Его Луна и счастье

      Сынмин часто задерживался на работе в последнее время. И глупо отрицать, что это не стало поводом для обид и ревности со стороны Лины. Она никогда ничего не говорила вслух, не высказывала своих тревог, никогда не просила помощи. Со всем справлялась сама. И многое додумывала. Но за годы их брака, который и правда казался окружающим довольно шатким, Сынмин научился распознавать те мелкие детали поведения его Лу́ны, которые говорили за неё.       Она поджимала губы и морщила брови, когда обсуждаемая тема была ей неприятна, тихо хмыкала и выдыхала через нос, если хотела закончить разговор или была раздражена. Она молча шла перемывать посуду по второму и даже третьему кругу, чтобы успокоиться и не сорваться на самом Сынмине в приступе усталости или беспочвенной ревности. Но иногда не получалось.       В один из таких разов эта самая натёртая до блеска тарелка чуть не прилетела Киму по голове, стоило тому заикнуться о своей коллеге, с которой они ходили на рабочие переговоры в ресторан. Лишь удача и ловкость помогли ему избежать травмы в тот день. Но Сынмин не злился. Он мог бы и в первые разы их ссор действительно медленно закипал от демонстративного поведения Лины, но спустя время понял, что та не со зла. Особенно убедился в этом, увидев испуганный блеск в её глазах, как только тарелка вылетела из рук. Она просто была такой. Такой Ким её и любил.       Ворчливой, иногда капризной и саркастичной, когда слишком уставала, возможно, грубой и чересчур мужественной, как выражались некоторые, но вместе с тем смеющейся до прищуренных глаз и звонкого смеха, который тепло оседал в груди Сынмина. Спешащей за горячим ужином, приготовленным со всей любовью, которую не получалось выразить иначе, поделиться тем, как прошёл день и что малышка Ёнбоки успела натворить в этот раз. Засыпающей с дочкой на руках, пока читала ей сказку, изредка зарывающейся в волосы Сынмина при просмотре фильмов или задумавшись о чём-то, жаждущей тепла и ласки, о которых никогда не могла попросить.       Сынмин возвращался домой поздно и в этот раз. Он знал, что Лина будет злиться, вряд ли позволит себе кричать при ребёнке, но точно покажет всем своим видом, насколько недовольна очередной выходкой со стороны мужа. Но Сынмин не мог поступить иначе. Он был готов расшибиться на нелюбимой работе, чтобы получить заветное повышение, был готов сидеть по ночам за ненавистными отчётами и потом досыпать за офисным столом, он готов был сделать что угодно и пожертвовать чем угодно, в том числе своим комфортом, лишь бы обеспечить своей семье лучшую жизнь. Он готов был стараться ради них, хоть и понимал, что тем самым иногда рушил ту хрупкую связь, что всё ещё оставалось между ним и Линой.       Они ругались. До рождения Ёнбок ругались очень часто, до грозовых молний в квартире и неприятных, въевшихся в стены, словно никотиновый налёт, слов. После очередной такой сцены, что случилась по совершенно дурацкому поводу, настолько дурацкому, что Ким уже не помнил, по какому именно, дело чуть не дошло до развода. Если бы не их близкие — старший брат Джисон со своей женой Джинни со стороны Сынмина и младшая сестра Айен со стороны Лины, то Ким, возможно, уже не носил бы обручальное кольцо на пальце и полностью потерял бы свою Лу́ну. Вряд ли бы он смог это пережить.       Родственники помогли очень сильно, вразумив молодых супругов, что и правда были юны и разгорячены, слишком эмоциональны и незрелы в попытках найти общий язык. Им было всего по двадцать пять лет. И разумные советы, к которым прислушались обе стороны, помогли заново собрать разбитое зеркало их отношений, в осколках которого ещё можно было увидеть отражение былого тепла. За него они и цеплялись. Было сложно. Но они старались. День за днём.       Спустя год в их жизнь пришёл маленький ангел, и теперь у них не было и шанса на то, чтобы допустить мысль о разводе.       Повернув в замочной скважине ключ, стараясь не сильно шуметь, Сынмин вошёл в квартиру. Он быстро разделся, оставил дипломат с документами, над которыми ещё нужно было поработать, на тумбе и прошёл на кухню, желая выпить если не кофе, то хотя бы обычной воды.       В сушилке стояла посуда, которая противно скрипела, стоило по ней провести пальцем, рядом лежало скомканное полотенце, что должно было висеть на крючке. На плите — брошенная сковородка с едой, специально не накрытая крышкой, чтобы быстрее остывала, на полках — криво расставленные специи. Лина злилась. И очень сильно.       Сынмин мог её понять. Ей не хватало заботы, которую она не могла напрямую попросить и которую Сынмин не мог ей дать чисто физически; единственное, на что хватало сил после работы — сходить в душ и упасть в холодную кровать. Лине не хватало уверенности в себе и в своей красоте: после родов её тело претерпело некоторые изменения, которые до жгучих скрытых слёз в уголках глаз не нравились девушке и до трепета в груди нравились самому Киму. Его восхищение этой женщиной только возросло, ведь она смогла стойко выносить и родить их ребёнка — Сынмин был уверен, что сам сдался бы ещё на первом триместре от вечного токсикоза. Самым главным для него было то, что Лина и Бокки остались целы и невредимы после таких испытаний, а остальное — сущие пустяки.       В растяжках же он видел маленькие молнии, что безумно подходили характеру его жены, а в целлюлите, который стал заметнее со временем — кратеры, как на Луне, ведь Лина и сама была на неё похожа. И как бы девушка ни пряталась, стараясь переодеваться в ванной или дожидаясь, пока останется одна, Сынмин видел её тело и не имел к нему никаких претензий.       Он, насколько мог, старался вскользь бросать комплименты, отчего уши девушки мгновенно загорались, но что-то больше обычного «угу» выдавить из себя она не могла. Сынмин старался просыпаться по ночам, чтобы успокоить плачущую Бокки и не тревожить хрупкий сон жены, старался хоть немного поговорить с ней перед сном, о чём угодно, и иногда писать в течение дня. Но этого было чертовски мало. И Сынмин сам это понимал.       Тяжело вздохнув, он зачесал свои растрепанные волосы назад и направился в сторону спальни, на ходу снимая пиджак и развязывая галстук, над которым каждое утро заботливо колдовала Лина. Иногда шутила и затягивала его так, что Ким едва мог вздохнуть, после чего искренне смеялась, ослабляя петлю. Смеялся и Сынмин. Он мог бы сказать ей, что и сам прекрасно справляется с этим, но не смел лишать их и так редких, драгоценных моментов друг с другом. Он не мог ударить Лину по рукам с её заботой и не мог оставить себя без возможности видеть эти горящие глаза, в которые так редко заглядывал весь последний месяц, если не больше.       Когда они выбирались из дома вдвоём последний раз?       В комнате не горел верхний свет, лишь включенный телевизор пестрил яркими красками от проигрывающегося на экране мультика с минимальной громкостью, и настольная лампа тускло мерцала. На часах уже давно было заполночь.       На двуспальной кровати прямо по центру спала Лина, придерживая одной рукой такую же спящую на её груди, очень похожую на маму даже в мимике, Бокки. По всему периметру были разбросаны различные игрушки, от которых малышка была просто без ума. Казалось, что Лина перетащила сюда всю детскую. Сынмин почувствовал, как уголки его губ дёрнулись, приподнимаясь вверх.       Он невольно вспомнил, как они ходили по магазинам, выбирая то, что могло понравиться их ещё нерождённой на тот момент дочери. В шутку били друг друга игрушками, не могли удержаться от того, чтобы не купить детскую кухню, потому что самим захотелось, и как оставили в магазине приличную сумму, которая могла бы пойти на более важные вещи. Но Ким считал, что нет ничего ценнее улыбки и горящих глаз его жены, что весьма эмоционально и энергично, несмотря на поздний срок беременности, разглядывала и расставляла купленные вещи по комнате, фантазируя о том, как их малышке будет интересно и весело с ними играть.       Сынмин тихо подошёл к кровати и так же аккуратно присел на край, рассматривая спящую девушку. Растрёпанные волосы, ещё с утра связанные атласной лентой, лежали на почти оголённых плечах, прикрывая тонкие лямки майки; грудь медленно вздымалась, спокойно и монотонно то поднимая, то опуская маленькое тельце Ёнбоки, что прижалась к маме своей правой щекой. Её губы сложились бантиком и чуть приоткрылись, позволяя дышать, что сопровождалось тихим сопением. Недавно малышка заболела, уже неделю ходя с забитым носом, что прибавляло ряд проблем к и так сложному в развитии ребёнка полугодовалому возрасту. Уложить её было непростой задачей теперь, она часто капризничала, и Ким порой не мог сдержаться, чтобы не отметить, что в такие моменты они были до ужаса похожи с мамой не только внешне, за что тут же получал пинок со стороны Лины, а в дни, когда поднималась температура, вообще можно было забыть про сон.       Окно было открыто, позволяя комнате проветриваться, но Сынмину это не нравилось. Лина всегда распахивала его перед сном, ведь ей было жарко, даже когда кончики пальцев вот-вот готовы были окоченеть. И хоть та предварительно укутала Ёнбоки в теплую одежду, чтобы не переохлаждалась, сама лежала без одеяла, в майке, что даже не прикрывала низ живота, и тонких пижамных штанах, когда на улице стояла поздняя осень. Сынмин нахмурился, приподнимаясь с места. Он обязательно отчитает её, но уже утром, когда та проснётся.       Закрывая окно, Ким невольно задумался, погружаясь в мысли о предстоящем завтрашнем рабочем дне, и, не рассчитав силы, хлопнул рамой громче положенного. Резко обернувшись, он заметил, что Лина нахмурилась и заворочалась на кровати, но не проснулась. Бокки продолжала тихо сопеть.       Сынмин выдохнул. Он довольно быстро отыскал пульт среди импровизированного бардака, выключил телевизор, в котором уже не было нужды, и снова присел на постель.       Хмурая складка между бровей продолжала прорисовываться на лице девушки. Ладонь Кима взметнулась вверх, осторожно к нему приближаясь. Пальцы коснулись похолодевшей кожи лба и аккуратно смахнули чёлку вбок, проезжаясь подушечкой по морщинке. Только убрав руку, он понял, что длинные ресницы затрепетали, а веки стали медленно приоткрываться. И у Сынмина каждый раз тянуло в груди, когда он видел свою Лу́ну такой.       Размозженной после сна, часто хлопающей ресницами, чтобы проморгаться, ещё не понимающей, что происходит, ещё не успевшей надеть многочисленные маски. Часто во сне она невольно прижималась к его груди и, просыпаясь в таком положении, по-началу не хотела отодвигаться, заглядывая в глаза напротив, и нежно улыбалась. Лишь потом, когда сонная пелена сходила с ее глаз, она спешила подняться на ноги и скрыться в ванной.       И как только Сынмин подумал об этом, он увидел, как мягкий и ласковый взгляд, направленный на него, резко сменился на более строгий и суровый. Лина хмыкнула, выдыхая через нос. Почти сразу она сменила свой фокус внимания на дочь, проверяя, в порядке ли та, трогая её лоб губами и подтягивая сползшую одежду. Аккуратно сместив малышку с себя на кровать, Ли приподнялась, принимая сидячее положение. Проведя ладонью по лицу, избавив себя от остатков сна, она вновь взглянула на Кима, что сразу же поймал её взгляд своим.       — Удивлена, что ты пришёл, — шёпотом начала она, — Думала, до утра тебя можно не ждать, — упрек, притаившийся в её голосе, невольно отобразился на щеке Сынмина словесной пощечиной.       Свет был выключен, но настольная лампа всё ещё горела — Лина не могла спать одна без освещения. Сынмин чувствовал и видел, как искорки из ее глаз резко впивались в него, оставляя небольшие ожоги на коже.       — Лу́на, — тихо протянул он в ответ, желая вновь коснуться чужих волос, но Ли ушла от прикосновения, отворачивая голову, а потом и вовсе поднялась на ноги, выходя из комнаты, на последок захватив свой шёлковый халат.       Как и всегда.       Сынмин позволил себе тяжело вздохнуть и прикрыть глаза. Поцеловав дочь в лоб, он проследовал за девушкой, что юрко убежала на кухню. Он ничего не говорил, лишь прижался плечом к дверному косяку, сложил руки на груди и наблюдал за всё ещё немного сонной Линой, что медленно передвигалась по кухне, завязывая на себе ленты пояса накинутого шёлка. Доставала кружки — две, ставила турку с кофе на плиту и включала огонь на конфорке, где стояла сковородка с едой. Закончив с мелкими делами, она впечатала ладони в тумбу с громким хлопком, опустив голову.       Сынмин поджал губы, опуская взгляд, вторя ей.       Он чувствовал свою вину и очень хотел извиниться, обнять Ли, зарыться в её волосы, погладить по спине и пообещать, что больше такого не повторится. Но врать он не любил. Тем более ей. И Сынмин слишком хорошо знал свою жену, чтобы сейчас так глупо лезть на рожон, заставляя нервничать и Лину, и самого себя. Поэтому Ким позволил себе только подойти чуть ближе, прислониться к соседней тумбе бедрами, и молча ждать, пока закипит кофе.       Или чье-то терпение.       — Я очень хочу накричать на тебя сейчас, — все ещё тем же шёпотом, в котором уже не было нужды и в котором все ещё отражалась дикая обида, проговорила Ли, — Но я и так еле уложила Бокки.       — Я знаю, — коротко выдохнул Сынмин.       — Почему я вижу всю твою семью чаще, чем тебя? — она остро взглянула на него, сведя брови к переносице.       Ким молчал.       Это было чистой правдой, с которой не было смысла спорить. Когда сил не оставалось совсем, Лина обращалась за помощью к Джинни. Та всё-таки была старше и имела больше опыта с детьми, чем Ли, и с радостью помогала. Джисон также приезжал вместе с женой, пытаясь развеселить младшую, что за это время стала ему как сестра, о которой хотелось заботиться. Даже Бинни за ручку с Чаном, которому было всего два, проводили время с кузиной и тётей, как и бабушка с дедушкой, которые приезжали реже, но всё ещё чаще, чем сам Сынмин, по мнению Лины.       Так и не получив ответа, девушка в привычном жесте закатила глаза и, резко взяв кипящую турку, разлила кофе по кружкам. Она хотела следом на автомате взять сахар и молоко, чтобы добавить их в напиток, но мужские руки не позволили этого сделать, останавливая её.       — Позволь я.       Ким, забрав упаковку с молоком, добавил его в одну из кружек — Лина пила исключительно с ним, а Сынмин терпеть не мог что-либо в кофе помимо самого кофе. Даже в этом они координально отличались.       Ли неодобрительно зыркнув на Кима, вернулась к сковородке, помешивая смесь, в которой было довольно сложно разобрать продукты. Сынмин всегда любил то, что готовила его жена. Даже после рождения Бокки, когда всё время уходило на ребёнка, она не забывала о своём хобби, иногда даже позволяла себе экспериментировать, выискивая новые рецепты. Но, конечно, Ким не мог не заметить, как за последний месяц качество еды ухудшилось. Но он не жаловался. Сынмин всё понимал.       Добавив в кофе кубики льда, он передал одну кружку Лине, которая взяв её, отошла к окну, за которым стояла непроглядная тьма.       — Как прошёл день? — поинтересовался Ким, разглядывая переливающуюся в кружке жидкость.       — О, надо же, тебе интересно? — наигранно удивлённо бросила Ли, делая глоток.       Сынмин поджал губы, кусая щёку изнутри. Усталость давила на него уже несколько дней подряд, заставляя ходить с почти постоянной головной болью. Сынмин также злился и закипал от некоторых упрёков в свою сторону, но каждый раз довольно быстро остывал. Ведь Лина уставала не меньше. И последнее, что им нужно было сейчас — в очередной раз кидаться едкими, бессмысленными словами, которые не приведут ни к чему хорошему, кроме глупых обид.       Он сделал глубокий вдох, с громким стуком отставляя кружку, некоторые капли из которой вытекли на поверхность стола. Сынмин мигом сократил расстояние, оказываясь прямо перед опешившей Линой, что всё равно стойко вздернула подбородок и взглянула на мужа исподлобья в ответ.       — Лина Минхо Ли, — строго начал Ким, положив ладони на щеки девушки, которая, услышав своё полное имя, поневоле вздрогнула, — Ты можешь злиться, кусаться и спорить со мной сколько захочешь, но никогда не смей ставить под сомнение тот факт, что мне важны и интересны ваши с Бокки жизни и что я вас люблю. Хорошо? — уточнил Сынмин, поглаживая скулы Лины большими пальцами.       Девушка нервно сглотнула, бегая взглядом по лицу напротив. Она только разомкнула губы, чтобы что-то сказать, как вдруг из спальни послышался детский плач, на который она мгновенно среагировала. Поставив кружку на стол, Ли отодвинула Кима в сторону и быстро прошла в комнату. Сынмин проследовал за ней, предварительно выключив конфорку с разогретой на сковородке едой.       Было непонятно, что именно послужило причиной того, что малышка проснулась: внезапно поднявшаяся температура или режущиеся зубки, которые беспокоили её в последнее время, но Бокки плакала, срывая голос, размахивала руками, почти не реагируя на Лину, которая старалась приложить все усилия, качая дочку на руках, чтобы та успокоилась. Но плач продолжался, становясь только громче и надрывней.       Сынмин знал Лину уже более пяти лет. Ему не составляло труда разглядеть спрятанное за стойкостью и непреклонностью волнение, что отражалось в покусывании нижней губы и учащённом дыхании. И казалось, что чем больше нервничала сама девушка, тем больше нервничала и дочь.       Лина любила Ёнбок больше себя, больше, чем кого-либо и что-либо в этой жизни. И любые потрясения с дочкой отражались на ней напрямую, и эта цепочка не собиралась заканчиваться. Ведь то, что отражалось на Лине, незамедлительно проецировалось на Сынмина, который когда-то поклялся защищать и оберегать своих девочек.       Ким, не долго думая, приблизился к жене, которая ходила по комнате кругами с ребёнком на руках. Он торопливо расстегнул верхнюю пуговицу и манжеты рубашки, закатывая рукава до локтя, а затем обратился к Лине, положив руку на её плечо, чтобы та остановилась.       — Давай её сюда, — он не просил и не предлагал.       Сынмин приказывал.       И в такие моменты Ли не могла отказать ему. Поддавалась какому-то непонятному трепетному чувству, следуя чужим словам. Передав дочку в руки мужа, она устало присела на кровать, прикрыв лицо ладонью.       Ким не знал, насколько хорошим отцом был. Но он пытался. Несмотря на свою занятость и загруженность, уделял время дочери. Играл с ней в выходные, выходил на прогулки, кормил её, если Лина отсыпалась, купал. Он помогал со всем, на что хватало сил и времени, со всем, чем мог. И Лина была бесконечно благодарна ему за это. Она никогда не говорила этих слов, но действительно так считала, хоть и часто злилась, с тоской на сердце отчаянно желая, чтобы муж был рядом намного чаще.       Ей просто было страшно. Страшно оставаться с дочкой наедине, страшно, что могла случайно навредить или сорваться на ней, не найти в себе сил, которые она и так с трудом выжимала из себя. Лина боялась не справиться. Но за полгода она почти привыкла. Сама. Без ежеминутной поддержки и сильного плеча рядом. Плеча того, кто по-настоящему любил её.       Джинни могла подхватить её в трудную минуту, Джисон мог развеселить своими дурацкими шутками, а Бинни и Чан позволяли вновь вернуться в беззаботное детство и просто забыться в очередной игре. Но никто из них не мог обнять так, чтобы тепло окутало с головы до ног, а перенапряжённые за день мышцы наконец расслабились. Никому из них она не могла выговориться и нажаловаться на соседей, используя всю нецензурную лексику, которую знала, получив в ответ глубокий смех, полное понимание и поддержку. Ни от кого из них она не могла поймать влюблённый взгляд, даже спустя годы ссор и быта, взгляд, от которого всё ещё приятно дрожали ноги.       Лина устала. Она истощилась без тех чувств, что когда-то дарил ей Сынмин. Ей просто снова хотелось касаться его в течение дня, вытаскивать на прогулки в парк рядом с домом, чтобы посмотреть на набережную, целовать до онемевших губ. Они почти не чувствовали друг друга уже так давно, и Лина бесконечно устала от того, что вся её жизнь превратилась в день сурка, в котором, кроме детских пелёнок и смесей, не было видно ничего. И Лина бесконечно любила Ёнбок, свою маленькую звездочку, которая взяла от родителей всё самое лучшее. Она любила заглядывать в её чистые детские глаза и видеть в них отражение своего мужа, которого любила не меньше. И который пропадал так часто и старался ради них. Лина понимала всё это, она была не маленькой и знала, что взрослая жизнь — это тяжело. Но ей всё ещё было обидно до слёз и кома в горле за то, что она так нелепо погрязла в тягостном одиночестве. Собственноручно отрывая от себя и те недолгие моменты близости, которые могли быть у них с Кимом. Лина боялась, что перестала быть нужной и желанной в глазах того, кто заменил ей целый мир.       Сынмин тихо напевал одну из колыбельных, продолжая укачивать малышку, которая со временем начала послушно затихать и вскоре окончательно уснула, зацепившись пальцами за одну из пуговиц на папиной рубашке. Ким нежно улыбнулся этому действию и осторожно отцепил маленькие ладошки от себя. Оставив на крошечном носике легкий поцелуй, он уложил девочку в кроватку и поправил все вещи так, чтобы ей было удобно, и она позволила родителям отоспаться хотя бы до рассвета.       И в такие моменты Лина была готова простить ему всё что угодно. Забыть обо всех претензиях и страхах. В такие моменты она наслаждалась даже тем, что просто могла видеть свое Солнце и его бесконечный свет.       Сынмин вздрогнул, почувствовав, как тонкие руки легли на его грудь со спины, а чужой лоб уткнулся между лопаток. Сынмин вздрогнул, но тут же быстро расслабился, ощущая спокойствие и приятное тепло от такого легкого, но очень значимого для них обоих действия.       — Прости, — тихо выдохнула девушка, сжимая свои ладони в кулаки.       Ким улыбнулся, накрыв её руки своими. Он опустил голову, притягивая одну из ладоней к себе, и оставил мимолётный поцелуй на костяшке. Сынмин обернулся, оглядывая Лину, чьи глаза блестели от влаги и усталости.       Его девочке нужна была помощь.       Сынмин обязательно возьмёт отпуск в ближайшее время.       Заправив прядь волос за ухо, он наклонился к спрятанному в шелковом халате плечу. Кончики пальцев медленно отодвинули ткань в сторону, а тёплые губы оставили на коже легкий поцелуй, от которого у Лины по спине пробежали мурашки.       — Спасибо, что подарила нам её, — прошептал Сынмин на ухо, притягивая жену в свои объятия, — Я очень люблю тебя и постараюсь быть рядом как можно чаще, хорошо?       Лина «угукнула», тихо всхлипывая, и продолжила вжиматься щекой в крепкую грудь, пока её тонкие пальцы вырисовывали узоры на чужой спине.       Они были молоды. Но кое-что понимали. Понимали, что временами им бывает сложно. Но сталкиваясь с любой проблемой, не должны быть настроены друг против друга, злиться и кусаться не на жизнь, а на смерть, они должны сотрудничать и вместе бороться с любыми трудностями.       Они справятся. Ведь она всё ещё была его Луной, а он — её Солнцем. Пока в кроватке под мобилью спала их маленькая звёздочка — символ того, что всё будет хорошо.