В нос тут же ударил терпкий запах табачного дыма, смешанный с какими-то благовониями, духами и жидкостями непонятного происхождения. Дверь резко отварилась и его встретила недовольная физиономия Серафимы, которая, по обыкновению, распустила густые кудрявые волосы, подвязанные тонкой повязкой. Но это раздражение было минутным, так как она, судя по всему, увидев, а точнее разглядев фигуру мужчины, что пытался скрыть своё отвращение за маской равнодушия, расплылась в ехидной улыбке. Вся её поза дышала превосходством, она даже облокотилась о дверной косяк, скрестив руки на груди и, иронично приподняв одну бровь, даже не пропустила его внутрь
— Какая неожиданность, — она на секунду метнула свой взгляд на всё ещё виднеющуюся метку, однако этого было достаточно, дабы мужчина заметил этот жест — Хеллер. Всё-таки решил примкнуть к нам?
Они нужны тебе. Хладнокровие, такт, быть может даже снисходительная улыбка, сделка. Держи себя в руках, не реагируй на провокации, а это именно они.
Мужчина одарил её хладнокровным взглядом из-под приспущенных век и, демонстративно поправив пенсне, ответил
— Это не обсуждается, я уже ответил. Я здесь за другим. И, если ты позволи- но его прервал громкий, заразительный смех Серафимы. Словно вспоминая, что она «всё-таки дама», прикрыла рот рукой, однако звук от этого тише не стал. Она с озорством обнажила свои белоснежные клыки, расплываясь в широкой улыбке, что была ещё объёмнее из-за её пухлых губ
— О, человек, что готов продать товарища за один фунт, пришёл просить у нас помощи?
¹Лицо Мордекая тут же переменилось: ушла прошлая видимость учтивости, сменяясь пронзительным холодным взглядом, что становился очевиднее из-за слегка приподнятых бровей, отбрасывающих на прикрытые веки бо́льшую тень, позволяя зелёным глазам принимать особенно выразительный блеск, что, казалось, теперь в пенсне не нуждался. Он пронизывал насквозь, не давая шанса скрыться. Губы его изогнулись в тонкую линию, что определённо было свидетельством высшей степени раздражения, которое пыталось не вырваться наружу этим жестом. Он заставил себя промолчать. Заставил забыть, как эта женщина оскорбила его, фамильярничала, что эта женщина — оскорбление женского рода и всего настоящего в жизни. Но сейчас она ему нужна. Он подавил в себе ироническую ухмылку, когда лишь на секунду, хотя этого было вполне достаточно, в нём промелькнула мысль на какие жертвы для своей чести он шёл ради другой девушки. Но та — другая. Другая.
Заметив бурю, что скрывалась за этим отвратительным, как она считала, выражение лица, Серафима приняла, насколько позволяла ситуация, серьёзное выражение и, прищурившись, недовольно фыркнула, пропуская его внутрь, так как понимала, что с человеком в таком состоянии спорить не только бесполезно, но и себе дороже.²
В баре царила всё та же атмосфера: непонятные личности, взгляды в пустоту, невнятное бормотание, контингент самый разношёрстный начиная крупными «акулами бизнеса» и заканчивая…петухом. Но отдельное внимание стоит уделить самому помещению: не смотря на то, что пристанище был временным, обставлено всё было на их мотив, а именно всякого рода ритуальная атрибутика, что нередко соседствовала крайне негармонично между собой, свисающий с потолка, судя по всему, череп крокодила, приглушённый свет, состоящий из симфонии разного вида гирлянд и стекающих по лакированному деревянному столу свечей, чьё пламя, казалось, даже не замечало малейшее дуновение ветра, поддерживая всеобщий транс, сопровождающийся характерным запахом, что уже не так въедался в ноздри, однако всё ещё напоминал о своём присутствии. Проходя мимо многочисленных дам, в частности того зверька, что в прошлый раз предложил ему «расслабиться», он невольно ухмыльнулся, сохраняя выражение глаз, но не характер мыслей.
Она бы ни за что так не сделала. Никогда. Скорее бы убила. Убила бы и без всяких условий, нет, скорее бы убилась.
Серафима провела его в отдельную комнату, что, надо — же, даже закрывалась на ключ, чем она успешно воспользовалось. Мордекай нахмурился, ненавязчиво рассматривая помещение. Оно явно отличалось от других цыганской роскошью. Он и ранее замечал любовь этой женщины ко всякого рода украшениям, когда она находилась в «своей среде», но, что хоть сколько-нибудь её оправдывало, они были настоящими. Но здесь это особенно бросалось в глаза, так и должно было быть, но здесь, ха, все эти ажурные статуэтки, что, на самом то деле, были неплохими, но хозяйка, впрочем, быть может и не хозяйка, не суть, она их отставила на второй план, демонстрируя какую-то богато украшенную камнями золотую тарелку. И всё в этой комнате кричало о безвкусице: дорогие ковры, налезающие друг на друга, атласные гардины, скрывающие содержимое комнаты от любопытных глаз, благовония с разными запахами, стоящие практически везде, где, казалось-бы, муравью не пробежать. Посередине была кровать, накрытая махровым бардовым одеялом, а всё это «великолепие» для красоты «прикрывал» балдахин, что, на самом то деле, оголял больше, чем если бы она была без него.
Фанфаронство, извращённость, уродливость, что ты пытаешься доказать им? Себе? О, да, ты это украла, ты смогла, ты выбралась. Тебе помог твой «Бог»? В этом твоя единственная заслуга? Этим ты так гордишься, что готова использовать каждый повод, дабы напомнить не только окружающим, но и главное — себе. Она бы.
Пока Серафима выжидающе смотрела на него, присев, Мордекай последовал её примеру, но скорее не осознанно, а по наитию, попутно снимая шляпу и отставляя её, с некоторой брезгливостью, на близстоящий стол. Его взгляд был направлен «вглубь», а брови слегка нахмурены
Она. Ты ставишь её выше, хотя сам же пришёл, а ты уже пришёл, её подставить. Не просто подставить, а скорее…скорее.А что она? Мона. Тоже хороша. Заслужила.но.не это. Стоило…разобраться. Разобраться, именно, зачем я пришёл? Неужели не смог бы сам справиться?
Серафима, судя по всему, теряла терпение, однако на неё снизошло невиданное снисхождение и она сделала вид, что её очень интересуют камни на той самой тарелке, ожидая, видимо, внимания и участия с его стороны, что впоследствии выйдет ей только в плюс.
³В это время Мордекай слегка отвернулся, сидя в кресле. На его лице отразилась глубокая задумчивость, что выражалась в приспущенных веках, вопросительном выражении лица, сопровождающемся приподнятой бровью, из-за которых выступила складка на переносице, а губы были слегка приоткрыты, словно слова вот-вот должны были слететь с его уст, но их обладатель метался в мучительном сомнении.
Имей смелость. Придя сюда ты переступил через…нет, ты не переступил через себя, ты переступил через свою честь. Ты пришёл просить помощи у этих двух. У них! Это даже звучит абсурдно, низко, гадко, гадко.! Нет, ⁴zum Teufel. Или ты не сын своего отца. Сам. Сам, всегда сам, в этот раз тоже сам. Зачем пришёл? Идиот. Что бы…
Его мысли были прерваны стуком в дверь и мужчина словно только что осознал, что в комнате кто-то помимо него вообще существует. Он с интересом повернул голову в сторону звука. Серафима в это время приподняла бровь, однако её выражение лица тут же сменилось на театральную ухмылку и, пройдя к двери, она, не успев взглянуть на гостя, тут же радостно сказала
— Нико, какая неожиданность. Вот, полюбуйся — она указала на Мордекая, что, в свою очередь, даже не пытался скрыть разочарование и отвращение к вошедшему и ситуации в целом — Хеллер пришёл у нас что-то просить. — Женщина сделала язвительный акцент на последнем слове, расплываясь в широкой улыбке, ожидая от брата поддержки, что не заставила себя ждать. Никодим тут же подхватил её настроение и рассмеялся, но, в отличии от сестры, смех тот был скорее радостным и даже сочувствующим. Женщина, ощутив пусть и ожидаемую, но такую приятную поддержку, триумфально прошлась к своему месту, её «хвост» следовал за ней. Нико обошёл кресло, что ранее было единственной вещью, сделанной на заказ, и, видя настрой сестры, старался всеми фибрами души ему соответствовать. ⁵Картина вырисовывалась крайне карикатурная: она для чего-то взяла непонятного вида нож, томно приспустив веки, принимая скорее доминирующее, нежели «светски — женское» положение, что придавало её позе особенного шарма, а она это определённо знала. Нико, видимо не ожидавший такого пафоса в этой несерьёзной для него ситуации, удивлённо взглянул на сестру, но тут же скопировал её выражение лица, скрестив руки на груди.
⁶Мордекай же склонил голову набок, без удовольствия глядя на происходящее. Пенсне были слегка приспущены из-за изобилия морщин, что всплывали на его лице практически ежесекундно по мере развития разговора, глаза сохраняли прежнее равнодушное и даже вымученное положение, словно пытаясь прикрыться от этих двух веками, но, дабы не потерять бдительность, они оставались слегка приоткрытыми. Брови же по своему обыкновению продолжали издеваться над его лицом в иронично — вопросительной манере: одна была слегка приспущена, другая же хотела бы остаться в положении товарища, но была вынуждена для бо́льшей выразительности ужаса ситуации приподняться, позволяя морщинам на его лице вырисовывать какие им заблагорассудится узоры. То было какафонией эмоций: страдание, отвращение, разочарование, гнев, принятие…
— Ну так что, птенчик, ты так по нам соскучился, что не смог без нас и сразу же пришёл? — с добродушной улыбкой спросил Нико, облокотившись о кресло сестры
— До безумия соскучился. — он метнул быстрый взгляд на свою шляпу и собирался было её взять, как вдруг звонкий голос женщины нарушил тишину
— Ооо, нет-нет-нет, ты думаешь, что мы тебя так просто отпустим? Ты явно не поболтать пришёл. Говори. — Серафима слегка наклонилась вперёд, прищурившись
Расплачивайся. Сам создал эту ситуацию, пришёл в пещеру, где создали тень Бога без креста.
Мордекай откашлялся и, стараясь сохранять хладнокровие, если не в мыслях, то в голосе, сказал, глядя ей прямо в глаза
— Мы поговорим о том позже, я слишком задержался. — он стремительно встал, надев свой головной убор, и, опережая всякие возражения, быстро подошёл к двери, в замок которой был выставлен ключ. Но это было вовсе необязательным условием, он смог бы выйти и без него. Серафима прищурилась, сжав подлокотники кресла, но промолчала, равнодушно отвернувшись. Нико вопросительно приподнял брови, но улыбнулся, разглядывая, судя по всему, новые предметы в комнате сестры. Как только замок щёлкнул и ручка двери приспустилась, позволяя Мордекаю наконец — то выйти, женщина небрежно кинула вслед
— О, мы обязательно о том поговорим позже.
Мордекай пренебрежительно фыркнул и ушёл теми же путями, минуя взгляды этого сброда. Воздух. Чистый…насколько это возможно в столь загрязнённом городе, чистый воздух. После этого притона даже сточные воды показались бы ему не такими насыщенными на ароматы. Он глубоко выдохнул
Крах, это был бы крах. Впрочем, он может ждать тебя далее. Который…?
⁷Он быстро вытащил свои карманные часы, бросив на них требовательный взгляд.
Пора.
Вновь знакомая дорога, вдалеке виднелось злосчастное здание, что положило всему начало и, как он надеялся, положит всему конец. К тому времени он сколько-нибудь упорядочил свои мысли, потому сразу же вытащил полуавтоматический пистолет, бережно положив своего товарища в карман пальто. Он внимательно прищурился, оглядывая по мере приближения к зданию его на наличие каких-либо особенных знаков, указывающих на плохой исход событий. Вдох. Он вошёл внутрь, его встретила прежняя темнота и сырость, сопровождаемая пищанием отвратительных Божьих тварей, что сновали везде в поисках пропитания, виляя своими гадкими хвостиками. Ступая по мусору и опилкам он запустил руку в карман, нащупав своё верное спасение, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Сделав ещё один шаг его ухо тут же дёрнулось назад, и он стремительно развернулся, встретившись с взглядом серых глаз, что так неестественно смотрелись во мраке помещения
— Я уж думала, что вы не придёте. Вы мне показались человеком, что является на такого рода встречи как миниму за пол часа ранее, однако не могу вас обвинить и в опоздании, как жаль. — её фигура медленно выплыла из тьмы, позволяя ему увидеть её спокойное, даже весьма дружелюбное выражение лица
— Вы меня во многом не имели права обвинять, однако делали это. — он приподнял бровь, расслабив хватку на пистолете, но не вынимая руки из кармана.
Она едва заметно улыбнулась, прищурившись глядя на него, сделав шаг навстречу
— Какая очаровательная у вас шляпка, думаете, что ваши гениальные мозги выдержат новую долю радиации?
Он удивлённо уставился на неё, не пытаясь скрыть этого. Он был удивлён тому, что она заметила его головной убор или же был удивлён тому, что она буквально только что признала его…исключительность? Гениальность? Но он тут же нахмурился, приняв циничное выражение лица
Конечно нет, вздор. Как могли даже возникнуть такие мысли? Приглядись в её улыбку, она явно насмехается, как и всегда. А ты… Нет, бред.
Она ухмыльнулась, заметив реакцию на вышесказанное и тут же решила подыграть, приняв серьёзное выражение лица
— Не смотря на то, что это место достаточно скрытно мы должны, нет, мы обязаны говорить тише, по возможности не говорить и вовсе, я боюсь, как бы нас не заметили… — она подозрительно, со скоростью параноика, придирчиво оглядела помещение. Это не ускользнуло от его пусть и до сих пор не пришедших в себя глаз и он нахмурился ещё сильнее, вновь сжав пистолет, последовав её примеру
Кто те, кого даже она боится?
Девушка выдохнула, взглянув на него — Нам следует. — она приблизилась к нему почти вплотную, на что мужчина тут же сделал шаг назад, вопросительно глядя на него, но та в свою очередь быстро схватила его за край рукава, с раздражением глядя на него
— Не здесь. Хватит. Нам следует спрятаться в самом дальнем помещении, оттуда, если что-то пойдёт не так, а я надеюсь, что такого не будет, но всё — же…так вот, за мной. Вы уже вошли, если они здесь, то вы не сможете сбежать, вас уже увидели. Так что у вас нет выбора — она, не допуская возражений, потянула его за собой вглубь здания.
— Не нужно тащить меня за рукав, я сам в состоянии — раздражительно сказал он, глядя на её затылок сверху вниз
— О, неужели? Я приму во внимание в следующий раз — саркастично сказала она, усилив хватку
— Следующего раза не будет.
— Очень на то надеюсь, я устала от вашего взгляда, так гляди дырку во мне всё — таки прожжёте, остатки разума вытекут если не через уши, так через рот, как это бывает у овдовевших женщин, как…гм. Миси.? Мизи. Ах, нет же, не вспомню
— Митзи.
— Верно
Они дошли в эту злосчастную комнатку, что должна была стать их убежищем, а на самом то деле была больше похожа на старую больную лошадь, на которую собирались взвалить десять кило пшеницы, не дав вкусить и крупинки. Заметив брезгливый взгляд мужчины Мона приподняла бровь, спокойно сказав
— Не Версаль, каюсь, не смогла сдержать обещание
Мордекай выгнул бровь, позволяя ироничной и даже довольной улыбке появиться, когда она наконец отпустила его рукав и повернулась к нему лицом
— Я не удивлён
Она приняла театрально оскорблённое выражение, с ухмылкой сказав
— О, сэр, вы хотите оскорбить мою честь?
Он решил подыграть, добавив скорее трагичным голосом
— О, я, по крайней мере, делаю это щадяще, а не как вы
Она…гордо улыбнулась? Она гордо улыбнулась, глядя на него, но его следующий саркастичный ответ был прерван звуком выстрела.