***
Штольман, сидел с закрытыми глазами, отрешившись от шума, как внезапно почувствовал, что он уже не один за столом. Знакомый аромат духов выдал подошедшего. Нина, в чёрном плаще, села напротив и откинула капюшон. Красивое лицо было бесстрастно, в голосе - металл. - Сегодня ты перешёл черту. - -Так Вы её давно перешли,- не глядя на неё произнес Штольман. - По твоей милости я сегодня испытала такое унижение. - Имеете ввиду драку в Вашем номере?и внезапно резко схватил за руку. Нина вскрикнула: "Больно!" - Украшения модистка украла? Вопрос ошеломил ее, она опустила глаза. Штольману все стало ясно, как только он обнаружил следы крови на стене в коридоре у номера инженера, а затем на ручке двери её номера. Следы борьбы и крови в самом номере, опрокинутое кресло, пропажа украшений из шкатулки, ссадины на руках Нины разъяснили картину происшедшего. Записка Анны про "уродца на пороге рая" подсказала, где искать преступницу. А его цепкая память связала задержанную утром за небольшую кражу красивую барышню-модистку, отсутствие пуговицы на её блузке и другую, точно такую же пуговицу, которую позже нашли на месте преступления, а затем визит к Маман -все расставило по своим местам. Штольман спокойно пересказал Нине, что произошло ночью в гостинице. Она слушала, и Штольман заметил, как холодное спокойствие на её лице сменил страх. -Я нашел следы крови и борьбы в Вашем номере. Она прибежала к Вам вся в крови инженера, требовала больше денег. Нина слушала его, и понимание того, что ее дальнейшая судьба и свобода были в его руках, призывала к немедленным противодействиям. -Она ворвалась ко мне, вся окровавленная, в истерике. Я думала, что она хочет убить меня! - А, да, ужасная картина - равнодушно посочувствовал Штольман, осушил ещё одну рюмку, закусывая лимоном.- Вот только утром она пришла в себя, пришла в управление и села на короткий срок, чтобы избежать каторги. - Я ничего этого не знала.- В этом ей Штольман поверил. И в то, что Нина не желала смерти инженеру. --Конечно. Лучше бы Вам отдать этот портфель.- Штольман взглянул на Нину. Глаза у него были совершенно трезвые. - У меня нет никакого портфеля, - раздражённо, чеканя каждое слово, заявила Нина, на что он также спокойно отреагировал,- Разумеется,- этим давая понять, что ему известно, у кого в руках находится портфель. Нина быстро взяла себя в руки: - Якоб, мне уже с трудом удаётся ограждать тебя от больших неприятностей. Штольман с изумлением посмотрел на неё. Да будет Вам, неужели вы думаете меня напугать? - ей следовало помнить уроки из прошлого. Оказалось, что он сам не до конца изучил бывшую любовницу. Глядя на него в упор, Нина нанесла удар под дых. -А я бы на твоём месте боялась за Анну, твою Анну,- подчеркнула она. Штольман не смог скрыть потрясение при этих словах, и Нина это отметила, хотя он быстро овладел собой и попытался спасти положение. -Что Вы там напридумывали? К тому же, она завтра уезжает в Петербург. Так что говорить не о чём. -Зачем он это сказал? Просто то, что его мучило, выплеснулось на поверхность. Он опять закрыл глаза и прислонился к стене, не желая больше видеть её и продолжать разговор. Нина также незаметно, как появилась, исчезла.***
Штольман подозвал полового и заказал крепкий чай. Голова постепенно прояснилась. Заявление Нины- не просто, как раньше, проявление ревности. Это - явная и просчитанная угроза от человека, который его достаточно хорошо знал и понимал. Они все продумали. Если Нина не сможет влиять на него через близкие отношения, они- князь, Нина и иже с ними, воспользуются более мощным рычагом сдерживания слишком самонадеянного фараона, выполняющего задание полковника из службы охраны императора, до тех пор, пока не возникнет необходимость его физического устранения. Неужели его отношение к Анне стало столь очевидным для посторонних? Хорошо, что она уезжает... Это было бы лучше для всех: Анна будет в безопасности, вдали от грязных и опасных шпионских игр, и со временем потеряет к нему интерес и забудет, особенно после того , что произошло между ними; Нина успокоится, уверенная в своей победе, а его самого не будут сдерживать страх и беспокойство за Анну, и можно будет спокойно заниматься порученным ему делом. Однако от этой мысли стало особенно тоскливо. Ещё Нина. Она становится опасной. Умна и опасна. Как ловко Нина провела его, остановив в последний момент и не позволив осмотреть сундук, в котором прятался Жан. Она знала, что он не будет рыться в ее нижнем белье, особенно при упоминании: " Доставь себе удовольствие, и мне тоже." Как ловко окрутила Буссе. Князь- неприкасаем. Жан- умный, безжалостный наёмный убийца, который имеет надежную защиту под крышей князя. Штольман знал, что он убил учителя математики, Морреля и горничную в номере Буссе. Но во всех этих убийствах против Жана не было найдено ни одной улики или свидетеля. О чем ему сам Жан уверенно заявил: " У вас их нет". По дороге домой его встретил Коробейников и радостно объявил , что Анна не виновата в убийстве инженера, и передал записку от доктора Милца. Кульминацией полного поражения Штольмана в этом столкновении с князем стал побег Жана и увечья, нанесенные при этом Франту и Жуку, о чем доктор и сообщил в записке. Его подопечные были выведены из строя по меньшей мере на неделю. Противник выиграл битву , но война не закончилась. А проигрывать Штольман не собирался.***
Проходили дни, подручные Штольмана поправились, и он дал им новые поручения. Одного оставил следить за князем, а другого- за Жаном. Людей ему катастрофически не хватало. Необходимо было узнать, что происходило на полигоне, и с какой целью приехал англичанин, которого так тщательно охраняли. Штольман старался не думать об Анне и о том, что произошло в день убийства инженера до разговора с Ниной в трактире.***
В то утро в управлении его поджидал Виктор Иванович Миронов, которого князь нанял для защиты Жана. Штольман знал, что придется отпустить задержанного накануне убийцу, однако этот момент не наступил, так как ему доложили об убийстве в гостинице. Инженера? - недоверчиво уточнил Штольман. Как это могло случиться? Ведь он же поставил охрану у его номера. В номере ,кроме тела инженера на полу с глубокой раной на шее , находились люди и кипела работа. Доктор Милц осматривал тело убитого, а Коробейников успел опросить управляющего и персонал гостиницы. Доктор Милц определил два часа ночи как приблизительное время смерти, Коробейников суетился у сейфа. Ответ Синельникова на вопрос Штольмана, кто приходил в номер инженера, вызвал напряженное молчание в комнате. Он заявил, что к нему приходила Анна Викторовна и провела там с десяти до двух часов ночи. Переведя дыхание, Штольман уточнил у Милца время смерти Буссе. Оно совпадало со временем пребывания там Анны. - Яков Платонович, но не подозревается же Вы Анну Викторовну? Первой мыслью было- конечно, нет. Куда же опять тебя, Аня, занесло, что привело сюда в такое время? Сейчас ты становишься подозреваемой в убийстве. Штольман промолчал. Молчание прервал Коробейников, который протянул Штольману находку-мундштук. Яков его сразу узнал. Оказалось, что ещё одна дама, которая тоже жила в гостинице, заходила к инженеру до десяти , но оставалась недолго, минут пятнадцать. Закончив свою работу, доктор Милц ушёл, Коробейникову Штольман приказал доставить в участок Миронову и Нежинскую, а сам остался в номере, поднял опрокинутое кресло и сел недалеко от тела, которое ещё накануне было молодым, самонадеянным и, очевидно, талантливым инженером, жертвой чужих интриг и интересов. Из одежды на нем был халат, наброшенный на исподнее, пуговицы на рубашке расстегнуты. "Я тексты перевожу для Эрнеста Петровича. Мы с ним работаем часа по два- три." Даже с большой натяжкой невозможно было назвать одежду инженера пригодной для деловых встреч. Что ночью делала здесь Анна в течение четырёх часов?!. Эта мысль не покидала его. Анна вбежала в номер и остановилась, как вкопанная, перед телом лежащего на полу инженера с кровавой раной на шее. Штольман отвернулся. Он не поднялся ей навстречу, не поздоровался, как обычно, даже не смотрел на неё, когда задал первый вопрос: --Вы были здесь вчера до двух часов ночи? -Почему до двух?- переспросила Анна.- Я пришла в десять, через четверть часа ушла. И он, разумеется, был жив. Анна отвечала тихо, без эмоций. Увиденная картина потрясла её. - Анна Викторовна, я вынужден Вас задержать. До выяснения обстоятельств.- Он не поворачивался к ней, невозможно было произносить эти слова, глядя в её глаза. - Вы меня за решётку посадите? - Надеюсь, до этого не дойдёт. Разберемся. Как не походила данная ситуация на их последнюю встречу за день до этого! Он сохранял дистанцию, сидя на стуле, Анна стояла рядом. Никогда раньше он бы себе этого не позволил. И не мог посмотреть ей в глаза, боясь увидеть что? Страх, растерянность, ложь? Или Анна прочтёт в его глазах то, что он старался сдержать в себе? - Вы мне не верите? - Верю. Но городовой утверждает, что Вы ушли из номера в два часа ночи. Я не могу игнорировать его показания. Штольман в первый раз поднял голову и взглянул на неё. Он поднялся и позвал Синельникова, который уверенно подтвердил четырехчасовое пребывание Анны Викторовны в номере инженера, и что она покинула номер в два часа пополуночи.. Казалось, что у Анны подкосились ноги, и она бессильно опустилась на стоящее рядом кресло. -Я ушла в четверть одиннадцатого. Этот господин не мог этого видеть, потому что спал на стуле. Возможно, если бы Анна вела себя иначе, увереннее, как раньше, все пошло бы по- другому. Уже позднее, после разговора на улице, и после того, как много раз прокрутил в памяти произошедшее в тот день, Штольман смог понять и объяснить причины такого поведение Анны: необъяснимое утверждение городового и что оно означало, подозрение в убийстве, чувство косвенной вины за неверное решение пойти самой к инженеру, чтобы предупредить о грозящей ему опасности вместо того, чтобы обратиться к нему ( в чем он сам был виноват!). Он сам, глупый, ревнивый Штольман, который вынуждал её оправдываться, подозревая в немыслимых поступках. И опять вопрос веры, который дважды возникал в течение нескольких часов. Штольман знал, что Анна не могла убить, и само оружие убийства указывало на это. Если бы он вёл себя, как следователь, а не превратился в ревнивца, для которого важно было понять одно- зачем она ночью пришла в номер одинокого мужчины и провела с ним четыре часа.? Ну не тексты же они переводили, сидя за столом.! Никто, кроме Синельникова, не мог подтвердить время её ухода. Это еще больше усугубляло ситуацию. Двое городовых пришли, чтобы унести тело. На короткое время они остались одни. Анна, не отрываясь, смотрела на проносимого мимо неё инженера, затем отвернулась, как будто что- то вспоминая. Она не сразу услышала очередной вопрос. - Что между вами произошло? - Он повел себя, - остановилась, не зная, как продолжить,-в общем, он... Штольман нетерпеливо прервал её, одновременно страшась ответа. - Он напал на Вас? Анна подняла на него глаза. Нет, но он меня неправильно понял,- неловко пыталась она объяснить. Штольман приблизился и вполголоса спросил, стараясь сдерживаться: - А как Вы вообще оказались у него ночью в номере? Анна не сразу ответила. Видно было, что ей трудно ответить на этот вопрос, что ещё больше укрепляло ужасающие подозрения. -Вам непонятен вопрос? Зачем Вы пришли к нему ночью? Штольман знал, что не имеет права задавать подобные вопросы в таком тоне, но не мог остановиться. В номер вернулись городовые, и Штольман раздражённо приказал им заняться делом. - Ваш вопрос в недозволенном тоне,-Анна с трудом сдерживала слезы, но ему показалось, что она выглядела виноватой. - Простите, здесь только что убили человека. Мне не до любезностей.- Штольман почти вплотную приблизился к ней , и непонятно, как рука Анны оказалось в его. - Вы так спрашиваете, как- будто на что- то намекаете. - Я не на что не намекаю. Вы пришли в номер в десять, а ушли в два часа ночи. ЧТО я должен думать? (Что это- допрос свидетеля или истерия ревнивого мужа?) Но он уже себя не контролировал. Анна беспомощно оглянулась на городовых и продолжала настаивать: - Вы не смеете так со мной разговаривать. - Анна Викторовна, не время выяснять личные отношения,-(Он сам первым перешёл на их выяснение! ) Анна с отчаянием смотрела на него, глаза были полны слез. -Вы мне мстите, что ли? -Вы посидите пока, успокойтесь. Поедем в управление, а там и поговорим.- (Откуда в нем взялась эта жесткость?) - А я никуда с Вами не поеду! - Анна резко отвернулась и отошла от него; её голос прерывался от с трудом сдерживаемых слез, но говорила она решительно. Не было сомнений в том, что в противном случае ему пришлось бы на руках тащить вырывающуюся Анну Викторовну в участок. Им обоим нужно было успокоиться, придти в себя. Штольман перевел дыхание. Что это на него нашло? Все могло далеко зайти. Анна плюхнулась в кресло, сняла шляпку и демонстративно отвернулась от него. Штольман снял пальто и приготовился к ожиданию. Несколько минут прошло в молчании. Городовые закончили свою работу и тихонько удалились. Штольман стоял спиной к Анне и чувствовал себя отвратительно, ругая за несдержанность. Наваждение прошло, пелена спала с глаз. Иначе это никак не объяснить. Заподозрить Анну в том, о чем он подумал. Когда, наконец, решился оглянуться на Анну, сердце сжалось от жалости. Она сидела в кресле, сложив руки на коленях, бросая на него обиженные взгляды, иногда прерывисто вздыхая, как ребёнок, постепенно успокаиваясь после слез от перенесенной глубокой и незаслуженной обиды. Штольман надел пальто, Анна взглянула на него, тут же отвернулась и не сдвинулась с места. Штольман аккуратно поправил котелок для большей уверенности, а затем спокойно обратился к ней. Вы готовы? Он подавил желание подойти к ней, заглянуть в обиженные заплаканные глаза, успокоить...не успел додумать, как Анна обратилась к нему. - Оставьте меня здесь наедине, то есть, оставьте одну, ненадолго.- И ещё раз повторила,видимо опасаясь, что такой Штольман может ей отказать.-Пожалуйста. Хотя бы на несколько минут одну.- Она уже почти успокоилась. - Хорошо, я не спрашиваю, зачем. Вернусь через полчаса. В коридоре он уже сделал несколько шагов, но поддался желанию вернуться, чтобы успокоить Анну, не мог оставить одну в таком состоянии. Тогда и заметил темное красное пятно на деревянной панели стены недалеко от двери. Это была кровь. Когда через полчаса, разобравшись в том, что произошло в номере Нины и уничтожив все следы преступления, Штольман вернулся в номер инженера, Анны там уже не было. Как и следовало ожидать, разговор с духом убитого состоялся, и Анна отправилась по следам, конечно, не задумываясь о последствиях и о его реакции. Правда, записку с подсказкой оставила. Прежде, чем отправиться уже по следам Анны, Штольману пришлось задержаться для решения других срочных дел. Следующим пунктом было заведение Маман с " уродцем на пороге рая." Анну он нашёл, пытающейся заглянуть в окно закрытой мастерской, где работала Верка- модистка. Разговор был недолгим, но имел очень серьёзные последствия. Начиналось все довольно мирно. Они оба не удивилась ожидаемой встрече. Обычным, слегка насмешливым тоном Штольман поинтересовался, что же она собиралась делать. Арестовать модистку? Естественно, она только собиралась убедиться, что модистка была на месте, а потом, конечно, сообщить ему. Казалось, что буря прошла, они спокойно поговорят, и дело закончится миром. Но Штольман сам зажёг спичку. - Что за ребячество, Анна Викторовна,- со вздохом укорил он её. -Как Вы только могли.. И Анна взорвалась. -Да как Вы могли подумать, что я могу человека убить? А самое страшное, что Вы думаете, что я могу лгать и изворачиваться! Штольман пытался объясниться, что он ни минуты не сомневался в её невиновности, и сослался на определённые процедуры в проведении расследования. И опять все пошло не так. Упоминание каких- то процедур только навредило. Какое отношение имеют формальности, когда дело касается тонких материй! - Ну, все! Я больше не могу!- Анна повернулась и пошла прочь. Штольман крикнул вдогонку: -Вы можете не разговаривать со мной, как с частным лицом, но как следователю, Вы должны дать мне объяснения!-Что он говорит? Какой следователь и допрос посреди оживленной улицы? Анна медленно развернулась и подошла к нему. На лице была написана решимость в очередной раз покончить со всем этим " недоразумением", случившимся между ними. - Хорошо, извольте ( раз уж Вам это так интересно). Случайно я услышала разговор между князем и госпожей Нежинской, -Яков мгновенно насторожился, а Анна продолжала,-Пошла предупредить господина Буссе, что он в опасности. Теперь я понимаю, что это было лишь моё воображение,-заметила с горечью и сарказмом, а затем продолжила, что ей давалось с трудом, эмоции захлестывали. Штольман, не отрываясь, смотрел, как ясно все отражалось на её лице. Анна не умела хитрить, притворяться, лицемерить. - Господин Буссе меня неправильно понял. Он решил, что, если я пришла к нему ночью, это значит... - Дальше, - нетерпеливо прервал Штольман. Он прекрасно знал, что подумал инженер, и что за этим могло последовать. -Он был пьян и посмеялся над моими подозрениями. -Анна взглянула на него, вздохнула и продолжила,- и потом пытался меня целовать. Штольман закипал. Нельзя же быть такой наивной! В каком мире она живёт? Ведь приходилось уже появляться в заведении маман, видела всю изнанку отношений между полами. Неужели не смогла за время их прогулок и долгих часов работы с инженером понять, что он за человек.? И духи ей много чего показали ! Анна продолжала: Поймите, для меня это было полной неожиданностью. Он больше не мог сдерживаться. - Вы не знали?- поинтересовался с предгрозовым спокойствием. - Нет, не знала,- в голосе прозвучал вызов. -Мне странно было, что он так понял причину моего визита. -Да странно было бы, если бы воспринял это иначе! - Это почему? Неужели не понимает? Что же, придётся объяснить. -Всякий мужчина на его месте подумал именно так,- продолжал растолковывать азы отношений между мужчиной и женщиной. -И Вы? Вы, действительно, считаете, что я могла придти к нему ночью, как к мужчине? Чего она добивается? Штольман умом понимал, что нужно было остановиться, но уже не мог, также, как и Анна. Они, как два поезда, двигались навстречу, зная, что столкновения не избежать. - Я? Ночью?- Анна с отчаянием смотрела на него. - Такое, знаете ли, бывает. Анна поняла намек. --Вы меня оскорбить хотите? - Да полноте,- с раздражением отмахнулся Штольман.- Что здесь такого? Дело молодое. И тут прозвучала пощечина, которая привела его в чувство. Но было поздно.