* * *
— День десятый. Связь я так и не смог восстановить, к тому же, почти во всем городе пропало электричество, но генераторы все еще работают. Скорее всего, скоро еще и все водоснабжение откажет, потому что за ним некому следить, — Костя выдохнул, — живых существ я так и не обнаружил… Из радостных новостей, еды мне хватит до конца моей жизни, какой бы долгой и бессмысленной она теперь не была бы… Он пытался жить обыденной жизнью: встать в восемь, делать зарядку, завтракать, ходить по пустому городу, изучая обстановку и ища хоть кого-то. Но было трудно. Очень. Каждый день теперь был — день сурка. И даже поговорить ему было не с кем. А от собственного голоса в голове уже тошнило. — Почему я? Это мое личное чистилище, да? — задавался вопросами Костя. Он был неверующий, но тут можно было уверовать. Хотя, может и Бог тоже исчез?.. — День двадцатый, — вздохнул Костя, — тревожно, печально, грустно. Но я не унываю. Я понабрал себе медикаментов, консервов, крупы. Многие продукты испортились уже, потому что электричества нет, но и так прожить можно. На макаронах, — улыбнулся себе Уралов, — костер, макароны и звездное небо. А его стало очень хорошо видно, ибо ни свет, ни дым из труб теперь не мешают. Романтика, не правда? Вчера гулял по Уралмашу. Поразительно, но я столько всего нового обнаружил для себя, чего раньше не замечал никогда. Улочки, парки, лепнину на домах… Я все еще надеюсь, заворачивая за каждый угол, что мне попадется хоть кто-то. Но нет. Людей нет. Я стараюсь много рисовать. Помогает. Теперь каждая городская поверхность — чистый холст для меня. Я пока живу. Но мне кажется, что скоро начну выживать… — Прошло три месяца и мне кажется уже на все наплевать. Такое ощущение, что даже время бросило меня. Смысл считать дни и секунды? Тем не менее… Недавно у Юры был день рождения. Было бы… Я сделал небольшой торт и отпраздновал. Нашел свечку и зажег ее зажигалкой, которую Юра забыл в прошлый раз у меня, — Костя замолчал. Как же ему надоело слушать свой голос. У него болела от него голова и просто хотелось выключить все мысли. Он был заперт с самим собой. — Я хочу уехать. Запасусь солярой, едой, возьму машину. Благо, выбор огромный теперь, и поеду. Сначала в Челябинск, потом в Пермь, а потом и до Москвы. Может в других городах есть выжившие? Должны быть. Уралов не понимал, почему он. Возможно, на этот вопрос даже и не было ответа.* * *
Пару канистр с бензином. Пропитание, медикаменты, запасная одежда на любую погоду и всякие персональные вещи, которые в теории могу ему понадобиться. Костя ощущал, что перед ним открывается неизведанная даль, полная опасностей и тайн. Один черт его знает, что ждет его там. Но впервые за долгое время у него появилась какая-то цель. Мужчина сказал сам себе, что постарается насладиться этим путешествием. Перед тем, как отправиться в путь, он еще раз все перепроверил, благо, было на это все время мира. Костя уложил в багажник машины все необходимое для выживания: палатку, спальный мешок, еду и воду, а также различные инструменты, запаску и даже оружие, один пистолет и патроны к нему, для защиты от возможных угроз. Чем черт не шутит, а он смотрел очень много фильмов про апокалипсис с Юрой. Сам пистолет он нашел в полицейском участке. Уралов также не забыл взять с собой некоторые вещи, которые были для него важными, имели большое значение и теплые воспоминания. Среди них были фотографии Юра, Ани и Саши, которых не было рядом, но которых он никогда не забудет. Также он взял с собой альбом, краски и карандаши, и книгу «Как закалялась сталь», которая всегда была его любимой и давала ему утешение и надежду в трудные моменты. Сарая серая футболка Татищева, помада Ани, чехол от очков Саши. Конечно же он не оставит это в квартире, которую, возможно, покидает навсегда. Костя последний раз взглянул на свою квартиру и захлопнул за собой дверь. Теперь у него есть только здесь и сейчас. Он пристегнул ремень безопасности и завел двигатель машины. — Прощай родной Екатеринбург, — прошептал Константин. С его прошлой жизнью окончательно покончено. Длинный монотонный путь по асфальтированной дороге был словно бесконечной нитью, протянувшейся сквозь бескрайние просторы. Костя агрессивно вжимал педаль газа в пол машины. Теперь он мог ехать как хочет, не соблюдая никаких правил, потому что их больше не было. А из радио играли его любимые детские советские песни и Наутилус. По обе стороны дороги тянулись бескрайние поля и леса, где зелень деревьев и травы переплеталась в единое целое, создавая неповторимую картину природы. А в скором времени и вовсе, вернут себе все то, что когда-то забрал и присвоим человек. Ветер шумел в листве. Колеса ритмично погружались в асфальт. Он проехал Челябинск, заехал в Уфу и направился в Пермь — везде была одна и та же безлюдная, удручающая картина. Ни души. Ни Юры и его привычного запаха сигарет в обычной пятиэтажке. Ни Ани с ее огненно-рыжими волосами, которая ходила на мужскую работу на завод, необычную для такой, на первый взгляд, хрупкой девушки. Ему надо было добраться куда-нибудь до сильных морозов и снегопадов, а то он застрянет так на долгое время. Дороги никто чистить не будет, да и электричества нет, а соответственно и отопления. На юг может? Куда-нибудь на юг…* * *
Это… Это случилось где-то на трассе Саратов-Волгоград. Костя остановился, чтобы вздремнуть. Сложно было ехать по неосвещенной трассе одному, когда начались уже заморозки и дорожное полотно стало скользким. Ему надо будет самому поменять шины на машине на зимнюю резину. А на кофе и энергетиках он не хотел гнать. Все равно, некуда спешить было. Сквозь сон Костя услышал странный звук, который и разбудил его. — Чего? — Костя еще до конца не отошел от сна, бубня себе под нос. Машина что ли сломалась или радио включил, задев панель? А звук все нарастал и нарастал. Уралов резко подорвался и прислушался. Какой-то резкий, но такой знакомый по обывательски звук… Точно! — Это же мотор мотоцикла?! — на Костю будто ведро холодной воды вылили. Он выскочил из машины, вслушиваясь. — Черт меня дери, — мужчина прищурился и в сумраке смог разглядеть свет чужих фар, — мотоцикл, точно. Костя задержал дыхание, пытаясь разглядеть человека в свете ярких фар, когда мотоцикл поравнялся с ним, останавливаясь. — Цуцик, ты чего посреди дороги припарковался? — другой мужчина стянул с себя шлем и защитные очки, — а если бы, я тебя не заметил и сбил? Думай, что делаешь. Но Костя не слушаю даже, он был готов расцеловать этого незнакомца за то, что тот просто есть. — Леша Донской, — он протянул руку, — а тебя как звать? — Константин Уралов, — ответил Костя. У Леши Донского была кудрявая шевелюра, слишком веселая улыбка и бесноватые зеленые глазенки. Теперь их было двое.