада изотопов. А на лице сквозь невозмутимую гримасу впервые проступило что-то зловещее, даже звериное. Иногда Джаспер одним взглядом загонял его душу в пятки. Вдруг его лицо расслабилось, брат издевательски оскалился: — Эдди, ну-ка скажи, какую жалкую отмазку ты придумал на этот раз? Я просто умираю от любопытства. Это должно быть что-то действительно затейливое в своей непроходимой тупости. Эдварда обожгло гневом пополам с чувством собственной непоколебимой правоты, и ещё до того, как осознать, что этот гнев и упрямство не его, навязанные братом, он выпалил: — Ей так будет лучше! Я делаю это ради неё. — Жаль, ты всё время забываешь, что земля не вертится вокруг тебя. Мне или Роуз должно быть не наплевать? Почему бы тебе не уехать одному? Ну вот, он знал, что этим всё кончится! На самом деле Джаспер нечасто проявлял упрямство, обычно ему было всё равно, или он просто соглашался с выбором Элис. Но в последние дни в нем преобладало мятежное настроение, часть его он даже передавал остальным, когда находился достаточно близко. Но зачастую он рыскал по лесам в одиночестве, будто бы для охоты, чтобы справиться со своим срывом. А ещё молчал. Или огрызался — даже к Элис. И та музыка, которую он воспроизводил в голове, дрянной, примитивный трэш-метал… Эдвард был неспособен выдержать и пяти минут этой чудовищной какофонии. И никак не мог считать замыслы брата дальше поверхностных мимолётных образов. Джаспер, казалось, умышленно прячется от него. Эдвард не хотел выглядеть в глазах семьи истериком или нытиком, трусом… Какой же бред! Конечно, он не будет выглядеть! Однако… Он надеялся как минимум на «воздержался» от Джаспера. Как минимум. Ведь теперь не был уверен даже в том, что решит Элис. Две недели назад она наотрез отказалась уезжать. Теперь, даже если Элис снова встает на сторону Эдварда, Джаспер мог бы устроить небольшой показательный саботаж против них обоих. А его мнение имело вес в семье. В той части семьи, от которой Эдвард ожидал самых громких воплей. Роуз… — Не притворяйся. Я знаю, что тебе скучно в Форксе… — Мне везде скучно. А ты не беспокойся. Эсми точно не захочет расстраивать своего сладкого сы́ночку. И Карлайл, как всегда, ей уступит. Разве когда-нибудь было по-другому? Но я не буду прикрывать твой инфантильный, зацикленный на себе зад перед Роуз и Эмметом. — Ты не понимаешь. Это необходимо сделать. Ради Беллы. — Это ты не понимаешь, что чхать я хотел на твою Беллу! Джаспер сверлил его чёрными зловещими глазами — кажется, после вечеринки они не посветлели ни на полтона, сколько бы рысей тот ни выпил — а в мыслях, наоборот, звучало идиллическое Анданте соль-мажор Вивальди, словно в насмешку, ведь именно Эдварду нравилась такая музыка. Но сегодня она скорее раздражала, потому что как он ни пытался, не мог пробиться сквозь эту фальшивую завесу. Где-то наверху лениво подвинулась туча, стыдливо обнажая невзрачное осеннее солнце. Кострубатые обрывки лучей посыпались сквозь лес, путаясь в ветках, накалываясь на густую изумрудную хвою. Куцые, корявые пятнышки света заиграли на подбородке, шее Джаспера жемчужными и бриллиантовыми бликами, а многочисленные полумесяцы шрамов остались тусклые, серовато-уродливые, ещё более отталкивающие, чем обычно. Эдварду снова невольно пришло в голову неуместное: Джасперу не место в их семье. Он виновато осадил себя, и сразу принялся оправдываться тем, что брату и самому нелегко даётся их образ жизни. Да, ему нужна помощь и поддержка, а не упрёки. Его место рядом с Элис, а Элис — самая настоящая Каллен из всех Калленов. — Джаспер, мы хотим того же… — С единственным отличием. В мой замысел не входило, что ты оставишь малышку Свон здесь. — Но как иначе? Забрать её у отца? — Разве она против? — Это неважно! — Ого… У тебя… своеобразные представления об отношениях. — Джаспер закатил глаза, а мысленно снова назвал Эдварда «заносчивым пиздюком». — Я не пойму, ты её хочешь? — Конечно! — Хочешь — бери. Даже с точки зрения твоей извращённой морали, этому нет препятствий: она тоже хочет быть с тобой. — Ей опасно быть с нами. Разве до тебя ещё не дошло?! — Это до тебя не дошло. Всё что нужно — обратить её в вампиршу, и всё. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. — Я — как никто понимаю. — Я не обреку её на такую участь… — Ты имеешь в виду, не обречёшь на бессмертие и вечную молодость? Красоту, силу, неутомимость, безупречную память? В самом деле? Джаспер окинул его презрительным взглядом с головы до пят. — Ты знаешь, я не об этом! — Нет, не знаю… Эдвард, ты жалок. И я до сих пор не пойму твой гениальный замысел. Мы все должны уехать потому, что… Он вопросительно поднял тёмные как для блондина брови, а в мыслях снова звонко и чисто переливалось пасторальное Анданте Вивальди. Эдвард не был уверен, действительно ли Джаспер не понимает, или только издевается. — Я хочу, чтобы наш разрыв был как можно более безболезненным для Беллы. Мы с Элис уберём все памятные вещи: фото, подарки, записки… Заберем всё, что могло бы напомнить ей обо мне. И, конечно, она не должна видеться ни с кем из семьи. Так она забудет меня очень скоро и будет жить дальше. Я даже солгу, что не люблю её больше… Лицо Джаспера на мгновение застыло, а потом очень медленно поплыло: от выражения гадливого сожаления, как к безнадежному больному, через ту самую чистую гадливость и до безудержного веселья. Он громко расхохотался, чем до крайности обескуражил Эдварда, потому что это была совсем нетипичная для Джаспера реакция. Он даже принялся наигранно вытирать недоступные для вампира слёзы. — Черт возьми, я действительно не угадал бы такое… Феерически тупейший план из тех, что я слышал. Если ты хочешь сделать разрыв как можно менее болезненным, могу дать несколько советов. Прежде всего… — он сделал вид, будто задумался, — ущипни Джессику Стэнли за зад. В столовой, так, чтобы все видели. Стэнли не расстроится — это я обещаю. А Белла наконец-то поймёт, что ты не принц. Разбрасывай вещи, веди себя как мудак. Больше тупых шуток, больше высокомерия к окружающим, больше контроля над ней — ей богу, тебе это не составит труда. Это должна быть точь-в-точь версия тебя самого, лишь слегка преувеличенная. О, и расскажи ей, какой должна быть «идеальная женщина»! Жаль, что не мыться и вонять тебе, как вампиру, недоступно, но всего остального и так должно хватить с головой. Через неделю Свон сама тебя бросит. — Я не буду манипулировать Беллой, — Эдвард упрямо стиснул зубы. — Думаешь, сказать ей, что больше не любишь, лучше? — а мысленно прозвучало: «Заносчивый самовлюблённый мудак». — Сохранить нелепый образ трагически-лирического героя тебе важнее её чувств? — Я хочу для Беллы самого лучшего. Я должен от неё отказаться. Ты не представляешь, как мне тяжело, — он вздохнул и опустил голову. — Да нет. Я же вроде эмпат? — Эдвард не понял, к чему здесь вопросительная интонация, потому что никто на самом деле не сомневался, что Джаспер эмпат, и сам Джаспер не сомневался первейший, — не думаю, что ты любишь её… Эдвард дёрнулся и зашипел, прожигая брата свирепым взглядом: — Да как ты смеешь! — он на мгновение запнулся. — Хотя… О чем это я? Ты ничего не знаешь о любви. Тебе не понять, какое это чистое, бескорыстное чувство. Разве ты хоть раз жертвовал чем-нибудь ради любви? — В любви нет ничего бескорыстного. Это самое эгоистичное чувство из всех. Просто ты слишком глупый и незрелый, чтобы это понять. Если твоя так называемая «любовь» толкает тебя бросить её, вместо того, чтобы иметь возле себя и для себя, только для себя — это не любовь. — Это ты жалок. Не я. Джаспер, я могу только пожалеть тебя, — Эдвард гордился собой, он выдержал идеально холодный, преисполненный непоколебимого достоинства тон. В конце концов, слова брата действительно не задели его. Ничуть. Он твёрдо знал, что прав. — Хочешь, скажу, что вижу я? Эдвард невольно попятился на два шага. — Как бы там ни было, а я всё равно скажу. Ты не любишь Беллу, ты влюблён в самого себя рядом с ней. Видишь в её глазах собственное отражение и кайфуешь от этого. Удобно, что ты не слышишь её мысли… Ещё удобнее, что она напрочь лишена индивидуальности — чистейший белый лист. Или серый холст? Она может думать о тебе то же, что и Джессика: что ты загадочный, недоступный мальчик-смазливчик в брендовых тряпках и на дорогой тачке. Но ты не знаешь наверняка, ты можешь фантазировать, что Белла видит в тебе нечто гораздо большее. Видит то, каким ты сам хотел бы быть. Представляешь себя рыцарем печального образа? Ромео? Орфеем? Или, может, Суперменом? — Какой бред! — Эдвард изо всех сил пытался успокоиться, не поддаваться на провокацию, не дать Джасперу насладиться его гневом… Если бы он не приложил к этому все свои душевные ресурсы, то легко придумал бы более удачный, может, даже остроумный ответ. — Ты заигрался, Эдди. Теперь одной фанатки тебе недостаточно? Кажется, последние почти сотню лет тебя полностью устраивала роль одинокого, непонятого страдальца, безграничное сочувствие Карлайла, все эти тихие, жалостливые вздохи Эсми: «Ах, бедный, несчастный Эдвард» — твое надуманное превосходство над Роуз, иллюзия элитарности, потому что ты один не такой, выше всех остальных, безразличный к телесному… — Джаспер презрительно скривился. — Теперь будет всё то же самое, даже лучше: ты станешь самоотверженным мучеником с трагической утратой, вечно целомудренным святым. Бинго? Будешь на всю оставшуюся вечность в центре внимания, окутанный состраданием и восхищением. Может, ещё и предпримешь пафосную попытку публичного суицида? Такую, чтобы тебя вовремя спасли… Гнев пробирал Эдварда насквозь, он уже не пытался это удержать. Ему очень хотелось развернуться и убежать, названный брат не смог бы его догнать. Эдвард с трудом подавил неуместный порыв. — Неплохая попытка свалить всё на меня, — процедил он, — но я не забыл, что это ты чуть не убил Беллу. Именно из-за тебя мы уезжаем. Из-за тебя я вынужден её потерять! Теперь это был подходящий момент, чтобы уйти по-английски. С достоинством, без лишней драмы. Эдвард развернулся и зашагал в сторону Форкса в неспешном для вампира темпе. — В самом деле? А может, ты просто испугался/обосрался? — Джаспер шёл в паре ярдов позади, он не пытался поравняться с Эдвардом, а тот, не имея визуального подтверждения, не знал точно, какое слово брат произнёс вслух, а какое — только в мыслях. — Не забывай, я тогда слышал страх всех вас: твой, Элис, Эсми… Это потому, что малышка Свон вдруг вышла из образа жертвы? Такая Белла уже не годится для тебя? Лично я уверен, что это была разовая акция, случайный сбой. Внутри она всё та же скучная, забитая, не слишком умная серая мышь. Не переживай, она не затмит твою крутость, даже если обратится в вампиршу. — Она не обратится в вампиршу! — Эдвард повернулся через плечо, на лице брата снова безобразно сверкали солнечные блики. — Мы уедем отсюда, а Белла проживёт свою человеческую счастливую жизнь. Вдали от вампиров. В безопасности. — Ты уверен? — Я не поддамся на твои манипуляции! Не изменю решение только для того, чтобы доказать, что ты ошибаешься. Безопасность Беллы для меня важнее всего. — Безопасность — это обратить её! Очнись! Она же магнит для нескончаемых катастроф. Сколько там у неё рубцов на черепе? Она бы уже умерла под колёсами фургона Тайлера, если бы ты её не вытащил. Её могли убить в Порт-Анджелесе, кучка пьяных человечишек. При чём тут, собственно, вампиры, если она сама пытается самоубиться по несколько раз в году? — Не драматизируй. Всё уже решено. Я попрошу Элис, она будет присматривать за Беллой. — А что с Лораном и Викторией? — А что с ними? — Они всё ещё живы. Мы должны были убить всех троих ещё тогда. Именно это Джаспер и предлагал прошлой весной на бейсбольном поле, громко и отчетливо крича ему в мыслях. Его план сформировался за доли секунды: Эсми, Карлайл и Эммет прикрывают собой Беллу. Джаспер, прежде всего, ослабляет всех троих кочевников убойной дозой апатии и принимается за Джеймса, Эдвард и Роуз не дают убежать Виктории, с Лораном должна разобраться Элис. Неясно, почему он тогда решил, что из всех троих самая опасная Виктория… — Это не наши методы, и Белла могла тогда пострадать. — А она не пострадала? — произнес Джаспер с непередаваемым сарказмом. — Это же вы с Элис упустили её в Финиксе! — Потому что твоя девушка — идиотка! Это во-первых. Во-вторых, Элис захотелось уединиться в противоположном крыле гостиницы. Ей, видишь ли, некомфортно трахаться под стук Беллиного сердца за стеной. И этого не случилось бы, если бы ты с самого начала послушался меня! Их было всего трое… Видения Элис ненадёжны. Она не увидела ни кочевников, ни бегство из гостиницы, ни то, как Свон порезалась на вечеринке, ни мой срыв. Не думаю, что полагаться только на дар Элис — удачная идея. Невезение Беллы явно куда мощнее дара моей жены. Надо найти Лорана и Викторию. — Ради бога, зачем?! Лоран сам нам помог, — Эдвард остановился и снова повернулся к брату. — У меня есть основания полагать, что Джеймс и Виктория были парой. — и на скептический взгляд Эдварда сразу уточнил. — Если ты не забыл, я эмпат. — Ты уверен? — Процентов на сорок. — То есть нет. Тогда о чём разговор? — О том, что они с Лораном угроза. А угрозы нужно устранять. Вероятности в сорок процентов более чем достаточно, если тебе действительно важна безопасность Беллы. Вампиры одиночки, вампиры мстительны, не мне тебе рассказывать. Если они путешествовали втроем — на это была причина. Если кто-нибудь из них захочет отомстить за Джеймса, как думаешь, кто станет объектом мести? Клан из семи опытных вампиров, или одна неуклюжая смертная девчонка, всё время спотыкающаяся о собственные ноги? Эдварда ошпарило тревогой, а в давно ненужном желудке фантомно замутило. Как некстати! Он ведь уже всё продумал… — Не знаю… Наверное, в этом есть смысл… Если Элис увидит что-нибудь такое, мы так и поступим: выследим и убьём их. Нельзя убивать кого-то просто так, только из-за предположения. — А я говорю, можно! И нужно. — Джаспер наконец отбросил свою маску аристократического сноба и сердито зарычал. — Миновала та развилка событий, когда их можно было не убивать. Мы должны были показать силу прямо там, на поле, показать на пальцах, что это наша территория и наши правила, что их атака дорого им обойдётся! Вместо этого ты и Элис провонялись страхом, будто зайцы. Не нужно быть эмпатом, чтобы распознать этот кислый душок. Конечно, Джеймс захотел поиграть с беспомощными лошками вегетарианцами. Теперь он мёртв, а его друзья, может случиться, выжидают подходящий момент. Если мы переедем на Аляску, то это почти три тысячи миль, более пяти часов вампирского бега. Если будет ночь. А на машине — все сорок. Элис может не увидеть настолько заранее. Элис вообще может не увидеть. — Я думаю, ты преувеличиваешь. Если кому и мстить — то мне. При чём здесь Белла? Мстить мне через неё после того, как мы расстанемся — в этом нет логики… — Ну конечно… Это же вокруг тебя крутится земля. Нет, галактика! Это только ради тебя восходит и садится солнце, а птицы осенью летят в тёплые края. Ты единственная причина всех радостей и несчастий на свете… Если ты забыл, мы все принимали участие в убийстве Джеймса, и Белла тоже там была. Эдварда распирала тревога пополам с раздражением. И что-то ещё … Странная, иррациональная враждебность к Джасперу. Эдвард уже сейчас жалел об этом разговоре, пусть бы лучше его шпыняла Роуз. Его план был так прост и очевиден! Теперь в голове роилась тысяча навязчивых мыслей, сомнений, страхов. Ревность… Да, безопасность семьи — это именно то, о чём всегда больше всех беспокоился Джаспер. Но Белла… Белла — точно не его забота! Он не имеет права! — Это так трогательно, что ты переживаешь о Белле, — Эдвард не смог не пустить в голос яду. «Чёртов невыносимый пиздюк!» — промелькнуло в голове Джаспера. На этот раз мысль прозвучала глухо, задушенно и её сразу поглотили бешеные гитарные риффы Master of Puppets. — Я осознаю, насколько Белла желанная еда. Так что если она не свернёт себе шею до того, её съедят, рано или поздно. Пусть не я и не ты. Вы с Элис так долго внушали мне, что её нельзя есть, что она будущий член семьи — мне нужно время, чтобы привыкнуть, что она теперь никто. — Она не никто! — Конечно. — ответил Джаспер апатично со своим привычным вежливым и неуловимо надменным выражением. — Что касается Виктории и Лорана — я слишком долго никого не убивал, и мне скучно. Это не про Свон. — Элис это не понравится. «Да неужели? И кто ей скажет, ты?» — подумал Джаспер, Эдвард так и так не собирался отвечать. — Ты должен посоветоваться с семьёй. По меньшей мере, с Карлайлом. — настаивал Эдвард. — Посмотрим… Ещё неделю мы никуда не едем, — припечатал Джаспер категорически, — мне нужна как минимум неделя, чтобы уладить свои дела здесь. А ты… советую не оставлять всё на последний день, — «нащупай свои яйца, наконец!», — дай ей возможность принять эту мысль. А впрочем… Делай со своей лебединой мышью, что хочешь. Джаспер снова сунул в карман бейсболку, аккуратно застегнул молнию на ветровке и в одно кратчайшее мгновение запрыгнул на верхушку сосны. А с той верхушки — на другую, и дальше… Деревья качались еле-еле под напором этой почти стихии, настолько точно он выверял свои движения. И очень скоро проворная фигура брата затерялась вдали среди исполинских крон. Наверное, это означало, что на сегодня разговор окончен. И слава богу.