Escapism

Чонгук открыл глаза и сразу почувствовал противный кислый привкус алкоголя у себя во рту. Он не спешил вставать и сталкиваться с реальностью, в которой был причиной всех своих проблем, и продолжал лежать на боку в кровати, понемногу осознавая самого себя и погружаясь в мысли о прошедшей ночи. Голова еще не болела, но начинала кружиться сразу, стоило только прикрыть ненадолго глаза, и он сделал вывод, что все еще пьян, а значит последствия ударят по нему чуть позже. Это радовало — у него был как минимум час, чтобы встать, почистить зубы от ужасного привкуса, к которому невозможно привыкнуть и которое дает совершенно не жизнеутверждающее ощущение проспиртованности собственного тела, и похмелиться первым, что под руку попадется. Когда мысли о том, какой он придурок во всех возможных контекстах, стали поступать в голову, он перекатился на спину, умело переключаясь на настоящее. За долгие месяцы, что он провел в горьком побеге от реальности, он хорошо научился противостоять любому самобичеванию, окрестив это ничем иным, как глупыми последствиями химического дисбаланса. Чонгука бесило, что поначалу он не имел над этим контроля, так что быстро нашел отличный способ переживать это без потерь — не переживать. Заталкивать куда-то глубоко, а потом плакаться спьяну практически любому человеку. Но этого он никогда не помнил, потому был уверен, что отлично справляется, просто лишая себя любых эмоций. Единственное, чему он мог радоваться сейчас, через силу потягиваясь на большой пустой кровати, что он хотя бы помнил где он и как сюда попал. Но стоило ему выйти из темной душной спальни, Чонгук знал это наверняка, как любые надуманные маленькие радости испаряться в потоке обвинений. В целом, это было даже неловко. Он мог вообразить в своей голове все то, что скажет ему хозяин квартиры, слово в слово, это не было проблемой. Проблемой было то, почему он вновь станет это повторять. Его высокие надежды были так же высоки, как температура тела Чонгука в мерзком похмельном синдроме, только, вероятно, гораздо менее полезны. Он вдруг заметил, что ужасно вспотел, а воздуха было слишком мало, и в комнате наверняка пахло перегаром. Белье под ним пропиталось влагой, глаза слезились, но в туалет ему не хотелось. Видимо, обезвоживание уже дышало куда-то в спину, но мысль об обычной воде вызывала тошноту, так что сначала нужно было найти газированную. План из двух шагов по поиску воды, а затем и алкоголя, не выглядел бы так удручающе, если бы неизменно стоящий на этом пути монстр, взывающий к совести. Вероятно, единственный голос совести, который еще существовал, но уже успел переселиться в другого человека, потому что из себя Чонгук его выгнал. Он снова уснул под укачивающую колыбель собственного опьяненного мозга, а когда проснулся, решил, что сейчас же покончит с собой, но у организма были другие планы. — Почему ты всегда раздеваешься, если ложишься спать пьяным? Чонгук обернулся. В любой другой ситуации, если бы его увидели обнаженным на коленях в обнимку с унитазом и со стекающей по подбородку слюной, он бы, наверно, сгорел со стыда, но для Юнги эта картина была привычней чего-либо угодно еще. Конечно, Чонгук не ответил, обращая все свое внимание на скачки внутричерепного давления с каждым рвотным позывом, а Юнги просто закрыл дверь в ванную и удалился. Он тоже был пьян в этот выходной, как бывают пьяны нормальные люди, когда к нему завалилось бессознательное тело и с тихим, отчего-то возмущенным мычанием удалилось в спальню, а вылезло только сейчас, когда уже клонило к вечеру. — Сходи помойся, — попросил он, когда Чонгук показался из-за дверей с намерением, по всей видимости, вернуться в кровать. — Сходи в душ, черт бы тебя побрал, Чонгук. — Я умру, если буду двигаться, — еле слышно ответили ему. — Да уж, конечно, — Юнги лишь отмахнулся. — Умрет он, еще чего. Скорее, все умрут, но только не ты… Чонгук уже не слышал. Он лежал в кровати и молился, чтобы Юнги сжалился и поухаживал за ним. Любое движение заставляло кровь приливать в голову и стучать по ней молотками, сердце зачем-то усердно билось в груди и громко отдавалось в ушах, будто насмехаясь: ты жив, дурак, жив, вот на послушай. Кто-то вчера на заднем сидении его тачки нюхал кокаин. Чонгук сидел впереди рядом с водителем, при полном параде и в хорошем настроении. Он подобрал эту компанию на улицах Каннама. Просто так, поехали, ну. Водитель то и дело отчаянно поглядывал в зеркало заднего вида, боясь, что незнакомые парень и девушка выкинут что-то и отвлекут его от дороги. Они быстро умолкли, застряв в пьяных объятиях друг друга, но изредка девушка, сидящая за Чонгуком, протягивала руку через кресло, касаясь его лица. Ее пальцы пробегались по его губам и, когда он наконец понял, что она пытается сделать, он открыл рот и позволил ей. Верхнюю десну прожгло порошком. Это не дало ему ровным счетом ничего, но она была счастлива, а ему нравилось ощущать себя источником чужого блаженства. Он обернулся, облизывая горькие губы, и подмигнул ей, где-то внутри подавляя чувство собственности к человеку, которого едва знал. Интересно, каким еще большим идиотом он мог быть? Наверно, тем самым, который через минуту уже говорил водителю везти их троих к нему в квартиру. Тем самым, который этой же ночью, даже не пытаясь прятаться от управляющей компании своего жилого комплекса, провел их к своей двери, подумав, что пойти через двор, а не через подземную парковку, было лучшим решением. Тогда он был уверен, что все должны видеть, что он не один и не как всегда. И пусть соседи теперь жалуются на человеческий шум, а не на играющую из аудиосистемы музыку его изолированного пьянства. Все равно все всё знают, а если не знают — это замнут. Водитель уже передал информацию, и сразу нескольким людям приходилось быть начеку, проверять все возможные для слива ресурсы. А Чонгук был тем самым идиотом, который этой ночью трахал незнакомую девушку, а потом, после непродолжительных уговоров, отсасывал и парню. До его ушей донеслось что-то похожее на «кто бы мог подумать, что ты такой», и он улыбнулся, растягивая губы на члене, пока девушка проходилась ногтями по коже его головы, сидя рядом. Он оторвался и кое-как произнес: «Вам все равно никто не поверит». На самом деле, они и говорить не собирались, а на выходе из ворот жилого комплекса их уже ждал тот самый чересчур уполномоченный водитель с просьбой продемонстрировать аудио и видео библиотеку на телефонах. Он сунул им несколько миллионов вон, наклонился и сказал: «Сами понимаете, одно слово — компания вас засудит. Не советую проверять». Они удалились восвояси, оставив Чонгука одного этим утром, и он не собирался спать, а через несколько часов, выпив черт знает сколько еще, завалился к Юнги. — Что ты на этот раз натворил? — донесся его голос, больно ударив по ушам, а на лицо легко мокрое полотенце, с нажимом прошлось по лбу, щекам и несколько раз по губам, но Чонгук только поморщился, даже не открыв глаза. Контраст температур вызвал неприятные мурашки. — Отвали, — он еле разлепил слипшиеся губы и подумал о том, как вообще можно разговаривать с абсолютно нулевой влагой во рту. — Да мне похуй на тебя уже, чувак. Много не пей, блеванешь опять. — Чонгук сделал глоток и, пока гонял воду во рту, проклинал Юнги за то, что не додумался принести минералку. — Ты же никогда ничего не рассказываешь. Нравится что ли? Жить так нравится что ли, придурок блять? — Какого хуя, Юнги? — Чонгук распахнул глаза от агрессивного вмешательства в его личное пространство, когда рука, до этого придерживающая бутылку у его рта, вдруг толкнула его, лежащего и беспомощного, в голое горячее плечо. — Да вот того, что у тебя во рту сегодня побывал или хуй знает, где еще, м? — он встал с кровати, оставив воду на тумбочке, и хлопком врубил свет по всей комнате, отчего Чонгук тут же рефлекторно сел на кровати, жмурясь до мушек перед глазами, и схватился за пульсирующую голову. — Ты чего ждешь-то, я все никак не пойму? Пока кто-нибудь из этих долбоебов что-нибудь сольет? Началось. Чонгук не знал куда себя деть, в своем больном сознании, пока он кутался в одеяло с головой, он видел себя, открывающим тысячи дверей, за которыми не было ничего, кроме тьмы. Откуда-то издалека доносились призрачные насмехательства, одеяло не до конца спасало от света и уж точно не спасало от Юнги, который было думал его сдернуть, но в последний момент остановился. — Дай мне прийти в себя, пожалуйста, — приглушенно взмолился Чонгук, решив, что отдаст что угодно хотя бы за банку пива, но просить ее у Юнги казалось катастрофой. Не потому, что ему было стыдно, а потому, что за этим последуют еще большие упреки. Он даже не удивился, что Юнги уже владел всей возможной информацией о его ночи и что, вероятно, его снова попросили попробовать заставить Чонгука одуматься, будто никто из них, идиотов, не понимал, что он не способен ничего контролировать. — Ты просто невероятно упертый, — хмыкнул Юнги. — Если бы кто-то раньше знал, что ты упертый во всем, даже на пути собственного разрушения, тебя бы на цепь посадили, псина. Он был до одури зол в своей тупой беспомощности, и стал еще злее, когда принес Чонгуку банку пива из холодильника, будто в качестве извинения за собственные грубые слова. Чонгук был прав, никто действительно ничего не понимал, и это было ему на руку. Единственное, о чем он думал, это о том, как бы побыстрее найти кого-то, кто находился на том же этапе своей собственной жизни, что и он сам. Ему всегда хотелось спросить Юнги, что он вообще понимает, но эти разговоры были никому не нужны. Никто из них не знал, что значит жить в золотой клетке славы, проглатывая все свои страдания, чтобы потом продолжать играть в маскарад. Среди его друзей никто даже близко не был таким знаменитым, и, пусть и они имели свои ограничения, они не могли почувствовать всю глубину его страданий. Честно говоря, Чонгук смотрел на них свысока. Он был уверен, что никто его не поймет. Ни его грубый лучший друг, ни сотрудники компании, ни прочие знаменитости. Они все умели радоваться жизни. Им не нужно было топить ничего в алкоголе. И все они думали, что у Чонгука все идеально. Но сейчас Чон Чонгук боялся даже залезать в собственный телефон. Он не помнил, писал ли кому-то, не знал, сколько из десятков входящих сообщений вновь заставят его чувствовать вину и ненависть к себе. Он вообще лучше бы ничего никогда не знал. Выпитая банка пива все же помогла ему встать с кровати и пойти в душ. Там, разглядывая себя в зеркале, он ухмылялся и качал головой, пытаясь составить рейтинг вещей, которые он больше всего ненавидел. Где-то в конце списка были похмелье, запах спирта во рту, стучащая в ушах кровь и мелко трясущиеся руки. После — отрывочность памяти и страх за содеянное, неконтролируемая агрессия на фоне зависимости, кошмары по ночам, беспорядочные связи и стыд перед всеми людьми в мире. На первом месте неизменно факт того, что он такой один. Один такой грязный и подлый. — Кажется, какой-то хер претендует на твое звание, — проинформировал сидящий за барной стойкой на кухне Юнги, когда Чонгук, обернувшись полотенцем, вышел из душа. — Чего? — нехотя уточнил он и кое-как уселся напротив, стащив себе первую попавшуюся еду, которая не вызвала тошноты только благодаря выпитой банке пива. — Коллегу твоего приняли, говорю. — Я вот, блять, вообще не соображаю. Давай конкретнее или замолчи. — Не моя вина, что у тебя котелок не варит, — Юнги посмотрел на него и закатил глаза, а потом уставился в телефон. — Внутри твоей конторы обсуждают. Дурака какого-то приняли с наркотой, но уже кому надо заплатили и все довольны. А мог бы быть ты, даже удивительно. — Я не употребляю, — сказал Чонгук, все еще насмехаясь над тем, что Юнги назвал конторой самое крупное музыкальное агенство. — Кто это был? — Ким Тэхен, — Юнги поднял взгляд и посмеялся от увиденного. — Хватит залипать, выглядишь как придурок. Чонгук, блять! Не проснулся еще что ли? Как раз в этот момент Чонгук и проснулся. Весь следующий день он проспал, напившись по второму кругу. Юнги отправил его домой и переписывался со всеми, с кем только мог, обсуждая, как обуздать одного-единственного человека, ради которого они все здесь и собрались. Путей никогда не было много и они решили снова наложить на него санкции, пока он не согласится получать профессиональную помощь, о чем ему и сообщили, отрубив от всех выходов в социальные сети. Никаких прямых трансляций, никаких сторис, постов, интервью, выступлений, практик, ничего. От его лица уже запустили оповещения, что деятельность прерывается на краткосрочный отпуск. Чонгук видел, как фанаты желают ему хорошо отдохнуть и хвалят за работу, пока сидел на собственном аккаунте с фейка. Он не пил два дня, ответил всем, кому мог, и так, как мог. Мол, конечно, все понимаю, буду дома, подумаю над тем, чтобы принять вашу помощь, благодарю, простите, я не устал, я загулялся, бывает. После даже нашел в себе силы потренироваться, приготовить еду, хотя и не понимал зачем, когда в любой момент можно было вызывать доставку. Он пытался отвлечься чем угодно, чем угодно побороть мысль взяться за бутылку, коих в его холодильнике всегда было больше, чем еды. То и дело подходил, открывал дверцу, одергивал себя, садился на диван и сидел, как дурак. Курил, как дурак. Пялился в телек тоже как дурак. И как дурак думал, почему Ким Тэхена засекли, насколько неосторожным надо было быть. Это, пожалуй, было единственной приятной мыслью во всей его череде повседневности под замком собственной квартиры. Его радовало, что все его руководство в курсе произошедшего. Именно из-за Ким Тэхена они решили поставить на паузу свое сотрудничество с Чонгуком. Ни одной компании не были нужны такие темные скандалы, падение рейтингов и акций. Всем поголовно было плевать на Чонгука, а предложения о помощи были ничем иным, как условиями договора и попыткой не потерять заработок вот так глупо, от алкоголизма собственного артиста. Поэтому он отказывался от всего, что они предлагали. Отказывался и от Юнги, который писал каждый час с дружескими напоминаниями о том, что он не должен пить, тем самым только культивируя в нем это желание. К концу второго дня трезвости, лежа на полу с пониманием, что он уже подумал и сделал все, что только мог, он залез в телефон в поисках номера Ким Тэхена в списке своих контактов. Он ни раз видел его на приватных вечеринках и в закрытых каннамских клубах, но не замечал ничего необычного — парень просто пил в своей маленькой компании и не промышлял ничем постыдным или криминальным. Несколько раз они рука об руку вели какие-то тупые шоу, дежурно здоровались и шутили друг с другом, ничего особенного. Ничего такого, от чего можно было подумать, что почти такого же популярного айдола, каким являлся Чонгук, поймают с наркотой. И это не давало покоя. Чонгук очень стремился узнать, что он не один такой. Время близилось к закату, середина рабочей недели, в новостях ничего интересного. Гудки звучали мучительно долго. — Да? — голос раздался по всей комнате, заставив Чонгука вздрогнуть. Он быстро смахнул главный экран, отключая телефон от аудиосистемы. — Чонгук? — Привет, — вымолвил он, приподнялся на локтях, приложив трубку к уху, и потянулся за лежащей рядом электронной сигаретой со вкусом личи. В голове мгновенно образовалась пустота и захотелось отбросить телефон в сторону, но он затянулся и собрался с мыслями. — Слушай, понимаю, это странно, но… расскажешь, что случилось? — Ты про что? — безразлично и совсем не удивившись ответил Тэхен, голоса вокруг него удалялись, он явно быстрыми шагами выходил из шумного помещения. Чонгук на секунду позавидовал ему. — Меня отрубили от всех ресурсов компании из-за твоего происшествия, — уточнил он слегка озлобленным голосом. — В таких вещах меня еще не обвиняли. Просто так не отрубают, кто бы там чего не натворил. Какое я отношение имею к твоим ребятам? — Я не святой. Я просто хочу знать, как ты так проебался. — Воу, за языком следи, — разговор явно уходил куда-то не туда, Чонгук начинал злиться слишком быстро и сам не понимал, почему. Наверно, он просто не мог иначе. — Говори, что тебе нужно, Чонгук? Самым удивительным в этом было то, что Тэхен до сих пор не бросил трубку и продолжал этот совершенно не телефонный бессмысленный разговор. Он даже вышел куда-то, где было тише. Чонгук сделал вывод, что ему было чего опасаться. Тэхен не собирался оставлять себя без информации и он ничего не понимал. Не понимал, какого черта теперь всем от него понадобилось и почему это так быстро разлетелось по верхушке всей их пищевой цепи. И, ко всему прочему, он был тем человеком, который одергивал себя каждый раз, когда слишком долго смотрел на Чонгука, стоило им появиться на одном и том же мероприятии. — Да я не знаю, Тэхен… — он успокоился и выдохнул. Он не хотел быть один. — Слушай, приятель, с нашей стороны все улажено, ничего никуда не просочилось. Я понимаю, ты переживаешь, и тебя это тоже коснулось, да много кого коснулось. Я сглупил, не был аккуратен. Про тебя ничего не знаю, но явно все не просто так, м? Что ты хочешь? Это спокойствие и напор убивали. Чонгук думал, какого черта Тэхен, натворивший куда большего пиздеца, чем он сам, сейчас тусил где-то и отмазывался стандартными заученными фразами, а он, Чонгук, еле мог разглядеть время на электронных часах в другом конце гостиной, потому что от нервов и безделья уже успел закурить все непроветриваемое помещение. — Мне кажется, я с ума сойду, — только и смог сказать он. — Да брось, они просто соблюдают тишину ради твоей же безопасности. Как только все уляжется, вернешься к работе, ничего страшного, Чонгук. В любом случае, что ты хочешь от меня? Я прошу прощения, что спровоцировал всю эту суету. Чонгук лег обратно, чувствуя, как приятно распрямился позвоночник. Рука затекла держать телефон у уха и он включил громкую связь, положив его рядом со своей головой, и принялся курить с новой силой. Что же он, блять, хотел в самом деле? Может быть, хотя бы того, чтобы Тэхен не общался так безразлично и уверенно? Чтобы чувствовал себя хотя бы немного таким же дерьмом, каким чувствовал себя Чонгук? — Я не знаю… я не могу никуда выйти, меня никто не повезет. За руль не сяду. Я не знаю… — Тэхен по сторону терпеливо молчал. Чонгук не понимал почему, и это убивало. Он ненавидел себя. И его ненавидел. И пар от электронки, который не успевал рассеиваться и уже накапливался с новой силой. Он хотел, чтобы его мысли прочитали и чтобы ничего не нужно было делать самому. Так он привык. Но так привык и Ким Тэхен. — Мне сказали, что я должен обратиться за помощью, только тогда они вернут полноценное взаимодействие со мной. — Так тебе нужна помощь? — спросил Тэхен, и Чонгук услышал, как щелкнула зажигалка. — Не нужна мне помощь. — А что нужно, Чонгук? Я задаю этот вопрос в третий раз. Его голос звучал слишком низко, снова слишком спокойно и впервые слишком заботливо. Этого хватило, чтобы оставить и третий раз без ответа. Тэхен только усмехнулся и глубоко вдохнул сигаретный дым, когда услышал торопливые гудки — собеседник бросил трубку. В попытках ответить самому себе на вопрос, что же ему было нужно, он понял, что этот глупый маленький разговор действительно звучал как крик о помощи, но не о той, что предлагали ему уже все подряд, нет. Чонгук не хотел быть один. Чонгук хотел рядом такого же человека, каким он сам являлся. Самого себя рядом с собой, если возможно. Так что самому себе он налил бурбон в большой стакан, самому себе выжал туда лимон, добавил сироп и газированную воду, а потом долго мешал длинной ложкой, подперев щеку кулаком. Все это расшатало его слишком сильно и он не мог больше терпеть. Пустые глаза отражались в коктейле, который можно было и не пить. А потом и на дне пустого стакана, который можно было и не разбивать о стену в приступе ненависти к самому себе. Можно было. Можно было не включать намеренно грустную попсу и треки из компьютерных игр, в которые он никогда не играл. Можно было следом не допивать всю бутылку, уже не разбавляя, а просто закусывая дольками лимона, кожуру от которых он тоже съедал. Можно было не открывать мессенджер и не писать Ким Тэхену после того, как два часа назад он собственноручно и совершенно неуважительно прервал разговор. Но перед всем этим он сглупил еще больше, включив себе медленную песню в исполнении того, с кем сейчас намеревался переписываться черт знает о чем. Песню о медленных танцах и любви всю ночь. Она не понравилась и не запомнилась ему, в отличие от тягучего голоса, который уже был внутри и боролся с алкоголем за преимущественное содержания в его, Чонгука, крови. Ему в любом случае уже было нечего терять. И ни одной здравой мысли в голове, только желание быть тем, кто он есть и кем всегда был. Встать на старую дорожку, в позицию самого подлого и грязного подонка в мире. Он больше не хотел ощущать в себе то, что ощущал всю предыдущую трезвую одинокую ночь с отрывочным сном. Не хотел засыпать три часа и каждые два просыпаться. Нет, он лучше напьется. Напьется так, чтобы сознание исчезло и унесло его в самый спокойный сон из возможных. Неконтролируемый, глубокий и беспрерывный. Если бы только он мог кого-то обнимать в этом бесконтрольном, глубоком и непрерывном. «Я не хочу чувствовать себя так, как было прошлой ночью», — написал он и тут же отправил, не давая себе времени подумать. Он был достаточно трезв, чтобы писать осмысленно, но уже достаточно пьян, чтобы дать себе разрешение писать в принципе. «Немного контекста», — ответ пришел почти сразу. «Хочешь со мной выпить?», — он даже потряс головой в недоумении как только отправил это, а собеседник печатал незамедлительно, и Чонгук красочно представлял, как Тэхен сидел уже, возможно, в своей квартире, ведь была глубокая ночь. Возможно, не менее пьяный. Хотелось думать, что он жаждал компании. Жаждал именно его — Чонгук привык быть первым и единственным. «Мог и при разговоре не трусить и пригласить». «Не будь занудой и пригоняй сейчас». «Я в говно. И меня только что любезно доставили домой». Чонгук широко улыбнулся. Он чувствовал себя комфортно, разговаривая с ним. Они были на одной волне. На волне шестиметрового цунами, готовящегося обрушиться на тихую деревню. «Сам приеду, давай адрес». Намеренно не упомянув, что он успел выпить, Чонгук, не дожидаясь ответа, встал и уже на пороге ванной довольно хмыкнул, когда получил адрес. Оказалось, Тэхен был в десяти минутах езды в аналогичном жилом комплексе. В ванной ему пришлось быстро вытереть руки и дотянуться до телефона прямо из душевой кабинки. Тело немного шатало, он весь чуть не трясся в эйфории от предстоящей встречи и от того, что наконец делает то, что привык. Только теперь не с кем попало, а с таким же, как он. С точно таким же, как он. С тем, с кем можно было не бояться сливов и собственных эмоций. — Чонгук? Я сказал охране, что ты приедешь. Номер тачки скинь, пропуск сделают. Встречу на парковке. Ты же не пьяный, доедешь? — Я в порядке, спасибо, Тэхен. — Жду, малыш. Чонгук недоуменно залип на собственный телефон, когда вызов оборвался, услышав неожиданное обращение, и сделал вывод о том, что Тэхен был уже сильно пьян. Это будоражило. Он будто впервые постучался в дверь, открыв которую не оказывался в темноте. Будто впервые никто не смеялся за его спиной, а вел себя так, как ему всегда хотелось — непринужденно, без страха, флиртуя едва узнав друг друга. Наверно, думал Чонгук, Тэхен чувствовал то же самое. Никто кроме них не мог чувствовать ничего подобного. Никто кроме них на ближайшие тысячи квадратных километров не был настолько же высоко. Он тешил свое самолюбие и хвалил себя за решение написать Тэхену всю дорогу до его дома, молясь, чтобы никто на постах въезда не передал в компанию, что он покинул квартиру. Никакого запрета на это у него, разумеется, не было, он просто не хотел лишних вопросов. Теперь вопросы ему мог задавать только Тэхен — мужчина на той же странице книги, где он сам застрял. Где он был рад застрять. Его и правда ждали? Больше не нужно было ходить с места на место в ограниченном количестве закрытых заведений и искать себе компанию? Это не укладывалось в голове. Почему он не додумался подойти к нему ближе еще тогда? Чонгук был уверен, что ни у кого вокруг не было проблем, и он просто не хотел показаться козлом в глазах других знаменитостей. Он напивался потом, чтобы никто не видел. В их глазах он был таким же, как и все. Он не пользовался своим статусом, не хвастался им, только внутри себя допускал мысль, что он был лучше их всех. И тут Тэхен, единственный среди них, понял это. Потому что был единственным, кто смог дотянуться до пьедестала первого места, на котором стоял Чонгук, ведь сам стоял рядом — на втором. Но Чонгук уже был готов превознести его. Он пил бурбон из бутылки всю дорогу и уже был готов практически ко всему. Как и всегда. Это грело его, он любил себя в городских огнях, на скорости, пьяным и разгоряченным, любил простой бит в ушах, вибрацией по телу. И если они не понимали, как это хорошо, то лучше бы закрыли свои рты. Потому что Тэхен понимал. Чонгук пьянел и пьянел, не думая даже о скорости всех решений и выводов в своей голове. Зачем, если таков он есть? Может, теперь хоть кто-то примет его и не будет заставлять лечиться и пихать в плечо? Пост остался позади, ему пришлось приспустить стекло и показаться охране, черт знает почему. Видимо, проезд к Ким Тэхену действительно был сложнее, чем к другим жильцам этого комплекса. К Чонгуку никогда никто не ездил, он привозил всех сам. Быстро оказавшись на нужном уровне подземной парковки, где уже стояло около трех машин Тэхена в гордом одиночестве, потому что он, как и Чонгук, владел всем этажом. Это снова заставило его улыбнуться. Мелочи собирались во что-то более значимое, мелочи пьянили его еще больше. Он вышел из машины, заблокировал ее и убрал ключи в карман широкой куртки, где прятал закрытую и почти пустую бутылку бурбона. Сигнал не доходил до подземки, поэтому он просто ждал, когда Тэхен спуститься, быстро осмотрел все его машины и уставился в стеклянные двери лифта. Он успел отвлечься на собственную фотогалерею в телефоне, когда услышал, как они тихо разъехались, а после эхом разнеслись тяжелые шаги, и смущенно поднял голову. Чонгук подпирал бампер ближайшей к лифту машины, но когда он посмотрел Тэхену в глаза, тут же выпрямился, стараясь казаться больше. Но Тэхен был выше, он был крупнее, он улыбался хитро, отстраненно, почти дружелюбно, но главное — совершенно опьяненно. Уголком рта, заигрывая. Тэхен быстро оказался рядом, слишком близко, посмотрел сверху вниз. Они оба держали руки в карманах, Чонгук сжимал в одном бутылку, а свободную протянул и одновременно поклонился. — Непривычно видеть тебя так близко и в неофициальной обстановке, — сказал Тэхен, легко коснувшись его руки. Не дав даже ответить, он развернулся к лифту, потянув Чонгука под локоть, и тому пришлось рефлекторно отпустить бутылку, которая тут же вывалилась из не слишком глубокого кармана и прогремела, разбившись, на всю парковку, хотя казалось, что на весь город. Тэхен обернулся с поднятыми от испуга бровями и открытым ртом и посмотрел им под ноги на осколки и небольшое темное пятно от разлившегося алкоголя, запах которого они почувствовали даже через опьянение. Он медленно поднял на Чонгука глаза. — Это вот такой ты трезвый? — Ну какое теперь дело? Я доехал, все нормально, — он тронул носком ботинка крупные куски стекла, чуть подвинув их к Тэхену. — Незачем врать мне. Думаешь, я бы остановил тебя, если бы знал, что ты пьян? — он подвинул осколок обратно к Чонгуку и улыбнулся. — Я позвоню на пост, уберут. Не будешь мне больше врать? — Не буду, — Чонгук улыбнулся в ответ и они направились к лифту. — Но технически я не врал, я сказал, что я в порядке. И я действительно в порядке. — Помолчи лучше, — в шутку сказал Тэхен и засмеялся, нажимая на кнопку семнадцатого этажа. Его квартира мало чем отличалась от квартиры Чонгука. Такая же просторная, с совмещенной большой гостиной и тренажерами. Только не было огней, вместо них — куча странных предметов искусства, которым Чонгук никогда не интересовался. Он никогда не стремился ничего украшать, простота давала ему ощущения спокойствия и стабильности, но здесь Тэхен был другим. Тэхен ценил роскошь и гордился тем, что имел. Он подбирал все с особой тщательностью, у него было больше мебели, больше света, который он приглушил, как только они зашли на порог. Он показал Чонгуку, где оставить одежду и сам снял пальто, оставшись в футболке и серых спортивных штанах. Они выглядели практически идентично, только Чонгук стал еще чуть ниже его, когда снял массивные ботинки, и Тэхен улыбнулся ему в отражении зеркала. В гостиной уже тихо играла спокойная музыка на английском языке и Чонгук прикусил язык, чуть было не выдав Тэхену, что он слушал его музыку прежде чем написать, хотя ему было интересно, слушал ли его Тэхен. Наверно, это было неизбежно, его треки играли на радио чаще других. Пусть Тэхен не был похож на человека, который слушает радио, да и вообще на человека похож не был. Практически все в их мире знали его, как самого красивого айдола, и Чонгук был с этим согласен, он выглядел как мультяшка. Но сейчас, вблизи, сидя напротив него в кресле, Чонгук думал, что он был куда мужественнее, чем его последнее воспоминание. Без макияжа, без укладки, в простой одежде и стаканом виски в руках. На секунду он понадеялся, что мог бы выглядеть так же сексуально и привлекательно в любом своем обличии, но потом вспоминал, как отекало его лицо по утрам, стоило хоть немного протрезветь. Благо, ни он, ни Тэхен трезветь не собирались в ближайшие сутки, о чем договорились практически сразу же, допив бутылку за тихими разговорами о том, чем они оба занимались. Они понимали друг друга с полуслова, будто сидели вот так уже тридцать лет, а не тридцать минут. Тэхен предусмотрительно оставил на журнальном столике газированную воду и закуски, чтобы они смогли продержаться дольше, шутил и смеялся, иногда подтрунивал, но легко и не обидно. Он был немного старше и позволял себе ощутимо больше в ходе их непродолжительного разговора о проблемах внутри их компаний и загруженности графиков. Он не жаловался и говорил, что готов делать все, что от него потребуется, и что он жалеет, что поставил под угрозу репутацию своего лейбла. — Как это произошло? — спросил Чонгук, уже перестав морщиться от крепкого напитка. Теперь он ощущался практически как вода. Он достаточно поел и пил воду между каждой рюмкой, вытирая рот рукавом светлой широкой кофты. Было приятно заявиться у кого-то на пороге простым пьяным человеком и говорить о том, что по-настоящему мог понять только Тэхен. — Глупости, не думай об этом. Хорошо, что с полицией легко договориться. — Согласен. Иначе я бы уже без прав остался. — Часто гоняешь? — Когда время позволяет. Они меня контролируют. После стольких-то штрафов. Тэхен хмыкнул и подмигнул ему, выглядывая из-за стакана и тут же опустошая его. Система вентиляции в его гостинной и открытые маленькие форточки на панорамных окнах позволяли им не задымлять помещение с такой же скоростью, с какой это обычно делал Чонгук, но Тэхен все равно брал у него из рук электронную сигарету, перегибаясь через стол, ведь сам обычно курил или сигареты, или сигары прямо дома, но ему не хотелось, чтобы рядом с Чонгуком были такие резкие запахи. Легкий запах личи шел ему куда больше. И еще куда больше Тэхену нравилось чувствовать остатки его слюны. — Куришь сигареты? — Иногда. — Ты гей? — Быстро ты перескочил, — засмеялся Чонгук и выдохнул пар в потолок, уже разгоняя по всему телу предвкушение чего-то неосязаемого. — Я люблю и тех, и других. — Я гей. — Я догадывался. Тэхен кивнул и забрал протянутую ему электронную сигарету. — Я редко вижу тебя на тусовках. Там внутри все знают, кто я. Это даже странно, ты популярнее меня, но тебя не видно практически нигде. Где ты бываешь обычно, Чонгук? — он взял со столика свой телефон и что-то там понажимал с видом абсолютного безразличия, а после положил обратно экраном вниз. Они оба уже были слишком пьяны, так что Чонгук был готов рассказать ему все, что он попросит. Тэхен хоть и был достаточно холоден, но все равно заставлял его чувствовать комфорт каждой клеточкой пьяного тела. Даже его холод сейчас казался Чонгуку продуманным флиртом. — У меня проблемы с алкоголем. Я пью часто и не могу остановиться, пока не вырублюсь. Так что я редко на людях, тем более там, у вас. Обычно пью немного и везу кого-нибудь к себе, дома уже напиваюсь. Но чаще один напиваюсь и пью по два-три дня. — Кого-нибудь — это кого? — поинтересовался Тэхен. — Да кого угодно. Цепляю и все. А менеджеры потом разъебываются, — он смущенно улыбнулся, ожидая осуждения, но Тэхен свел губы трубочкой и поднял брови. В его глазах было что-то, похожее на восхищение. — Я бы и не подумал. — А я бы не подумал, что тебя поймают с кокаином. — Будешь? — он смотрел исподлобья и уже не скрывал своего флирта. Чонгук не мог ему отказать. По правде говоря, теперь у него не было никаких причин бежать. Если раньше его сдерживало понимание, что он еще не на самом дне, до которого порой так хотелось достать, а значит и не самый потерянный, то теперь, когда он нашел себе человека, способного проделать этот путь с ним рядом, любые причины растворились в грязной воде, слезах и алкоголе. Под водой не было кислорода, и Тэхен предложил вдохнуть что-то совсем другое. Его лицо выражало полную уверенность в своих действиях. Длинные изящные пальцы разделяли белое сыпучее вещество на две почти равных друг друга полоски прямо на журнальном столике. Он отодвинул бокалы и пустые тарелки подальше, оставив место для самого важного. Чонгук наблюдал за ним как завороженный, от волнения больно прикусывая губы. Он никогда раньше не пробовал никаких наркотиков и знал о них лишь поверхностно, поэтому внутри все неприятно скручивало перед лицом неизвестности. Тэхен поглядывал на него из-под ресниц и заговорчески улыбался. Алкоголь глушил в нем голос разума, глушил чувство вины, которое было заперто в клетке из сиюминутных желаний. Возможно, потом он подумает, что не стоило давать пробовать наркотики человеку, который и так склонен к зависимостям и находится в чем-то похожем на депрессивный эпизод. Но пока Тэхену было все равно, он искренне считал, что таким, как они с Чонгуком, можно все и даже больше. Можно навсегда забыться и ничего не делать остаток своей жизни, поставить весь мир на колени. Такому, как Чонгук, было можно все. Тэхен вдохнул свою половину через тонкую обрезанную коктейльную трубочку, потому что налички у него не было. Грязные деньги не касались его рук, грязным деньгам было не место в руках Чонгука. Он откинулся назад в своем кресле и сомкнул веки. После возбужденно оглядел всю комнату круглыми глазами, будто находился в ней впервые, и уставился на Чонгука, который наблюдал за ним с любопытством и недоверием. Во рту мгновенно пересохло, кровь зашумела в ушах, и Тэхен решил, что теперь он счастлив. — Хочешь скажу тебе одну вещь? — спросил он, прикрывая глаза и заторможенно облизывая сухие губы. Он старался не обращать внимания на нагревающийся шар в его груди и в животе, и на сердце, которое билось о грудную клетку как ненормальное. Если бы он зациклился, то легко мог испугаться. Чонгук должен был его отвлекать. — М? — как будто из-под толщи воды донесся до него голос, который теперь казался не просто ангельским. Голос возвращал Тэхена на землю. Но им обоим тут было не место. — Ты, — он разлепил рот с чавкающим звуком, нужно было срочно попить воды. Тэхен медленно моргал, зрачки не успевали возвращаться на место, он закатывал глаза и гладил себя по бедрам, чувствуя как понемногу тело становится пластилиновым. — Самый красивый человек из всех, кого мне приходилось видеть. Чонгук улыбнулся и опустил взгляд. Ему нравилось, что Тэхен не подталкивал его и не торопил. Он мог вдоволь наблюдать за ним, но все равно ничего не понимал. Какое-то время казалось, что Тэхен был совсем не с ним, а где-то там, высоко. Он гладил и гладил свои бедра вверх и вниз, будто впервые торгал что-то живое. То поднимал, то вновь возвращал голову на спинку кресла, моргая в полсилы, как если бы был в полудреме. Чонгук слышал, как пересохло у него во рту, он то и дело причмокивал и прикусывал губы, жевал щеки с обратной стороны. Потом вдруг смотрел на Чонгука своем протрезвевшими глазами, а в следующие мгновение издавал протяжное низкое мычание и переставал дышать на несколько секунд. — Что ты чувствуешь? — наконец решился спросить Чонгук. — Ничего, — ответили ему. И сомнений не осталось. Если бы однажды Чонгук пришел за помощью к специалистам и его спросили, чего он пытается добиться своим поведением, он бы сказал, что хочет ничего больше не чувствовать. Рука потянулась к трубочке, он наклонился и, по примеру Тэхена, заткнул одну ноздрю, чтобы в следующей мгновение втянуть другой все, что тот для него оставил. Нос неприятно прожгло, глаза заслезились. Он закашлялся, чувствуя как часть горького порошка встала в горле, и стал пытаться избавиться от этого комка, резко вдыхая и проглатывая вместе со всем, что осталось в носу. — Это не кокаин, если что, — оповестил его Тэхен. — А что? — Чонгук тер нос, потихоньку возвращая себе возможность дышать. — Понятия не имею. Иди ко мне, пожалуйста. Пойдем в кровать, — его голос звучал все тише и тише, вода помогла немного прийти в себя, и Тэхен почувствовал, как на внутренней стороне щеки выступила кровь, но боли не было. Не было ничего, кроме растекающегося по телу теплу и огромного желания придавить себя к земле, чтобы не уплывать. Он знал, что занюхал слишком много, а сверху на алкоголь это было еще хуже, но страх не настигал его. С трудом выпрямив совершенно ослабевшую шею, он полузакрытыми глазами проверил Чонгука, который в какой-то момент просто перестал издавать любые звуки, и блаженно улыбнулся тому, что увидел перед собой. — Сердце слишком сильно стучит, — тот слегка испуганно взглянул на него. Одна рука безвольно покоилась на животе, вторая лежала на диване рядом, кончики пальцев поглаживали прохладную кожаную поверхность. — Все нормально, так и должно быть. — Тэхен отлично знал, что говорить в таких ситуациях. Он избегал слов, на которых Чонгук мог случайно зациклиться. Если не произносить «страх» вслух, он перестанет существовать. Чонгук тоже перестал существовать, слившись с тем ощущением, которое, и он теперь был в этом уверен, должен испытывать каждый на протяжении всей своей жизни. Вот что имел в виду Тэхен, когда говорил «ничего». Ничего значило норму. Ничего значило все сразу и только лучшее. Так должно было быть всегда. — Тэхен, — позвал он, с трудом пытаясь заглушить нарастающую панику. Он ощущал, будто все внутри нагревается и готовится взорваться. Стук сердца был таким ускоренным, что перестал быть чем-то, что можно опознать, будто сердце превратилось в один горячий шар. Слюней во рту не осталось, он чесал верхними зубами нижнюю губу и не мог поверить, что это часть его тела, температура которого, казалось, подскочила до сорока. В голове взрывались фейерверки, и это, пожалуй, было единственным приятным из всего, что он успел ощутить. — Руки… руки вспотели. Он поднял одну руку и поднес к лицу, уставившись на нее. Все было не отсюда и не здесь. Покрутив ее перед собой, Чонгук тяжело выдохнул, пытаясь сконцентрироваться хоть на чем-то, но у него не получалось. Тэхен молча наблюдал в ожидании, когда он наконец сможет пережить свой пик, к которому явно не был готов. Затем Чонгук дотронулся рукой до своих лица и губ и тихо засмеялся. — Я с ума схожу. — Тихо, не зацикливайся. Не думай. Пойдем приляжем, — успокаивающе повторял он. — Ляжешь на меня? Пока я не уплыл… — Куда ты уплываешь? — хихикал в ответ Чонгук, продолжая трогать свое лицо с полным ощущение, что оно ему не принадлежало. — Я не дойду. С ума сойти, господи… Его лицо горело, а сердце медленно успокаивалось в своем ритме. Чонгук бросил взгляд в конец гостиной на дверь, которая предположительно вела в спальню, и решил, что они будут идти туда тысячу лет. Время превратилось в вязкое текучее месиво, окутав их и забрав возможность делать осознанный выбор. Тэхен снова расслабился, опустил голову и закрыл глаза. Только тяжело дышал и мычал куда-то в потолок, когда его накрывало горячей волной удовольствия. Ему тоже хотелось не шевелиться и не мешать веществу делать самые правильные вещи с его мозгом, но, в отличие от Чонгука, Тэхен знал, что им станет еще лучше, как только они дотронуться друг до друга. Он открыл глаза, решив, что им все же стоит соединиться, и увидел, что Чонгук прилег на бок на диване, поджав к себе коленки, и немного раскачивался, улыбаясь и улыбаясь чему-то внутри себя. А может и вокруг себя, и всему сразу. — Я не дойду, Тэхен, — снова прошептал он и облизнул губы. Тэхен оторвал холодные вспотевшие руки от своих бедер и решил, что делать ему нечего. Он кое-как поднялся, стараясь не смотреть вокруг, и взял со стола бутылку воды, которая теперь переливалась и сверкала, будто кто-то набрал ее для них из волшебного источника в волшебной стране. Немного понаблюдав за этим, он обошел столик и тяжело опустился в ногах Чонгука на диван. Тот его не видел и не слышал, он летал где-то в бесконечном пустом пространстве своего сознания с полным ощущение свободы ото всех оков. Тэхен сделал глоток и на секунду решил, что эта бутылка — часть его руки, так что ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, как передать ее Чонгуку, который тоже стал коротко мычать и стонать в блаженстве. — Ты здесь? — спросил он, не размыкая век, и хмыкнул, поняв, что его голос больше не идет изнутри него. Его голос был везде, будто кто-то дал ему микрофон-петличку и подключил к аудиосистеме. Подумав о музыке, он резко услышал, что она действительно играла. И еще никогда и никакая мелодия не нравилась ему так сильно. — Здесь, — выдохнул Тэхен. — Я понял, куда ты уплываешь. Я будто лечу. И вокруг ничего, — завороженно шептал он. — Так странно. Так хорошо, Тэхен. Я люблю тебя. Как я жил без тебя? — Угу. Могу тебя потрогать? — Ты разве не трогаешь меня сейчас? Тэхен засмеялся. Он отлично все это понимал. Придвинулся ближе и, коснувшись бедром ступней и ягодиц Чонгука, запустил пальцы ему в волосы. — О боже, — охнул Чонгук и тяжело перелег на спину так, что рука Тэхена оказалась на его лице. — Как это… — Приподнимись, попей воды. — Не хочу. Не хочу. Иди сюда. Иди сюда, Тэхен, — он будто задыхался и стал быстро двигаться к спинке дивана, освобождая ему место. Быстро лишь на вид, на самом деле ему казалось, что ему потребовался час, чтобы перетащить свое тело на несколько сантиметров в сторону. Тэхен поставил бутылку на пол, уходя от прикосновений. Это душило его. Он быстро лег на диван, а Чонгук сразу же, рефлекторно и неосознанно, лег на него полубоком, оставив на поверхности только одну свою ногу, а вторую уложив прямо между ног Тэхена. Они оба выдохнули и расслабились. Чонгук не размыкал глаз уже несколько минут, решив, что смотреть ему не на что, все было внутри него. И Тэхен был внутри него, был его частью, кровью в его венах, электрическими импульсами в мозге, богом и вселенной. — Я не понимаю, где кончается твое тело и начинается мое, — медленно и тихо оповестил он, касаясь горячими сухими губами шеи Тэхена. — Я говорил это десять минут? — Типа того, — засмеялся Тэхен и принялся гладить спину Чонгука широкой ладонью. — Хочешь разденемся? — Я не могу двигаться. — Хорошо. По комнате снова разнеслось протяжное мычание Чонгука, который не понимал и не помнил, какой была жизнь раньше и была ли вообще. — Не уходи от меня никогда, — сказал он в полный голос, будто это было единственным, что имело значение и могло быть произнесено громко. — А ты не отпускай, — на этих словах Тэхен выдохнул через нос, ухмыльнувшись. Чонгук обращался к веществу в своей голове. — Только не отпускай… Сколько оно держит? — Час, максимум два. Потом догонимся. Пока Чонгук отдавался ощущениям полностью и даже не пытался проявлять инициативу, сосредоточившись на руках Тэхена, которые были и его руками, сам Тэхен, переживая все далеко не в первый раз, стремился отдать всего себя и быть в сознании настолько, насколько он мог. Он получал удовольствие, зная, что сейчас, рядом с ним и в его руках, Чонгук чувствовал себя так, как никогда и ни с кем больше. Пусть в этом и не было его заслуги. Конечно, он знал, что конкретно они приняли, но он решил оставить эту информацию себе, как и все, что помогло бы сохранять контролирующую позицию. Через несколько минут Тэхена уже полностью отпустило и он приподнял голову, чтобы посмотреть на Чонгука, но видел только его лохматую мокрую макушку. Через аудиосистему проигрывалась неизвестная песня, и Чонгук бормотал что-то о том, что это лучшая песня в его жизни и что в его руках действительно взрываются фейерверки, пока вслушивался в немногочисленные знакомые слова на английском языке. Он сжимал ладонью футболку Тэхена в районе солнечного сплетения и был уверен, что фейерверки прямо там, что они соединяют их тела. — Меня отпускает, — сказал Чонгук и его голос наконец не дрожал. Он попытался подняться, но Тэхен положил ладонь ему на голову, заметив, насколько мокрыми были его волосы, и прижал обратно к своей груди. — Не отпускает, — поглаживая и усмиряя, — ты можешь это контролировать. Закрой глаза и выдохни, это происходит волнами. Не цепляйся ни за что, тебя снова унесет. Чувствуешь? В ответ только тихий утвердительный стон, а после: — Мы с тобой одно целое. Я не понимаю. — Не надо понимать. Расслабься. Ни о чем не думай. Только ты и я. — Это так странно. Я все осознаю. Но я чувствую себя так хорошо, Тэхен. Будто я бог. — Так и есть. Чонгук вдруг приподнялся, преодолевая силу рук Тэхена, и навис над ним с закрытыми глазами и широкой улыбкой. Тэхен обратил внимание на то, как сильно были разжеваны его губы, они покраснели и опухли. Сложно было представить, что он сделал со внутренней стороной своих щек, нужно было еще в начале дать ему леденец или жвачку. Чонгук переоценил себя, поэтому через пару секунд свалился обратно, на этот раз оказываясь на Тэхене всем телом, волосы упали ему на лицо, перекрывая обзор. — У тебя встанет? — прошептал Чонгук в районе его уха. — Нет. — Тогда потом. Но у меня встал. — Я чувствую. — Потрогаешь меня? — чуть ли не взмолился он, начав совершать поступательные движения бедрами. — Мне надо догнаться, — раздраженно выдохнул Тэхен. — Тебя отпустило? — Да. Лежи. Я жду. Пьяные звонки, пьяные смски. Для полной картины не хватало только пьяного секса, который теперь обретал другие очертания. Алкоголь нейтрализовался действием вещества, Чонгук не чувствовал никакой боли, тело будто было ватным, а Тэхен под ним — большим и теплым. Тэхен хотел вернуться в то состояние, в котором был минутами ранее. Он раздражался и прикидывал в голове, как они будут себя чувствовать на следующий день, ведь у него были дела. Предложив полусонному Чонгуку остаться у него на неопределенный срок и получив очевидный слабовольный ответ, он попытался уложить его на диван и встать, чтобы покурить и сходить в туалет. Сам Чонгук, которого тоже начало отпускать, смутился и все-таки выпустил его. В образовавшейся тишине он услышал, как включилась вода в душе, и простонал, поняв, что ему придется дождаться Тэхена, чтобы получить то, что он хотел больше всего. Не его тело, не его внимание или флиртующие улыбки, нет. Чонгук хотел снова стать с ним одним целым. Когда он только приехал, то понял, что больше не будет один. Но он не знал, что это будет полное и неконтролируемое слияние с кем-то. Он был благодарен и пытался подавить блаженную улыбку, кусая губы, и как раз тогда заметил, что сжевал себе все щеки. Начав водить языком во рту, он нахмурился, приподнялся и огляделся, удивившись, что за все это время никто из них не курил. Тэхен поставил тот трек про фейерверки в руках на повтор, ведь именно под него Чонгук мычал активнее всего. Только сейчас он звучал обычней некуда, вода не сверкала, крылья, до этого вознесшие его до небес и выше, пусть и не отпали, но точно потеряли способность летать. Тело снова обрело контроль и изолировалось. Это было ужасно. Это было так ужасно, что Чонгук схватился за голову и провел ладонями по лицу. Он был весь мокрый, будто пробежал двухсотметровку, окровавленный сухой рот начинал болеть, с одной стороны язык опух так, что ему было сложно смыкать зубы. Настигла жажда, от кофты пахло потом, но больше всего он хотел есть. Что угодно и в каких угодно количествах. Эрекция спала, и он не понимал, как мог думать о сексе в таком положении. Он вспомнил, что говорил Тэхену слова любви, и завалился обратно на диван, ожидая очередной приступ ненависти к себе, но его не случилось. Он верил во все, что говорил тогда. Верил во все, что чувствовал, в свой полет и в свои крылья, в свое освобождение. Вещество отпустило, отпустили и все тревоги. Нужно было всего лишь помыться, попить воды, что-нибудь съесть, а потом снова и снова. Насколько их хватит. Но у Тэхена были другие планы. Он вышел из душа и, даже не взглянув на Чонгука, скрылся в спальне. Чонгук поднялся, тело отказывалось слушаться, и он хотел было попросить у Тэхена чистую одежду, но струсил и постеснялся своего вида, поэтому после душа зашел в спальню в полотенце вокруг бедер. Удостоверившись в том, что его лицо выглядело хорошо, а разжеванные губы на удивление только способствовали этому, он решил, что ничего страшного не происходит. Но ему так хотелось еще. Тэхен лежал на боку под одеялом, рядом с кроватью стояла большая бутылка минералки. Чонгук забрался в кровать и обнял его сзади, укрываясь тоже. Они оба покрылись мурашками от контраста температуры тел друг друга, которые больше не давали и намека на безусловное слиение, но Тэхен даже не шелохнулся. — Я хочу еще. Ты сказал, что мы догонимся, — тихо проговорил Чонгук ему в загривок, обнимая его со спины и уже без толики смущения вжимаясь обнаженным пахом в ягодицы. — Нет. — Почему? — Не почему. Не зли меня. — Что в этом такого, Тэхен? Ты не хочешь? — он стал гладить ладонью его живот, который в ответ голодно забурлил. — Помолчи. — Чего? — Чонгук в удивлении приподнял голову и нахмурился. — Мне понравилось, я хочу еще… — Я сказал нет! — прикрикнул Тэхен и резко выпутался из его рук. Чонгук в испуге присел и уставился на него круглыми глазами. Тот упорно смотрел в ответ, сжимая челюсть. — Мы так ничего не добьемся. Будет дисбаланс, понимаешь ты или нет? Особенно у меня, — он понемногу успокаивался и затихал. — Я знаю, как тебе хочется, знаю. Но нам нужно прийти в себя. Из гостиной все играла и играла та песня. Боль начала растекаться по всему телу. Тэхен лег обратно и грубо притянул Чонгука себе на плечо. Нужно было замолчать, всем нужно было замолчать. — Ты когда-нибудь видел во мне конкурента? — прошептал он в темноту с широко раскрытыми глазами. Чонгук умиротворенно сопел, но, услышав вопрос, напрягся. — Что? Нет, я не думаю ни о чем таком, — уверил он и сдвинул колено ниже, чтобы не касаться члена Тэхена. Внезапно стало слишком неловко, он не хотел возвращаться в реальность. — Конечно-конечно, — улыбнулся Тэхен, прижимая его ближе. — Зачем об этом думать такому красивому малышу как ты? Ты самый лучший и самый успешный, Чонгук, это факт, с которым не поборешься. Музыка стихла. Чонгук поблагодарил за добрые слова и провалился в сон. Этой ночью он был не один в своем бесконтрольном, глубоком и непрерывном. Чонгук проснулся и первым делом решил, что не будет выходить из спальни так долго, как только сможет, чтобы не смотреть в глаза Юнги. Возможно даже вылезет в окно и сбежит. Это не могло случиться снова, только не снова и не так быстро, после того, как он приложил все возможные усилия, чтобы убедить людей вокруг себя, что он возьмется за голову и будет в порядке. Он сморщился и перекатился на спину, коснувшись плечом чего-то постороннего и теплого, только в этот момент сообразив, что происходит, и распахнул глаза. Время суток было неразличимо, плотные шторы не пропускали свет, откуда-то неприятно несло запахом сигарет. Голова не болела, только будто щелкала где-то в районе макушки, это явно было чем-то новым и уже попадало в список вещей, которые можно ненавидеть. Он кое-как сглотнул слюну и сморщился от боли, когда зубы коснулись опухшего языка. По-настоящему хотелось только умереть как можно скорее, глаза заслезились в неконтролируемом приступе, причины которого Чонгук даже не смог разобрать. Тэхен спал с наполовину открытыми глазами и внезапно захрапел как умалишенный. Его мокрые волосы разлохматились и выглядели хуже некуда, ночью он перетащил все одеяло на себя и зажал между ног, отчего Чонгук мгновенно разозлился, поняв, что ужасно замерз. Он дотянулся до телефона Тэхена, случайно придавив коленом его бедро, чтобы проверить время. В голове обрывки воспоминаний и послевкусие всего пережитого хаотично кружилось, и он молился, чтобы таковым оно и осталось, не формируясь ни в какие выводы и сожаления. Пять часов вечера. Прикинуть, во сколько они легли, Чонгук не мог, но было ощущение, что поспали они достаточно. На заставке Тэхена был какой-то тупой пейзаж. В голове Чонгука — перекати поле. Первая осознанная мысль кричала о том, что ему нужно еще. Без этого он чувствовал себя не собой, Тэхена не Тэхеном. Без этого он думал, что они неполноценны. Всего лишь два малознакомых грязных идиота, которые в какой-то совершенно не отложившийся в памяти Чонгука момент закурили всю квартиру вонючими сигаретами. Выйдя в гостиную в чем мать родила, он подошел к столику и покачал головой. На стеклянной поверхности все еще остались крупинки вещества, и он зачем-то коснулся их кончиком пальца, чтобы в следующий момент втереть себе в десну. Это принесло ему только ощущение жжения, и но вновь покачал головой, но скорее для вида. На него никто не смотрел и не мог осудить, но мозг продолжал выдавать какие-то паттерны, которыми на самом деле Чонгук давно не мыслил. Он лишь на всякий случай покачал головой, будто бы не одобрял самого себя. Тэхен все храпел и храпел. Повсюду был мусор от еды, только сейчас он заметил склад пустых бутылок на кухонном гарнитуре, которые, видимо, Тэхен выпил еще до него. Они же не могли вчера?.. Наверно, нет. Чонгук не помнил, что они делали до того, как нанюхались. Мысль о том, чтобы сделать это еще раз, вызывала бабочки в животе и заставляло рот наполняться слюной. Он не думал даже о еде, а воду попил для галочки. Он успел умыться и почистить зубы щеткой Тэхена, игнорируя боль, а после завалился голой задницей на холодный диван и сидел так черт знает сколько с открытым ртом, пялясь в одну точку. Хотелось схлопнуть время, чтобы трезвые промежутки жизни перестали существовать в принципе. В какой-то момент храп из спальни резко прекратился, послышалось копошение, и вот Тэхен уже был в поле его видимости, окутанный в одеяло. — Доброе утро, — прохрипел он, зевая, и направился к холодильнику. Чонгук кивнул и улыбнулся. — Иди возьми одежду из гардеробной. Я закажу поесть и уеду ненадолго. Как ты себя чувствуешь? Долго же мы проспали… Тэхен покачал головой и достал из холодильника маленькую бутылку минералки, которую выпил за один подход, все это время безэмоционально смотря Чонгуку в глаза, а после тяжело выдохнул, оставив ее на кухонном гарнитуре. — Куда ты поедешь? — спросил Чонгук и подтянул к себе колени, чтобы скрыть наготу. — Неважно. — Еще более бесячий ответ не мог выдумать? — возмутился Чонгук, но не стал ждать никакой реакции, это и правда было неважно. — Мы сделаем это еще раз, когда ты вернешься? Важно было только это. — Посмотрим, — бросил Тэхен и скрылся в спальне. Ему нужно было привести себя в порядок. — А вот и более бесячий ответ, — иронично кивнул Чонгук самому себе, даже не ожидая, что Тэхен его услышит, но он тут же показался из-за двери, лицо выражало крайнее недоумение. — У тебя какие-то проблемы? — спросил он с нескрываемой провокацией, сведя брови. Провокации Чонгук любил. Поэтому в момент оказался рядом с опешившим Тэхеном и, пока он еще не успел ничего сообразить, толкнул на кровать и навис сверху. — Я покажу тебе, какие у меня проблемы, — прошептал он прямо в губы, а после спустился ниже и прикусил его шею, решив, что сейчас не время для поцелуев. Руки Тэхена вцепились в его плечи и он с силой оттолкнул его от себя, заставив подняться. Он был неприятно удивлен такому нападению, поэтому запустил руку в отросшие волосы, несильно сжимая их. Чонгук зашипел, продолжая голодно и игриво пялиться на него. — Я всегда сверху, Чонгук, — твердо оповестил он и отпустил, в качестве подтверждения своих слов провел большим пальцем по нижней губе, но Чонгук не сделал того, что от него ожидали. Он мотнул головой в сторону, уходя от чужих пальцев, и хотел было схватить руки Тэхен, чтобы обездвижить его, но тот вдруг резко надавил коленом ему между ног, пуская болевой импульс от мошонки по всему телу, и Чонгук от неожиданности расслабил руки и упал на него, стараясь избежать дальнейших манипуляций. — Меня не волнует, — нарочито громко сказал ему в ухо и прикусил мочку, наслаждаясь этой глупой борьбой. — Посмотрим, как это не будет тебя волновать, когда ты нанюхаешься и станешь скакать на мне как последняя шлюха. Того, что произошло после, кажется, не ожидал никто из них. Чонгук резко сел на его бедрах, занес руку в воздухе и влепил не самую слабую пощечину, заставляя Тэхена распахнуть глаза. Он не растерялся и, приложив все силы, перевернул их, и уже держал Чонгука за горло, второй рукой прижимая ударившую его руку к кровати сбоку. — Еще раз, гаденыш, — прошипел он прямо в губы, довольствуясь тем, что этот грязный ублюдок действительно получал удовольствие от происходящего, и мерзко улыбался в безуспешных попытках дышать. Тэхен рывком отпустил его и грубо чмокнул, думая, что так у него получится сгладить ситуацию, но сглаживать было нечего, потому что Чонгук тут же захохотал как ненормальный, положив ладонь на горло, которое теперь саднило от сильной хватки, пусть и такой недлительной. Тэхен решил, что с него довольно цирка, и ушел умываться, параллельно заполняя корзину в приложении для доставки еды. Потом нарядился так, будто собирался на светское мероприятие, но на все вопросы только отмахивался, утверждая, что всегда старается выглядеть хорошо. Он был слишком возбужден, и Чонгук заметил, как тряслись его ладони, когда он ел палочками еду из бумажной коробки, то и дело роняя рис обратно. Он наблюдал за ним с некой настороженностью, но решил, что это последствия их ночи, а так же того, что Тэхен выпил пол литра айс-американо практически залпом. Чонгук отказался от кофе. Он напялил на себя футболку и шорты Тэхена, которые пришлось затянуть на бедрах, чтобы не свалились, и они снова сидели друг напротив друга, обмениваясь подозрительными взглядами. — План такой, — внезапно заговорил Тэхен, бросая пустую коробку из-под еды в бумажный пакет рядом с креслом. Он вытер рот ладонью и внимательно посмотрел на Чонгука, раскрывшего рот, из которого выходил фруктовый пар, в ожидании. — Связывайся со своими и говори, что все в порядке. У меня есть нарколог, я ему заплачу. — Чонгук в непонимании нахмурил брови. — Он передаст в компанию, что ты начал ходить на терапию. Сделай вид, что все в порядке. Мы потусим у меня пару дней, отдохнешь, и вернешься к работе. Главное не говори никому, что ты со мной. — Тебе не кажется, что мы делаем что-то неправильное? — Он и сам удивился такому разумному вопросу, из ниоткуда возникшему в голове, а Тэхен иронично хмыкнул, улыбнувшись уголком рта. — Уверен, что мы не катимся на дно? — Куда нам с тобой до дна, малыш? Загляни в чарты. До дна нам далеко. Мы просто отдыхаем. — Ты прав, — кивнул Чонгук. Его вопрос был глупой игрой и прощупыванием почвы, и Тэхен не разочаровал его, когда сказал именно то, что они оба хотели услышать и во что оба верили. — Мне кажется, моя карьера меня больше не беспокоит, — Чонгук хотел продолжить топить их двоих в оправданиях. — Куда мне еще расти? На американском рынке уже все побито. Пусть делают, что хотят. — Все правильно, — Тэхен поднялся и направился к выходу, принявшись обуваться. — Ты добился того, чего еще никому в нашей стране не удавалось. Ты имеешь право отдохнуть. Главное показать им, что ты изменился. — Подожди, — вдруг остановил его Чонгук, и Тэхен заинтересовано поднял голову, перестав шнуровать свои ботинки. — Сколько у тебя времени есть? — Мне нужно выходить. Что такое? — Сможешь быстро кончить, если я тебе отсосу? — как ни в чем не бывало спросил он. — Зависит от твоих стараний, Чонгук. Удивляешь. Тэхен улыбался, как довольный кот, быстро снимая с себя пальто. Он остался в незашнурованных до конца ботинках и пересек гостиную, чтобы сесть на диван. Чонгук тут же спустился на пол, устраиваясь между его разведенных ног, и принялся расстегивать ремень, то и дело бросая на Тэхена нарочито невинные взгляды. Ему пришлось приподняться, чтобы помочь Чонгуку немного спустить джинсы и трусы, и простонал, откинув голову на спинку, когда его вялый член оказался в теплоте чужого рта. Тот не церемонился и, помогая себе рукой, быстро привел орган в твердое состояние, стал кружить языком по головке, который после как мог засунул в уретру и заулыбался самому себе, ощутив солоноватый привкус. Медленные движения головы Чонгука явно не способствовали скорому оргазму, так что Тэхен кинул грубые «быстрее» и «помогай рукой, губы сомкни на головке», но когда понял, что это не дало должного эффекта, положил ладонь на затылок и взял управление на себя. Чонгук ограничил его действия сомкнутым у основания кулаком и как будто делал все, чтобы Тэхен отдалялся от оргазма, заставляя шипеть и толкаться бедрами вверх. — Блять, да что же ты делаешь… иди к окну, встань на колени. Чонгук слегка испуганно взглянул на него, не выпуская член изо рта, и Тэхен раздраженно помахал рукой в сторону и прошептал что-то похожее на «давай-давай», заставляя пошевелиться. — Да, о такой грязной картине я даже фантазировать не мог, — завороженно пробормотал Тэхен, когда Чонгук уже стоял перед ним на коленях. Он гладил большим пальцем его щеку, а второй рукой убрал челку со лба, чтобы было лучше видно. Чонгук льнул к его руке как котенок и размышлял о том, сможет ли Тэхен быть таким ласковым с ним и дальше, или все же откроет себя. — Ты фантазировал обо мне? — с легкой насмешкой спросил Чонгук, касаясь губами горячей ладони. — Конечно, малыш. На самом деле, Чонгук опасался его действий, одновременно с этим желая, чтобы он не сдерживал себя. Чонгуку всегда казалось, что он заслужил грубостей, но из-за того, что чаще он спал с девушками, которые не были способны дать ему это сполна, он переключался, буквально заставляя себя быть с ними настолько грубым, насколько позволяли их собственные рамки. И обычно ему было позволено все. Теперь он хотел дать то же самое Тэхену, на которого смотрел щенячьими глазами снизу вверх, всем своим видом пытаясь показать, насколько он нуждается хоть в каком-нибудь контроле. — Кажется, я всегда получаю все, и даже больше, — Тэхен будто читал его мысли, возвышаясь над ним. Чонгук взял в рот его большой палец и прикрыл глаза, принявшись кружить по нему языком. В самом деле, нужно было не сопротивляться и показать Тэхену, кто он такой, еще тогда, в кровати. Чонгук нуждался в ограничениях, он привык к ним. Привык от них избавляться, привык врать и искать лазейки. И ситуация, в которой он мог отдать контроль, никуда при этом не убегая, вызывала мурашки по всему телу, поэтому он высунул язык, задрал голову и ждал, что Тэхен поймет его правильно. Тот чуть наклонился, всматриваясь в болтающийся сзади язычок, и придерживая Чонгука за подбородок, медленно выпустил собственную слюну прямо в рот, следом заставляя его сомкнуть челюсти. — Глотай. Чонгук сморщился, почувствовав легкое отвращение, которое за секунду, стоило ему проглотить вязкую чужую слюну, прокатилось волной возбуждения по всему телу. Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, а Тэхен снова зачесал его челку назад, открывая себе обзор, и надавил на щеки. Не желая больше церемониться, он двинул бедрами, шагнув одной ногой вперед, и Чонгуку пришлось прижаться затылком к окну, натягивая плотные шторы. Он замычал, когда головка коснулась задней стенки горла, и вцепился пальцами за кромку чуть опущенных джинс Тэхена, чтобы дать себе хоть какое-то ощущение безопасности. Тот же оперся одной рукой об окно, порвав сразу несколько петель, но никто из них не обратил на это никакого внимания. Тэхен фиксировал его за шею и подбородок спереди, чувствуя, как все пульсирует и содрогается с каждым его быстрым толчком, но Чонгук хорошо держался, подавляя рвотные позывы и смаргивая слезы. Он ловил момент, когда член почти выходил из его рта, и вдыхал носом, решив, что не заставит Тэхена остановиться и не будет шлепать его по бедрам в попытках сказать, что задыхается. Он стерпит этот напор. Когда хватка в волосах вдруг стала в несколько раз сильнее, а сверху донеслись тихие сдержанные стоны, Чонгук все же попытался оттолкнуть его, но не успел. Тэхен навалился на его лицо своими бедрами так, что яйца прижались к подбородку, сжав в кулаке шторы и срывая еще несколько петель, и кончил глубоко в рот за два отрывистых толчка. Он тут же отступил на два шага, принявшись засовывать свой член обратно в трусы, а Чонгук, вытирая сопли и слезы низом футболки, тяжело дышал и смотрел на него как-то слишком рассерженно. — Чего? — недоуменно спросил Тэхен, застегивая ширинку. — Ты должен был спросить, — бросил Чонгук и поднялся на ноги, шмыгая текущим носом. — Я не заразный. И спасибо, мне тоже очень понравилось, — сказал он ему в спину. Чонгук скрылся в ванной и на этом разговор был окончен. Пришлось подрочить и позвонить Юнги. Время текло слишком неспешно, делать было нечего. Он сидел на диване и уверял лучшего друга в том, что с ним все хорошо и он планирует быть дома ближайшие несколько дней, чтобы потом вернуться к работе с новыми силами. Юнги был рад этому, он вслушивался в голос по сторону с особой внимательностью, и в конце концов сделал вывод, что Чонгук действительно был полностью трезв и в своем уме. Поскольку он не раз подрывал чужое доверие, Юнги все равно попросил его пообещать, что ничего плохого не произойдет, и успокоился окончательно, когда Чонгук сказал, что начнет онлайн сессии с наркологом, а потом, вероятно, начнет посещать более интенсивную терапию. Он попросил не беспокоиться о нем и ждать скорой встречи. — Все будет хорошо, все будет хорошо, — повторял Юнги, прощаясь. И они оба впервые действительно верили друг другу. Все будет хорошо. Эта фраза крутилась в голове Чонгука голосом самого близкого ему человека, пока он слушал телефонные гудки, решив позвонить всем, кто может его хватиться. Мама, разумеется, ни о чем никогда не знала, и просто уверила в собственной бесконечной любви после обещания, что сын приедет к ней в течение этого месяца. После он написал письмо в компанию о том, что чувствует себя лучше и начнет терапию из дома. Попросил не беспокоить его, и они отнеслись к этому с пониманием и уважением, решив, что Чонгука испугал прогремевший инцидент и он не хочет рисковать стать его частью. Он включил музыку и принялся наводить порядок, чтобы им с Тэхеном было комфортнее. Внутри пульсировало возбуждение, он был настолько нетерпелив, что, расставляя вещи по своим местам, думал о том, что мог бы найти заветное вещество на одной из полок и употребить прямо сейчас. Даже опасение насчет реакции Тэхена не было таким сильным, каким было его неконтролируемое желание. Он боялся Тэхена не по-настоящему, не так, как боялся последствий своих действий раньше. Если Юнги и руководство компании действительно могли подпортить его жизнь тем, что без конца вызывали в нем чувство вины и накладывали всевозможные санкции, все, что мог Тэхен, это разозлиться. Но Чонгуку нравилось, как он злился, нравилось то, как легко и без вопросов он позволял себе доминировать, пусть он и не должен был кончать Чонгуку в рот без спроса. Не потому, что он испытывал отвращение, нет, иногда Чонгуку казалось, что он мог бы позволить Тэхену помочиться на него, просто это все заставляло его чувствовать себя слишком грязно. Один факт того, что человек рядом с ним не имел достаточно уважения, чтобы просто спросить. Будто он недостаточно волновался о нем и его чувствах. Чонгук не мог этого допустить. В готовности подчиниться и отдать всего себя он ждал, что о нем будут заботиться, а не использовать, как им вздумается. Слишком много людей в этом мире использовали его. Ради денег, ради удовольствия и эмоций. Использовали его образ и внешность, его имя. Он был механизмом продвижения практически чего угодно. И мало кто задумывался, что за красивым лицом и громким именем стоят огромные ментальные проблемы, депрессия, зависимости и синдром самозванца. Нужно будет спросить у Тэхена, как он справляется. Следующие полтора часа он провел за просмотром какого-то реалити шоу по телевизору, пока готовил еду из того, что нашел в холодильнике. После погасил везде свет, уселся и обнаружил, что электронная сигарета кончилась, насмешливо промигав ему. Шоу нарезками мелькало перед его глазами и начинало раздражать, а еще больше раздражало то, что Тэхена не было уже чуть больше трех часов. Чонгук нашел пачку сигарет и скурил подряд две штуки, стряхивая пепел в стакан, куда пришлось так же несколько раз сплюнуть, потому что обычные сигареты вызывали у него повышенное слюноотделение. Мерзкий вкус охватил его, запах витал вокруг и пропитывал все на своем пути. Хоть он и убрался, сдернутая и провисшая дугой штора все равно давала ощущение какого-то притона, в котором он теперь был заперт буквально, потому что изнутри открыть квартиру было невозможно. Он убедился в этом, поняв, что Тэхен закрыл верхний замок. Хотелось написать ему гневное сообщение. Но, решив, что он не имеет на это права, Чонгук врубил караоке и сорок минут пел сам себе, пока не кончились оставшиеся сигареты. Дышать уже было решительно нечем. Он хорошо поел, что еще оставалось делать? Тэхен вернулся только к полуночи, обнаружив Чонгука спящим на диване. Телевизор, единственный источник света в пропахшем задымленном помещении, показывал девяносто семь баллов за последнюю исполненную песню. Он разделся, прошел ближе и с видом, будто только это и ожидал увидеть, поднял пустую бутылку виски. Нарочито громко поставил ее обратно на стеклянный столик и прокашлялся, заставляя Чонгука вздрогнуть и проснуться. Тэхену казалось забавным то, каким напуганным он иногда выглядел, как распахивал и без того большие глаза и впивался взглядом как зверек, готовый в любой момент пуститься наутек или напасть, если бежать было некуда. Стеклянные глаза уставились на Тэхена и сейчас. Чонгук плохо его видел, ослепленный светом от телевизора за спиной мужчины перед ним, который, как показалось Чонгуку, скалился. Тэхен вытащил из кармана телефон и ослепил его фонарем еще больше. — Много ты выпил? — спросил он, заставляя Чонгука прикрывать лицо руками, будто от стыда. — Выруби фонарь, ты издеваешься? Тэхен странно хмыкнул и все-таки убрал телефон. Чонгук заметил его шаткую походку, пока следил, как тот удаляется в сторону ванной комнаты. Он разбросал свои ботинки в коридоре и даже не удосужился повесить куртку, которая валялась рядом. Ничего, значит, он не будет злиться ни за выпитый алкоголь, ни за прокуренную комнату. И, наверно, даже не заметит, что Чонгук потратил час на уборку. Он ведь специально сделал все то, что должен был, чтобы потом напиться и не думать, что кто-то может позвонить или написать. Он отрезал себя от всего ради того, чтобы ему ослепили глаза, едва вернувшись черт знает откуда. Чонгук ревновал. Ревновал сильнее, чем ему хотелось бы, сильнее, чем будь он трезвым. Еще сильнее хотелось поругаться, чтобы Тэхен хотя бы на секунду показал свою слабую сторону и не был таким самодовольным. — Ну и где ты был? — сходу начал он на пороге ванной. Тэхен навис над раковиной, умывая лицо холодной водой, но тут же открыл глаза, и зачесал волосы назад мокрыми руками, выпрямляясь. Это было красиво. Но никакая красота не могла угомонить Чонгука в его желании хотя бы накричать друг на друга, когда на самом деле ему хотелось подраться или что-нибудь разбить. Он будто выжимал из себя все накопленное напряжение, и Тэхен будет дураком, если откажется это впитать. И тот отказался. Он безразлично прошел мимо Чонгука, слегка толкнув его плечом. Чонгук пошел следом и услышал, как из аудиосистемы заиграла его музыка. Тэхен действительно издевался, сидя на диване с широко расставленными ногами и улыбаясь, как последний черт. — Твоя песня? — спросил он насмешливо. — «Мой разум мчится, я могу свести себя с ума», — он уставился в телефон, пробегаясь глазами по строчкам на английском языке и иронично сводил брови к носу, будто читал что-то действительно серьезное. — Выключи, — Чонгук облокотился о косяк двери в спальню, скрестив руки на груди, и закипал еще сильнее. Было неловко слышать свой собственный голос в момент напряжения. — Чонгук, — протянул он и все-таки переключил трек. — Сколько же в тебе сил. Как ты этого добился? Знаешь, где я был? Тусовался с друзьями. У тебя есть друзья? Или только я? — С каких пор ты мой друг? — А с каких пор нет? — Тэхен легким движением отбросил телефон на диван и похлопал ладонью рядом с собой. Он и сам не понимал, чего пытался добиться. — Иди сюда. Я тебя быстро угомоню. Да и кто мог бы сделать это лучше меня? Чонгуку потребовалось всего несколько секунд. Он во всем видел сексуальный подтекст, во всем видел опасность. И он решил, что сядет рядом. Тэхен интересовал его до заходящегося в горле сердца. Глуша агрессию, Чонгук сильнее убеждался в том, насколько он подконтролен, и не мог соврать даже самому себе, что ему это не нравилось. Он опустился рядом, повернул голову и дерзко смотрел прямо в глаза, не желая сдавать позиции так сразу. Тэхен повернулся полубоком и наклонился к его уху, заставляя уставиться в телевизор. — Я тусовался с друзьями и только и думал о том, как сильно хочу тебя всего, — прошептал он, задевая губами многочисленные прохладные серьги. Чонгук распахнул глаза. — Эти дураки заглядывают мне в рот, представляешь? — его рука медленно легла на шею сзади. — Мои друзья сделают ради меня что угодно, Чонгук. Но мне нужен ты. Пока он еще не успел опомниться, Тэхен быстрым движением сунул ему в рот большой палец и, покрепче схватившись за шею, прижал его голову между своих ног. Руки Чонгука вцепились ему в бедра, пришлось слегка вывернуться и поставить колени на диван. Палец внутри двигался туда-сюда и гладил язык. Поняв, что Чонгук не сопротивляется, он отпустил его шею и зарылся второй рукой в волосы, слегка массируя кожу головы. — Еще раз попробуешь вывести меня на эмоции, — начал он и вынужденно вернул руку к шее, надавив, потому что Чонгук тут же попытался подняться. — Я тебе больше ничего не дам. Ну-ну, не вырывайся. Членом же не подавился. Послышалось приглушенное мычание, а затем зубы несильно сомкнулись на пальце Тэхена, вырвав из него смешок. Чонгуку было трудно дышать, его крепко прижимали к ткани тех самых джинс, а палец старался войти глубже и все давил на язык, будто Тэхен специально пытался вызвать в нем рвотные позывы. — Иди приведи себя в порядок, — сказал он и наконец отпустил. — Переспим нормально, пока не обдолбались. На удивление, Чонгук смотрел на него ошалело и возбуждено, пока Тэхен вытирал палец о собственную футболку, без капельки злости или обиды в глазах. Обещания действовали на него хорошо. Он знал, что сможет найти в ванной Тэхена все необходимое, чтобы подготовиться. Роли уже не обсуждались. Тэхен ждал его в кровати уже полностью обнаженным. В темноте комнаты по стенам кружились разноцветные огоньки, исходящие из непонятно откуда взявшейся лампы, сильно похожей на ту, что была дома у Чонгука. Он вышел из душа тоже без одежды и разгоряченный. С мокрых длинных прядей капала вода и стекала по его груди, соски встали, тело покрывалось мурашками. Не отводя глаз, он подошел к кровати и, перекинув одну ногу, оказался на бедрах полусидящего Тэхена, который осматривал его с любопытством и желанием. Закушенная губа, плывущий взгляд, член, который теперь лежал на его животе, мускулистые руки, ладони на его плечах, плавное призывное покачивание. Тэхен облизнулся, он не выключал музыку, всегда имея на вооружении то, что он называл свои плейлистом для секса, имеющим свойство кончаться через полчаса. Дверь в гостиную была закрыта, но оттуда все равно вырывался запах сигарет, и впервые они оба действительно наслаждались этим. Держись, спрячься от солнца, неси бессмыслицу, вырой яму, раскрась все звезды в кроваво-красный, если сможешь. Лампа стояла на тумбочке рядом с кроватью, так что раз в некоторое время разноцветные маленькие шарики проходились по лицу Чонгука, зажигали его глаза то зеленым, то синим, то фиолетовым. Тэхен гладил его накаченную грудь, пробегался по соскам, улыбаясь, когда следом за кончиками его пальцев сосков касался кружочек света. Софиты не затуманивали взор, камеры не фиксировали каждый тяжелый вздох, голоса не становились громче через холодный металл микрофонов. И никого вокруг не было. Тэхен слегка подтянул к себе колени, поддерживая спину Чонгука, чтобы ему было удобнее. Тот упирался ладонями ему в грудь и облизывал губы, просто наблюдал и ждал, никуда не торопил и не торопился. У них было все время в мире. Все их черные дни. — Мы будем предохраняться? — слегка разочарованно спросил Чонгук, подбородком указывая вбок на простынь, где рядом с большим бутыльком смазки, похожим на упаковку из-под горчицы из американских дешевых кафе, и пачкой сигарет с зажигалкой внутри лежало два презерватива. — А ты как думаешь? — спросил Тэхен. Он все это время коротко двигался вверх и вниз, раскачивая Чонгука на себе, как на качелях. — С кем ты спишь? — С эскортниками. — Серьезно? — Да, почему нет? — улыбнулся Тэхен, и стал напрягать ягодицы интенсивнее, раскачивая Чонгука сильнее, отчего он тоже заулыбался. — Это безопасно и удобно. Маякнул кому надо — и вот у тебя в кровати уже на все готовый парниша. Или девушка, если хочется. Ты никогда не пользовался элитным эскортом? — Нет, я… — от смущения он поддался вперед, накрывая Тэхена своей грудью и обнимая, чтобы спрятаться где-то в его волосах и шее, — никогда даже трезвым ни с кем не спал. Все эти люди были максимально случайными. И я почти ничего не помню. Последние пару лет только так… — С ума сойти, Чонгук, — хмыкнул Тэхен, распрямляя ноги, чтобы покровительствующе погладить его по спине, — поэтому мы и будем предохраняться. И лучше бы тебе всегда думать об этом. Очень сомневаюсь, что в пьяном угаре ты надевал презерватив. Уверен, что у тебя нет детей? Чонгук не сдержался и рассмеялся, содрагаясь всем телом. Он снова посмотрел на Тэхена и, прошептав «не уверен» в его губы, коснулся их в поцелуе. Глаза Тэхена закрылись, они впервые целовались так нежно, сдержанно и мокро. Он захватывал губами нижнюю губу Чонгука, пробуя его на вкус, и сел полностью, сложившись с ним пазлом. У них было как минимум два способа стать одним целым, и это на один больше, чем у большинства людей, которых они оба ненавидели, считая себя богами. И эти боги взаперти прокуренной темной квартиры с оборванной шторой и мешком пустых бутылок из-под алкоголя у входной двери, закрытой на все замки, могли по-настоящему хотеть только друг друга. Скучный серый Сеул за окном звучал сиренами все громче и громче, пьяные люди шуршали куртками о мокрые кирпичные стены, блевали в подворотнях и падали, разбивая колени. Офисные здания горели неприятным холодным светом, многочисленные сотрудники обеих их компании искали пути обогнать друг друга, ругались и матерились, продумывая самые грязные планы своего похода по головам. В простом бите тряслись другие знаменитости, с завистью и недоверием смотря друг другу в глаза и выдывая лицемерные улыбки, потому что всем им приходилось плыть в одной лодке. Тэхен проходился ладонями по спине Чонгука, наслаждаясь им, и думал о том, что если бы не эта лодка, все могло бы быть по-другому. Если бы только изначально он плыл чуть впереди, он бы даже и не думал о том, чтобы топить Чонгука, сидящего сейчас на его коленях и стонущего в поцелуй, пока его член становился все тяжелее и тяжелее. — Что бы они все подумали, если бы узнали, чем мы тут заняты? — спросил Чонгук, на секунду разрывая поцелуй. — Позавидовали бы. Не болтай. Ты же никому не рассказал, что ты со мной? — Нет, Тэхен, ни единой живой душе. Если бы только они могли по-настоящему стать друг другом, закрыть глаза и смешаться в короткой вспышке фейерверка, растворившись в холодном воздухе. Но лодка Тэхена раскачивалась. Лодка Тэхена могла утонуть. Он не мог больше плыть против течения, пока Чонгук несся на волнах, ведь только у него был мотор. Как хорошо, что друзья Тэхена действительно были готовы на все ради него. Он оттянул губу Чонгука, прикусывая ее, и потянулся за смазкой. Чонгук сел на его бедра, сгорбившись и стараясь отдышаться. — Сейчас ты трезв? — спросил Тэхен, выдавливая смазку себе на пальцы. — Почти. Чонгук на самом деле мечтал о любви, которую повсюду рисовали так сладко и красиво, только разве они что-то понимали? Он, будучи, как ему теперь казалось, бедным заблудившимся в звездах ребенком, никогда не покидал своих мрачных мечтаний, стараясь заглушить голоса вокруг, каждый из которых хотел от него что-то свое. Когда он впервые понял, что идеальное, давно знакомое лицо Тэхена, отзывается в нем пониманием и сочувствием, смотрит на него вот так, как сейчас, считая своим, он подумал, что они могли бы жить одной мечтой, что если бежать, то вместе. Только Тэхен не говорил, что бежит. На вопрос о том, как он справлялся все это время, Тэхен сказал: «Я смотрел на тебя и думал, что хочу так же. Ты всегда вдохновлял меня». Полумрак скрывал его лицо, огоньки, бегающие по телу Чонгука, не касались его, Тэхен был в тени. Его настрой и эмоции трудно было считать. Не только сейчас, нет, Тэхен всегда был недосягаем. Мог ли он считать Чонгука своим достижением? Мог ли он хотеть разбить собственную награду, такую хрупкую и не цельную, будто ее уже швыряли об углы? Три смазанных пальца поочередно проходились по нежной коже анального отверстия Чонгука. Он запрокинул голову, все еще сидя в руках Тэхена, крепко сжимая его плечи. Как мог, старался расслабиться и отдать ему себя. И сейчас, и в любой момент, пусть он только попросит. Он не входил, смазывая вход, и целовал его горячую открытую шею, большим пальцем второй руки круговыми движениями поглаживая сосок. Наконец, средний палец ткнулся с легким напором, Тэхен чуть вытянулся, чтобы уменьшить угол входа, подстраиваясь, и надавил рукой на согнутое бедро Чонгука, чтобы тот сам опустился на него. Расслабленные мышцы в обилии смазки легко поддались, по комнате, заглушая музыку, разнесся бесконтрольный стон, смешанный с шипением. Тэхен так внимательно следил за всеми изменениями на лице Чонгука, что приоткрыл рот как дурачок, повторяя всю его мимику. Ничего не нравилось ему так сильно, как первый вход с помощью чего угодно. Он знал, что чувствует Чонгук, знал, что без стимуляции это едва ли приятно, скорее обжигающе и распирающе. Это то, что приходилось терпеть и то, что сам Тэхен терпеть готов не был. А Чонгук уже извивался и раскачивался на нем, палец внутри согнулся в сторону передней стенки, чтобы помочь им обоим наконец найти простату. Задумчивое лицо перед ним, бегающий потерянный взгляд и наконец громкий стон и закушенная губа. Чонгук поддался вперед, утыкаясь шеей в лицо Тэхена и чуть приподнялся, чтобы палец крепче уперся в то, что они оба искали. Тэхен улыбнулся, он чувствовал ее и теперь мог раскачивать палец внутри в спокойном ритме, давая привыкнуть. По телу Чонгука проходились электрические импульсы с каждым прикосновением, а пальцы на ногах неконтролируемо поджимались от напряжения, и Тэхен заметил это, на секунду обернувшись на ноги Чонгука, которые лежали позади него. Поджатые пальчики были одним из его любимых зрелищ, сразу после текущей головки, из которой потихоньку вырывались мутные капли предэякулята от каждого короткого толчка. Он уже и сам был твердым, член прижимался к его же ладони, расположившейся между ягодиц Чонгука. Он продолжал волнообразные движения пальцами, чувствуя, как все тело на нем покрывается мурашками и начинает дрожать. — Будешь смотреть мне в глаза, когда я войду, — горячо прошептал он, облизывая шею. Чонгук закивал дурачком, продолжая тихонько раскачиваться. Плейлист переключился на что-то максимально неподходящее и они оба посмеялись с этого, погружаясь в очередной мокрый и крепкий поцелуй. Тэхен теребил языком кольцо на губе Чонгука и цеплял ее зубами, оттягивал как мог, а Чонгук тянулся вперед, вслед за металлом в своем теле, и морщился от напряжения и напора. Его волосы вспотели, как и все участки кожи, в которых они соприкасались, сидя в руках друг друга. Тэхен приставил второй палец и Чонгук тут же зажмурился в ожидании боли, которая пронзила его сразу же, как первая фаланга оказалась внутри. На ухо успокаивающе шипели, говоря, что после этого он точно будет готов. По спине уже скатывались первые капли пота, Чонгук начинал чувствовать себя неловко в собственном бездействии, но, открыв глаза и увидев, как Тэхен смотрел на него, с каким интересом он наблюдал и вкушал все его стоны, он решил, что они оба получают удовольствие. Тэхен улыбнулся и прежде чем ввести палец полностью, прислонился губами к его губам, впитывая болезненный хнычущий выдох. Теперь речь шла не об удовольствии Чонгука, а о том, чтобы он был готов принять в себя член, дергающийся за его спиной на каждый маленький сладкий стон. Наконец, вынув пальцы из растянутого отверстия и оставив Чонгука с мерзким ощущением пустоты, он уложил его на спину и сел рядом, попросив притянуть ноги к груди и держать руками во избежание неконтролируемых движений. Сделав, как было велено, Чонгук откинулся на подушку и расслабился на те короткие мгновения, пока Тэхен раскатывал презерватив по члену и поливал его смазкой, остатки которой потом втер в Чонгука резким движением так, что он весь сжался и вздрогнул, распахнув веки, но Тэхен не смотрел на него. Он придвинулся еще ближе, чтобы его член, отведенный рукой вниз, уперся в отверстие и остался в таком положении, медленно преодолевая сжавшиеся мышцы. Но он отскакивал обратно, успевая подцепить анус сверху, на что Чонгук недовольно шипел, крепче сжимая ноги под коленками. Тэхен был прав, в такие моменты только и хотелось, что резко их выпрямить и ударить его в грудь ступнями. Тот снова направил член, чуть пошевелив им, чтобы головка оказался внутри, и почувствовал, как сильно Чонгук стал сжиматься. Тело явно не желало впускать в себя что-то большое и чужеродное. — Смотри в глаза, — напомнил Тэхен и принялся шлепать его по бедру, коротко, быстро и не сильно. Просто чтобы отвлечь. Чонгук вцепился в него взглядом и понял, что эти маленькие шлепки действительно помогали ему переключиться и не концентрироваться только на том, как натягиваются мышцы. Тэхен облизывал губы, наконец погружаясь в узкое горячее пространство и, иногда поглядывая вниз и следя за тем, как член медленно исчезал в чужом теле, смотрел на Чонгука спокойно и внимательно. Как на предмет искусства, как на экзотическое животное за стеклом в зоопарке. Будто пытаясь изучить и запомнить. Когда гримаса боли исчезла с лица Чонгука и он перестал кусать губы и шипеть, Тэхен резко двинулся бедрами вперед, пересаживаясь чуть ближе, и его ступни оказались на уровне лица совсем ослабевшего и потерявшегося Чонгука, который, почувствовав себя наполненным донельзя, повернулся и прикусил Тэхена в районе щиколотки будто в отместку, вызывая сдавленный смешок. Он начал раскачиваться вперед и назад, сминая шуршащие под ними простыни, и обрадовался, когда понял, что проходится ровно по простате, ведь Чонгук распахнул глаза и рот в тихом «да, вот тут», и снова закусил губу, приглушая самого себя. Он отрывисто дышал, побелевшие пальцы на ногах то сжимались, то разжимались, они оба вспотели как ненормальные, и Тэхен увеличивал темп, наблюдая то за своим скользящим туда-сюда членом, то за сморщенным в напряжении лицом Чонгука, который от такой сильной и непрерывной стимуляции забывал дышать и сжимал свои ноги, будто они могли его спасти. — Дыши-дыши, — ровным голосом наставлял Тэхен, не переставая двигаться. — Как будто электричество по всему телу, да? — Я… ног… не чувствую… — отрывисто пробормотал Чонгук. Он еще никогда раньше не испытывал ничего подобного. Мурашки бегали по лицу и голове, дыхание спирало внутри, он будто весь сконцентрировался в этой точке внутри себя, куда сейчас интенсивно вторгался Тэхен. Член покачивался на животе, уже мокром от предэякулята, который все вытекал и вытекал. — Мне кажется, я сейчас описаюсь. — Ничего страшного. Не сдерживай. Это хорошо. Когда Тэхен вдруг приподнялся и сложил Чонгука пополам своим телом так, что ноги оказались на плечах, и вошел так глубоко, как только мог, из глаз полетели искры и он впился безумным взглядом в мужчину над собой с раскрытым от неожиданных ощущений ртом. Тэхен широко улыбался тому, что видел, и наклонился за поцелуем, удивляясь, что тело Чонгука могло находиться в таком положении несмотря на все его мышцы, но поцелуя не случилось, потому что под новым углом входа и участившимися толчками Чонгук уже ничего не мог, только громко и несдержанно стонать ему в губы и хвататься за напряженную руку с правой стороны от его головы. Тэхен иногда поворачивался и долго целовал его лодыжку, двигаясь и двигаясь, не сбиваясь с ритма и игнорируя то, как затекло все его вспотевшее тело. Они использовали много смазки, так что теперь все это громко хлюпало, а Чонгук мычал так, что Тэхен не мог сдерживать самодовольных улыбок. Он крутил головой по подушке то в одну сторону, то в другую, чувствуя, что выносить это становится все сложнее и сложнее. — Ну-ну, в глаза мы не смотрим, — прохрипел Тэхен сверху. — Чего я тогда стараюсь? Переворачивайся давай. Тэхен отстранился, прекратив движение, и вытащил член, головка которого побелела от узости. Чонгук наконец смог вдохнуть полной грудью, что он и сделал, стараясь вдоволь надышаться, когда переворачивался на живот, подминая подушку под голову. Он не стал ставить его на четвереньки, будучи хорошо осведомленным, что так он скорее всего не будет чувствовать ничего особенного, и навалился сверху полубоком. Чонгук самостоятельно завел руку за спину и сдвинул одну ягодицу, чтобы Тэхену было удобнее вогнать член внутрь. Повторный вход оказался немногим менее болезненным, чем первый, и Чонгук весь поджался, уткнувшись носом в подушку. Он увел бедро в сторону, и Тэхен поставил колено в освободившееся пространство, фиксируя его. Он не торопился двигаться, выцеловывая напряженную спину Чонгука и наблюдая за тем, как перекатывались его мышцы, пока он метался под ним, рефлекторно стараясь уйти от того, что в него вторгнулось. — Не убегай, — попросил Тэхен и зачесал волосы ему за ухо, чтобы погрузить в него язык. Чонгук повернул голову вбок, давя в себе желание сделать ровно наоборот, потому что горячий язык и тяжелое дыхание так близко щекотали его и погружали в ощущение, что он никогда не настигнет края. — Я хочу знать, что такое любовь, — мелодично промычал Тэхен в унисон играющей песне, такой неподходящей и подходящей одновременно, и начал медленно двигаться. — Хочу почувствовать, что такое любовь. Он все же встал на колени и потянул бедра Чонгука на себя, которому пришлось приподняться на дрожащих руках. Член медленно покинул тело полностью и в следующей мгновение толкнулся обратно, вырывая из Чонгук вскрик боли. Из него выходило задыхающееся шипение, и он прогнулся в обратную сторону, став неосознанно сводить ноги, но Тэхен развел их коленями. Под чужим напором и наконец комфортным Тэхену темпом, в котором он мог довести самого себя до оргазма, Чонгук почти плакал от невозможности никуда двинуться, выпуская стоны в ритм быстрым толчкам. В такой позе Тэхен почти не касался его простаты, смазка начала пениться и уже не так хорошо выполняла свою роль, трение ощущалось гораздо заметнее, но Чонгук так устал от бесконечной стимуляции, что обрадовался тому, что Тэхен наконец сможет кончить. Они двигались в двух разных позах уже почти сорок минут, пот с висков Тэхена падал Чонгуку на спину и смешивался с его собственным. Сильный удар по ягодицам окончательно отрезвил его. Тэхен ускорился настолько, насколько мог, и сжимал его бедра до побеления пальцев, готовясь извергнуться, и только это спасало Чонгука от тупых бесполезных попыток податься назад и уйти от прикосновений. В конце концов, Тэхен остановился, отсрочивая свой оргазм, и опустил руку между ног Чонгука, чтобы они смогли сделать это вместе. Фейерверки в руках наконец погасли. Они напились. Напились так, что переместившись в гостиную, снова поддались искушению. На этот раз Тэхен бил его. По ягодицам, по лицу, по внутренней стороне бедер. Грубо сжимал, проталкивал сразу три пальца глубоко в рот и не вытаскивал, пока Чонгук не заходился в кашле, а потом трахал туда же, не давая отстраниться, пока его грудь не начинала резко вздыматься в рвотном позыве, а глаза слезиться, и позволял на секунду увести лицо в сторону, чтобы сглотнуть избытки слюны и набрать воздуха. Чонгук был пьян настолько, что уже плыл где-то и скорее всего не вспомнил бы ничего на следующий день, а из Тэхена потихоньку вырывался зверь. В этот момент он поднимал свои красные и мокрые от слез глаза, видел его полный животной страсти взгляд. Наверно, только такую отдачу он мог получить в их грязном пьяном сексе — Тэхен больше не целовал его, не гладил, не говорил ласковых слов, не напевал на ухо, не беспокоился о его комфорте или о получении оргазма, но зато хотел его так, как никого другого. По крайней мере, Чонгук в это верил. Опробовав почти все поверхности и остановившись на кухне после очередного раунда, Тэхен наконец начал делать то, чего Чонгук так ждал. Он оповестил его, что сжег себе всю слизистую, поэтому на этот раз им придется употребить, выпив вещество, и, повернувшись спиной, пока Чонгук сидел на кухонном островке в одних тэхеновых шортах, размешал его в стаканах, подавляя в себе глупые порывы сказать ему, что еще не все потеряно. Но Тэхен проследил, чтобы Чонгук выпил до дна. И Тэхен почти привязался. Почти. Возможно, не хватило всего одного дня. Зрачки мелко задрожали, как будто в ускоренной съемке. Мышцы лица расслабились и попозли вниз словно змеи. Полупрозрачные руки не могли ни за что ухватиться. Сердце замерло и взорвалось. — Что ты мне дал? — Ничего особенного. — Так приятно. — Знаю. Поехали в отель? — Зачем? — Хочу. Черные дни. Кровавые звезды. Тебе нужно было держаться подальше. Ты хочешь сломать мой мотор? Кто ты? А я? — Мне кажется, я самый грязный и подлый подонок в мире, — голос расстворяется, едва прозвучав. Грубые волны все сильнее, шум глушит стук сердца. — Я так не думаю, — эхом несколько раз, трансформируясь в простой бит 4 на 4, проходится по всему телу, взрывается и гаснет, а потом снова, будто с неба прямо в затылок. Все дрожит и рушится, снова собирается и дрожит. И снова рушится. Грохочет и утихает. Одна волна накрывает с головой, вторая вырывает на поверхность, а дышать все равно нечем. Несколько коротких сигналов и мигающий светофор. Стекло будто разбивается и осколками ложится к ногам пустой разбитой бутылкой на подземной парковке, но их не коснутся и не подвинуть. Кто-то задает вопросы, вокруг темно и вдруг светло, рука крепко держит, а тело болтается и улетает. Ты существуешь? Глупые маски кружат вокруг, все будто смеются. Дверь скрипит, хотя зачем ей? Кого она зовет? Может, ее нужно обнять? Или оторвать, сломать и выбросить в окно? За окном кто-то есть? — Они могут нас найти? — Никто нас не найдет. Яма вырыта. Куски металла отсоединены и готовятся погрузиться под землю. С неба крупными каплями сверкающая в огнях кровь. Мягко и тепло. Кто-то снова держит так крепко, как может. Будто в последний раз. Все идет наоборот, спина сталкивается с зеркалом, которое ничего не отражает. Тебе не скучно? Посмотри на небо. Не покушайся на меня. — Я люблю тебя, Тэхен. — Ну разумеется. Засыпай.

***

Раздался дверной звонок. В руки Юнги свалилось бессознательное тело, видимо, потратившее все силы на то, чтобы сюда добраться. Не удержавшись, Юнги упал прямо в прихожей, тело придавило его сверху. Он присел, отодвигая обувь, на которой они оба лежали, и устроил Чонгука в своих руках, снимая с него маску, очки, а следом и капюшон. На подбородке засохла кровь, дорожка которой вела к правой ноздре. — Вы спрашиваете мои симптомы, доктор? — вдруг заговорил Чонгук, не раскрывай глаз и безумно улыбаясь. — Я не хочу ничего чувствовать… — Твою мать, — только и успел сказать Юнги, когда Чонгук резко развернулся, оказавшись между его ног, и стал блевать коротким позывами, практически не шевелясь. В охватившем ощущении безысходности Юнги начал биться головой о стену позади него, и зажмурился, ощущая, как домашние штаны постепенно пропитывались теплой влагой. Когда Чонгук наконец перестал выворачивать свой желудок, то оперся на предплечья, чтобы приподняться, медленно слез с Юнги и лег на пол, сложив руки на груди. Юнги посмотрел вниз и заметил, что Чонгука вывернуло одной лишь желчью. Он оставил его лежать в коридоре и пошел переодеваться, размышляя над тем, что ему теперь делать. Пробыв в ванной минуту, он вышел, чтобы проверить, не начал ли Чонгук блевать снова, в таком положении он мог просто захлебнуться. Но тот уже, кажется, спал. Наконец переодевшись и стерев все с себя влажными салфетками, Юнги сполз по стене напротив него. Он больше так не мог. Нажимая на контакт человека, который звонил ему минутами ранее, он думал о том, что еще никогда не был таким беспомощным. — Он у меня, — коротко оповестил Юнги. В следующую секунду телефон разлетелся вдребезги о ближайшую стену. — Ты же обещал мне, что все будет хорошо. Сидя на полу и смотря на спящего посреди коридора Чонгука, на его окровавленное лицо, такое умиротворенное в бесконтрольном, глубоком и непрерывном, Юнги прокрутил в голове разговор, случившийся с ним минутами ранее, как раз до того, как он снова поймал Чонгука в свои руки, и решил, что если будет нужно, он взойдет на эшафот вместе с ним.

— Где он? — Не знаю, дома? Я не говорил с ним сегодня. Он сказал, что отдыхает. — Новости включи. **** канал. — Какого черта? Почему они распространяют это? Кто им позволил? — Кто-то очень авторитетный, Юнги. И, похоже, это правда. Пожалуйста, найди его и приведи к нам. Телефон отключен, можешь не пытаться. — Господи… Как я его найду? Вы были у него дома? — Были. Нам сказали, что он уехал из квартиры пару дней назад и больше там не появлялся. Где он может быть? — Я не знаю. Обычно он приходил ко мне. Черт возьми, Чонгук, что же ты натворил… — Его карьере конец, Юнги. Его обвинили в изнасиловании две девушки. Экспертиза обнаружила в них телесные жидкости. Они просят нас предоставить им его профиль ДНК. Мы сохраняем молчание, но сам понимаешь, чем дольше мы тянем… — Он не мог… — А что если мог? Ты никогда не думал, что ничего не знаешь о нем? В интернет слиты разговоры, он рассказывал кому-то, что пьет и без конца кого-то возит к себе. Наши люди пытаются распространить мысль о том, что это нейросеть. Получается плохо. Все будто только и ждали чего-то такого. Зря мы позволяли ему пить на трансляциях. — Собеседника слышно? — Нет, конечно. Запись обрезана. Но это не самое ужасное. — Вы проверяли камеры? Куда он уехал? — Камеры не работали на всем участке дороги от его дома. Мы не смогли проследить, куда он поехал. Машина просто испарилась. Скорее всего, он не уехал далеко. По крайней мере, на ближайшее шоссе он не выезжал. Сигнал машина не передает. Стоит в подземке, если он не сиганул в ней в реку. — Как это возможно? — Мы не знаем. — Что еще? — Там фото, на телевидение это не пропустили. Пока. Он что-то употреблял. В отеле. Кадр крупный, мы не поняли, где именно. Связались с кем можно, администрация не распространяет информацию. Даже за большие деньги отказались. С нами просто отказываются говорить, Юнги. Никто не выступит в его защиту, все будто голову в песок засунули. Они уже все знают. Кто-то явно стоит за этим. Мы подключили весь юридический отдел, мы ничего не можем. Ничего! Руководство вызывают на пресс-конференцию, вся почта забита, Юнги, это катастрофа. Это катастрофа… Журналисты уже повсюду, им явно кто-то продает эту информацию. Вероятнее всего, это еще не конец. Найди его как можно скорее. Иначе его найдет полиция. — Я понял.

— Где ты бываешь обычно, Чонгук?

— Кого-нибудь — это кого?

— Не надо понимать.

— Ты когда-нибудь видел во мне конкурента?

— Главное не говори никому, что ты со мной.

— Кажется, я всегда получаю все, и даже больше.

— Мои друзья сделают что угодно ради меня, Чонгук.

— Знаю. Поехали в отель?

— Я так не думаю.

— Ну разумеется. Засыпай.

С любовью, самый грязный и подлый подонок в мире

Ким Тэхен.