***
«У каждой уважающей себя династии прославленных культиваторов должна быть достойная тайна» — регулярно твердила бабушка Лю Цингэ, ныне Лорда Байчжань и Меча Чэнлуаня, слава о котором уже много лет гуляет по всей Поднебесной. Тогда мальчик, а теперь уже мужчина, не соглашался с ней что раньше, что сейчас — природное любопытство побуждало эти тайны знать, что предполагало необходимость обладания умением их раскрывать. Умением держать язык за зубами Лю Цингэ, к сожалению, не славился, а врожденное чувство справедливости вынуждало в особо вопиющих случаях искать правосудия без оглядки на множество несомненно важных факторов. Коротко говоря, для подобного он был слишком «нетактичным, без мыла лезущим не в свои дела ублюдком». Что ж, он тоже Шэнь Цинцю не особо жаловал. Будучи вспыльчивым, не поддающимся контролю подростком (что, как позже выяснилось, было характерной чертой всей семьи Лю, дающей о себе знать в определенном возрасте), подающий надежды заклинатель успел наворотить немало дел, пока однажды семья, не видевшая его уже лет семь, при встрече не ужаснулась. Навестивший родню лишь ради празднования месяца своей новорожденной сестры Лю Цингэ тоже ужаснулся, но чуть позже. Когда его наконец посвятили в ту самую достойную династии прославленных заклинателей тайну. — Мальчик мой, ты рос вдали от семьи, и эта прабабушка не смогла вовремя узнать, что ты развиваешься быстрее сверстников не только в культивации, — с едва различимым укором пробормотала ему в макушку глава рода Лю, выглядящая немногим старше самого Цингэ, которому не так давно исполнилось шестнадцать. Бессмертная заклинательница как есть. Кто-то бы, может, и удивился, но Цингэ своих предков на шесть поколений назад лично знал, и все как один, за парой исключений, выглядели плюс минус так же. Даже глава рода сменялась не от матери к дочери, а по праву сильнейшей (как правило, мужчины редко становились главами, а если и становились, то ненадолго, все же природная сила рода Лю предпочитала женщин). Да и рождались у них в основном девочки… Может, исходя из этой особенности наследования он однажды и устремился в Цанцюн, выбрав Пик Байчжань, стремясь дистанцироваться от семьи и найти собственный путь. — И что с того? — отвыкший от подобных нежностей подросток предпринял попытку вырваться из удушающих объятий, но потерпел сокрушительную неудачу. — Пришло время тебе узнать главную тайну рода Лю, мальчик мой, — отстранившись, бабушка взглянула прямо в глаза Цингэ. — Тайну, которая не должна покинуть пределов этого поместья. Лю Цингэ, тайной страстью которого всегда были любые тайны, с готовностью кивнул и навострил уши. — У истоков рода Лю, прославленных заклинателей во всех поколениях, стоит суккуб. И вот тогда-то жизнь только вставшего на путь славы праведного заклинателя и перевернулась с ног на голову. Лю Цингэ пришлось задержаться в поместье на несколько месяцев и пройти должное обучение, познать азы управления ци, чтобы однажды не стать жертвой искажения и научиться чувствовать мир «как истинный Лю». Нет, не как демон, все же от демонов в них осталось шиш да маленько, а как культиватор с особым строением духовных каналов, особой ци и особым подходом к совершенствованию. Подавшись в чужую школу, Цингэ ускользнул от цепких взглядов семьи, стал развиваться куда быстрее сверстников и упустил много времени, едва не подвергшись сильнейшему искажению, способному унести жизнь. По словам старейшин, обычно особенности демонического наследия начинали давать о себе знать лишь после достижения двадцати лет, когда у абсолютного большинства Лю уже было не только сформировано золотое ядро, но и разум достиг зрелости. Цингэ же этот энергозатратный и весьма опасный процесс застал в весьма нежном возрасте, что было характерно для первых пяти поколений, но никак не для семнадцатого. Коротко говоря, на Лю Цингэ демоническое наследие решило вдруг вспомнить молодость и дать больше, чем обычно, несмотря на поколениями разбавленную кровь. Учиться пришлось у давно ушедших в уединение прославленных предков, которые, завершив миссию по обузданию нерадивого наследничка, туда и вернулись, оставив после себя свеженаписанное руководство по совершенствованию на случай повторения подобного — все же, теперь есть немалый шанс, что дети самого Лю Цингэ унаследуют особенность развития, да и малышка Миньянь теперь будет расти под куда более пристальными взглядами старших, нежели старший брат. Уже заметившая изменения в собственном мироощущении случайная жертва генетической лотереи, вернувшись в секту, поразилась еще больше — и как он раньше не замечал всех этих вещей? Насколько надо было быть слепым, глухим и напрочь лишенным прочих органов чувств?***
«Знание — сила, незнание — счастье» — лишь отчасти достоверное изречение, решил для себя Лю Цингэ, едва ступив на пик. Все вокруг словно провоняло… похотью? На ум приходило лишь это и еще пара чуть менее применимых слов. Нельзя сказать, что раньше пахло сильно иначе, но сейчас Лю Цингэ словно глаза открыл — обучение семейному ремеслу, по видимому, зря не прошло, и анализировать такого рода ароматы его все-таки научили достойно. Одному богу известно, сколько раз его ради этого водили в бордель неподалеку от поместья… (почему он там вообще есть?..) Но он предпочел бы не знать, что братья во время тренировочных боев зачастую чувствуют отнюдь не азарт от прекрасно проведенного боя. И если сам факт — да, его шиди и шисюны нередко возбуждаются, пока дерутся, и он не будет их за это осуждать! — не особо напрягал, то вот некоторые новые особенности собственного организма скоро сведут с ума не только его, но и весь остальной пик. Итак. Организму не хватало духовной энергии. Полученной путем «парного совершенствования». В результате чего его… стало невольно тянуть к злачным местам. Демон их всех пожри, но Лю Цингэ пару месяцев назад и допустить не мог, что на пике Байчжань так легко предаются распутству, пока, ненароком призадумавшись о насущном, несколько (ДЕСЯТКОВ!!!) раз не застал за блудом своих шисюнов/ шиди/ шиди и шисюна/ шисюна и шизуня… Какой еще пик воинов? Пик Байчжань было бы в пору прозвать пиком обрезанных рукавов, янским пиком или сияющим пиком хотя бы! Женщин на их пике отчего-то не водилось, всех словно магнитом затянуло на Сяньшу. И он даже думать не хотел, витает ли там подобная Байчжаню атмосфера! Теперь-то Лю Цингэ искренне не понимал всеобщего негодования от вестей о том, что старший ученик Цинцзина периодически развлекается в борделе — да он хотя бы не возлегает с собственным шизунем за разрушенным отхожим местом! Больше факта существования этой стороны родного пика удручала лишь естественная тяга к ней — воспитавшего себя в строгости Лю Цингэ это лишь раздражало. Ему не нужна какая-то там демоническая («не демоническая, а сексуальная, внучок» — словно по-настоящему звенел в ушах голос пра-пять раз-бабки) энергия, чтобы стать лучшим заклинателем. И заниматься парным совершенствованием с кем попало (и вообще с кем бы то ни было) он не собирался (по крайней мере пока что), а заставлять себя лишь ради получения легкой наживы считал кощунством и обесцениванием собственных усилий. Не для того он без продыху пахал тут почти десять лет! Да Лю Цингэ ради поддержания своего дао был готов слезно умолять и попроситься перейти на Кусин, да побоялся узреть нечто подобное Байчжаню. Все же их пик тоже вроде как не должен поддерживать распутство. В результате потрясений, не протянувший на пике в подобных условиях и пары месяцев, Лю Цингэ с боем выбил у шизуня право покидать пик (ради заданий, конечно) и оставаться там надолго не планировал никогда. Совсем.***
Путешествия радовали… Не только отсутствием давления концентрированной ци, смешанной с де- то есть, сексуальной энергией. Радовали они практически безграничной свободой, множеством прекрасных пейзажей и неограниченным количеством битв. Путешествуя по Цзянху, Лю Цингэ снискал славу Бога Войны (путем множества побед над кровожадными монстрами и успешно поучаствовав в нескольких клановых войнах) и это даже, вопреки наставлениям предков, не пользуясь своим неоспоримым преимуществом (через парное совершенствование получать практически что угодно). Лю Цингэ интересовался, в основном, только убийством особо опасных монстров, а уж с ними возлежать не очень-то и тянуло (и наверняка было на порядок опасней, чем просто биться). Их, в общем-то, это тоже не интересовало (по большей части). Вернуться на родной пик вынудило обещание делать это хотя бы раз в несколько месяцев. И без того не горящий желанием возвращаться Цингэ (который грешным делом задумывался уже навсегда покинуть школу и стать бродячим заклинателем) принял свою участь стойко, с готовностью и четкой мыслью покинуть его завтра же. По возвращении его славными битвами встретили множество соучеников и шизунь, от которого после битвы поступило возмутительно непристойное предложение! Вот этого Лю Цингэ уже стерпеть не смог, возобновил битву и — наконец-то!!! — победил шизуня (этого старого извращенца!!!), едва не отправив того к праотцам, и, не дожидаясь нового дня, покинул пик с четким намерением не возвращаться еще несколько месяцев. Хватит с него! Да он лучше Шэнь Цзю поцелует, чем еще хоть раз даже острием меча тронет этот мусор. Постыдился бы!***
Церемония вознесения Лордов настала незаметно, вновь проведший вне школы несколько месяцев Лю Цингэ об этом напрочь забыл, и вернулся вовремя лишь по чистой случайности. Похоже, Лорд Байчжань не стал увиливать и действительно сложил свои полномочия в результате их битвы (хотя Лю бы не настаивал, плевал он теперь на пост главы пика - да быть мадам борделя и то менее бесстыдно!). Всех бывших и будущих глав собрали на Цюндине, выстроив в два ровных рядка друг напротив друга. — Ты кто такой? — раздраженно поинтересовался он, не признавший с первого взгляда проплывающего мимо почти бывшего старшего ученика и ныне будущего главу Пика Цинцзин, разрядившегося куда напыщеннее обычного. — Да чтоб ты сдох! — от пока еще Шэнь Цзю мгновенно пахнуло яростью. Волны ци брызнули неконтролируемым потоком, что было нехарактерно для всегда держащего себя в руках шисюна (это Лю Цинге мог позволить себе сказать только мысленно без вреда быть опозоренным в чужих глазах). — Сам сдохни, — не менее яростно ответил без пяти минут официально новый Лорд Байчжань. В ярость его привел отнюдь не Шэнь Цзю, давний враг, славившийся своей развратностью, склочностью, честолюбием и двуличностью — немало этих качеств в нем выявил когда-то лично Лю Цингэ, — а то, что при взгляде на него нутро откликнулось совсем не ожидаемым ощущением. Не пах Шэнь Цзю никаким развратом, что для завсегдатая борделей просто нонсенс. Мало того, он пах самой настоящей невинностью. Духовной и физической — вот настолько невинен был самый известный развратник хребта Цанцюн. От него ею разило так, что Лю Цингэ мгновенно понял, чем же его раньше шисюн так раздражал и что, вполне возможно, послужило первопричиной возникшей неприязни — слишком уж разнились впечатления о нем на духовном плане от сложившегося в голове, так тщательно поддерживаемого образа. Фыркнувший в ответ Шэнь Цзю гордо отвернулся, чтобы через пару минут настойчивого игнорирования взглядов Лю Цингэ, последовав примеру Юэ Цинъюаня, получить свою первую корону Лорда, водруженную на изящную голову стремящимся к вознесению уже бывшим главой пика Безмятежности. Так внезапно открывший для себя чужую тайну Лю Цингэ второй раз в жизни произошедшему не обрадовался. Не обрадовался и обзавелся новой благородной целью — найти ответы на все противоречия, опутывающие новоиспеченного Лорда Цинцзин, Шэнь Цинцю, с головы до пят.