Гравитационная постоянная

      Они пополняют припасы на Абафаре, прежде чем отправиться на Рен-Вар, и даже находят несколько тёплых плащей — на всех не хватит, но это уже было хоть что-то. Сам полёт до ледяной планеты не занял много времени — едва ли семь часов, и Натаниэль начал думать, что это задание поручили именно им как раз из-за расстояния; у них была самая малочисленная команда среди всех остальных повстанцев, и разумнее было бы отправить на Рен-Вар тех же троянцев, но их база, по словам Дэн, располагалась где-то на дальнем краю Вселенной.       Планета выглядит... неприветливо и непримечательно: полностью белая, с пиками многочисленных гор и несколькими светло-голубыми пятнами заледенелых озёр. Жизнь здесь исчезла уже давно, и от былой цивилизации рен-варцев остались только руины их построек, внешне напоминающие средневековые замки с Земли.       Найти базу Империи без предоставленных координат было бы очень трудно, так как она, облицованная светлым металлом, сливалась с заснеженным ландшафтом, и с высоты их полёта была едва ли видна.       Дэн, вглядываясь вниз, пролетела высоко над базой и приземлилась на несколько миль южнее — нельзя было исключать присутствие на базе имперцев, — и заглушила двигатели, после чего они с Натом вышли из кабины пилота в общую комнату, где собрались остальные лисы.       Ваймак стоял позади Элисон, у которой в руках был аналог большого коммуникатора — прибор для вычисления метеорологических условий, — и сейчас считываемые внешними индикаторами корабля показатели выходили на голографический экран этого прибора. — Минус тридцать пять по Цельсию, северный ветер десять метров в секунду, влажность низкая. В сотне миль на западе сейчас вьюга, но она идёт в сторону севера и нас не зацепит. Через пару часов солнце зайдёт за горизонт, похолодает плюс-минус на пятнадцать градусов.       Ваймак, хмурясь, вглядывался в озвученные Элисон показатели: — Как-то меня это не радует. Мы не готовы к таким температурам. — Что нам вообще нужно сделать? — поинтересовался Кевин. — В главной комнате на базе есть информационная капсула с некоторыми планами империи — нам нужно достать именно её. По возможности, конечно, базу нейтрализовать, но приоритет — именно капсула. — Карта? — Нет, — покачал головой Ваймак. — Придётся искать комнату самим, — командир вздохнул, распрямился и оглядел лисов. — Значит так. У нас пять плащей. Эбби точно остаётся на корабле, Дэн тоже. Остаётся одиннадцать. Кто-то из концентраторов должен остаться. Сет, Кевин, решите, кто останется на орудиях. Итого девятеро, — Ваймак сводит брови. — Ещё четверо. — Я туда не пойду, — качает головой Элисон. — Такой холод не по мне. — Трое, — соглашается Дэвид.       Натаниэль, Жан и Кевин, тихо обсуждающие ситуацию между собой, подняли головы: — Я остаюсь, — говорит Жан, тихо улыбаясь, а Кевин подходит к Сету, спрашивая что-то у него.       Гордон хмыкает, а затем смотрит на Ваймака: — Мы с Дэем — тоже.       Дэвид смотрит на Натаниэля: — Уверен? Первое серьёзное задание. — Надо же с чего-то начинать, — качает головой Нат. — Принято. Так. Ещё двое. — Ники и Аарон остаются, — привлекает внимание Эндрю и слегка пинает близнеца, который хотел было возмутиться. — Нет, Аарон. — Таким образом, я, Натаниэль, Эндрю, Мэтт и Рене, правильно? — Да, — улыбается Рене. — Отлично. Тогда двойки: ты с Мэттом, Натаниэль — с Эндрю, а я сам справлюсь. Возражения? Нет? Тогда давайте за плащами, и оденьтесь потеплее.       Кевин и Жан уводят Ната в комнату, и Эндрю идёт за ними, потому что после беженцев лисы не успели снять верхние ярусы; в комнате Жан выворачивает наизнанку свою сумку и кидает в Натаниэля различную одежду, тогда как Дэй занят выдачей важных инструкций.       Миньярд хмыкает, слушая «не рискуй, не лезь на рожон и будь осторожен» в самых разных интерпретациях, и Кевин переключается на него: — Если с ним что-то случится...       Натаниэль, тихо смеясь, перебивает его: — Ты думаешь, он мне в няньки заделался? Прекрати, Кев, я не маленький. — Да. Ты просто самый младший из лисов. — Но не беззащитный желторотый юнец. Я справлюсь, и Эндрю справится, и Рене, и Мэтт, и Ваймак. Не переживай. Ничего непоправимого не случится; плохое, неприятное — возможно, но разве мы не сможем справиться?       Кевин тяжело вздыхает и будто бы сдувается, сгибая плечи и качая головой; он делает большой шаг к Натаниэлю, поднимает и руки и вопросительно кивает, на что Нат отвечает коротким «да». Кевин опускает ладони на его плечи, сжимает пальцы и наклоняется, прижимаясь своим лбом к чужому. — Я боюсь, что что-то случится, — тихо признаётся он на французском. — Это Империя, и там возможно будут люди, и тебя могут узнать, Нат. — Но я не хочу зарываться головой в песок, — замечает Натаниэль, растягивая губы в крошечной улыбке. — Что же это за жизнь тогда будет: никуда не выходить, нигде не появляться, не светить лицом и оглядываться через плечо каждые сотню шагов? Это же самый настоящий кошмар, Кев, понимаешь?       Эндрю не понимает ни единого слова за исключением уже привычных сокращений имён, и от этого немного неловко, как и от того, что он застал подобную картину; это — для своих, это — для семьи, это — не для чужих глаз. Не для Эндрю, и он как будто ворвался в частную жизнь, вот только что странно: его, того, кто вторгся без приглашения, словно и не желали выгонять? Почему бы иначе Жан кидал на него такие многозначительные взгляды? — Мы оба это понимаем, и мы не можем принимать решения за тебя — только говорить, что мы бы не хотели, чтобы ты это делал. Мы не хотим, чтобы ты уходил, но правда в том, что и удерживать тебя мы не желаем и не можем. Так что, — Моро кинул настороженный, но в некоторой степени лукавый взгляд на Эндрю, — сейчас мы можем только надеяться на тех, кто пойдёт с тобой. — Но не думай, что мы оставим тему происходящего между тобой и... — Кевин слегка запнулся, не желая произносить имя Эндрю при нём же, — ...ним. Мы вернёмся к этому, когда будем в более уединённой и спокойной обстановке. Но скажи нам сейчас. Ты сможешь доверить ему свою спину, или всё-таки попросишь Ваймака сменить партнёра? — Нет, Кевин, всё хорошо, — Жан и Кевин отметили, что приевшееся «в порядке» не прозвучало, и вместо него пришло использование слова «хорошо». — Мы... много говорили в последнее время. Выправили в итоге отношения на нейтральные, так что мне нет смысла просить Ваймака о чём-либо — я просто этого не хочу. — Хорошо. Тогда мы немного успокоены, — Кевин отстранился, напоследок немного взлохматив волосы Ната. — Одевайся. Мы пока сходим к остальным: может, вам что-то понадобится для миссии. — Ага, давайте, — за ними едва успела закрыться дверь, а Нат уже свалил всю выданную ему одежду на кровать Кевина. — Жан слегка перестарался.       Эндрю, чувствуя себя не в своей тарелке из-за разобранных в потоке иностранной речи имён, слегка подпнул ногой кровать: — Почему вы говорили о Ваймаке? Хочешь попросить его поменяться?       Натаниэль, перерывающий кучу одежды заново, выпрямился и обернулся, глядя на Миньярда немного расширенными от недоумения глазами: — Почему я должен хотеть поменяться? — Ты всё ещё задаёшь тупые вопросы, как семилетка, — Эндрю закатил глаза, но его ладони были сжаты, и он удерживал себя от того, чтобы сложить на груди руки или перекатиться с пятки на носок. — Бессмысленная болтовня — это одно, а задание, где я должен буду прикрывать твою спину — совсем другое. Я совершенно не против, если ты хочешь взять Мэтта или Рене.       Да, он был не против — если бы Нат сказал ему, что хочет поменяться, это было бы «нет», и всё было бы нормально, вот только сердце пропускало каждый седьмой удар (сходить бы к Эбби, провериться), и всё успело ухнуть вниз с десяток раз, пока он ожидал ответа. Он не был бы против, но впервые, наверное, в жизни боялся слова «нет». — Эндрю, — Нат подошёл к нему, остановившись на привычной дистанции чуть больше метра. — Я не хочу ничего менять, потому что я не против того, что именно ты будешь прикрывать мою спину. Понимаешь?       И Эндрю, как-то по-особенному сейчас уязвимый, отвечает правдой: — Нет. Я не понимаю, как ты можешь это сделать.       Натаниэль усмехается — слабо, неловко и тоже немного беззащитно: — Расскажу тебе, когда вернёмся, ладно? Сейчас собраться бы нормально.       Эндрю хочет поспорить, он хочет сказать, что разобрать всё то, что между ними было на данный конкретный момент, — пиздец, как важно, потому что скоро они будут в замкнутом пространстве вражеской базы вдвоём, и если всплывёт какое-нибудь дерьмо, никому хорошо и нормально не будет. Но Эндрю молча кивает, отворачивается и присаживается на корточки перед собственной сумкой, доставая из неё запасные комплекты одежды. — Не думай, что я забуду об этом, понял? — И не собирался, — честно хмыкает Нат, возвращаясь к осмотру одежды Кевина и Жана.       Эндрю кидает на него косой взгляд: — Почему они дали тебе свою одежду?       Натаниэль замирает: — Это игра в правду?       Эндрю хмурится, задумывается, а затем спрашивает: — Если нет? — Я отвечу частично. — Если да?       Натаниэль затихает на пару секунд: — Я отвечу полностью. — Хорошо, — Миньярд кивает, доставая из сумки кофту с длинным рукавом и откладывая её на кровать. — Тогда нет, это не игра в правду.       Такой ответ сбивает Ната с толку: — Почему? — Хочу оставить свою очередь в игре на более важный вопрос.       Натаниэль хмыкает так, будто бы думает, что слова Эндрю — чистейший абсурд, и лис не задумывается об этом надолго, вот только что бы он сказал или сделал, если бы Нат рассказал, что одежда Кевина и Жана, чаще гораздо больше, чем это было необходимо, помогала после некоторых ночей?       Когда собственная одежда натирала раны и синяки, когда узкое горло своей футболки как удавка впивалось в шею, одежда братьев, слишком большая для него, была тем, что ему помогало справиться со стрессом и своими эмоциями. Это был своеобразный якорь, если вам будет угодно.       Натаниэлю было безумно интересно узнать реакцию Эндрю, если бы он рассказал ему это, но он принимает чужой ответ: — На самом деле, у меня не так много своей одежды. Это то, что я смог забрать из Гнезда, и то, что кто-то купил на рынке на Пальметто, часто не совсем подходящее мне. Только и всего. У меня нет хотя бы мало-мальски тёплой одежды, и Жан с Кевином знают об этом — вот поэтому они дали мне свою одежду. — После этого задания ты должен будешь купить нормальную одежду, — брови Эндрю сходятся у переносицы. — Если что — попроси Элисон помочь, она с огромным энтузиазмом возьмётся за это дело. — Ладно, — легко соглашается Нат. — Не то, чтобы мне это было очень нужно, но от термокофты своего размера я бы не отказался.       Эндрю оборачивается через плечо и смотрит на то, с каким скепсисом тот смотрит на огромную термокофту в своих руках, а затем переводит взгляд вниз и заглядывает в сумку, где лежит его собственная термокофта. Он неслышно вздыхает, берёт кофту и кидает её через плечо Нату, слыша в ответ тихое бормотание из-за того, что та прилетела чётко в затылок. — Что это? — Можешь взять мою. Она не такая большая, как у них, и может вполне тебе подойти.       Его прерывает тихий смех, а затем кофта прилетает ему в плечо: — Ты хоть раз видел меня и себя, Дрю? Да, сравнил, называется. Она не будет висеть на мне, как на вешалке, но как надо сидеть не будет и подавно.       Зубы вдруг свело от услышанного, а в животе образовалась пустота, немного щекочущая и урчащая, как большая довольная кошка; сердце забилось в горле, а щёки и уши бросило в жар. Натаниэль правда сказал «Дрю»? — И почему ты так думаешь? — жалко выдавливает из себя Эндрю, чуть не заикаясь от вмиг пересохшего горла.       Он слышит, как Нат стучит по чему-то, и оборачивается. — Это броня, — Натаниэль постучал пальцами по броне под футболкой ещё раз. — Я ношу её практически постоянно и всегда под другой одеждой, чтобы её не было видно. — То есть, на самом деле ты ещё мельче? — Эндрю недоверчиво хмыкает. — Я не «мелкий», — хмурится Веснински. — Просто мои мышцы развиты по-другому, не так, как твои. Мой упор — на ноги, твой — наоборот, на верхнюю часть тела. — А бронёй ты компенсируешь отсутствие нормальных мышц на туловище? — с долей веселья в голосе поддразнивает его Эндрю. — Отвали, — фыркает Натаниэль. — Какое тебе вообще дело до моего тела? Моё тело — моё дело. — Вообще-то, пока я прикрываю твою спину, ты прикрываешь мою, — замечает Миньярд, и хочет продолжить, когда слышит тихий вздох за спиной, и ему даже не нужно оборачиваться, чтобы понять: это только что дошло до Ната, и теперь он пытается это осознать. Эндрю негромко договаривает: — От твоей силы зависит сохранность моей задницы, поэтому я и беспокоюсь. — Не надо, — спустя, наверное, минуту говорит Натаниэль. — Что? — Не надо беспокоиться. Пока ты прикрываешь мою спину, я ни за что не позволю кому-либо приблизиться к твоей.       Это обещание звучит до ужаса слащаво, противно и наивно, но Эндрю вдруг... ловит себя на мысли, что верит ему? Верит в обещание другого человека? Он и не думал, что в нём осталось так много доверчивости, но вот он здесь: сидит перед своей сумкой, ищет в ней одежду и верит в то, что человек, только что признавшийся, что в некоторой степени он довольно-таки слаб, сможет его защитить.       (Не то, чтобы Эндрю нужна была эта защита — это он всегда был защитником, — но сердце заходилось быстрее от мысли, что у него внезапно появился такой человек, которому можно было бы отдать пару нитей контроля). — Пока ты не представляешь угрозу для моей семьи, или лисов, или меня, я всегда буду приходить за тобой, — обещает Эндрю в ответ. — И что это значит? — В какую бы задницу ты не попал, я вытащу тебя отовсюду и приведу обратно к лисам. А ты, судя по последней тенденции, часто влипаешь во всякие ситуации, поэтому мне показалось, что это важно.       Нат рассмеялся: — Вот уж спасибо, — а затем, проведя пальцем под глазом, опустив руку и очертив едва-едва заметный тонкий шрам, с челюсти переходящий на шею, повторил, теперь более искренне, но немного грустно: — Спасибо за обещание, Эндрю. Я хочу тебе поверить. — Но не можешь? — Но не могу. — ...Почему? — Это твой вопрос? — Чёрт с тобой, — рыкнул Эндрю. — Да. — Один человек пообещал мне, что защитит, что никогда и ни за что не позволит никому и пальцем меня коснуться, что всегда будет рядом, чтобы помочь мне и спасти от кого и чего угодно.       У Миньярда всё внутри холодеет, и он спрашивает, даже зная ответ заранее: — И он нарушил это обещание? — Каждый пункт. Рико не сдержал ни единого своего обещания, которое прозвучало в тот день, и даже больше: он стал одним из тех, от кого он тогда пообещал меня защитить. — Ты поверил в его слова?       Нат горько рассмеялся и покачал головой: — Эндрю, мне было десять, я только-только пришёл к воронам и искал защиты хоть у кого-нибудь: после отца для меня это было необходимостью. Конечно я поверил.       Миньярд откладывает тему отца в мысленный ящик напоследок, и до него не сразу доходят прозвучавшие слова. Блять. Блять, блять, блять, блять. Ему было десять, он искал защиты и доверился, а ему солгали, смяли его доверие как бумажный лист и бросили в лицо.       Дьявол, если бы Эндрю пришлось рассказать о своём подарке на семилетие... о, он готов поклясться, что выбрал бы слова, похожие на те, которые использовал сейчас Натаниэль.

Мне было семь. Конечно я поверил.

— Нат... — Эндрю вдруг прерывает сам себя — наконец замечает, что Натаниэль касается кончиками пальцев давно зажившего вертикального шрама на шее; черты лица обостряются. — Это он? — Что? — Это он оставил этот шрам? — Эндрю? — Натаниэль. Отвечай.       А Нат может только сглотнуть, прикрыть глаза и отгородиться от встающей перед веками картинки собственного тела, удерживая себя от подсчёта оставленных Рико шрамов; о, они считали только внешние или внутренние тоже? — Да, — отвечает наконец он. — Я, блять, прикончу его, — Натаниэль поворачивается к Эндрю и вдруг видит то, чего увидеть не ожидал точно: это ярость, не глухая, уже привычная, а яркая, клокочущая, — и Сила Миньярда, тоже яростная, взметнулась.       Нат всегда ощущал связь с Силой лучше и глубже всех остальных, и он не мог не почувствовать этот всплеск, который едва не поднял все предметы в комнате в воздух — настолько неуправляемой и дикой та сейчас была.       Но Эндрю берёт её под контроль, вот только его кулаки сжаты так, что побелели костяшки, и желваки ходят на скулах, а карие глаза как будто светятся изнутри, наполненные огнём злости и гнева. — Тебе придётся встать в очередь, потому что Кевин и Жан первыми сказали, что сделают это, — пожимает плечами Натаниэль и отворачивается, спиной ощущая жар чужой Силы; но та не хочет обжигать его, она наоборот согревает. Вот только Веснински не хотел бы быть тем человеком, на которого выплеснется волна этой Силы. — Ничего, я подожду, — отвечает Эндрю, берёт, наконец, выбранную одежду в руки и поднимается на ноги. — Выходи, как будешь готов. Не задерживайся.       Натаниэль не провожает его взглядом, и только оборачивается на дверь, когда она закрывается за Эндрю; интересно, он ушёл, потому что сам не хотел переодеваться при нём или же давал ему самому возможность сменить одежду в спокойной обстановке?       Но это, в конце концов, не так уж и важно, и Натаниэль скидывает с себя футболку с длинным рукавом, снимает броню и майку под ней и меняет последнюю на тёплую кофту с длинным рукавом — пока что свою, на первый слой одежды. Сверху обратно броня, потом — водолазка и лонгслив, и напоследок — куртка с кучей карманов, поверх которой он накидывает утеплённый плащ. Меч прикрепляется к поясу, нож идеально помещается в ножны на голени, и Нат забирает перчатки и шлем с тумбочки, чтобы затем покинуть комнату.       Почти все уже готовы, и Эндрю заходит всего на минуту позже Натаниэля, окидывая его одежду внимательным взглядом и одобрительно кивая. — В лучшем случае отсюда до базы мы доберёмся за час, — говорит между тем Ваймак, проверяя шнуровку своих сапог. — Пара миль, по снегу без снегоступов мы быстро идти не сможем. Два часа минимум на дорогу в обе стороны. Два часа закладываем на задание. Дьявол, четыре, слишком много. — Окончательно стемнеет через три с половиной часа, — осторожно замечает Элисон. — Может всё-таки отложить на следующий день?       Это здравое предложение, но Ваймак качает головой: — Недостаточно ресурсов, чтобы с комфортом пережить эту ночь. Чтобы не перегружать системы корабля, нам придётся отключить всё питание, и мы замёрзнем и не сможем отдохнуть как следует. Лучше идти сейчас, чем завтра без сил. — Мы можем встретить вас на полпути, — предлагает Дэн. — Просто свяжитесь с нами, когда закончите, и мы вылетим вам навстречу. — Да, самый оптимальный вариант, — соглашается Дэвид. — Так, ладно, — он хлопает себя по бёдрам и поднимается на ноги. — Пора.       Одно слово, и на корабль опускается тишина, и слышно только тихий шелест, когда уходящие лисы надевают перчатки и шлемы и накидывают сверху капюшоны плащей.       К Эндрю подходит Аарон, чуть более молчаливый, чем обычно, и слабо пихает его кулаком в плечо: — Будь осторожен. — Обязательно, — кивает Эндрю, зеркалит позу брата и хлопает его по плечу. — Не превратись здесь в ледышку. — Не дождёшься, — хмыкает Аарон и отходит, давая дорогу тихо причитающему на немецком Ники, который в сотый раз переспрашивает о степени его готовности, о том, что он надел и что взял с собой.       Эндрю тихо отмахивается от него и первым выходит на улицу, когда Ваймак открывает дверь и опускает трап. Лёгкий ветер сразу бросает в лицо добротную пригоршню снега, и каждый сейчас искренне порадовался наличию шлема.       Дэн будто бы знала, что приземлиться именно в этом месте будет предпочтительнее, потому что это скалистая местность, и снег, чаще сметаемый сильными ветрами, не превышает здесь полуметра в глубину. Если бы они сели восточнее, там была бы промёрзлая почва, и снежный покров мог бы превышать добрых полтора метра в высоту.       Но идти по снегу всё равно сложно, но они стараются торопиться, потому что уже сейчас ледяной воздух пробирался под одежду и жёг пальцы в перчатках, не предназначенных для таких экстремально низких температур, а что будет, когда наступит ночь, не хотелось представлять никому.       Проходит час с небольшим, когда они, запыхавшиеся и немного уставшие, оказываются под стенами имперской базы; им приходится частично обойти её, чтобы найти вход, и Рене сразу наклоняется к замку, доставая из-за пазухи необходимые для разбора панели инструменты.       Дверь поддаётся быстро, и лисы быстрыми незаметными тенями проскальзывают внутрь; на базе темно и холодно — имперцы, если уж они всё-таки тут есть, предпочли отключить все системы, чтобы не тратить зря энергию на такой большой объект. Скорее всего, если здесь и есть тепло, это какая-то комнатка, где и жили все воины, оставшиеся на базе.       Первая развилка появляется уже спустя пару десятков метров, и Рене с Мэттом, молча отсалютовав им, скрываются в тёмном проходе, а через минуту и Нат с Эндрю отделяются от Ваймака, сворачивая вправо.       Их шаги едва ли можно назвать громкими, но они всё равно тихим эхом отдаются в пустых длинных коридорах; здесь слишком тихо, и холод с абсолютной темнотой создают ощущение закупоренности, вакуумности и заставляют поверить в то, что они находятся как будто в каком-то изолированном, запертом сосуде.       План лисов до невозможности прост: так как только Ваймак был близко знаком с информационными капсулами, именно он должен будет сосредоточиться на цели их задания, тогда как остальные должны будут обследовать базу и при необходимости отвлечь на себя внимание имперцев.       Коммуникаторы в шлемах Эндрю и Натаниэля раздражаются тихими тихими помехами, когда они бесцельно слоняются по базе уже около четверти часа: — Пр-ём. Нашл-ли импер-тцв. К-мн-та набл-д-н'я. П'и-ём.       Эндрю хмурится: — Приём. Плохо слышно. Камеры видеонаблюдения? Приём. — Приём, Энд'ю. П-по-м'е-хи. Вид-набл-н'е. П-ём — Дерьмо, — тихо чертыхается Натаниэль и пытается самостоятельно связаться с другой парой, но его коммуникатор только пищит. — Я не могу связаться с Мэттом. — Ваймак тоже недоступен, — цыкает Эндрю. — Или блокировка связи, или какое-то свойство металла. — Она сказала «видеонаблюдение»? Если да, то это совсем плохо. Имперцы знакомы с базой, мы — нет, им не составит труда загнать нас в угол. — Выкрутимся. Сейчас надо отвлечь их от Ваймака. — Он ищет главный зал, для них он по определению главная цель, — справедливо замечает Веснински. — Значит, — Нат слышит тихий смешок, — нам надо это исправить. Взрывчатка?       Натаниэль наконец понимает мысль Миньярда и расплывается в улыбке: — Полные карманы. — Чудно. Надеюсь, тут есть камеры.       Что ж. Не самый безопасный план, отнюдь, но куча взрывов точно привлекут к ним чужое внимание, а камеры, если они есть в этих коридорах, приведут имперцев именно к ним. Ваймаку это откроет относительно безопасную дорогу.       Натаниэль отдаёт Эндрю добрую половину маленьких взрывных устройств, которые до этого были распиханы по многочисленным карманам куртки, и они, дойдя до развилки, останавливаются. Миньярд активирует сканер на предплечье, и перед ними высвечивается карта коридоров, чуть подрагивающая из-за помех. — Слева несколько складских комнат и тупик. Справа есть проход минимум на десять метров. — Радиус сканера ограничен десятью метрами? — хмурится Нат и заглядывает в левый коридор. — Должно же быть больше. — Дальше только помехи, — качает головой Эндрю. — Плохо. Ну, — он делает первый шаг в коридор. — Поехали.       Они расставляют в левом коридоре взрывчатку, переглядываются, активируют устройства и сваливают оттуда как можно скорее; они едва-едва успевают завернуть в правый коридор, когда взрывная волна оглушает их, коридоры затапливает дымом, и шум разносится по всей базе. — Думаю, мы привлекли их внимание, — хмыкает Натаниэль, а Эндрю тянет его за собой. — Да, именно поэтому нам надо уходить. Пошли.       Они петляют по базе минут десять, на развилках сверяясь со сканером и зачастую выбирая путь наугад, когда слышат за своими спинами шаги нескольких человек. — Кавалерия прибыла, — подмечает Натаниэль и оборачивается на Миньярда. — Бежим или принимаем бой? — Если побежим, они поймут, что мы пытаемся их отвлечь. Приготовься.       Эндрю достаёт с пояса свои мечи, и Натаниэль чуть подаётся вперёд, с интересом их разглядывая: — Никогда не видел их так близко в спокойной обстановке. — Да, конечно. Просто в прошлые разы кое-кто дрался со мной, — фыркает Эндрю, присаживаясь на корточки и приготавливаясь к стремительному броску. — Кто ещё с кем дрался, — бурчит себе под нос Нат и берёт в руки свой меч.       Эндрю кидает на него короткий взгляд, но быстро возвращается к наблюдению за коридором и поворотом, из-за которого слышались шаги имперцев: — Не собираешься его разъединять? — Мы в замкнутом пространстве, Эндрю, и если я разъединю меч, мы поубиваем друг друга. Нам хватит и твоих двух — как бы друг друга не зацепить. — Я не могу сделать из них один. — Да, я знаю. Именно поэтому я обойдусь одним клинком.       Эндрю скользит взглядом по искривлённой рукояти чужого меча — сколько раз он сражался с Натаниэлем, но так и не смог составить точное описание его техники. Выпады ворона были точными, филигранными, выверенными до сантиметра, и нестандартная рукоять в чужих умелых руках позволяла направлять меч в неожиданные места.       Эндрю сжал рукояти своих мечей; чёрт, ему бы и правда не зацепить ненароком Ната — его собственный стиль был размашистым, он требовал много пространства, а они были ограничены стенами довольно-таки узкого коридора. — Оставайся сзади, — кидает через плечо Эндрю, и уже не слушает чужие возражения, потому что из-за поворота показался первый имперец.       Миньярд понимает, что они недооценили охрану базы, практически сразу — стоит ему только сосредоточиться на первом имперце. Это снежный штурмовик — боец элитного отряда, полностью подготовленный к низким температурам, и уровень штурмовиков всегда был куда выше уровня простых бойцов империи.       Эндрю знает, что будет сложно, но он осознаёт, что они в полной заднице, когда за первым штурмовиком появляются ещё четверо, а первый принимает удар его светового меча на свою бластерную винтовку Е-11. Блядская ситхская алхимия!       Штурмовик делает подсечку, от которой Эндрю успешно уклоняется, но за ней следует довольно-таки мощный удар в корпус, из-за которого лис немного отшатывается; один из мечей направлен в шлем штурмовика, и Эндрю уже готовится переступить его тело, когда клинок, встретившись со шлемом, внезапно рассеивается в разные стороны, шипя и плюясь искрами.       Эндрю отскакивает назад, теперь не смущаясь в выражениях. Винтовки из металла, улучшенного ситхской алхимией и броня из хитинового покрова таозина? Фантастика. Что же это, блять, за отряд такой?       Перед ним внезапно появляется зелёный меч, и Эндрю вскидывает руку, подсознательно защищая глаза, когда о чужой клинок разбивается бластерный заряд, распадаясь на множество искрящихся крапинок. — Вот теперь бежим? — спрашивает его Натаниэль, не опуская меч, и Эндрю замирает на несколько мгновений, впиваясь взглядом в зелёный клинок; он же был красным? — Эндрю, — шипит на него Нат, привлекая внимание и отбивая ещё один выстрел. — Да, — наконец возвращает себе дар речи Эндрю. — Теперь бежим.       И они бегут, слыша за собой тяжёлые шаги штурмовиков, и тёмные коридоры сливаются в единое полотно, даром что в их шлемах было устройство ночного видения. У них нет времени сверяться со сканером, и это в конце концов играет с ними плохую шутку. Они упираются в тупик. — Блядство, — разочарованно рычит Миньярд, ударяя сжатым кулаком по стене перед ними и тяжело дыша. Он осматривается по сторонам и видит сбоку дверь: — Сможешь взломать? — Дай мне минуту, — Нат тоже пытается отдышаться — сказывается долгий перерыв в тренировках — и склоняется над панелью, активируя её и, казалось, беспорядочно нажимая разные кнопки. — Время идёт, а у Империи все замки одинаковые, — пытается пошутить он, когда маленькая светодиодная лампочка на панели загорается зелёным, и дверь перед ними открывается.       Ледяной воздух, ударивший из открытой двери, пробрался под одежду и вмиг остудил их разгорячённые бегом тела, и Эндрю уже почти зашёл в комнату, когда заметил, что Натаниэль замер. — Нат, — предупреждающе прошипел он, так как штурмовики были уже близко. — Идём. — Эндрю... — Натаниэль, блять, что не так? — Ты не понимаешь... — Или это, или пять ебучих штурмовиков, против которых мечи бесполезны. — Есть Сила... — Эта броня невосприимчива к любым проявлениям Силы, Нат! Мы сейчас зайдём сюда, забаррикадируем дверь и будем ждать остальных. Наших общих сил должно хватить. Идём.       Но видя, что Натаниэль не двигается с места, он хватает его за руку, тянет на себя и пихает в дверной проём, следуя за ним, но штурмовики уже показались, и Эндрю чувствует, как что-то ударяется в его бок, а правое плечо обжигает вторым ударом. Он мычит от вспыхнувшей боли, вваливается в комнату и закрывает за собой дверь, дожидаясь тихого щелчка механизма закрытия, и только тогда вонзает меч в дверную панель.       Силовой клинок входит в панель, как нож — в масло, и та шипит и разражается несколькими искрами, а после гаснет. Всё. Никто не сможет зайти, никто не сможет выйти.       Эндрю дезактивирует мечи и, опираясь здоровой рукой о стену, опускается на пол, активируя коммуникатор: — Северо-восточный угол, прямо, три налево, четыре прямо, направо и налево. Запертая комната. Пять штурмовиков. Нужна помощь.       И Эндрю может надеяться только на то, что его сообщение дошло хоть до кого-нибудь из Рене, Мэтта и Ваймака, потому что проблемы со связью всё ещё есть, но им всё равно нужна помощь.       За дверью слышится приглушённый смех имперцев: — Думаете, смогли сбежать? Никуда не денетесь. Будете гнить здесь до смерти. — Или замёрзнете. — И когда захотите выйти — мы будем вас ждать.       Эндрю игнорирует каждое слово, но он резко поднимает голову, когда слышит тихий скулёж и отчётливый шорох одежды. Комната была совсем небольшой, маленькой даже, и начинают появляться первые ростки клаустрофобии, но Миньярд видит перед собой только сжавшегося Натаниэля, обессиленно опустившегося на пол и привалившегося спиной к противоположной стене. — Эй, Нат, — тихо пытается сказать что-то Эндрю, но Натаниэль резко мотает головой, впиваясь пальцами в полы своего плаща и пытаясь завернуться в него как можно сильнее. — Натаниэль. — Не надо...       У Эндрю такое ощущение, что Натаниэль по какой-то причине вдруг провалился в свою же голову, воспоминания, возможно, и он, тихо кряхтя, поднимается на ноги и ковыляет к съёжившемуся Нату. — Нат, послушай, всё в порядке. Они сюда не зайдут, а остальные скоро будут здесь, — он знает, что вторая часть — неправда, потому что даже если они получили его сообщение, то сначала разберутся с заданием, и только после этого придут за ними, но ему нужно попытаться успокоить Натаниэля хоть чем-то.       Он уже открывает рот, чтобы продолжить, когда слышит тихое: — Не они сюда не зайдут. Мы отсюда не выйдем. — Натаниэль, — он приближается и присаживается перед ним на корточки, но Веснински отшатывается от него, вскидывая руки для защиты и ненарочно попадая по руке Эндрю, совсем немного ниже раны на плече.       Боль ослепляет, и Эндрю шатается от неё, не удерживая равновесие и падая на пол, уперевшись в него здоровой рукой, чтобы не завалиться на бок.       Сквозь шум в ушах он слышит сбивчивый шёпот: — ...рости, прости, прости, прости, прости...       Миньярд пытается проморгаться и стягивает с головы шлем, открывая лицо холодному застоялому воздуху; он садится в более устойчивое положение и поднимает левую руку, останавливая её тогда, когда между ней и шлемом Натаниэля остаётся около тридцати сантиметров. — Прекрати. Я хочу снять с тебя шлем: да или нет?       Натаниэль поднимает голову, и Эндрю знает, что тот смотрит ему в глаза, даже если не может видеть его лицо; он кивает, но Миньярд качает головой: — Да или нет — ответ? — Да, — хрипя, соглашается вслух Нат, и Эндрю поднимает неслушающуюся правую руку тоже, чтобы подцепить чужой шлем и осторожно снять его, отложив в сторону.       Натаниэль жадно глотает ледяной воздух, но не может, кажется, надышаться, и Эндрю вновь тянется к нему левой рукой: — Я хочу положить руку на твой загривок: да или нет?       На этот ответ уходит двадцать быстрых вдохов-выдохов, но в конце концов Нат всё-таки кивает: — Да.       Он немного вздрагивает, когда рука Эндрю касается его шеи, но ладонь в перчатке закрывает открытый участок кожи, ограждая от холода, и он заставляет себя выдохнуть. — Что случилось? — в некотором роде мягко спрашивает его Эндрю, вглядываясь в бледно-белое лицо, покрытое потом даже несмотря на низкую температуру вокруг. — Что с твоей рукой? — качает головой в ответ Нат. — Подстрелили.       Натаниэль опускает взгляд на правое плечо Миньярда, замечая там подпаленную одежду и обожжённую кожу, выглядывающую в прожжённую прореху: — Прости, я... — Прекрати, — резко обрывает его Эндрю, чуть сильнее сжимая пальцы на его загривке, большим пальцем медленно поглаживая кожу. — Всё нормально. Что случилось? — повторяет он свой вопрос. — Холод, — тихо шепчет Натаниэль. — Не понимаю, — хмурится Эндрю. — Гнездо, — Миньярд понимает, что если предложение начинается с этого слова, то ничего хорошего можно не ждать, вот только он всё равно оказывается не готов к следующим словам: — Иногда... Если я что-то делал не так... Холодная комната. Нет одежды. Одеяла. Ничего. Т-там...       Эндрю, чувствуя, как всё внутри опадает, сжимает ладонь сильнее, и Натаниэль затыкается; теперь Эндрю понимает, почему тот не хотел заходить внутрь, стоило ему только ощутить холод внутри, а он взял, и насильно запихнул его в эту комнату.       Эндрю знает, что если он сейчас скажет, что лучше это, чем штурмовики, то это будет похоже на оправдание, а оправдания тому, что он снова стал катализатором панической атаки Натаниэля, нет, поэтому он ничего не говорит по этому поводу. — Я ненавижу маленькие замкнутые пространства, — вот это говорит в итоге он, чувствуя необходимость дать что-то в ответ на прозвучавшую правду. — В том доме у меня была маленькая комната без окон, и Джесси всегда...       Нат вдруг вскидывает руку, останавливая её в сантиметре от губ Эндрю, заставляя его замолчать: — Не надо. Пожалуйста. Не говори то, что говорить не хочешь — мне это не надо. Это не «да», Эндрю, а ты обещал, что не станешь перебарывать себя, чтобы дать мне правду.       Эндрю слабо улыбается и дует в ладонь Ната, из-за чего та вздрагивает и исчезает: — Я помню. Хорошо. И я ненавижу это слово.       И Натаниэль сразу понимает, что именно тот имеет в виду: — Хорошо. — Скажи мне, что я должен сделать, чтобы вытащить тебя из панической атаки в следующий раз?       Нат качает головой: — Я не знаю. Жан всегда напевает что-то на французском. Кевин чаще кидает что-то в меня, чтобы отвлечь на что-то другое. Всё из этого помогает — то, что заставляет меня отвлечься. — Значит, если я буду просто говорить, тебе это поможет? — Если я смогу это услышать — да. — Но если ты не будешь слышать ничего?       Натаниэль замолкает на десяток секунд, а затем выдыхает, чуть отклоняясь на руку Эндрю, которую тот так и не убрал с его шеи: — Абрам. — Абрам? — Это моё второе имя. Меня назвали в честь отца, и Абрам — единственное, что отличает меня от него. Назови меня так, и я тебя услышу. — Хорошо, Нат. Расскажи про отца? — на пробу спрашивает Эндрю, но Натаниэль отрицательно мычит. — Нет, — Эндрю принимает этот ответ, а затем цепляется за слабую улыбку на чужих губах. — И, насколько я помню, сейчас моя очередь в игре.       Эндрю фыркает, а затем убирает свою руку с его шеи, внимательно следя за чужой реакцией, и проводит напоследок пальцами по его коже; тихо прокряхтывая, он усаживается рядом с Натом, обессиленно прислоняясь спиной к стене и оставляя между их плечами едва ли двадцать сантиметров. — Ладно. Спрашивай. — Ты сказал, что когда умерла ваша с Аароном мать, ни один из вас не был расстроен. Расскажешь о ней? — Расскажу, — тихо вздыхает Эндрю, прикрывая глаза и откидывая голову на стену; что ж, Нат сказал, что ему нужно просто говорить, чтобы отвлечь его, значит он будет говорить. — Она не была хорошей матерью, никогда. — Это я уже понял. — Нет. Не до конца, по крайней мере. Когда родились мы с Аароном, готов поспорить, она даже не знала, кто из её ухажёров — наш отец. О, а когда она увидела близнецов, она пришла в ужас — для неё концом света был уже один ребёнок, а когда родились двое... Она отдала нас в приют — и меня, и Аарона. А затем что-то сдвинулось в её голове, и она вернулась, чтобы забрать одного. Второй же так и остался в системе. — Это был ты, — это даже не вопрос, но Эндрю всё равно кивает. — Да, это был я. Как я жил в системе — другой вопрос, а про Тильду... Я узнал, что у меня есть не просто семья, а близнец, в четырнадцать. Впервые я встретился с ним в шестнадцать, когда вышел из колонии на Бэттоне, где я тогда жил. Про колонию тоже другой вопрос, не относящийся к этой теме. — Ты жил на Бэтонне? — Да. Имперская планета важного назначения, так как там добывался металл для постройки космических кораблей — вот такая ирония. Мы сбежали оттуда сразу, как представилась такая возможность. Не отвлекай, Нат, — фыркнул Миньярд. — Поначалу было сложно: ни один из нас не знал что делать. Тильда едва справлялась с один ребёнком, а мы с Аароном не знали, каково это — быть братьями-близнецами. Мы не были дружны, постоянно ссорились, а потом я узнал, что она била его, не кормила, не одевала, а вместо этих двух пунктов подсадила на наркотики. — Дьявол, — чертыхнулся Натаниэль. — Мы с Аароном заключили сделку, где я ограждаю его от неё, а он остаётся со мной. Я не мог позволить себе потерять его, не после тех шестнадцати лет, которые я прожил в одиночку. Я сказал тебе, что она погибла в автокатастрофе, но вот правда: я был причиной, по которой она разбилась. Аарон после этого чертовски разозлился и едва не разорвал сделку, а потом так, как я избавил его от обидчика, он избавил меня от моего. И мы начали с чистого листа. Потом появился Ники, который сбежал от своих родителей, и мы оказались на Пальметто; а дальше и лисы, повстанцы, задания. — То есть, на Пальметто сначала прилетели вы? А потом только лисы?       Эндрю позволил себе кратко рассмеяться: — О да. Мы жили в Колумбии уже около года, и то место, где сейчас находится наша база, было нашим тайным убежищем на случай, если на Пальметто придёт Империя. В один день, когда мы были там, рядом сел корабль, поломанный, подпаленный — было прекрасно видно, что он только-только вышел из боя, — а после из него вышел Ваймак и остальные. Мы тогда чуть не перебили друг друга. — Чёрт, — улыбнулся Нат. — И как тогда всё вышло так, что сейчас вы с лисами на той базе? — Мы не позволили им войти внутрь, конечно нет, и они остались на корабле, который посадили чётко на лужайку перед входом. Как ты, когда прилетел с Кевином в первый раз. Мы тогда окончательно обосновались на базе — знали, что если уйдём, она перестанет быть нашей. А дальше нет-нет, но нам приходилось взаимодействовать, и первым, конечно же, сдался Ники, а мы с Аароном присоединились уже позже. И в конце концов мы пустили их на базу, а спустя всего неделю вдруг поняли, что уже и сами можем спокойно считаться лисами.       Эндрю заканчивает, и теперь слушает тихое, чуть хриплое дыхание Натаниэля: — Ты как? — Замёрз, — честно отвечает Нат, но правда в том, что это правда только холод, а не паника, и он до ужаса благодарен Эндрю за его рассказ, который позволил отвлечься. — Ты? — Тоже, — Миньярд закрывает глаза, зарывается носом в ворот плаща и думает о том, что не чувствует, что стены вокруг него сжимаются; клаустрофобия отступила.       Они молчат около получаса, и Натаниэль, чувствуя, как слипаются глаза, спрашивает: — Почему «лисья башня»? — Что? — не сразу понимает Эндрю, убаюканный холодом и тихим чужим дыханием. — Почему база так называется, если от башни там ничего нет? — Потому что прошлая база лисов до Пальметто была на Лотале, и она действительно была башней. Империя нашла её и уничтожила, именно после этого лисы прилетели на Пальметто, но решили сохранить старое название. — М-м, понятно, — промычал Нат и вдруг громко закашлялся, наклоняясь к коленям.       Эндрю нахмурился и отнял голову от стены, посмотрев на сжавшегося от кашля Натаниэля: — Это плохо. Сильно замёрз?       Через падающие на лицо рыжие волосы Миньярд различил тонкую улыбку: — Рук уже не чувствую, — тихо признаётся Нат, а Эндрю цветасто матерится. — Почему не сказал сразу? — А что бы ты сделал, Дрю? Вышел бы из комнаты, в два счёта перебил бы пятерых штурмовиков, чтобы открыть нам путь, и вытащил бы нас из этого ёбаного ледяного места?       Эндрю осекается: а правда, что бы он сделал? Он не сможет выйти победителем из схватки с имперцами, точно не с раненой рукой, замёрзший до дрожи и с бесполезным световым мечом. Эндрю стискивает зубы, мнёт пальцы, разгоняя в них кровь, и зажмуривается сильно-сильно, не веря в то, что он хочет сделать. — Я хочу, чтобы ты повернулся ко мне, придвинулся, а я запахнул сверху свой плащ: да или нет?       Он видит, как вздрагивает спина Натаниэля, а затем тот замирает, думая, что ему послышалось. Нат поднимает голову, расширенными глазами глядя на бесстрастное лицо Миньярда, в его уверенные глаза, и вдох застревает в горле от осознания: Эндрю не шутит.       Эндрю, для которого прикосновения были такой же пыткой, как и для самого Натаниэля. Эндрю, для которого другие люди сделали эти прикосновения пыткой. Эндрю, который готов забыть об этом ради того, чтобы помочь Нату согреться хоть немного.       И Натаниэль кивает, а затем вспоминает о том, что Миньярд принимает только озвученное согласие, и хрипло выдыхает: — Да.       Эндрю отползает в угол, чтобы упереться в стык стен спиной и распахивает полы плаща, открывая Натаниэлю беззащитный (какой беззащитный, Нат, ты же знаешь, что Эндрю в два счёта может свернуть тебе шею, если ты решишь ударить) живот, и Нат медленно приближается, давая ему возможность отказаться.       Но взгляд Эндрю прямой и уверенный, и он только тихо выдыхает, когда Натаниэль немного прижимается к его груди, устраиваясь между его ног и кладя голову на плечо, и этот выдох оседает на волосах Ната. Они оба слишком напряжены, но Миньярд накидывает на спину Веснински свой плащ и вдруг прижимает сильнее, уложив руки на его лопатки, и Натаниэль закрывает глаза, держа руки при себе, даже если хочется прижать их к чужим тёплым бокам. — Ты, главное, не засыпай, понял? — тихо шепчет Эндрю, и его слова осторожно касаются уха Натаниэля. — Да. Ты тоже.       Натаниэль не знает, почему его мозг вдруг решил повесить на Эндрю табличку «безопасно», но дело обстоит именно так, и он прижимается сильнее, выдыхая облачко пара в чужую шею, не замечая того, как та покрывается мурашками от близости его губ.       А Эндрю не хочет знать, почему его сердце гулко стучит в груди в ритме: «Нат, Нат, Нат, Нат», — и почему он позволил чужому человеку приблизиться настолько близко, позволил ему устроиться меж своих разведённых ног. Не хочет знать, почему его тело никак не реагирует на это, почему он не хочет достать ножи.       Почему вместо этого он хочет вжать Натаниэля в себя ещё сильнее.