***
Чистое небо. Яркое солнце. Этот день был слишком хороший для похорон. Группа полицейских в форме и с цветами в руках стояли на кладбище и прощались со своими товарищами, которые погибли в случившейся перестрелке накануне в клубе “Дюна”. Вместе с телами хоронили и их тайны. Теперь никто не узнает о совершенных ими преступлениях и о связях с мафией. Для всего мира они станут героями, которые прибыли на место конфликта двух группировок и погибли, спасая жизни невинных людей. Эту ложь не дадут опровергнуть никому, дабы сохранить авторитет “доблестной” полиции. Хонджун давно бросил курить, так как Сану не нравился запах сигаретного дыма. Но сегодня он позволил себе выкурить одну. Горечь стояла во рту. Хотелось выплюнуть ее, но он проглатывал слюну вместе с комком, застрявшим в глотке. В руке Ким держал телефон. Непрочитанные сообщения Чон Уёном все еще терзали совесть. Стоя в тени большого дерева, он тяжело вздохнул. Его голова была полна тяжелых мыслей. Хонджун старался освободиться от них, но в конечном счете заработал лишь мигрень. Единственным его спасением был Сан, находясь рядом с которым он не думал ни о чем, кроме него самого. Ким выкинул сигарету, как только процессия двинулась обратно на парковку. Он спрятал телефон в карман. Сердце неприятно сжалось, когда Хонджун среди остальных нашел Сана. Ему не нравилось видеть его таким, но скорбеть было его правом. Позже он обязательно обнимает Чхве, выслушает, если потребуется. А пока ему приходилось лишь наблюдать. Он видел, как Сан поднял голову и огляделся в поисках него. Их взгляды встретились. Чхве был изможден горем, но он все же попытался улыбнуться. Хонджун улыбнулся в ответ и жестом показал, что будет ждать в машине. Сан кивнул, а после отвлекся на товарища, который подошел к нему, чтобы переброситься парой слов. Оставив беспокойство, Хонджун намеревался уйти, но вдруг он поймал на себе чей-то пристальный взгляд. Вглядевшись в лицо человека, Ким узнал шефа Ян Хён Сока. Мужчина махнул ему рукой, будто приветствуя старого друга. Хонджуна перекосило от этой фальшивой дружелюбности. Кажется, шеф Ян почувствовал его неприязнь и ухмыльнулся. После он пошел следом за остальными, больше не обращая на него никакого внимания. Проводив его взглядом, Хонджун развернулся и пошел к машине. Всю дорогу он думал о том, что день действительно был слишком хорош для похорон.***
Перестрелка в “Дюне” стала потрясением для их болота, которое уже несколько лет пребывало в покое. Мир мафии содрогнулся и почти разрушил иллюзию прекрасного и безопасного города, которую так поддерживали власти. Эти события вскрыли гниль, что скрывалась за красивой оберткой прогрессирующего общества. Однако это самое общество благополучно закрыло глаза на жертвы, преступления, и предпочло жить дальше, гордо нося розовые очки. Возможно, такова природа человека. Все болезненное и неприятное мы предпочитаем игнорировать, избегать. Когда Ёсан узнал, что произошло - он испугался. Казалось, что земля ушла из-под ног. Сев на диван, он уставился на телевизор и с ужасом смотрел на бегущую внизу новостную строку. В тот момент, ему показалось, что большего страха он в своей жизни не испытывал. Немного отойдя от шока, Кан схватился за телефон. Сначала он хотел позвонить Чонхо, но в итоге решил набрать Хонджуна. Именно от него Ёсан узнал подробности произошедшего. Ким был по пути к “Дюне”, чтобы лично проверить информацию. Его он попросил немного подождать и не ехать к брату. В словах Кима был смысл. Ехать было бессмысленно, как и звонить. Он не ответит, слишком занят. Главное, чтобы с ним все было в порядке… Но в этом Ёсан почему-то был уверен. Немного подумав и побродив по квартире туда-сюда, с трудом сражаясь с волнением, но в итоге проиграв ему, Кан отправил ему сообщение. Как и ожидалось, Чонхо не ответил ни через минуту, ни через час, ни через три. Он сходил с ума и не спал всю ночь. Но на утро вместе с долгожданным сообщением пришло и облегчение. [ Я в порядке. Не беспокойся, хён. ] Так и не проспав ни минутки, Ёсан выехал на работу. По дороге вновь созвонился с Хонджуном. Узнал, что тот уже на месте. Его голос звучал мрачно, словно случилось что-то плохое. Именно тогда Кан вспомнил об Уёне. Но спросить о нем не успел. Хонджун сбросил вызов раньше. Когда Кан, наконец, добрался до штаба, то обнаружил Кима за рабочим столом. Он сидел перед ноутбуком и сверлил монитор взглядом. Ёсан завладел его вниманием, только когда подошел и постучал о столешницу. Тогда Хонджун вздрогнул, а после рассеянно посмотрел на него. Кажется, синяки под его глазами стали больше. - Что делаешь? - Смотрю видео с камер наблюдения и ищу знакомое лицо. Ёсан нахмурился, разглядывая картинку, выведенную на весь экран монитора. Камера засняла угол клуба, его вход и переулок. Время съемки - половина первого ночи. Бойня еще не произошла. - Уён… Он ведь не пострадал? - спросил Кан. - Я не могу с ним связаться, - произнес Хонджун, останавливая видео. Потерев глаза, Ким откинулся на спинку кресла и зажмурился. Очевидно, испытывая полную беспомощность в этой ситуации, Ким сходил с ума. Ёсан мог его понять. В конце концов Уён доверился им, пошел на риск, согласился стать главным участником дела. Но они подвели его. Сожаление и чувство вины вонзило острые шипы в сердце, заставив вновь нервничать. - Но это ничего не значит, - вдруг попытался убедить себя Ёсан. - Уверен, он нашел способ выжить. Это же Чон Уён. - Да, так должно быть, - согласился Хонджун. Между ними повисла недолгая пауза. Кажется, они оба пытались принять самый из худших вариантов. Надежда упрямо твердила им верить и не сдаваться. Но спустя несколько часов Ким получил сообщение, после прочтения которого его лицо побледнело. Ёсан подорвался с места, но застыл. Слова застряли в глотке. Он не хотел произносить этого вслух. - Сан написал… - начал Хонджун. - Тела нескольких полицейский нашли в “Дюне”. - Но среди них ведь нет Уёна… Ким занервничал. Его буквально затрясло. Он поспешил позвонить Чхве. Несколько секунд ожидания казались вечностью. Когда Сан ответил, Хонджун удивительным образом избавился от дрожи в голосе. Их разговор не длился слишком долго. Закончив говорить, Ким бросил телефон на стол и посмотрел на Ёсана, который продолжал хранить молчание. - Среди убитых Чона нет, - выпалил Хонджун. Они выдохнули с облегчением. - Сан расстроен. Он ездил на опознание. Кажется, кто-то из их отдела был там. Но если бы среди них был Уён, он бы его узнал и тогда… Боже, я спасен… Ёсан перестал слушать его после первых слов. Опустившись обратно на свое место, он почувствовал опьяняющую легкость. Напряжение, которое Кан испытывал, ушло и вновь уступило место теплой надежде. Теперь им предстояло только ждать, когда Уён сможет связаться с ним. Однако время шло, а вестей все не было. Хонджун выглядел нормально, и все же его беспокойство выдавала пачка сигарет. Однако он никогда не видел Кима курящим. Самого Ёсана эта неизвестность так же тяготила, но для него куда важнее было знать, что Чонхо в порядке. С этой мыслью он жил последние несколько дней. А когда этого стало недостаточно, Кан решил все же увидеть его. Поэтому сейчас он уже несколько часов стоял на парковке около дома младшего и ждал. Ёсан отправил несколько сообщений, но Чхве так и не ответил. На самом деле такой исход событий он предвидел. В конце концов, вряд ли у Чонхо сейчас было время отвлекаться от дел в группировке. Сидя в машине, Кан думал о том, что скорее всего ему не понравиться его внезапное появление, но заставить себя повернуть назад или бездействовать он не мог. Ему пришлось ждать несколько часов. Кана клонило в сон, но стоило знакомому автомобилю показаться на парковке, он сбросил себя дремоту. Приятное волнение закопошилось внутри. Когда Чонхо припарковался и покинул автомобиль, Ёсан сверкнул фарами. Он привлек его вниманием. Чхве остановился на полпути, взглянул на своего незваного гостя. Пару мгновений он казался растерянным и задумчивым. Возможно, он пытался оценить риски их очередной встречи. В итоге Чонхо достал телефон и позвонил ему, чтобы сказать: - Я устал и хочу есть. Поэтому поговорим у меня дома. Выходи. Он ожидал услышать очередное ворчание. Поэтому внезапное приглашение его удивило. Пребывая в некоторой растерянности, Ёсан покинул свой автомобиль и пошел навстречу к Чонхо. Он не спешил, а тот терпеливо ждал около входа. Не проронив ни слова, они вошли в холл, а после в лифт. Ёсан неуверенно следовал за Чонхо, хотя знал, где находится его квартира. Внезапно его охватила паника. Сердце заколотилось, а руки затряслись. - Так и будешь там стоять? - спросил Чонхо. Они вновь посмотрели друг на друга. Их разделяло расстояние в несколько шагов. Чхве стоял в коридоре, выжидал и смотрел на него заинтересованным взглядом, от которого Кану хотелось спрятаться. Он опустил взгляд. От чего-то ему было сложно переступить порог его дома. Было слишком волнительно. - Хён, это прихожая, а не обрыв. Замечание Чонхо оказалось отрезвляющей пощечиной. Кану стало стыдно за свою нерешительность. Ведь это именно он надоедал ему своим присутствием. А что теперь? Струсил, когда зашел так далеко? Набравшись смелости, Ёсан все же сумел преодолеть невидимую преграду, и перешагнул порог. Дверь за ним закрылась. Замок щелкнул, зловеще предупредив, что дороги назад нет. Квартира оказалась маленькой и пустой. Создавалось полное впечатление, что Чонхо здесь не частый гость. Набор мебели минимальный: диван, небольшой стол за которым могут поместиться лишь двое, кофейный столик перед телевизором, стеллаж с двумя фоторамками. Когда Ёсан увидел их, сердце болезненно сжалось. На одной из фотографий были запечатлены трое: выпускник средней школы Чонхо, старшеклассник Ёсан и прекрасная, еще умевшая улыбаться женщина, их мама. Снимок был сделан за три месяца до того, как она сбежала и оставила их с дядей Чхве. Жизнь стала слишком невыносимой, поэтому она собрала вещи и ушла. Ёсан никогда не винил мать и не осуждал за этот поступок. Наверно, потому что уже тогда знал, что поступит точно так же. Сбежит, как только представится возможность. Позже, когда Ёсан устроил свою жизнь и начал работать в полицейском участке, он нашел мать. В больнице. У нее была последняя стадия рака. Как хороший сын, Кан проводил ее в последний путь. “Интересно, ты знаешь, что с ней стало?” - задался он вопросом, а после перевел взгляд на другой снимок. На втором фото были они вдвоем. Ёсан плохо помнил тот день, потому что тем вечером они много выпили. Кажется, именно тогда он понял то, что скрывалось за улыбкой и прикосновениями его Чонхо. - Есть будешь? - спросил Чхве, прервав размышления Кана. - Я приготовлю рамен. Он уже поставил кастрюльку с водой на плиту, включил газ и, застыв с двумя пачками лапши, смотрел на него. Но Ёсан отказался. Сейчас ему кусок в горло не лез. Чонхо настаивать не стал. Отвернулся и продолжил готовку, а Кан топчась на месте вновь углубился в воспоминания. После того дня, когда Ёсан избил отчима, их отношения с Чонхо стали теснее. Они были вынуждены полагаться только друг на друга. Кан, как старший брат, взял на себя обязательства заботиться о младшем. Он совмещал учебу и подработку, желая быстрее стать независимым и самостоятельным. Но с долгами, которые упрямо появлялись вновь и вновь, накопить денег было крайне сложно. Он старался изо всех сил, но в какой-то момент случился надлом. Смертельная усталость, апатия и ненависть к солнечному свету, чужой радости и даже к самому себе стали его верными спутниками. В один из плохих дней Чонхо пришел в его комнату и сказал: “Хён, давай сегодня напьемся?” Эти слова из уст несовершеннолетнего были абсурдны, но отчего-то Ёсан не отказался. Они пошли в ближайшую забегаловку. Ели мало. В основном пили. Одна бутылка. Две. Три. На четвертую, кажется, денег уже не хватило. Ёсан чувствовал себя опьяненным больше, чем обычно. Пошатываясь и положившись друг на друга, они ковыляли вдоль улицы. Оба очень устали. Их спасением стала фотобудка, которую заметил Чонхо. Он потащил его за собой. В будке было очень тесно, но Кан был рад принять сидячее положение. Голова немного кружилась. Он заваливался на Чонхо, который пытался справиться с автоматом и уговаривал его принять деньги. Ему хотелось сделать их совместное фото. Кан возмущался. Но отказ не принимался. Камера щелкнула. Первая попытка оказалась неудачной. Чонхо не понравилось. Он потребовал переснять. Ёсан уже не мог сопротивляться, поэтому делал все, что ему говорил младший. Почувствовав тепло чужого тела, он повернулся и взглянул на Чонхо. Его лицо было слишком близко. Ёсан помнил, как сильно билось его несчастное сердце. Он смотрел в глаза Чонхо и видел нечто запретное, желание, которого быть не должно. Кан понимал, что должен отвернуться, но отчего-то не мог. В тот миг от совершения ошибки их спас сам Чонхо. Он улыбнулся, повернулся к камере и призвал его сделать то же самое. Ёсан был немного растерян, поэтому младшему пришлось взять его за подбородок и повернуть самолично. Так и получилось это странное причудливое фото. А то, что происходило дальше, Ёсан не помнил… или старался не вспоминать. - Пиво будешь? Или ты после того дня не пьешь? - предложил Чонхо, доставая две банки из холодильника. В последнем замечании слышалась издевка, которую Ёсан при всем желании проигнорировать не мог. - Я за рулем. - Ну, у меня есть неудобный диван. - Он ухмыльнулся, когда Ёсан бросил в его сторону хмурый взгляд. - Знал, что откажешься. Предложил так… для приличия. Чонхо быстро и легко открыл пиво, сделал несколько больших глотков и вновь отвернулся. Ёсан чувствовал неловкость. Ему хотелось сесть, но он все ждал разрешения. - Зачем приехал? - тем временем спросил Чхве. И предугадывая его ответ, добавил: - Я же написал, что со мной все в порядке. - Хотел убедиться в этом лично. Кажется, Чонхо хмыкнул. Неловкость и напряжение с большей силой стали давить на плечи Кана. Но все стало гораздо хуже, когда младший сел за стол и с деловым видом пробежался по нему взглядом, внимательно осмотрев с головы до ног. Глотнув пива, он спросил: - Присесть не хочешь? - А я могу? Чонхо хохотнул и ответил: - Я разрешил тебе занять мой диван, так почему мы не можем посидеть за одним столом? “Засранец!” - ругался про себя Ёсан, опускаясь на стул перед ним. Даже в юности Чонхо производил впечатление “взрослого”. Этот ребенок был слишком серьезным и любил поучать других. Делал он это не злонамеренно, но порой его умные, рассудительные речи пугали Ёсана. Ему хотелось, чтобы Чонхо больше был ребенком и по-детски радовался всяким мелочам. Но даже если такое случалось, упрямец не показывал своих истинных чувств. Поэтому Ёсан заметил их слишком поздно? - О чём думаешь? - задал он очередной вопрос. - Надеюсь, не о прошлом. Замечание, брошенное им, казалось бы, совершенно случайно, вонзило острый нож в сердце Кана. Создавалось ощущение, что сейчас он легко читал его мысли и чувства, который Ёсан старался не показывать. Но видимо у него плохо получалось их скрывать. - Я ни о чем не думаю, - в итоге брякнул Кан. - Понятно, - отозвался Чхве. А после короткой паузы добавил: - А я часто думаю о том дне. Спрашиваю себя: “Эй, Чонхо, что же ты сделал не так?” От этих слов сердце болезненно сжалось, а воспоминания, укромно припрятанные его сознанием, вырвались наружу и захватили его мысли. Получив заветную фотографию, счастливый Чонхо притащил своего старшего домой. К этому моменту Ёсан стал чувствовать себя лучше. Так ему казалось. Однако опьянение все еще было сильным. Он помнил, как разулся, как снял куртку, кофту… или это уже был не он? Воспоминания были спутаны. Кан помнил ощущения от нежных прикосновений, сладких поцелуев. Он чувствовал, как любовь, которая обрушилась на его пьяную голову, плавила его в горячих объятьях. Но по утру все это обернулось жгучей болью и муками совести. В какой момент Ёсан стал для Чонхо особенным человеком, он не знал. Его чувства к нему тихо пускали корни в юношеском сердце. Он скрывал их, бережно храня и выжидая момента признаться. Но заветные три слова Чонхо сказать так и не смог, потому что Кан трусливо сбежал. А после и вовсе ушел, оставив его с отцом и долгами. Это был ужасный поступок, которому не было оправдания. Но когда он это понял и вернулся, оказалось, что уже слишком поздно. Дом, где они жили, был пуст. Он начал искать. Это заняло некоторое время. Но в итоге поиски привели его к шестеркам мафии, которые выдавали займы под большой процент. Они ему и рассказали, что дабы расплатиться с долгами горе-отца, Чонхо начал работать на них. И трудился парень очень усердно. Выбивал долги как профессионал. Поэтому его быстро заметили и забрали к себе. Теперь он был частью “Джанго”, приближенным самого босса. - Это не твоя вина, - произносит Ёсан. Он смотрел на свои руки и боялся поднять взгляд на Чонхо. Ему казалось, что тот должен его ненавидеть. - Сейчас я это понимаю, но тогда я думал иначе. Между ними повисло гнетущее молчание. Желание встать и уйти не давало Кану спокойно сидеть на стуле. В то время как Чонхо был до ужаса спокойным. Но если бы только Ёсан осмелился посмотреть на него, то увидел бы в глазах человека напротив бесконечную, всепрощающую любовь. Лапша, все это время стоявшая на плите, закипала. Пена повалила через край и зашипела, соприкоснувшись с огнем. Чонхо встал и поспешил спасти свой поздний ужин. Он суетился у раковины, когда вдруг почувствовал подле себя чужое присутствие. Обернувшись, Чхве столкнулся с Ёсаном, который стоял достаточно близко, чтобы заставить его сердце начать волноваться. Его глаза выражали глубокую печаль. В них он видел раскаяние и мольбу. - Прости меня, - негромко произнес Кан. - Хотя мне нет прощения, но я должен был это сказать. - Тебе следовало сделать это раньше, - так же тихо отозвался он. - Да, ты прав. Он покорно и виновато склонил голову. Чонхо сжал пальцы в кулак, борясь с желанием протянуть руки и заключить в объятья этого бесстыжего человека, сделавшего ему больно. Сдержать свой порыв ему удалось с большим трудом. - Все это время я ждал тебя, - продолжил Чонхо. - Я совру, сказав, что не был обижен. Но теперь это в прошлом. Тем не менее я пока не готов простить тебя. Ёсан вновь поднял на него взгляд. Он ожидал увидеть презрение или хотя бы злость. Возможно, это помогло бы ему смириться со своим положением. Но улыбка, которая лишь слегка коснулась губ Чонхо, его теплый и добрый взгляд, были словно наказание. - Хён, теперь твоя очередь ждать. Смысл слов дошел до него не сразу. Но вскоре, наконец, все осознав, он кивнул, приняв выдвинутые условия. Бессмертная надежда вновь вернулась к нему и приободрила, указав на лучик света. Он пробивался сквозь гущу тумана неизвестности и страха, который все эти годы окутывал их с Чонхо. Он рассеивал сомнения и освещал путь, по которому он должен идти. - Спасибо, - произнес Ёсан. На слова благодарности Чонхо лишь хмыкнул, но его улыбка стала чуть шире. - Иди домой, хён, - сказал он. - Ты убедился, что со мной все в порядке. Беспокоиться тебе незачем. Или, быть может, надумал остаться на ночь? - Хитрющий взгляд, вновь скользнул по Кану. - Не сегодня, - отозвался Ёсан, отступая назад. - Тебе надо отдохнуть. - Тебе тоже. Веди машину осторожно. На этой ноте они закончили разговор. Чонхо проводил его до двери. Они попрощались. Ёсан вышел. Спустился вниз. Сел в машину. И содрогнулся. Он вцепился в руль автомобиля, согнулся пополам. Тяжелый груз вины, с которым он жил все это время, упал с его плеч. Душа, освободившись от оков самобичевания, трепетала и заставила дрожать всем телом. Было тяжело вспоминать прошлое, от которого он трусливо сбежал. Также невыносимо трудно было жить с мыслью, что совершенные ошибки ему не удастся никогда исправить. Но теперь сбросив камень с души, Ёсан мог двигаться вперед на встречу к Чонхо, который так долго ждал его.***
Аккуратно приоткрыв дверь, Сонхва прошел в больничную палату. В гулкой тишине, как бы тихо он не старался идти, его шаги были слишком громкими. Правда они все равно не могли разбудить пациента, который находился в бессознательном состоянии уже несколько дней и отказывался приходить в себя. Остановившись у кровати, он посмотрел на несчастного. Кажется, сегодня он выглядел немного лучше. Бледность ушла с лица, губы стали более розовыми, а синяки менее живописными. Сонхва присел на край, взял его теплую руку и слегка сжал в своей. Он приходил каждый день и проводил подле него по несколько часов. Ему хотелось просто быть рядом, потому что только так, слыша его ровное дыхание и чувствуя пульс старательно бьющегося сердца, Пак мог чувствовать себя спокойным. - Еще никогда в жизни так не боялся, - полушёпотом произнёс Сонхва. Он наклонился к его лицу. - Я устал волноваться. Поэтому, пожалуйста, скорее просыпайся, паршивец… Прежде чем отпустить руку и уйти, он поцеловал его во все еще припухшую щеку. В этот поцелуй Пак вложил все свои надежды. Но Чон продолжил мирно сопеть, пребывая в глубоком лечебном сне.