***
Только сейчас я заметила, что у нас не так часто бывают совмещённые занятия со слизеринцами, во время которых можно проверить слова Фиби. Змей ставят со львами, чтобы повысить дух соперничества. Соревнование, конечно, иногда перерастает в откровенную неприязнь, но у всех планов бывают свои изъяны. На эти минусы всем преподавателям давно плевать. Подерутся? Будут оскорблять друг друга? Скрытыми фразами — или не скрытыми! — пожелают друг другу недолгой жизни? Ну, что ж, с кем не бывает, в самом деле. Не хватает только закатить глаза и, махнув рукой, добавить: «подростки» Но последним занятием перед началом праздников у нас была Трансфигурация, по воле случая совмещённая со Слизерином. И я была полна решимости посмотреть, что будет, если сесть недалеко от них и иногда оборачиваться, если буду чувствовать на себе их взгляд. Но прошло не так много времени, чтобы я начала осознавать: всё происходит с точностью до наоборот — это я пялюсь на них, а не они на меня. Великолепно. После подслушиваний я очень быстро освоила слежку, хоть и не тотальную. Вот радость-то. Прожигать взглядом едва знакомых парней — это именно то, чего мне не хватало в жизни. Макгонагалл движением палочки рисует на доске формулу, а все мы записываем под диктовку её устные дополнения. Задумчиво верчу перо в руках, поглядывая на соседний ряд. — Мисс Уоррен, не отвлекайтесь. Если вы превратите цесарку в морскую свинку только наполовину, то это будет целиком и полностью из-за вашей сегодняшней невнимательности, — говорит Макгонагалл, а в соседнем ряду Пэнси Паркинсон тихо хихикает. Но, видимо, недостаточно тихо, раз профессор добавляет, даже не повернув головы в её сторону: — Вас это тоже касается, Паркинсон. В прошлый раз вы едва не оставили цесарку без всех перьев. И будьте добры вывести из транса мисс Булстроуд. Безумно рада её пристальному вниманию к тому, о чём я говорю, но за последние несколько минут она ещё ни разу не моргнула. На моих занятиях не стоит осваивать сон с открытыми глазами. Всё, — резко обрывает она весёлые перешёптывания, — сосредоточтесь. — Ты выглядишь, как сумасшедшая, — шепчет Фиби. И действительно, кажется мои односторонние «гляделки» заметила не только она и профессор, но и многие другие. Включая Малфоя и Нотта. Чёрт. Прикусываю щеку изнутри, больше не оборачиваясь на них. И чего я добивалась? Глупо. Как же глупо. Выпрямляю спину, пытаясь думать только о заклинании. — Осталось немного времени, так что проведём проверку всего усвоенного за этот семестр. Сосредоточтесь, — строго повторяет Макгонагалл, когда несколько человек обречённо или недовольно мычат. — Визуализируйте конечный результат! Взмахните палочкой и произнесите заклинание. Быстро и чётко. Три, два, один… Заклинания зазвучали со всех сторон, но под чутким руководством профессора этот беспорядок из действий и разнообразия голосов, принимает форму весьма контролируемую. Макгонагалл расхаживает между рядов, проверяя и озвучивая все ошибки, из-за которых у кого-то не получилось или получилось не так идеально, как она того требует. Проходя мимо профессор не особо удивляется морской свинке, мирно лежащей передо мной. — Очень хорошо. Но всё равно советую вам не отвлекаться на занятиях. — Да, профессор, — киваю я, опустив взгляд вниз, всем своим видом показывая смирение. Особого желания повторять подобное у меня и так небыло. Уже достаточно всех повеселила. Одного воспоминания об этом мне хватит на год вперёд. Минимум. — В следующем семестре продолжим. Заработанные баллы будут добавлены к общему рейтингу. Так же советую мистеру Забини, мисс Паркинсон и мисс Мэтьюз найти время для самостоятельной практики, — говорит Макгонагалл. Фиби рядом со мной обиженно надувает щёки, беспощадно запихивая все книги и конспекты в сумку. Мне действительно больно смотреть на то, как мнутся книги и пергаменты, но я молчу и даже стараюсь контролировать свой нос, чтобы он случайно не скривился. — И хоть я и не ваш декан, но всё равно расчитываю на достойное поведение во время Святочного бала. Всем хороших каникул и счастливого Рождества. — Ура! Свобода! — восклицает Фиби, выходя из кабинета и победно вскинув кулак вверх. Многие так же счастливо разбредаются кто куда, смеясь на ходу. — Эй, ты куда? — удивлённо оборачивается она ко мне, не встречая именно моего бурного согласия на свои слова. Её уже тянет за собой Патил, уводя по коридору в противоположную от меня сторону. — Встретимся позже. Мне ещё нужно занести книги. Так быстро я до библиотеки ещё не добиралась. Оказывается злость — отличное топливо для скорости. Даже если злишься ты на саму себя и свою глупость. Мадам Пинс на её рабочем месте не оказалось. Наверное бродит по библиотеке, выискивая злостных нарушителей тишины. Так что я решила подождать, заранее подготовив книги. «Что ж. Даже если это выглядело очень странно и глупо, то я всё равно свой план выполнила», — думаю я. Теперь осталось только вправить Фиби мозги на место, заверив её раз и навсегда, что со змеями меня ничего не связывает. Это только её бурная фантазия, не подкреплённая ни единым фактом. Разыгравшееся воображения. Постукиваю ногтями по обложке книги, отсчитывая время или упорядочивая, успокаивая таким образом свои разбушевавшиеся мысли. Углубляюсь в размышления, совершенно не замечая, что происходит вокруг. Но когда выныриваю обратно в реальность, то понимаю — я уже не одна. Нотт прислонился к регистрационной стойке, улыбаясь так, как улыбаются только нарушители спокойствия. Мадам Пинс могла далеко и не уходить — Так пристально смотрела на меня во время урока, что я думал: «она наверняка хочет поговорить». Но сейчас, когда я подошёл первым, ты молчишь. Неужели ошибся? Поговорить? С ним? С чего это вдруг? Удивление так велико, что оно начисто съело мой голос. Делаю небольшой шаг назад, увеличивая расстояние между нами, а Нотт на это только тихонько хмыкает, хитро щуря глаза. — Я Теодор Нотт, если ты хотела лично со мной познакомиться. Всё ещё молчу под его пристальным, немного оценивающим взглядом. Так «знакомится», как будто я могу не знать его имя и фамилию. Да, мы не с одного факультета, но ведь на одном и том же курсе. Или… или это он так пытается узнать моё имя, потому что действительно не имеет понятия, кто я такая и как меня зовут? У меня вырывается смешок, который не имеет ничего общего с обычным смехом — странный, неестественный, — а потом второй, третий… Прикрываю рот рукой с мыслью, что мне только гнева библиотекаря на свою голову не хватало. Прикасаюсь этой же ладонью ко лбу, будто самостоятельно пытаюсь понять не заболела ли. Горячечный бред, точно. Это бы всё объяснило. Даже Теодора Нотта, что стоит напротив, заинтересованно наклонив голову к плечу. — Забавная ты, рыбка. — Рыбка?! — Мне же надо тебя как-то называть, а ты молчишь. Совсем как рыбка. Прозвищ мне ещё не придумывали! Да и кто… Нет уж, увольте, и без этого проживу. — Никакая я тебе не рыбка, — хмурюсь я. — Так ты что-то хотел? — Да. Книги занести. Ну, и заодно познакомиться с тобой, возможно. — С чего это вдруг? — Может восхищаюсь твоим рвением к учёбе? Или хочу попросить помощи в дополнительных заданиях? — Ага, ну конечно, так я и поверила, — саркастично тяну я. — Ты хоть и не когтевранец… даже не Гермиона Грейнджер! Но среди своего факультета занимаешь верхние строчки по успеваемости. — Так я всё-таки прав и ты за мной следишь? Очень лестно. — Если кто-то и следит, так это ты за мной! — опять возмущаюсь я, стараясь понизить голос до шёпота. Пытаюсь взять себя в руки, но выходит какой-то злобный и колкий диалог, постепенно переходящий на шипящие нотки. Причём с моей стороны, он же всем этим, вроде как, наслаждается. Наверное. По нему вообще сложно понять наверняка. А улыбочкам этим верить точно не стоит! — Ты ранишь меня такими страшными подозрениями, принцесса. — Принцесса?! Я возмущаюсь ещё больше. Он улыбается ещё шире. — Рыбка тебе нравится больше? — смеётся, наклонив голову вниз, будто стараясь скрыть этот самый смех. Тёмно-каштановые завитки волос спадают на лоб. — Если ты не хочешь называть своего имени, то прийдется придумать подходящее прозвище. — Тея. Меня зовут Тея. — Нет, уже поздно. Так даже интереснее. Подобрать что-то действительно подходящее — задачка сложная. Знаешь, что помогает лучше всего в таком деле? Я поджимаю губы, предпочитая молчание. Да и хочу я того или нет — в любом случае услышу ответ на этот вопрос. И подозреваю, что вряд ли Нотт скажет что-то такое, что мне понравится. — Нужно узнать тебя поближе. Тогда придуманное будет отвечать действительности. Теодор отталкивается от библиотечной стойки и делает несколько шагов ко мне. Теперь его лицо совсем близко от моего собственного. Моё дыхание замирает, а щеки наверняка бледнеют. Карие глаза следят за мной, за моим взглядом, за моей реакцией. Глаза тёмные, обманчивые — не знаешь, что в них скрыто на самом деле. Уголок его губ приподнимается в усмешке, когда он делает шаг назад. Стук слева от меня заставляет вздрогнуть и обернутся. Это он добавил к моей стопке книг свою. Значит, про книги он точно не врал… — Сдашь их за меня? По-дружески. Удивлённо приоткрываю рот. И с каких это пор мы с ним друзья? И так же хмуро закрываю его, в смятении не отыскав нужных слов. Нотт тихо смеётся и, не дожидаясь ответа, уходит. Нет, ну это уже слишком! Вот же… Вот же чёрт!***
Мне всегда нравился синий. Очень глубокий, тёмный оттенок звёздной ночи. И тот факт, что этот цвет занимает важное место в сердце каждого Когтевранца, радует меня даже сейчас, когда мы сняли с себя школьные мантии, где красиво выведена эмблема бронзового орла. Синие занавеси на кроватях. Тяжёлые и приятные на ощупь, почти бархатные. Потолок усеян созвездиями и в наших спальнях, не только в общей гостиной факультета. Свежий ветер сквозь приоткрытые ставни окон, красивый вид на лес, горы и озеро, что в солнечный день переливается, как волшебное зеркало, таящее в себе множество самых разных секретов. Но сейчас, даже когда вот-вот сядет солнце и прохладный ветерок врывается в нашу спальню, мне жарко и душно. И практически тошно от обсуждений за своей спиной. — Всё, готово. Фиби вертится перед зеркалом, проверяя со всех сторон свою причёску. И через минуту всё-таки довольно кивает. Что ж, со второго раза вышло угодить всем её прихотям. Делала причёску я, но как будто её руками, вечно влезающими и всё контролирующими. Иногда она бывает чересчур придирчивой не только к себе, но и окружающим. Особенно когда окружающие влияют на неё. — Теперь твоя очередь, — оборачивается она ко мне, прищуриваясь. — Нет, я уже всё сделала сама. — Только не говори мне, что… — она перебила саму себя, вздыхая. — Можно хоть поправить? Совсем немного? Я не верю её «немного», но всё равно разрешаю. Фиби пользуется гребнем и волшебной палочкой. Сначала первым, потом вторым, а следом и вовсе совмещая. Очень ловко. В это время на другой стороне комнаты хихикают и орудуют помадами и тушью сёстры Патил и Лаванда, которая дополнением к близняшкам. Неразлучная троица, на плечах которых держится большая часть сплетен. — Все обзавидуются! Гарри Поттер! Будешь одной из пар, что открывают Бал. Ах! — А ты с Уизли, — парирует сестра, смущённо краснея и пытаясь перевести тему. — Ну да, — фыркает она, — с Роном. Уж не знаю, чем я думала, когда соглашалась. — Рон довольно… заметный, — влезает в разговор Лаванда, будто защищая своего однокурсника. — Эти его рыжие волосы и веснушки очень даже милые. Да и если так подумать, то иногда он говорит забавные вещи. Может тебе не будет скучно, кто знает. — На самом деле я думала, что он пригласит Гермиону, но она пойдёт с кем-то другим. — С кем? — Она не говорит, сколько я не спрашивала, — громко фыркает Парвати, при этом недовольно закатывая глаза. — Ой, да врёт она всё, наверняка врёт. Кто её пригласит, кроме Рона или Гарри?.. Разве что тролль из подземелья опять выберется. Они глупо хихикают над собственной шуткой и это становится последней каплей, прежде чем я поворачиваю голову, стараясь не замечать возмущений Фиби за спиной. Помешала творению искусства, что она пытается соорудить из моих волос. — Правильно сделала, что никому не сказала. Вы бы разболтали всем: от Косого переулка до Министерства Магии, — говорю я холодно и слишко громко во внезапно наступившей тишине. Они удивлённо замирают на середине ещё какой-то шутки и как будто давятся смешками. Падма очень красиво выглядит в этом платье и с этим макияжем, но её широко открытый от шока рот портит весь вид. — Это совершенно не ваше дело. И да… Разве ты, Падма, не была одной из тех, кто считал Поттера обманщиком? Всё болтала и болтала о том, что он незаконным образом подстроил своё учатие в Турнире; и что, конечно, четырнадцатилетнему ни за что не выиграть. А сейчас? Уже не так возмущает, когда часть славы Поттера отблеском будет на твоей сестре-близняшке? Очень лицемерно, не находишь? Фиби, замерев за спиной, недоверчиво держит прядь моих волос в своих руках, будто не до конца верит, что эти слова произношу я. И это ещё больше подначивает меня продолжать говорить, однако я сдерживаю себя. Вдох, выдох. Мгновение. И почти улыбаюсь, когда вспоминаю девушку курсом младше, что довольно стойко и без лишних эмоций высказала свою позицию на виду у полной народа гостиной, обсуждающих произошедшее. И Турнир уже не трёх, а четырёх волшебников. — Полумна Лавгуд и её слова оказали на тебя неизгладимое впечатление, я так и знала! Что ж, во всяком случае, это только добавляет тебе баллов. Ты всегда была прилежной студенткой, Падма, но умные мысли всё равно иногда не задерживаются в твоей голове. Но эта поддержка Поттера, когда накануне его едва не слопал на ужин дракон… Неужели всё это убедило тебя, что делать поспешные выводы раньше времени — удел глупых и необразованных людей? Похвально, весьма похвально, Патил. — Да что ты себе… — начинает её сестра, но Лаванда решает прервать начавшийся из ниоткуда конфликт, говоря довольно неестественно-бодрым тоном: — Мы должны идти. А то пропустим самое интересное. Они ещё минуту молчаливым недовольством крутятся перед зеркалом, а потом выходят, высоко задрав головы. Фиби до сих пор стоит позади, непонимающе перебирая мои волосы. Я закрываю глаза, предпочитая не смотреть в зеркало ни на неё, ни на себя. Мгновенная вспышка ярости. Была — и не стало. Но откуда она взялась и почему меня так зацепило это ничего не значащее хихиканье… — Да что с тобой в последнее время происходит? Мэтьюз опускает руки и заглядывает через плечо так, что мне трудно продолжать её игнорировать. — Всё нормально. Просто немного на взводе из-за волнения. И правда, и нет. Неопределённость. Как и я сама сейчас. А ещё до сих пор душно, тошно и жарко. По лицу Фиби сложно понять поверила она или нет. — С каких это пор ты защищаешь Поттера и Грейнджер? — Я их не защищала! Я не знаю никого из них так близко, чтобы делать что-то подобное. Да и Поттер, думаю, в состоянии защитить себя сам, раз выживает даже после столкновения с самым злым волшебником последней сотни лет, хотя сам едва вырос из пелёнок. А Грейнджер… Я с ней иногда разговариваю. Древние руны, — поясняю я поспешно, замечая её удивлённо вздёрнутую бровь. Хотя наши кивки с мимолётным «привет-пока» трудно назвать разговором. Однажды она одолжила у меня книгу, использовав при этом как минимум два предложения и «пожалуйста» в конце. Это считается? Задумчиво жую нижнюю губу, но после сдаюсь: — Не знаю. Мне просто не понравилось, как они говорят гадости у неё за спиной. Если бы сказали такое в лицо, дав ей возможность ответить, то это совсем другое дело. А так… Вздыхаю, пытаясь найти слова для объяснений. Себе или ей. Мир опасен не потому, что некоторые люди творят зло, а потому, что некоторые это видят и ничего не делают. Глупая мысль или нет — всё равно ведь такого не скажешь вслух оправданием. — Излишняя молчаливость, рассеянность на уроках, потеря аппетита, — перечисляет Фиби, пока я хмурюсь, — а после неожиданные вспышки праведного гнева, которые тебе не свойственны, о мисс тихоня. И усталость от недосыпа из-за ночных кошмаров… Ничего не забыла? Или ты хочешь сказать, что ничего подобного нет и всё это тоже моё бурное воображение? Упрямо поджимаю губы. До этого я и не знала, что кто-то заметил мои ночные пробуждения. Я не кричала, не металась по кровати в холодном поту. Просто просыпалась, резко и тихо. Совершенное беззвучно хватая ртом воздух, как от долгого пребывания под водой. Судя по выражению лица, Фиби на грани между тем, чтобы обидеться или продолжить давить на меня, всё-таки пытаясь откопать что-то более существенное, чем «всё хорошо» В конце концов она поджимает губы совсем как я. Молча заканчивает причёску и после этого маскирует едва заметные синяки под моими глазами. И её молчание со всеми этими действиями такие осуждающе-обидчивые, что мне стоило бы ей сейчас рассказать всё-всё-всё, совершенно ничего не скрывая. Но я этого не делаю. — Постарайся расслабиться и получить удовольствие от праздника, Тея. Что бы не беспокоило тебя — этот вечер стоит того, чтобы забыть о неприятностях. Только посмотри, какая ты красивая. Красивая Я не смотрю на себя в зеркало, но киваю на её слова, улыбаясь. В последнее время я так часто повторяла эту улыбку, что она получается с каждым разом всё более и более правдоподобной. Фиби улыбается в ответ, поправляя своё платье в последний раз, взволнованно прикасаясь к длинным серьгам, вздыхая. Кажется Коул действительно ей очень нравится, раз она так нервничает перед встречей с ним. — Пошли, нам тоже пора. Иначе опоздаем, а ты уж очень сильно этого не любишь, — уже мягче добавляет Фиби, но я знаю, что разговор ещё не окончен и она всё так же на меня дуется. Многих девушек их сопровождающие ждали в самом низу лестниц. Некоторые предпочли остаться возле дверей Большого зала — так надёжней. Несмотря на величественную миссию по дружескому объединению магических школ, студенты Дурмстранга и Шармбатона не особо любили бродить по Хогвартсу без веской на то причины. Наверняка боялись заблудиться. И лестницы с их нравом, что в любой момент могли привести тебя… да куда угодно, если честно. Это не добавляло нашей школе дополнительных баллов радушия. Так что с чувством самосохранения у гостей явно всё в порядке. Фиби с сияющей улыбкой практически упорхнула к Коулу, сразу же озвучившему комплимент. И я не могла с ним не согласиться. Она очень мило смотрелась в этом светло-персиковом платье на ладонь ниже колена, а её длинные волосы были откинуты за спину шикарными, крупными тёмными волнами. Нежная и приковывающая взгляды, как она и задумывала. Своего же спутника на этот вечер я вижу ещё издалека. Он терпеливо стоит около входа в зал, гордо расправив широкие плечи и, благодаря своему высокому росту, возвышаясь над многими глазеющими на него девчонками, бродящих вокруг да около, чтобы просто кивнуть или улыбнуться невзначай. И это ещё и при своих кавалерах! Неодобрительно качаю головой. Сэм явно искал меня в образовавшейся толпе, и это почему-то заставило немного смутиться. — Привет, — со смешком говорю я, когда его взгляд скользит по мне, но не задерживается. Будто не узнаёт. Уж не знаю считать это комплиментом или оскорблением. Зелёные глаза фокусируются на моём лице спустя пару секунд, но взгляд как будто немного задумчивый. — Тея? — Да, Сэм, это я. Не понравилось, как я выгляжу, и решил как можно быстрее отыскать замену? Наверное он не улавливает ни моего дружественного подначивания, ни лёгкого хитрого прищура, потому что говорит слишком сбивчиво и поспешно: — Нет! — и уже спокойнее: — Нет. Конечно, нет… Он выглядит растерянным. Но через пару секунд берёт себя в руки и галантно кланяется. Чего не отнять у учеников других школ, так это джентльменской выправки. Все такие элегантно-вежливые, даже непривычно. Улыбаюсь и тоже киваю, поддерживая заведённый этикет и вообще атмосферу этого праздника. Немного приседаю, руками придерживая платье. Сэм замирает, когда я делаю шаг ближе и протягиваю ему руку, обтянутую белой длинной перчаткой, а моё платье приятно шелестит при этом, казалось бы, лёгком движении. Все оттенки голубого переливаются в пышной юбке, вплоть до почти белого. Плечи скрыты тонкой накидкой, которую я пока не думаю снимать. Она как невесомым полупрозрачным туманом спускается до самой кромки платья. Звёзды, вышитые на ней серебряной нитью, едва заметно мерцают. Мой бело-голубой наряд хоть немного, но гармонирует с серо-серебряными парадными костюмами шармбатонцев. Ярко-красная же форма дурмстрангцев невольно приковывает взгляд. Все студенты Хогвартса остальным разнообразием палитры. Каждый из нас как будто невольно отражает дух школы, которую представляет. Когда я замечаю на себе взгляды не только Сэмюэля, но и многих других, спешащих на праздник весёлой разноцветной толпой, я чувствую небольшое сожаление насчёт того, что не заглянула в зеркало. Однако это мимолётное чувство пропадает так же внезапно, как и появляется. Не так уж это и важно, если честно: цвет платья, фасон, причёска, макияж… Мне вполне достаточно одобрительного взгляда Сэма, что берёт меня под руку и делает очень милый и вежливый комплимент, который заставляет свободно вздохнуть. Может Фиби права? Стоит хоть на один вечер отвлечься от всех проблем, нависших надо мной чёрным облаком. И просто наслаждаться музыкой, танцами и очень даже интересной компанией. Навряд ли в ближайшее время удасться ещё раз поговорить с представителями других школ, устроив допрос для утоления хоть малой части собственного любопытства. Несколько ярко-белых вспышек ненадолго ослепляют меня, выводя из зачарованного, сказочного сна, которым казалась сейчас реальность. Это пронеслись мимо близнецы Уизли с камерой в руках. Позади них, заливисто смеясь и хихикая, шли Алисия Спинет и Анджелина Джонсон, поясняя некоторым студентам, пребывающим в таком же недоумении, как и я: — Они… Одолжили у Колина Криви его новый фотоаппарат. Делают снимки на память. Я так понимаю, «одолжили» означает стащили, а «на память» — это поиск компромата на будущее. В любом случае они ещё долго будут с ним носится, пока не надоест. Или пока не надоест профессору Снейпу, что уже стоит скрестив руки на груди, хмуро сведя брови. Никакого правила Уизли не нарушали, если уж так посмотреть, но профессор точно сможет что-то придумать на этот счёт. Вспышка. Ещё вспышка. Ещё. Лаванда Браун вцепилась в руку Финнигана и пыталась, моргая, вернуть себе ненадолго утраченное зрение. И это почему-то вызвало у меня тёмное чувство удовлетворения. — Крам тоже решил, что девушки в Хогвартсе заслуживают особого внимания, — довольно говорит Сэм. Я заинтересованно проследила за направлением его взгляда. Вау. И ещё раз… Вау. Это была Гермиона Грейнджер. Я и раньше знала, что она и красивая, и умная, но в этом платье — вау! Вверху оно розовое, внизу темнее. И эти ангельские розовые крылышки из лёгкой ткани на плечах, подрагивающей от каждого движения. Выглядит зачаровывающе. А гладкие, послушные каштановые волосы… Никогда бы не подумала, что причёска так сильно меняет внешность человека. Или что с такой пышной и густой шевелюрой, как у неё, можно справиться и выйти из боя абсолютной победительницей. Это заслуживало ещё большего уважения, чем просто прийти под руку с Виктором Крамом. Я едва не расхохоталась, когда окинула взглядом всех, кто так или иначе уставился на это чудо. — Умница, — бормочу одобрительно, наблюдая, как четвёрка участников Турнира танцем официально открывают этот Святочной бал. Постепенно к ним начали прибавляться другие пары. — Потанцуем? — спрашивает Сэм, наклоняясь ко мне. Я одобрительно закивала головой. — Тебе не будет жарко? — добавляет он, косясь на мои плечи. Я улыбаюсь. Если это отговорка и предложение потанцевать было чистой воды вежливостью — а на самом деле Сэм явно не в восторге от такой перспективы, — то могу его разочаровать: танцев ему точно не избежать. Прийдётся шармбатонцу набраться терпения, потому что я планирую танцевать и танцевать, пока не поломаются туфли, не закружиться голова или в лёгких не будет хватать воздуха. Снимаю накидку и с лёгкостью сворачиваю её, забавляясь удивлённым взглядом парня, когда та в итоге помещается у меня в кулаке, несмотря на её длину и капюшон. А после и вовсе пропадает в одном из скрытых карманов платья. Только ради этого момента и этой реакции стоило настаивать на платье с карманами и накидке, сшитой в магическом мире, а не обычном. Или его так удивил покрой платья в другом смысле? Мне на мгновение стало неловко из-за открытых плечей и взгляду, что скользнул по ним. Моя улыбка немного угасла, а неизвестное чувство, поселившееся в животе, заставило почувствовать всю неуместность моего здесь присутствия. Первым порывом — надеть всё обратно. Закутаться в ткань, как в броню. Второй мыслью — сбежать. И только из-за промедления и того, что этой заминки он не заметил, я осталась в Большом зале, вовлечённая в вальс. Музыка будто бы наполнила помещение ещё одним волшебством. Знакомые движения пытались вытеснить из головы все лишние мысли, заставляя постепенно ослабить пальцы на его плече и расслабиться, отдаваясь танцу. Закрываю глаза и дыхание сливается с мягкими движениями, звуками вокруг и собственным сердцебиением в ушах, что с трудом остаётся ровным при всём смятении души. «Успокойся», — приказываю я сама себе, убеждая, что я у всех на виду, в центре зала. Здесь светло, свечи горят и добавляют уже привычной магии. Здесь профессора, так много студентов, знакомых. А рядом красивый парень, который просто пригласил на бал. Он немного робкий, милый и вообще сущий ангел. И точно не будет делать ничего плохого. Но сама мысль о том, что мне теперь приходиться задумываться о подобном, постоянно беспокоиться о своей безопасности… Всё время думать, как я выгляжу. Кто рядом со мной. И всегда испытывать волнение по поводу того, что меня считают красивой, хотя в этом нет ничего плохого… Сбиваюсь с ритма, хотя со мной такого никогда не происходило раньше, и поднимаю на Сэма извиняющийся взгляд, слабо улыбаясь. Он только смеётся и поднимает наши соединённые руки, кружа меня. Подол платья вокруг ног воздушным потоком ткани, а помещение и люди перед глазами размытыми тёплыми и яркими полосами, до поднимающегося восторга в груди. Зародившегося смеха, что так и застывает на губах. Песня сменяется другой, вторая третьей и я всё-таки нахожу в себе силы удержать равновесие, забывшись в мгновении, в вежливой поддержке рук на талии, пальцах, сжатых в ладони и тепле даже сквозь шелковую прохладу перчаток. Сэм останавливается только тогда, когда я прижимаю тыльную сторону ладони к своим порозовевшим щекам, пытаясь отдышаться. И я благодарна его терпению. И тому, что он не высказывает ни капли возмущения по поводу моего нежелания покидать танцующие пары так скоро. Поэтому, когда он наклоняется к уху и во время очередного танца предлагает выпить чего-нибудь, то я вежливо соглашаюсь, стараясь не быть слишком эгоистичной. Парень выпускает мою руку только когда убеждается, что если оставить меня на пару минут, то со мной тут точно ничего не произойдёт, а после удаляется за напитками. Перевожу взгляд и дыхание. Музыка сменилась с вальса на более танцевальную. Громкую, яркую, быструю. Счастливые голоса, смех и широкие улыбки — приятным дополнением. Удивлённо приподнимаю бровь, когда замечаю в нескольких шагах Малфоя, да ещё и без привычной свиты. Пэнси рядом тоже не видно, хотя он пришёл сюда с ней. Но смотрит Малфой точно на Грейнджер. И то, что он видит, ему явно не по нраву. Злость. Раздражение. Даже стоя тут, в некотором отдалении от него, меня пробирает холодом. Если то, что говорила Фиби правда, то так он мог смотреть и на меня. С причиной или без. Разве это важно? Слова совершенно обдуманные, но всё равно непривычно смелые, будто не мои: — Только не порть всё. Драко Малфой поворачивается ко мне. Выпрямляется. Его белоснежная рубашка идеально выглажена, как и чёрные брюки. Туфли начищены до блеска. Он кривится и вся его внешность становится отталкивающей. Странным контрастом совершенства костюма и его отвратительным обладателем. — Кто ты такая, чтобы мне указывать? — Я не указываю, а прошу, — поправляю я, и лицо его ещё больше выражает отвращение, теперь уже только по моей вине. Мои слова для «великого» Малфоя, как красная тряпка для быка. Абсолютно невыносимы. — Все красивые, весёлые. Да и устраивать сцену сейчас, когда тут так много преподавателей — не самая лучшая идея, сам подумай, — разъясняю я буквально как маленькому ребёнку, практически по слогам и смотря в глаза, не отводя взгляда. До безумия нелепо, как сильно он хочет быть похожим на своего отца, прям уменьшенной копией. Так же нелепо, как происходящее: он, я, эти слова. Вся ситуация в целом. — Лучше выпей вон тот пунш. Над ним постарались не меньше трёх человек. И это только по моим подсчётам. Наверняка убойная вещь. — Не лезь не в своё дело, — выплёвывает он. — А ты не лезь в её. И моё тоже. Вот так вот просто можно найти себе врага, без особой причины. Великолепно. — Ты наблюдал за мной в последние недели, — не спрашиваю, а утверждаю. Раз уж решила открыть рот, то можно высказать всё и посмотреть, что будет. Малфой приподнимает одну бровь и фыркает, даже не собираясь отвечать. Как будто это бред. Но ни подтверждая, ни отрицая. Интересно. — Что ж. Хорошо. Смотри сколько хочешь, мне до этого нет никакого дела. Чем больше врёшь, тем лучше получается. Практика творит чудеса. И вообще это становится одним из удобных навыков. Как у некоторых пение или приготовление выпечки. — Я даже не знаю твоего имени, — говорит он безразлично, лениво растягивая слова. — Как будто мне есть дело до тебя. Или неё. Или вообще кого-то из… вас, — выделяет он последнее слово. Ну да. Грязнокровки. Полукровки. Куда нам до царских кровей всего волшебного мира. Вот же напыщенный индюк. — Даже если бы со всеми вами что-то произошло — я бы и пальцем не пошевелил. Его слова вызывают дополнительные вопросы, а сердце невольно пропускает удар. Что он имеет ввиду? — Буду знать. Кстати, дам один совет, хоть ты его и не просил: прекрати выливать на волосы столько геля. Из-за твоих стараний, кажется, страдает вся экосистема магического мира. Того гляди всё полетит в бездну и только твои зализанные волосы останутся центром вселенского притяжения. Его злость волной, но меня не успевает затронуть. Не вижу, но слышу звон разбитого бокала, какой-то шум и, кажется, даже смех. Или мне показалось. Может именно так проявляются начальные стадии влияния волос на людей, кто знает. Тёмный, гипнотический эффект плохой укладки. Во всяком случае это останется неизвестным, потому что от продолжения этого разговора, повернувшего в опасную сторону, меня спасает Сэм. Он возвращается с напитками в самое подходящее время. И разворачивает меня в другую сторону так, что вся эта сцена с Малфоем остаётся за спиной одними только приглушёнными звуками. Прячу в своём бокале волнение и почему-то ускорившееся сердцебиение. Замедленная реакция на необычайную смелость. Неожиданные замашки на гриффиндорскую храбрость, какой кошмар… Ужасное чувство. — Можем присесть, — предлагает Сэм, снова аккуратно взявший меня за руку. — Или попытаемся сбежать и прогуляться на свежем воздухе. Я оглядываю Большой зал и ответ приходит сразу. Танцевать уже не хочется, пить тоже, аппетит пропал… — За окрестностями, скорее всего, будут следить. Но можем ускользнуть и я покажу тебе Хогвартс. Если ты не боишься заблудиться, — говорю я, пытаясь спрятать улыбку. — Но я постараюсь вывести тебя обратно из лабиринтов наших лестниц, конечно, а то такую потерю Шармбатон не переживёт. Сэм кивает, соглашаясь, и мы выжидаем момент, когда сможем улизнуть. Особую благодарность стоит потом сказать близнецам, что опять слишком сильно увлеклись съемкой и нечаянно ослепили при этом профессора Макгонагалл, споткнувшуюся и налетевшую на какую-то студентку, которая в свою очередь опрокинула стул, сдвинувший стол. А тот пошатнулся и заставил несколько блюд полететь на пол. Эффект домино. В этой неразберихе мы и затерялись, слыша только громкие и сбивчивые извинения Уизли, одного перед другим: — Но мы ведь просто хотели запечатлеть на память самого лучшего преподавателя этой школы! — Ну пожалуйста, профессор, только не очередное наказание… Я не была готова даже в шутку пугать Сэма фальшивым «мы заблудились», так что бродили только по основным коридорам. Хорошо знакомым и так же хорошо освещённым. Сэм заинтересованно оглядывался по сторонам, вслух отмечая, что у нас очень много картин и некоторые из них слегка странноватые. Согласно хмыкаю. Не без этого, конечно… — Если честно, то я думал, что ты меня избегаешь, — неожиданно говорит парень, краснея и останавливаясь. Я замедляюсь спустя несколько шагов. Приходиться возвращаться назад, буквально на ходу придумывая ответ. Врать. Потому что его замечание отчасти правдиво. Но он ни в чём не виноват, только вот не скажешь: «это не твоя вина, это всё из-за меня» — сплошное клише. Да и он же после этого потребует объяснений, а я не могу их ему предоставить… — Прости. Слишком много заданий по учёбе в последнее время. Конец четверти, да и годовые экзамены не за горами, а от них освобождают только участников Турнира, к сожалению. Всем остальным приходиться зарываться в учебники и конспекты. У вас, наверное, всё так же, — заканчиваю неуверенно, почти вопросом. — Да, мадам Максим очень требовательна. Жаль, что нас на этот год не добавили в расписание к вашим преподавателям. Чаще бы виделись. Его голос трогательно-милый и этим совершенно выбивает из колеи. Почему-то он действует на меня очень отталкивающе. Нерешительность, осторожность Сэма на мою новоприобретённую боязнь — отрицательным эффектом. И от этого чувствую себя хуже некуда. Пытаюсь свернуть с опасного пути: — Мне только пятнадцать, всё равно были бы на разных курсах. — Пятнадцать? — бормочет он удивлённо, оглядывая меня с ног до головы, заставляя мою кожу покрыться холодными мурашками. Вцепляюсь дрожащими пальцами в платье, пытаясь подавить нарастающую панику. — Да, пятнадцать. Через неделю. Но этого я не добавляю. — Ты выглядишь старше. — Может из-за роста? Я высокая. — Может, — соглашается он, на мой взгляд, слишком поспешно. Хватаясь за это предположение, как за спасательный круг. Уже во второй раз хочется закутаться в накидку. Или переодеться в менее заметную одежду. Безразмерную кофту, простые широкие штаны. Но продолжаю упрямо стоять и смотреть на него, пока к уровню коленок медленно подкрадывается, клокоча, монстр под названием Страх. Жаль, что его слышу и чувствую я одна, потому что Сэм вдруг делает шаг вперёд и нежно, почти неуверенно заправляет мне прядь волос за ухо. Зелёные глаза взглядом ненадолго задерживаются на губах и я вижу это движение. Как он подаётся вперёд, постепенно сокращая расстояние. Этого хватает, чтобы я рывком назад. К стене. И это очередной ошибкой. Такой большой ошибкой с моей стороны. Стена. Стена. Стена. Тупик. И меня будто снова туда загоняют, в эту безысходность. Он. Я. В коридоре. Одни. Дыхание начинает сбиваться, кровь отхлынивает от лица. — Тея? Тея, что случилось? Всё в порядке? Я что-то сделал не так? Его слова как из-под толщи воды. Приглушённым бормотанием, едва разборчивым шумом. Взмахиваю палочкой, что достаю из кармана платья, и произношу давно выученное заклинание. Появляется небольшой золотой огонёк. Я направляю его к Сэму и пока ещё не до конца потеряла контроль над ситуацией и голосом, быстро поясняю, урывочно: — Что-то плохо стало. Мне нужно отойти ненадолго. Не волнуйся. Огонёк приведёт тебя в Большой зал, а я вернусь чуть позже. Нам всё равно лучше не возвращаться одновременно. А после, не дожидаясь его согласия или возражений, бегу на нетвёрдых ногах в ближайший туалет для девочек, буквально влетая в него. Оглядываюсь по сторонам. Тихо. Пусто. И только теперь позволяю голосу пропасть в полувсхлипах, полувздохах. Без слёз. В белом тумане от нехватки воздуха. Ноги подкашиваются и я опадаю на холодный пол, в попытке отыскать в себе силы на хотя бы один-единственный спасительный, полноценный вздох. Лёгкие уже пылают. А все внутренности и их содержимое стремится покинуть тело, спасаясь. Сначала отключается мозг. Следом желудок, лёгкие… Сердце. Не знаю, сколько проходит времени, когда я наконец-то прихожу в себя и нетвёрдо, опираясь о раковину, поднимаюсь на ноги, бледным призраком отражаясь в зеркалах. Поворачиваюсь к двери, в спешке оставленной нараспашку. Никого. Оглядываю себя на предмет пятен или грязи. Отряхиваю ладони. И почему-то вспоминаю Нотта с его «принцесса». Впервые образ слизеринца всплывает после странной беседы в библиотеке. «Да уж, принцесса», — думаю я иронично. Только вот какая-то неправильная, что ли. Поломанная. Как кукла из детского набора, попавшая в руки к трёхлетке, которая безжалостно отрывает игрушке то руки, то ноги. А после чинит и повторяют эту процедуру снова и снова, пока не приходит время открутить кукле голову, на которой застывает жутко-счастливая улыбка.