Пока живы бабочки

— Старайтесь сильнее!  В первый раз, когда под Империусом кто-то начал танцевать балет — кто-то большой и неповоротливый — все смеялись, таким нелепым и забавным показалось это зрелище.  Сейчас же Падма прыгала как заяц и изображала ушки, приложив руки к голове. Это должно было выглядеть мило и забавно, но это не так… Не тогда, когда её разум контролируют.  В этот раз никто не смеётся.  А мне и вовсе хочется кричать.  — Мэтьюз, следующая, — недовольно гаркает Грюм, отпуская Патил. Та дезориентировано моргает, совершенно потеряно. Она ещё не совсем она. Дымка внушения медленно рассеивается с сознания, но прыгать перестала и это уже радует. Ханна поглаживает Падму по спине, когда та самостоятельно добирается до остальных учеников. Пуффендуйка встревожено подымает взгляд на Мэтьюз, понимая, что следующей может оказаться она сама.  Фиби идёт к преподавателю, как на эшафот. Шаг, второй — и головы нет, заклинание произнесено. Она отключается от нас, от всего мира. В серых глазах пустота. Но… ничего не происходит. Мы замираем в ожидании — и пуффендуйцы, и когтевранцы — никто как будто не дышит.  Пару мгновений я с удивлением и радостью думаю, что получилось, у неё получилось! А потом Фиби спотыкается и едва не падает, хоть ничего, за что можно зацепиться, нет. Чёрные волосы плотной занавесью вдоль лица. И она начинает петь. Несколько строк детской песенки; колыбельной, что, возможно, пела ей мама, пока укладывала в постель. Голос чересчур добрый, мягкий и успокаивающий, и с безразлично-пустым лицом совсем не вяжется. Картинка будто не совпадает.  — Вы это видите? Вот оно! Следите за глазами, за лицом. Она хоть и слабо, но сопротивляется! Лицо у Фиби болезненно кривится, песня на время обрывается. Продолжается, обрывается, продолжается. Как будто игла скачет на виниловой пластинке, царапая поверхность. С упрямо поднятым подбородком, с почти сомкнутыми челюстями, но она допевает весь текст песни. От начала и до конца.  — Неплохо, но и не идеально. Хоть что-то стоящее, в отличии от некоторых. Следующий! Уоррен, вперёд! — командует Грюм прежде, чем я успеваю подойти к Фиби в попытке беззвучно поддержать, погладив её по плечу. К ней уже перемещается Падма, попутно бросая мне понимающий кивок. Она за ней присмотрит.  Выдыхаю и тоже выхожу на центр класса. Короткая волшебная палочка уже направлена на меня.  — Империо! Быть под контролем этого заклинания — ужасно и отвратительно, но есть и обратная сторона: чувство спокойствия, волнами растекающееся по телу, и осознание, что все проблемы — пыль и они никак тебя не касаются. Чистая безмятежность. Это сладкая изнанка заклинания, тёмная её сторона. И поэтому бороться очень сложно. Всё кажется правильным в искривлённом мире Зазеркалья.  «Расскажи секрет», — шепчет внутренний голос, мягко уговаривая. Так, что смысл доходит не сразу. А когда доходит, то я закрываю рот. Захлопываю так сильно, что удивляюсь отсутствию резкой зубной боли.  Иллюзия спокойствия подтекает растаявшим мороженым. Дрожит, как солнечный мираж. И испаряется точно также — стоит только подойти чуть ближе и всё становится очевидным: никакого Оазиса, в плавящейся под солнцем пустыне, на самом деле нет.  Поджимаю губы и хмурюсь. Я не хочу рассказывать секреты. С чего бы мне этого хотеть? «Расскажи секрет и сразу станет легче», — успокаивает голос, когда электрический разряд бьёт в солнечное сплетение.  Ноги подкашиваются от давления заклинания, но мне хоть и с трудом, но удаётся устоять.  «Это заклинание! Заклинание!», — повторяю про себя в попытке не забыть.  «Говори!» «Нет! Они мои! Все мои секреты — только мои!» В ушах шумит так сильно, будто через трубочку в них гудит поезд. Я не вижу класс, не вижу даже Грюма, что направил на меня волшебную палочку. Продержаться. Ещё немного. Я смогу выстоять. Возможно смогу. Эта мысль пощечиной, отрезвляюще.  Больно. Боль в самом эпицентре — голове, и огонь поглощает всё. Постепенно превращая в уголь каждую клетку.  Это заканчивается также быстро, как и начинается. И каждый глоток воздуха кажется первым и недостаточно глубоким. Кабинет начинает принимать очертания.  По испещрённому шрамами лицу ничего нельзя понять с точной уверенностью, но могу предположить: преподаватель не особо доволен мной и моими попытками. Стеклянный глаз вращается в глазнице, как сумасшедший, второй же сосредоточен на мне. Я и в обычном состоянии не особо понимаю в какой глаз смотреть, но сейчас… Вежливо пялится на переносицу тоже не вариант — взгляд постоянно падает на нос, который точно так же пострадал в бою, как и всё остальное. Он человек, которого разобрали и склеили заново, создав нечто новое.  Грюм молчит. Фиби помогает мне встать к другим ученикам, когда наконец понимает, что никаких слов от профессора не последует: ни хвалебных, ни ядовитых — я в смятении.  А потом он продолжает вызывать других.  — Ты была великолепна! — вдохновенно шепчет мне Фиби на ухо. — Почти не сдвинулась с места и ничего не сказала. Не понимаю, почему он тебя не похвалил. Другие давно бы добавили факультету дополнительные баллы!  — Я совсем… совсем ничего не сказала? — растерянно моргаю, до сих пор не понимая: у меня вышло? Это я избавилась от его контроля или он сам прекратил попытки? — Нет. А что, должна была?  Киваю.  — И что должна была сказать? — подозрительно спрашивает, ехидно предположив: — Что ты в детстве хотела абсолютно розовую комнату и говорящую куклу для чаепитий? — Говорящая кукла? Звучит как кошмар, а не мечта.  — А розовая комната — нет? Не кошмар?  У меня почти получается улыбнуться. В горле до сих пор першит от волнения. Про дрожь в коленках и думать не хочется.  — Скорее на любителя.  — Так что ты должна была рассказать? — опять возвращается к вопросу Фиби, нахмурившись. — Стих? Какого цвета на тебе бельё? Что он придумал? — Секрет. Я должна была рассказать секрет.  Фиби уже открывает рот для очередного вопроса, но Грюм рявкает:  — Я вам не мешаю разговаривать?! Эрни переводит дыхание, согнувшись и уперев руки в колени. Даже отсюда видно, как капелька пота стекает по виску. Бегать под Империо вдвойне утомительно.  — Простите, профессор.  Он не обращает на наше извинение и толики внимания, продолжая вызывать пуффендуйцев один за другим. Я впервые понимаю, почему предметов, совмещённых со всеми факультетами сразу, у нас нет, только сдвоенные: за час занятий всех не запытать до сонной усталости, банально не хватит времени. А «поработать» ведь надо со всеми по отдельности, никаких исключений.  — Всё, все свободны. Тренируйтесь! Тренировки, тренировки! Дисциплина! Перестаньте себя жалеть! — кричит он с каждым предложением всё сильнее. Потом резко поворачивается и бросает: — Уоррен, останьтесь.  Фиби застывает в дверном проёме, округлив глаза. Она указывает головой на коридор и шагает вместе с остальным потоком людей. Студенты уходят поразительно быстро, будто они только этого и ждали всё это время. Сейчас ЗоТИ ни у кого не вызывает такого вдохновения, как раньше.  — Вы понимаете, почему я вас задержал, Уоррен? — спрашивает Грюм, когда последний студент уходит и захлопывает за собой дверь. Профессор стоит спиной ко мне. И я на сто процентов уверена, что его волшебный глаз прожигает дыру у меня во лбу даже через его собственный затылок.  — Нет, сэр.  — Империус. Неудачно выбранная команда. Или же очень удачная для вас.  — Профессор, я не очень понимаю о чём вы… — Хранить секреты — хорошее качество, — перебивает он нетерпеливо, хромая к своему стулу, постукивая костылём по полу. — Особенно если их не раскрывают даже под Империусом. Но вопрос вот в чём: какие секреты настолько важны, чтобы студентка, которая ни разу не смогла избежать внушения, вдруг смогла подавить заклятие? Не победить, а подавить. Превратить Империус в подобие пытки Круциатусом, только для собственного мозга, а не тела.  — Я… я не скрываю ничего такого, профессор! — у меня даже дыхание спёрло от волнения. Неужели он знает? Неужели в составе преподавателей такие же сплетники, как и везде? И если секрет знает больше двух, то это никогда и не останется тайной? Его мой ответ не устраивает, губы искривляются в неровную линию, заставляя шрамы на лице натянуться.  Я люблю Хогвартс и уважаю каждого преподавателя в этой школе. А также придерживаюсь мнения, что у любого из них можно научится чему-то интересному. Тому, что пригодится в будущем. Но Аластор Грюм вызывает у меня такое отторжение, что мне не особо хочется чему-то у него учится, даже окажись это хоть миллион раз необходимым. Тем более одному из непростительных заклятий — Империо. А дальше что будет? Круцио? Или сразу Авада? Урок Защиты от Тёмных Искусств и Тея-которая-умерла.  Римус Люпин, что преподавал этот же предмет в прошлом году, в итоге оказался оборотнем, но и он в сравнении с Грюмом — безобидный пушистый щеночек.  — Тогда что же это было? Неужели вы упрямства ради выбрали пытки взамен на ничего не значащий секрет? Многие говорят первое, что прийдёт в голову: имя человека, который нравится, или что в детстве ели песок, пока родители отворачивались на пару секунд. Разбили мамину любимую вазу, украли у отца деньги из кошелька, за спиной обзывали «идиотом» своего лучшего друга… — Мне… мне не хотелось рассказывать свои секреты, только и всего. Не думаю, что вообще кто-то хочет насильно рассказывать что-то личное или унизительное перед столькими людьми, — пытаюсь подобрать правильные слова среди сбившихся в смятении мыслей, а сама и правда не понимаю, чего он от меня хочет. — Разве не в сопротивлении был смысл?  Грюм не отвечает сразу. И оба его глаза сосредотачиваются на моём лице, пугая ещё больше.  — Смысл в преодолении! Вам не хватает силы воли, чтобы прервать заклинание. Лишь чтобы переждать. Это не спасёт вас при встрече с настоящим противником, Уоррен! И не спасёт секреты, которые вы так стараетесь сохранить!  Мне нечего на это сказать. Поэтому я стою, вцепившись в ремень сумки, и жду, когда он отпустит меня. Или когда моё лицо перестанет быть таким бледным — вся кровь схлынула с него и теперь бьёт в ушах прибоем.  — Ваша мать Кассандра Уоррен? Колдомедик в святом Мунго? — неожиданно спрашивает Грозный Глаз.  — Да.  — Хотите пойти по её стопам? Занятия с мамой, что стали прикрытием. Книги о целительстве и всём остальном, что с ним связано, которые постепенно образуют стопки около моей кровати. Башни из свитков, книг и заметок.  — Мне нравится изучать новое, сэр, в том числе и целительство. Но я не уверена, что в итоге выберу именно эту профессию. В любом случае: у меня ведь есть ещё три года для решения, прежде чем я закончу Хогвартс. Думаю, что иметь несколько вариантов лучше, чем ни одного.  — Стать аврором тоже не входит в ваши планы? — предполагает Грюм. Голос у него как рычание автомобиля, к такому никогда не привыкнешь.  — Нет. Не думаю, что мне это подойдёт.  Он задумчиво замолкает, стеклянный глаз снова приходит в движение.  — Продолжим на следующем занятии, Уоррен. Вас уже заждались.  Его глаз ещё и через стены видит?! Это круто. И жутко. И очень параноидально даже для него.  — Знаете, Уоррен… — останавливает меня голос профессора уже тогда, когда я хватаюсь за ручку двери. Поворачиваю голову в его сторону. — Есть иные способы узнавать то, что хочешь. Например Сыворотка правды. Или прямо из мозга, что не защищён стенами разума. Легилименция, — уточняет он холодно. — Или с помощью Круциатоса; через невыносимую боль, которой может не быть конца. Маггловские методы тоже подходят, хоть некоторым не нравится пачкаться в крови. — Грюм замолкает на время, будто этой паузой загоняя мне в разум гвозди понимания. — Узнавать секреты можно по-разному. И ваш враг сам решает, какой вариант для этого ему выбрать. Помните об этом.

***

Двадцать четвёртое февраля наступил намного быстрее из-за постоянной занятости. Учёба прерывалась Ноттом, а Нотт — учёбой. Забини же ленивым котом изредка мелькал в перерывах, будто заполняя пробелы одним своим присутствием. Его мало привлекала сама учёба и книжная рутина, но он не мог отказать себе в удовольствии просто сидеть рядом и по-доброму бросать издёвки время от времени. Или чтобы мы не заскучали, или чтобы просто не забывали про его существование.  Солнце на улице светило, но совсем не грело. Мороз пробирался под одежду и холодным ветром скользил в волосах у всех, кто решил не надевать шапку.  Поглазеть на второе испытание пришли все, хоть и с некоторым опозданием. Но самым неожиданным опоздавшим был сам участник Турнира — Гарри Поттер, что ещё немного и может выбыть из соревнования даже его не начав.  Все гудят в нетерпеливом ожидании, переговариваясь на повышенных тонах, чтобы просто быть услышанными. Трибуны забиты до отказа. Меня немного трясёт от осознания, что вокруг столько людей. Что если ступить шаг вправо или влево, то наткнёшься на кого-то. Соприкоснёшься руками, локтями, кожей к коже. Одно это сейчас способно выбить меня из колеи, но я вдыхаю и медленно выдыхаю, стараясь успокоить накатывающую панику. И сердце постепенно переходит на обычный режим, снижая скорость. Доктор Уайат мне бы похлопал. Наверняка. — Да подвинься ты, Гойл, — шипит Блейз. — Ещё немного и кто-то из нас заедет другому локтем в рёбра, — ворчит он, проталкиваясь вперёд для лучшего обзора. Гойл и не думал уступать дорогу, но Нотт и я всё равно смогли проскользнуть вслед за Забини.  — Мы как в забитой до отказа бочке, — довольно добавляет Тео, ничуть не теряя веселья в голосе. И поворачивается к Гойлу, хитро прищурившись: — Идеальная обстановка, чтобы привселюдно заявить о своих сексуальных предпочтениях. Да, Гойл? Тот бледнеет и спешит отодвинутся от смеющегося Блейза так далеко, как это вообще позволяют обстоятельства.  — Поттер опоздал, — громко комментирует стоящий неподалёку Малфой, глядя в магический бинокль.  — Но успел, — тихо выдыхаю я, не отрывая взгляда от Гарри Поттера, что пытается отдышаться, стоя у судейского стола.  Людо Бэгмен расставляет участников вдоль берега Чёрного озера. Купальные плавки и волшебная палочка в руке, больше ничего нет. Мне становится холодно от одной мысли, что им нужно войти в воду. Холодную февральскую воду. Когда снег только недавно подтаял, а потом снова заледенел тонкой хрупкой коркой на земле.  Уже у судейского стола Бэгмен направляет волшебную палочку на горло, произнося:  — Сонорус! Его голос достигает каждого уголка трибун, и недавний шум толпы мгновенно стихает.  — Ну, что ж, наши участники готовы ко второму испытанию. Начнём по моему свистку. За час они должны найти то, что у них отобрали. Итак, на счёт три: раз… два… три! Воздух наполнился пронзительным свистом, трибуны вышли из оцепенения и разразились оглушающими криками и аплодисментами. Дрожь и вибрация толпы вокруг отдаётся не только под ногами, но и где-то внутри самого тела, заражая таким же воодушевлением.  Все факультеты перемешались в толпе, но по серебряно-зелёным шарфам понятно, кто освистывает Поттера, что шаг за шагом погружается в воду прямо в одежде, которую скидывает уже на ходу. Три других чемпиона давно нырнули в воду, потерявшись из виду.  — Без магии? — удивлённо спрашивает Тео, тоже наблюдая за этой странной картиной.  — Может он не подготовился? Не смог разгадать золотое яйцо или просто не успел найти решение? — предполагаю взволнованно.  Блейз справа от меня хмыкает со смешком.  — Продержаться час под водой без магии? Удачи ему. Мальчик-который-выжил сегодня станет Мальчиком-который-утонул.  Но Гарри вдруг закидывает что-то в рот, а через минуту поспешно ныряет, исчезая вслед за остальными. Теперь только ждать окончания испытания, чтобы узнать результаты.  — Как думаете: что за сокровище они должны найти? Теодор безразлично пожимает плечами.  — Вероятно это что-то такое, за что не жаль рискнуть жизнью. Чёрное озеро кишит тритонами, кальмарами, гриндилоу… а ещё русалками. И они не будут милы с теми, кто попытается у них отобрать нечто ценное. — Он легонько подталкивает моё плечо своим, привлекая внимание. — Русалки не так добры и красивы, как в сказках или на витражах, голубка.  Киваю, продолжая смотреть на озеро. Судьи выглядят вполне спокойными, так что не думаю, что всё так страшно, как это описывает Нотт. Хотя после драконов ни в чём нельзя быть полностью уверенными.  — Ты за него переживаешь? — Конечно она за него переживает, — лениво тянут справа. Я поворачиваю голову в ту сторону и не особо удивляюсь, угадывая среди Крэбба и Гойла белобрысую голову Малфоя. Он отодвигает бинокль от глаз и решает всё-таки обратить на меня полноценное внимание. И продолжает озвучивать мысль, будто поясняя:  — Убогие всегда переживают за таких же убогих.  Его свита разражается поддерживающим смехом, отчего Малфой расплывается в довольной и гадкой ухмылке.  — Если бы ты был на месте Поттера, Малфой, то я бы переживала точно также и за тебя.  — Хочешь сказать, что я убогий? — спрашивает он недовольно, сужая глаза.  — Нет. Хочу сказать, что действительно переживаю за каждого из чемпионов. Турнир известен благодаря опасности, что поджидает участников в каждом испытании. А так же смертям, что уже случались. Из-за известности? Вечной славы? Тысячи галлеонов? — качаю головой, совершенно спокойно воспринимая недовольное выражение лица слизеринца, направленное на меня. — Многие были бы рады возможности поучаствовать в этом убийственно знаменитом Турнире, я не отрицаю. Но Гарри всего четырнадцать, он даже не совершеннолетний. Как и я. Как и ты.  — Дракон съел Драко, — вклинивается Тео и многие за нашими спинами пытаются подавить смешки, вызванные этими словами. — А почему бы и нет? Весьма забавно было бы прочитать такие заголовки за завтраком. Для поднятия аппетита.  — Я не хочу, чтобы вы ссорились, Малфой. И я этого делать тоже не собираюсь, — обрываю того на полуслове, понимая, что теперь он хочет переключиться на Теодора. — Выбери кого-то другого для подобного, пожалуйста, — прошу и закутываюсь в одежду сильнее, когда дует особенно пробирающий до костей ветерок. Щёки щиплет от мороза, а внутренности застывают только от одной мысли, что чемпионы сейчас под водой. Борются с холодом и ещё чёрт знает с чем.  Малфой, естественно, и не думает заканчивать то, что сам же и начал.  — Уйди, Гойл, — командует он, подвигая того в сторону. Теперь между ним и мной один только Забини, который и не думает отодвигаться, облокотившись о перекладину и скучающе оглядывая всё: озеро, лес, судей и других зрителей, будто совершенно не обращая внимания на накаляющуюся обстановку. Но я уверена, что это напускное. Как и у тех, кто притих за нашими спинами.  — Никак не могу понять, Уоррен, что ты забыла в компании… Слизеринцев.  «Чистокровных», — добавляю мысленно, читая между строк.  Не могу сдержать смешок, что вырывается тёплым паром в холодный воздух.  — Тебе… смешно?! — Да, немного. Совсем недавно ты говорил, что даже имени моего не знаешь. Сам выяснял или другого заставил? Перестань, Малфой, — прошу я ещё раз, устало обернувшись к нему. — Я стараюсь быть милой и терпеливой даже по отношению к тебе, но ты совершенно не упрощаешь мне эту задачу.  — Да как ты… — Что? Смею? О Мерлин, Малфой! Я не шучу и не иронизирую. Никакого сарказма и скрытого смысла. Совершенно. Я просто хочу, чтобы ты отстал от меня и продолжил заниматься… ну, тем, чем ты там обычно занимаешься.   Продолжительная пауза, а потом: — Не могу поверить, что вы водитесь с этой полукровкой.  Видимо посчитав, что общаться со мной выше его королевского достоинства, он перешёл на Тео и Блейза.  Великолепно. Нет, без шуток — это лучшее, что он может сделать: избегать меня, делая вид, будто я приведение. Это как очередной подарок на Рождество, просто запоздавший.  Нотт легко пробирается к Малфою и вроде как дружелюбно закидывает ему руку на плечо. Качаю головой. Тео и соблюдение чужого личного пространства — вещи не совместимые. Он буквально отрицает то, что существуют люди, которым нравится тишина и спокойствие. Это одна из черт его характера, к которой я, наверное, никогда не привыкну.  — А мы вот наоборот рады, что ты обрёл покой с Крэббом и Гойлом, Драко. Самая лучшая компания. О такой и мечтать нельзя, куда же нам до подобной.  Блейз скашивает на них глаза и едва заметно кивает словам Теодора.  Вот и понимайте как хотите: иронично это было сказано или взаправду. Судя по тому, как те гордо выпрямились — Крэбб и Гойл выбрали второе, Малфой же морщиться и выворачивается из-под руки Нотта. Последний победно улыбается. Забини тоже не сдерживает смеха, оборачиваясь на меня в ожидании поддержки, на что я лишь закатываю глаза. Однако рада тому, что Малфой решил опять вернутся к разглядыванию воды.  — Мало того, что никакого веселья не будет, так ещё приходится стоять рядом со всяким сбродом и пялится в озеро, — бурчит он недовольно.  — Веселья, Драко? Серьёзно? — Нотт смеётся и подпирает спиной перекладину возле однокурсника, расслаблено закинув на неё локти и оставляя это самое озеро позади. — А ты что хотел? Песен, танцев и водного шоу, пока за этот час там могут убить… ну, допустим, Крама? Все мы тут понимаем, что смерть Поттера тебя не особо огорчит, — фыркает Теодор, насмешливо приподняв бровь. — Но как на счёт игрока сборной Болгарии, который сейчас у всех на слуху? Вот ведь весело будет, правда? Особенно когда в газетах так и напишут: «Пока Виктор Крам умирал в озере, проткнутый копьём подводного обитателя, на поверхности потехи ради устроили отменное представление. С хлопушками и фейерверками» Или ты хотел прямого эфира с места событий? Комментарии, как на чемпионате квиддича? И обязательно делать ставки, разумеется. Кто прийдёт первым, а кто лишиться ноги.  — Уизли принимают ставки, ты ещё можешь успеть, — добавляет Забини и кивает вниз, где действительно видны две рыжие макушки близнецов, активно пробирающихся сквозь толпу. Они сжимают в руках коробки с монетами. — Можешь поставить на то, что Поттер проиграет. Или помрёт.  — Делать мне больше нечего. И так понятно, что он не дотянет до финала.  Не знаю, что на меня находит: чувство противоречия, справедливости… Или я просто вижу в толпе Фиби, что сейчас завороженно смотрит на Коула, едва не заглядывая тому в рот. И будто в реальности слышу её извечную фразу: «спорим, что…» — Спорим? Малфой лениво, но заинтересованно поворачивает голову в мою сторону.  — У тебя не хватит денег, чтобы просто удвоить мою ставку.  — Если не хочешь терять деньги, то можно поспорить на желание.  Я практически вижу, как винтики крутятся в его голове, обдумывая все варианты. Эта заминка только усиливает мою уверенность в происходящем.  — Думай быстрее, Малфой. Да или нет? — На желание? И чего же ты хочешь, если не деньги? — Что-нибудь придумаю, не волнуйся.  Забини удивлённо выпрямляется, Тео не сводит с меня взгляда.  — Я думаю, что Поттер займёт первое место. А ты? — Последнее. Он проиграет.  Киваю, потому что именно этого ответа и ожидаю.  — Обойдёмся без рукопожатия. У нас достаточно свидетелей, которые в случае чего будут всем говорить: «Малфою не стоит верить на слово!» Это даже лучше, чем сам выигрыш.  Теперь все мы смотрим на воду более заинтересованно. Адреналин вместе с азартом бурлит так сильно, что когда где-то в центре озера появляются признаки первого чемпиона, я приподнимаюсь на носочки, как будто это поможет мне лучше всё рассмотреть.  — Это Флёр Делакур! Она выбыла из подводной гонки, не пройдя препятствия гриндилоу! — объявляет Бэгмен.  Белокурая девушка отплёвываются на берегу, мадам Помфри накидывает на неё плед и даёт выпить зелье. Но даже отсюда видно, как Флёр дрожит. Или от холода, или от слёз. Так сильно расстроена своим проигрышем?  Время бежит быстрее, переваливая за нужную отметку. Все чемпионы опаздывают. Уже прошла минута после сигнала о окончании часа. И только тогда появляется Диггори, да ещё и не один, а с Чжоу Чанг. Малфой вместе с нами удивляется этому так сильно, что даже комментарии о нашем споре пропадают.  — Сокровище — это живые люди?! Восклицания звучат со всех сторон. Удивлённые, восхищённые, возмущённые. Но я не обращаю на них внимания, высматривая Флёр, что до сих пор взволнованно топчется у кромки воды, готовая снова нырнуть за дорогим своему сердцу человеком.   Чжоу смеётся и обнимает уставшего, но счастливого Диггори. Счастливого и от объятий, и от победы.  За ним следом появляется Крам со своим пленником, оказавшимся ни кем иным, как Гермионой Грейнджер. Я смеюсь, совсем позабыв о споре, который проигрываю. Малфой спешит напомнить об этом, и о себе тоже: — Да, загаданное мной желание будет очень смешным, Уоррен, но не стоит смеяться заранее.  — Ещё не конец, Малфой. Да и вообще: если кого и считать проигравшим, так это Флёр. Так что никто из нас не выиграл.  — Давайте подождём вердикта судей, — говорит Нотт таким серьёзным тоном, что не получается не согласится.   Поттера все ждут дольше других, но выплывает он с триумфом. Вытащив не только Уизли, но и маленькую девочку. Флёр на берегу громко восклицает, хватаясь за сердце, а потом мельтешит, стараясь быстрее всех оказаться у своей сестры, что по воле случая стала пленницей подводного мира.  Рон и Гарри вдвоём тянут за собой девочку туда, где на берегу их уже ждут судьи. Двадцать тритонов плывут вместе с ними, словно почётный караул, и распевают хриплыми голосами страшные гимны. — А вот и песни, Драко, — фыркает Нотт. — Это единственное, на что нам всем можно расчитывать.  Рыжий парень на берегу, которого, кажется, зовут Перси, стал белее простыни и казался совершенно беспомощным. Он не дожидался, пока Рон и Гарри доплывут до берега, и сам пошлёпал по воде им навстречу. Флёр Делакур билась в истерике и вырывалась из рук мадам Максим с криком: — Габ’гиэль! Габ’гиэль! Она жива? Скажите мне! Жива? У меня сжалось сердце. Очень волнительно было наблюдать за всем этим. Разве подобное не против правил? Использовать несовершеннолетних в угоду Турниру… Дамблдор с Бэгменом поддерживали Гарри под руки, Флёр наконец вырвалась из крепких рук своего директора и схватила сестру в охапку. И, что-то причитая той на ухо, разрыдалась во всю силу.  Дамблдор в это время склонился у воды и беседовал с русалкой. Дикой и злобной на вид, совершенно не похожей на тех, кого так любят дети маггловского мира, читая сказки на ночь и мечтая стать такими же. Должно быть, она была среди своих собратьев главной. Королева русалок Чёрного озера. Дамблдор издавал те же резкие скрипучие звуки, что и она. Значит, Дамблдор знал русалочий язык? Это… это более чем круто. Директор разогнулся и повернулся к остальным судьям.  — Дамы и господа, предводительница русалок и тритонов поведала нам, что в точности произошло на дне озера, и вот наше решение: оценки чемпионам будут выставлены по пятидесятибальной шкале. Итак… Мисс Флёр Делакур продемонстрировала замечательное владение заклинанием головного пузыря, но на неё напали гриндилоу, и она не сумела спасти своего пленника. Мы решили поставить ей двадцать пять очков. На трибунах захлопали. Флёр закачала головой, не соглашаясь с принятым судьями решением. — Мистер Седрик Диггори также использовал заклинание головного пузыря и первым вернулся со своим пленником, но вернулся на минуту позже установленного времени. Мистеру Диггори мы ставим сорок семь очков. Пуффендуйцы на трибунах разразились криками и аплодисментами. Чжоу смотрела на Седрика и её глаза светились от радости. Он же покраснел от громких восклицаний толпы, а в особенности от пристального внимания своей спутницы, что пристроилась под самым боком. — Мистер Виктор Крам продемонстрировал неполное превращение, что, впрочем, не помешало ему выполнить задание, и он вернулся вторым. Его оценка — сорок очков. Дурмстрангцы, во главе со своим директором Каркаровым, выглядели абсолютно довольными.  — Мистер Гарри Поттер с успехом воспользовался жаброслями, — продолжал Людо Бэгмен. — Он вернулся последним и потратил на задание гораздо больше условленного времени. Однако предводительница тритонов и русалок сообщила нам, что мистер Поттер первым нашёл пленников и задержался на дне только потому, что желал вернуть на сушу не только своего собственного, а непременно всех пленников. Мы с Забини засмеялись — я удивлённо, он насмешливо — и, переглянувшись, кинули взгляд на лица Малфоя и Нотта. Все вокруг выглядели ошарашенными, но Малфой стал бледнее обычного, а Тео и вовсе только покачал головой, поражаясь поступку Гарри. И ни одной, даже плохой шутки. — Почти все судьи, — тут Бэгмен взглянул на Каркарова, — посчитали, что такое поведение говорит о высоких моральных качествах и заслуживает высшей оценки. Однако… оценка мистера Поттера — сорок пять очков! Таким образом… Таким образом он набирает такое же количество баллов, что и Диггори! Первое место! Они делят первое место! Я выиграла спор, хоть сама этого уже не ожидала. Удивлённо и радостно я захлопала вместе с остальными. Хогвартс сегодня будет праздновать как никогда. Два чемпиона, два победителя. Одно общее первое место! Бэгмен говорит что-то ещё, но Малфой подходит ближе и я пропускаю совершенно все слова мимо ушей. На этот раз Забини уступает ему дорогу. — И что ты мне загадаешь, Уоррен? Признаёт поражение. Вау. Даже без возражений? — Я подумаю и решу. Приберегу это желание на потом. Он ещё несколько секунд прожигает меня недовольным взглядом светло-серых глаз, а потом разворачивается на пятках и, даже не оглядываясь на свою свиту, уходит, не проверяя идут они за ним или нет. — Ты как знала, что так и будет, — говорит Тео, не сдвинувшись с места. — Не знала, конечно. Я же не ясновидящая, Теодор! — возмущаюсь я. — Просто это так в духе Поттера, согласись. Он как будто иногда пьёт зелье Удачи. Сначала опоздать — потом победить. Проиграть кубок школы, но потом, благодаря зачисленным в последний момент баллам, поднять весь свой факультет на первое место. В двенадцать он победил Василиска! Говорят даже, что с помощью одного лишь меча Гриффиндора. Вытащить со дна озера своего лучшего друга — это дело чести для такого гриффиндорца, как он. А если верить судьям, то будь его воля — спас абсолютно всех. Даже самих чемпионов. — И как же ты собираешься потратить своё желание? — Попросишь Драко отстать от тебя раз и навсегда? — подхватывает Блейз. Я пожимаю плечами. — Нет, это слишком просто. Давайте не будем так обесценивать победу Поттера. Да и мою тоже. Это будет что-то более интересное. Определённо.