Пронзенный

— У тебя так хорошо получается, сладкий, — промурлыкал фон Кролок, потягиваясь. Затем наклонился, чтобы чмокнуть Альфреда в губы, лениво и благодарно. — Нет ничего приятней… Альфред, не успевший остыть и как следует отдышаться, опять покраснел. Не то чтобы его послужным списком убийцы вампиров — а теперь, очевидно, любимчика — удавалось гордиться: пронзил он всего-навсего одного, и то не осиновым колом. Он почти ожидал, что наскучит Герберту и спустя недолгое время тот утратит свой пыл и "любовь"… но виконт этого так и не сделал. По прошествии месяцев, проведенных бок о бок с вампирами, Альфред оставался целым и невредимым. И, кроме того, он обладал влиянием. Герберт рад был ему угождать, а граф, души в своем сыне не чая, шел навстречу. Так, он со скрипом, но утвердил их с профессором разработку, заменитель человеческой крови, и опробовал на своей свите, несмотря на протесты. И позволил Абронзиусу поселиться в деревне — ныне за старика не так сильно болело сердце: тот был вдали от опасных объектов исследования, а еще сырости и сквозняков, при его-то артрите. Если так разобраться, Альфред мог сказать, что старался во благо всего человечества. Самоотверженно, многократно и в самых различных позах. Своя доля его устраивала: быть заваленным подарками и томным вниманием, рдеть ушами от нескончаемых комплиментов, иметь доступ к обширной библиотеке, справлять досуг в компании Герберта, утонченного и образованного, — адаптация к ночному графику за все это была пустяком. — Вам действительно нравится? — уточнил Альфред раз, наверное, в сотый. — Конечно, мой дорогой, — Герберт приластился, уткнувшись лицом ему в стык, где шея соединялась с плечом. Альфред подавил нервозность. — Из всех людей тебе не нужно быть неуверенным. И в качестве подтверждения одна из рук — рук, не знавших и часа труда, зато искусных во всем, что считалось греховным — накрыла едва опавшую плоть. С губ Альфреда сорвался не то всхлип, не то стон: после усилий, которые он прилагал, дабы оставить вампира довольным, излишней казалась малейшая стимуляция. Вроде бы у него получалось: Герберт, при его требовательности и бесстыдстве, не скупился на похвалы, был вдохновляюще громок — и заражал неиссякаемым энтузиазмом. Правда, мальчик не мог похвастать сверхъестественной неутомимостью. — Просто… — замялся он, — мне всегда говорили, что это… плохо. — Плохо? — нахмурился Герберт, приподняв капризную бровь. — Что ты имеешь в виду? — Что это порочно, — впрочем, с партнером-вампиром путь в рай ему и так был заказан, — и больно. Что это придумано лишь для того, чтобы мучить. Только злые, беспутные люди могут заниматься подобным. Виконт закатил глаза и сморщил нос — настолько очаровательно, что Альфреду понадобилось оный поцеловать. По большинству определений Герберт был злом во плоти, но истинной злобы ему не хватало: он был дружелюбен и вежлив и достаточно себя уважал, чтоб уподобиться свите, озверевшей от жажды. С того бурлескного случая в ванной не причинил и толики вреда. А что до постели — помогал Альфреду раскрепощаться, сам предлагая себя, и удовольствие было совместным. — Как расточительно, — цокнул он языком. — Отказываться от таких ощущений!.. Каждый должен попробовать. — Эм, — насторожился Альфред, заподозрив неладное, — каждый? — Естественно, — вампир одарил его клыкастой улыбкой. — Неужели не любопытно? Я знаю, тебе понравится. Альфред прикусил губу, быстро соображая. Ладно, быть может, он представлял себе это пару (десятков) раз, но исключительно из-за реакции Герберта. Любому стало бы интересно узнать получше о том, что побуждает партнера кричать и биться в экстазе. Казалось, ему это нравилось больше, чем самому Альфреду. И все-таки вкусы фон Кролока были оригинальны: вычурная одежда — которая, нельзя отрицать, на нем смотрелась великолепно, — танцы пред равнодушным зеркалом и алогичная одержимость Альфредом — вот лишь некоторые из них. Если он умудрился влюбиться, моментально и безвозвратно, в кого-то столь заурядного, то и среди его предпочтений в постели крылось нечто сомнительное. — Я не… не… — замямлил Альфред, на что виконт не повел и ухом: если он загорался идеей, то обычно не унимался, не доведя до конца. — Это будет чудесно, mon tresór, — Герберт поцеловал его в щеку — и подмял под себя. — Поверь мне. Доверял ли ему Альфред? До сих пор вампир не нарушил ни единого данного слова и, помимо всего, окружил неусыпной заботой. И он был очень, очень осведомленным в интимном вопросе… — Если мне не понравится, Вы остановитесь? — Разумеется, дорогой, — беспечно ответил фон Кролок, как убежденный, что этого не произойдет. — А теперь раздвинь свои прелестные ножки. Мальчик, невзирая на охвативший тело мандраж, повиновался. Дотянувшись до склянки с ароматическим маслом, Герберт неспешно ее открыл, щедро плеснул на пальцы. То, как они заблестели в свечном тускловатом свете и как вампир растер жидкость — явно рисуясь, не сумев бы согреть, — впечатлило Альфреда; он начал затвердевать. Возник соблазн предложить Герберту повторение… В том, как он, чудовищно мощный и статный, точно вытесанный из камня, ему отдавался, было что-то неописуемо будоражащее. Нет, на иллюзию подчинения Альфред не претендовал и насчет собственных сил не обманывался — куда ему, даже натренированному регулярной нагрузкой, было тягаться с вампиром, — но в этом и заключалось особое наслаждение. Фон Кролок был бережен к его чувствам и убеждениям, отзывчив к любым его действиям. Тем не менее, это только б отсрочило неизбежное. Меж ягодиц коснулись холодно-скользко — мальчик поежился. Руки вампира и в лучшие времена не были теплыми, но сейчас это чувствовалось по-иному, опасно и остро. Альфред зажмурил глаза, сжавшись в предвестии боли, и… Ничего подобного. Герберт просто провел вдоль ложбинки, а затем еще, и еще, сверху вниз и назад, одним пальцем. Это было щекотно и ненавязчиво, плавно. — Ну же, любимый, — шепнул ему Герберт на ухо, уговаривая и утешая, — расслабься. Будет больно, если так зажиматься. Он попытался послушаться, сконцентрировавшись на поцелуе, в коем прильнул к податливым мягким губам. Рот вампира был пресным, мерзлым и влажным, как наледь, и язык — подтаявше-ловким. Альфред отпустил себя, пока ему гладили небо, изнанку щек, сталкивались с ним языками. И внизу его трогали медленно, дразняще — напряжение потихоньку снималось. — Как тебе, дорогой? — Н-недурно… Палец, закруживший у входа, увеличив давление, заставил Альфреда подпрыгнуть и скомкать в ладонях простынь. Ему нужно было расслабиться… — Ты боишься? — рот Герберта изогнулся, словно догадка пришлась ему по душе — или, вернее, по вкусу; в тоне мелькнули шипящие хищные нотки. — Ты дрожишь… Восхитительно. Мальчик сглотнул. Нечто похожее он уже слышал — на незапланированном рандеву, перед тем, как обнаружить себя распластанным под заточившим клыки вампиром. Воспоминание было вовсе не ободряющим, и он в нем ничуть не нуждался. Это был замкнутый круг: было б больно, если бы он боялся, а он боялся, что ему сделают больно, и потому боялся бояться. Безотчетно он весь подобрался, и фон Кролок вздохнул расстроенно. — Думаю, — выдал он спустя секунду томительных размышлений, — тебе стоит отвлечься. Мальчик собрался спросить, что он имеет в виду, — Герберт опередил: принялся осыпать поцелуями. Вылизал шею и грудь, добился того, что набухли соски и поджался живот, и окинул долгим, голодным взглядом из-под ресниц, светлых и кукольно-длинных, находясь щекою у плоти. Что ж, это и впрямь отвлекало. Герберт был в этом хорош и следил за зубами, так что меркли все страхи и опасения. И то, с каким неподдельным запалом, не зная усталости, он доводил Альфреда до сладостного забытья, возбуждало отдельно. Еженощно вампир был готов к любым непотребствам, ставя его комфорт во главу угла, не принуждая к чему-то взамен. Язык Герберта вытворял с ним такое, о чем Альфред не помыслил бы в самых смелых фантазиях. Его усердием плоть утолщилась, окрепла; он заглатывал до основания, не испытывая неудобств, движением слитным и отработанным. Альфред, вновь увлеченный, уже не жаловался на изнуренность. Он был так занят, топя кисти в шелковых волосах, поглаживая и расчесывая, что почти не заметил, как в него проник один палец. Легко из-за смазки, лишь на фалангу; это было странно — не больно. Избегая возможной паники, мальчик сосредоточился на ласкавших его губах, на обнявшей бедро ладони, на застланных поволокой глазах — пальцем Герберт не шевелил, давая привыкнуть. Удивительно, сам он никогда не просил быть с ним деликатно-дотошным — он был озабочен скорее тем, как распалить Альфреда, нежели собственной подготовкой. И мальчику льстило, что сейчас с ним так возятся. Они будто располагали всем временем мира, а грядущий рассвет не укладывал Герберта в гроб. В животе нарастало тепло — тяжелое, плотное; Альфред его игнорировал, не желая так быстро закончить и остаться, обмякнув, сверхчувствительным с… нерешенным вопросом. Который как раз получил продвижение, причем в прямом смысле. Палец вошел еще на фалангу вглубь, ощупал стенки, толкнулся — и нашел-таки нужную точку. Альфред рефлекторно дернулся, вскинув бедра навстречу стылому рту. Это было весьма неплохо, а, может, даже и хорошо… определенно. Фон Кролок задел в нем местечко, трогать которое учил самого Альфреда, когда он его подготавливал, — результат всегда потрясал. И он убедился сам, что это приятно. Герберт взял его особенно глубоко, охватил и сковал — он, не выдержав больше, излился. Скосил глаза вбок, чтобы не видеть, как пошло вампир облизывается и… вынимает палец. Альфред недоуменно моргнул: Герберт был не из тех, кто раздумывал брать свое — или присваивать. — На первый раз хватит, — пояснил тот, ложась на него и припадая к губам поцелуем, солоноватым от семени. — Не поможешь мне малость, mon ange? Мальчик кивнул, опуская руку на член, зажатый меж животами, — налитой и внушительный. Это было, в конце концов, справедливо.