Аллен вошел на кухню, а Чуя поприветствовал его спокойным тоном. Уолкер отозвался приподнятой ладонью, но не более того.
Чуя все еще сомневался в идее остаться жить в квартире Тики, потому что ему не было наплевать на отношения своего друга, но Аллен отреагировал почти с рыцарским терпением. Они, конечно, перебрасывались остротами и цапались время от времени, но сцен пацан не устраивал. Либо смирился с неизбежным, либо просто уже не ревновал. В конце концов, Уолкер был взрослым не по годам. И Чуя был ему благодарен за то, что не вставлял палки в колеса. Ему, и правда, хотелось дружить с Тики. Да, в мафии у Чуи были хорошие верные коллеги, был даже Акутагава, который оттаивал с каждым днем, но лучший друг – это другое. Тики был тем, кто всегда выслушает пьяный бред про работу, кто не откажет в бутылочке вина, кто обнимет в немой поддержке после того, как в жизни на мгновение мелькнет Дазай.
Чуя помнил себя вчера вечером, стоящим в коридоре в немом ступоре. Потому что, стоило Дереку уйти, как ужас сковал тело. Дазай однажды убил его друзей чужими руками. Чуя давно знал про это, примирился со всеми этими смертями, а тогда впал в эмоциональную кому, осознавая, в какой опасности все эти люди. Его новые друзья. Как сказал Дерек Хейл – стая. Дазай не был сильным в той мере, чтобы кого-то тупо завалить. Да, стрелял отлично, был изворотливым и неплохим бойцом. Но опасность была не в этом. А в его гениальных мозгах.
И это пугало до дрожи.
Чуя не понимал, почему раз за разом, когда он находил себе близких людей, Дазай делал все, чтобы от них избавиться.
Тики просто обнял его вчера в темноте коридора. И стоял так, давая надышаться запахом своего одеколона. Спасая от накатывающего страха за друзей и за Юру Плисецкого, который внезапно перестал справляться с силой. Чуя не был готов потерять мальца так скоро. Тот был еще просто ребенком!
Аллен проявил тактичность поистине святого человека, когда выглянул к ним спустя время и сказал:
– Я открыл вам вино. Мы с Эмили пойдем смотреть фильм.
Чуя был им обоим чертовски благодарен, а сам заливался вином, пока не пришло осознание: он перевел Дазаю деньги. Тот уже на пути в Йокогаму. Он больше никогда не встретится ни с Тики, ни с кем-либо еще из друзей Чуи. Возможно, расстояние в несколько стран убережет их от опасности.
Сейчас же Чуя, погруженный с самого утра в удаленную работу, даже не сразу заметил заинтересованный взгляд Аллена. Уолкер пялился с какой-то хитринкой – жопа подсказывала, что разговор Чуе не понравится. С таким выражением лица эта эдинбургская шайка обычно над ним насмехалась.
– Так вы трахаетесь с ним?
Боже правый. Понятно, что говорил Аллен не про Тики.
Чуя дописал предложение в отчете и потер бровь пальцами, гадая, прокатит ли, если он прикинется идиотом. Но это была глупая идея, ведь всегда старался идиотом
не выглядеть. Тем не менее, он не собирался позволять диалогу отвлечь его от работы.
Аллен добавил:
– Я вчера твое пьяное отрубившееся туловище переодевал в сменные шмотки. Свои, кстати. Так что от вопроса не отвертишься.
Чуя вздохнул, моментально вспоминая, что чокер на нем с утра был нетронутым, и ответил, не отводя глаз от экрана:
– Трахались, когда нам было по пятнадцать. Лет так до восемнадцати. В таком возрасте обычно после перестрелок крепко стоит, а от гормонов и адреналина башка отъезжает.
Аллен уселся на кухонный гарнитур, а Чуя продолжил работать как ни в чем не бывало. Он не любил врать. А честные ответы, возможно, окончательно убедят пацана, что время на ревность он тратил зря.
– А потом?
– А потом Дазай предал мафию, сбежал и заложил бомбу под мой спорткар.
Наверное, стоило говорить это с более пристрастным лицом, потому что Уолкер определенно чем-то подавился. Что бы он там ни пил.
– Какого черта ты так спокойно об этом говоришь?
– У меня было время смириться с тем, что он
психопат. А бомба рванула раньше, чем я сел в машину.
Чуя отправил отчет боссу и принялся разгребать почту, заваленную письмами от подчиненных. Аллен же сегодня, определенно, был словоохотлив.
– Так он ку-ку? – еще и пальцем у виска покрутил, словно по словам не понятно, что подразумевалось.
– Нет, это распространенная ошибка у незнающих. Психопат – не всегда сумасшедший. А сумасшедший – не всегда психопат. У этого еблана просто отсутствуют совесть и эмпатия. Но в целом он очень даже в своем уме.
– То есть он не преступник?
Ха. Если бы.
– Сто шестьдесят убийств, совершенных именно его руками, больше трехсот преступлений в сговоре под крылом мафии. Самый молодой сотрудник нашего Исполкома, между прочим. Лучший тактик. Гений в прямом смысле этого слова.
Аллен недоуменно уставился на него – Чуя увидел поверх экрана ноута. Во взгляде, конечно же, был скрыт ужас от произнесенного. Видимо, мозг еще не до конца обработал информацию,
сколько человек убил Дазай. И на сколько он на самом деле был опасен.
Может, наконец, до Аллена дойдет, почему Чуя так спокойно отреагировал на убийство бывшего парня Стайлза.
Забавно, конечно, было говорить без посредника в лице Тики. Обычно он оставался рядом как предохранитель. Сейчас же они с Уолкером находились в квартире вдвоем и, вроде бы, даже не собирались подраться. Чуя поймал себя на мысли, что Аллен наверняка начнет его жалеть. Чуя был, оказывается, не шибко далеко от истины.
– Говоришь так, словно он тебе нравится.
Чуя иногда ненавидел свою честность.
Он глянул прямо в глаза Уолкеру и ответил:
– Я в него
влюблен с пятнадцати. Но он мне совершенно
не нравится.
Аллен даже бровями дернул от его ответа. Он отставил свою кружку, потрепал отросшие седые волосы и поглядел со смешком в глазах.
– Цитируешь Уайльда, кто бы мог подумать.
– Я не виноват, что вся моя любовная история похожа на Шекспировскую драму.
– Тогда почему ты вечно твердишь, что натурал?
– Потому что когда у меня есть выходной, время и желание, то спать я предпочитаю с девушками.
– А как же… – все не мог угомониться Аллен.
Чуя устало вздохнул и поднял на него совершенно заебанный взгляд. Почта разгребалась медленно, а работа не останавливалась только из-за того, что пришлось умотать из Йокогамы по первому нервному писку Плисецкого.
– Слушай, мне все равно, как это называть. Я сплю с девушками. И когда-то спал с Дазаем. Парни меня не интересуют в плане секса. Потому что я не могу расслабиться в связи со спецификой работы. К тому же, не все разделяют мои предпочтения в постели. И, не поверишь, но дамы задают меньше вопросов, когда я трахаюсь в перчатках. Они всегда со мной тактичны. Парни – нет. Я не готов каждый раз объяснять все причуды собственного поведения, поэтому секс у меня бывает крайне редко.
Аллен фыркнул и поднял ладони, показывая, что готов отъебаться.
– То-то ты такой злобный.
Чуя проводил поганца взглядом, борясь с желанием чем-нибудь вслед запустить.
– Не всем повезло трахаться каждый день с горячим португальским мужиком!
Аллен злобно захохотал из соседней комнаты, а Чуя приказал себе сосредоточиться на работе и не отвлекаться по пустякам.
От того, что он открылся Уолкеру, не стало ни легче, ни тяжелее. Правда была с ним всегда. Чуя себя не обманывал касательно Дазая. Хватало того, что тот водил его за нос, сам с собой Чуя так поступать не собирался. Да, влюблен, да, когда-то спали, да, больше не будут, да, Чуе об этом думать не особо приятно. Но на ситуацию он все равно повлиять не мог, а мусолить все это в голове совершенно никак не помогло бы.
Дазай из его жизни никуда не денется, потому что у Чуи есть Арахабаки и возможность создавать в руках черные дыры.
Арахабаки слишком всесилен, чтобы человеческое тело могло его удержать. А Дазай был единственным, кто в критической ситуации мог помешать ему вырваться на свободу.
Чуя отправил еще один отчет, дочитал документы, присланные Акутагавой, и захлопнул крышку ноутбука, потирая уставшие глаза. Он потянулся, почесав шею под чокером. Стоило на ночь его снимать, но он был в чужом доме. А диван стоял в гостиной, совмещенной с кухней. Если тот же Аллен слишком рано проснется и заметит…
и заметит, то могут быть вопросы. А Чуе отвечать на них совершенно не хотелось.
Он крикнул в сторону второй комнаты:
– Эй, кофе не хочешь?
Уолкер высунул голову в проем, собирая волосы в низкий хвост и, подумав, кивнул.
– Пять сек, дай переоденусь.
Чуя с улыбкой подумал: переоденется Аллен во что-то другое, но тоже с дырками на коленках. Он оказался прав – на Уолкере красовались драные белые джинсы и светлая футболка. Тот же фыркнул, оглядев Чую в его подростковом прикиде.
– Тебе как будто пятнадцать.
– Уж кто бы говорил.
Переругиваясь, они спустились в «Лазарет», встречаемые гомоном посетителей. Народу становилось больше, и это напрягало Тики из-за их сборищ, когда он вынужден закрывать двери для гостей. Ему не нравилась ни просадка в выручке, ни возможные негативные отзывы. Особенно на носу коронации Карла Третьего, когда на мероприятие соберутся толпы туристов, жадных до хорошего кофе. Они дождались, пока посетители освободят барную стойку и присели на высокие стулья, чисто из вредности потолкавшись локтями.
– Мои любимые мальчики, – поприветствовал их Тики с улыбкой. Выглядел он устало, хотя время перевалило лишь за середину дня. – Что будете?
Аллен заказал латте и размашисто зевнул. Чуя не был горазд до экспериментов, поэтому остановился на своем классическом выборе. Тики принялся готовить, спросив со смешком:
– Не дрались, пока меня нет?
Чуя подпер щеку кулаком.
– Если бы я его ударил, то он бы вылетел через стену метров на тридцать.
Аллен не среагировал на подъебку.
Лишь зубоскально улыбнулся и фыркнул.
– Я мог бы задушить его своими бедрами.
Тики выглядел так, словно захотел помолиться.
– Я ведь не должен мечтать посмотреть на вашу драку, верно?
Чуя прыснул первым, а следом присоединились и друзья. И ему, наконец, стало спокойно и совершенно не страшно. Дазай улетел. Они обязательно разберутся с Эзусом. Все будет в порядке.
– Если решим подраться, то обязательно тебя позовем, – смеялся Аллен, благодарно кивнув за чашку с кофе.
– Люблю вас, – улыбнулся Тики и звонко чмокнул своего парнишку в макушку.
Чуя наблюдал за ними с легкой улыбкой. Он был очень за них счастлив, но почему-то собственное одиночество от их влюбленных взглядов, направленных друг на друга, чувствовалось только острее. Кошмар. Он ведь так долго привыкал к мысли, что его единственным спутником по жизни будет Арахабаки… Чего сейчас-то переебало?
Тики, оторвавшись от Аллена, глянул на открывшуюся входную дверь и, присвистнув, выдал свое коронное:
– Добро пожаловать в «Лазарет», – и добавил: – мой драгоценный братец.
Аллен рядом напрягся, словно струна.
Чуя нахмурился. Тики говорил, что его брат является главным прокурором Британии и расследует дело о пропаже картины. И обещал разобраться, кстати.
Он видел, как Уолкер прищелкнул языком и, натянув на себя милую улыбочку, обернулся.
– Какие люди, – поприветствовал Аллен.
– Что ж, – раздался незнакомый Чуе голос позади, – здесь все также…
очаровательно.
Аллен фыркнул.
– Вы вполне можете произносить слово
плебейски. Оно у нас в обиходе, – и оскалил зубы аки звезда.
Чуя обернулся, успев выхватить взглядом фигуру брата Тики – такую же высокую и ладную. Они отличались лишь цветом кожи. Тики был теплее, загорелее, его кожа словно была поцелована южным солнцем. Его же брат представлял собой воплощение британской аристократической бледности. Но те же темные локоны кудрей, аккуратно собранные в низкий хвост. Дорогой костюм, сшитый на заказ.
Чуя незаметным жестом натянул капюшон и обрадовался, что сел на дальний из стульев от кассы.
Шерил пожал брату руку и окинул Уолкера внимательным взглядом. Надо отдать ему должное, эмоции прокурор сдержал при себе.
– Я думал, что увижу Вас работающим за стойкой, юноша, – проговорил он чопорным тоном.
– В нашей стране пока не отменили право на выходные дни, если мне не изменяет память. Но если Его Высочество решит внести поправки в законодательство, киньте мне смс, я учту.
Аллен даже не старался изображать из себя пай-мальчика. Шерил был для него угрозой, и ему стоило бы получше играть роль невиновного. Вместо этого он показывал клыки, думая, что умнее всех. Чуе очень хотелось ему всечь. Этот дурак вообще не понимает, какую могилу сам себе роет.
Шерил лишь мягко улыбнулся на его зубоскальство и глянул на брата, присаживаясь на свободный стул.
– Тики, мой дорогой брат, ты выглядишь уставшим. Стоило поменяться сменами с твоим более оживленным коллегой.
Аллен вставил свои пять копеек:
– Мы просто спали сегодня плохо, вот и не выспались. Рассказать в подробностях?
Тики застонал, впрочем, нисколько не парясь из-за тона своего малолетнего парня. Чуя был немного удивлен. Он и предположить не мог, что Тики настолько до пизды на всю сложившуюся ситуацию.
Шерил, переглянувшись с братом, рассмеялся.
– Ох, юное дитя, я позволю Тики как-нибудь просветить тебя, какой секс я предпочитаю. Поэтому ваши скромные церковные объятия с выключенным светом или чем вы там занимаетесь под покровом ночи, мне слушать очень скучно, уж прости.
Туше.
Шерил и не думал резаться об острый алленов язык.
Уолкер кивнул и сделал глоток латте, пожав плечом.
– Так Вы прервали нас, чтобы обсудить член своего младшего брата в моей заднице?
Чуя, кажется, единственный едва не подавился кофе. Шерил рассмеялся и посмотрел на Тики, который опустил на столешницу перед ним остро пахнущий бергамотом Эрл Грей.
– Вовсе нет. Тики интересовался моими делами, а они сейчас представляют собой лишь две вещи: это предстоящая коронация здесь, в сердце Шотландии, и расследование о краже картины. Первое в самом разгаре подготовки, а второе почти решено.
Чуя замер, стараясь не коситься в их сторону и продолжая прятаться под капюшоном. Аллен изо всех сил старался сидеть как сидел – расслабленно откинувшись на спинку и крутя почти опустевшую кружку в ловких светлых пальцах.
Тики удивленно приподнял брови:
– Серьезно? Ты вроде говорил, что расследование не продвинулось.
– Все верно, – улыбнулся Шерил, смакуя горячий чай. А потом добавил: – но совсем скоро в моих руках будет зацепка, которая с поразительной точностью даст ответ, кто именно это сделал, как и когда. С расчетом до секунды.
Какого?...
Чуя заметил, как Аллен сглотнул, а Тики лишь продолжил улыбаться, хлопая брата по плечу.
– Ох, какой ты стал серьезный и взрослый. Тошно смотреть. Эй, братишка, расслабь булки и улыбнись!
Он дотянулся руками до лица брата, дергая за щеки и начиная небольшую словесную перепалку. Диалог о краже сам собой сходит на нет. Тики с ловкостью мошенника увел все разговоры в иное русло, ни единым мускулом и взглядом не выдав ни себя, ни Уолкера. Тики как-то упоминал, что они с Алленом оба превосходно играют в покер. Чуя сейчас в этом убедился на все сто процентов.
Шерил рассказывал о том, что останется в городе до окончания коронации, хотя никто из его коллег не видит смысла в таком сопровождении будущего наследного монарха – Лондон на сто процентов был уверен в своих силах. Никого не волновала кучка протестантов, которая бесперебойно топила за независимость Шотландии от короны.
Прокурор попрощался так же учтиво, как и пришел. Аллен проводил его колючим взглядом в спину. Когда за Шерилом закрылась входная дверь, Чуя не дал ни Аллену, ни Тики произнести ни слова. Он резко скинул капюшон, подался вперед и прошипел на них хлеще кошки:
– Придурки, хоть один из вас собирался упомянуть, что брат Тики – это Шерил, мать его, Камелот?!
Тики недоуменно хлопнул глазами.
– Прости. Не пришлось к слову, милый. Это имеет значение?
– Ты знаешь его? – перебил Аллен, пораженно развернувшись.
Мать твою.
Твою мать!
Чуя застонал и запустил пальцы в рыжие локоны, хваля себя за то, что додумался сменить одежду на менее приметную. Капюшоны, блять, точно придумали Боги.
– Шерил Камелот – не просто прокурор или кто он там, по вашим словам! – рявкнул Чуя, потому что знал досье этого человека наизусть. Как и каждого, с кем связана его работа.
Тики и Аллен переглянулись, улавливая, наконец, ту панику, которой пропитались слова Чуи.
Тот поглядел на них обоих и отчеканил:
– Он член Тайного совета Англии. Для тех, кто в танке, – бросил острый взгляд на Уолкера, – это орган советников британского короля.
Тики прервал Чую взмахом ладони.
– Погоди, даже если так, что вполне
реально, зная моего брата, Тайный совет вроде как давно не имеет никакой особой власти. Просто светятся на всяких церемониях, типа предстоящей коронации.
Нет, он не понимает.
Чуя прошептал, понижая голос:
– Да, именно так. По одной единственной причине: потому что именно они та человеческая часть, что участвуют в принятии решений касательно эсперов-преступников. Поэтому для гражданских у них никакой власти. Никто просто не в курсе, чем они на самом деле занимаются.
– Пиздец… – дошло, наконец, до Аллена.
Тики вздохнул, прикрывая глаза.
Да,
пиздец – это самое точное слово.
Чуя вбил последний гвоздь в крышку их гроба:
– Тайный совет – это человеческая часть Ордена часовой башни. Именно они напали на нас в мой прошлый приезд. Именно они едва не скинули ядерную бомбу на мой город. Они, черт возьми, ООН в мире эсперов. И если Шерил действительно имеет козырь на руках, то он узнает обо всем. Молодец, Аллен, – рявкнул Чуя, поднимаясь со стула, – ты собственными руками только что вывел Плисецкого на возможный эшафот.
Чуя выдохся так же быстро, как и вспыхнул от злости. Помогли уговоры самого себя – Аллен не был в курсе про эсперов (и про Юру в частности), когда воровал картину. Но Чуя ведь просил решить вопрос! Мало того, что закрашенная в белый цвет картина все еще висит посреди «Лазарета», так еще и ее ожившая версия вовсю наслаждается человеческой жизнью, слоняясь черт знает где.
По молчанию друзей Чуя понял, что перегнул.
Он пытался понять, за что теперь хвататься в первую очередь.
За картину?
За говорящего Эзуса?
За Алека, с которым происходит какая-то херь?
Твою мать.
Очень хотелось уйти на потолок, открыть бутылку вина и позвонить Акутагаве. Тот бы многозначительно молчал в трубку и пытался в социализацию. Чуя бы спросил, как развиваются их с Тигром отношения, ввернул пару шуток про секс в полнолуние, и ему стало бы легче. Но времени на это, кажется, не было совершенно.
Черт.
Да он вообще вот прямо сейчас ничего не мог сделать. Его идея не сработала, поэтому сейчас все зависело от Магнуса, который перехватил бразды правления по раздаче пиздюлей.
А Чуе нужно просто подумать.
Его мысли прерываются пиликнувшим сообщением. Он быстро достал мобильный, очень надеясь, что это не работа от босса, и стянул зубами перчатку с ладони.
От кого: гадкий ублюдочный сукин сын чтоб ты сдох
«Помнишь номер, что бронировал для меня, мини-мафия? Жду тебя через час.»
Чуя выдохнул, понимая, что дрожит от нервов, и уткнулся лицом в ладони.
Тики осторожно позвал его:
– Эй, милый, ты в порядке?
Нихуя. Он нихуя не в порядке. Потому что понял еще одну вещь в списке его персонального ада.
Дазай никуда, черт подери, не уехал.
Чуя сорвался с места и вбежал в квартиру Тики, чтобы там от души заорать.
– Надеюсь ты написал мне, потому что умираешь, – произносит Чуя, открывая дверь номера.
Он не успевает ни войти внутрь, ни даже осмотреться, – его прижимают к стене. Сука! Дазай впивается в его рот поцелуем. Его руки так проворно стягивают кожанку с плеч, что и опомниться некогда. На какое-то мгновение это отбрасывает в прошлое. Когда они были почти одного роста. Когда Дазай только-только начал покрываться бинтами под одеждой. Когда во рту был вкус сигарет, алкоголя и пороха. Когда злость можно было спутать с желанием. Когда жадность до секса была безграничной.
Когда Чуя выбрал очень неверный объект для любви.
Чуя шипит и со всего размаха бьет ублюдка коленом в живот, отталкивая от себя на гребаные два метра. Он ведь знал. Знал, что так и будет! Но все равно пришел, как собачка, по первому зову. Он всегда старался давить в себе ненависть к Дазаю из-за такого отношения, потому что тот не был виновен в собственной психопатии.
А Чуя был просто слишком наивным. Но сейчас его топит до дрожащих пальцев и желания драться.
Потому что это все выглядит как последний день гребаных Помпей.
– Неужели мини-мафия даже не соскучился? – весело, посмеиваясь, интересуется Дазай, разгибаясь после удара и потирая живот.
И какой же он нелепый.
С этими своими улыбками и обворожительными взглядами.
Чуя не ведется на такое.
Это не Дазай.
Это маска. Лицемерие. Сплошная ложь.
– По тебе разве что мой кулак соскучился, – цедит он сквозь зубы. – Что это за хуйня была только что? Если у тебя в штанах зудит, то пойди и девочку сними, идиот!
– Девочку, мини-мафия, я в любой момент могу снять.
И просто жмет плечами. Конечно, может. Потому что умеет эффектно и
эффективно врать. Строить из себя саму любезность. Да еще и вымахал, гандон, выше ста восьмидесяти. Девчонкам нравятся высокие милые парни. Дазай такого изображал идеально. И, Чуя был уверен, девочки с ним тоже были тактичны, не задавая вопросов про бинты по всему телу, которые тот, несомненно, не снимал, даже пихая член в любую попавшуюся дырку.
Чуя ерошит челку и уточняет:
– Ты меня по делу позвал или только ради вот этого?
Дазай принимается расслабленно расхаживать по номеру, двигая вещи по местам, словно уборка интересовала его куда больше Чуи.
– Подумал, что захочешь потрахаться без брони, – улыбается он через плечо.
Чуя сжимает руки в кулаки, и кожа перчаток натужно скрипит. Чокер в такие моменты всегда давит на кадык особенно сильно.
– Справляюсь, – с нажимом отвечает он.
В комнате повисает тишина. Нужно уйти и не возвращаться.
Конечно, Дазай предложил бы секс.
Чуя же не идиот. Они почти пять лет не спали.
С момента предательства Дазая.
Чуя злится не потому, что не ожидал подобного. Ожидал.
Вопрос был в том, как Дазай
предложит. Потому что тот прекрасно осведомлен о чувствах Чуи. Но никогда не утруждал себя хотя бы изобразить любезность.
Чуя вздыхает, мысленно обзывая себя конченным, и выходит из номера, хлопнув дверью. Коридор отеля ведет его на вечернюю улицу.
Капюшон на волосы, обогнуть людей, найти знак, разрешающий курение, и понять, что сигареты остались в кармане куртки. Куртка – на полу в номере Дазая. Ветер пробивается под ткань и щекочет взмокшую парой минут назад спину.
Идиотизм.
Чуя прискакал сюда именно потому, что знал, чем это кончится.
Он был просто маленьким глупым идиотом.
На телефон приходит сообщение.
От кого: Тики (лучший кофе)
«Милый, ты ночевать вернешься? А то убежал так неожиданно, мы волнуемся»
Ему стоило бы вернуться в квартиру Тики, достать бутылочку красного сухого вина и провести приятный вечер в компании действительно хороших людей. Поперебрасываться сарказмом с Алленом, сыграть с ними в покер, приготовить ужин и выбросить все глупости из головы. Хотя бы до завтрашнего дня, пока вновь не начнутся их пляски с петардами в жопах.
А он стоит на улице под знаком «Место для курения», и у него даже сигарет нет.
И обижается лишь потому, что с ним обошлись, как с девочкой по вызову. Что за бред вообще?
Чуя опускается на корточки и трет уставшие глаза пальцами.
Ему ведь нравится, когда Дазай честен.
Сейчас он был на пике своей искренности.
Это ведь не любовь с его стороны. Просто предложение секса, который когда-то нравился им обоим. Секса, в котором себя можно отпустить на сто процентов, потому что Дазай любым прикосновением подавит Арахабаки и гравитацию. Секса, в котором можно быть человеком. Секса, где никто не будет смотреть на бинты, клеймо, шрамы.
Чуе ведь остается просто выбрать.
Согласиться или отказаться.
Вот и все.
Чуя однажды сказал Дазаю: «Когда ты даешь мне выбор, то выбора у меня на самом деле нет».
Сейчас выбор был.
Вот только и это было лишь иллюзией свободы.
Он возвращается в отель, во все еще не запертый номер, и смотрит прямо на обернувшегося с улыбкой Дазая.
Закрывает за собой дверь. И глядит зверем.
– Только произнеси, блять, хоть слово. Хоть что-то ляпни, и я вышибу твои гребаные мозги!..
Наверное, там должны быть еще угрозы. Еще маты. Еще злость. Еще ненависть, которую так сложно прятать внутри. Но с каждым сорвавшимся с губ словом Дазай делает по шагу вперед, и последнее теряется в поцелуе. Чуя прижимается спиной к двери, шипит в чужой рот и вцепляется пальцами в черную рубашку, закрывая глаза.
Они целуются так же, как и воевали всегда: укусить побольнее, до боли сжать в объятиях, схватить за волосы, а потом цепляться пальцами за острые скулы и пускать горячий язык в свой рот. Чуя задыхается, чувствуя, как пальцы обхватывают запястья, а потом ползут ниже, под тонкую кожу перчаток, щекочут кончиками ладонь. Прикосновение отдается дрожью в коленях.
Чуя помнит все это.
Это нам не понадобится… – звучит в голове голос Дазая из прошлого.
Нынешний Дазай молчит, стягивает перчатки, выкидывая прочь, подхватывает за талию, вынуждая коленями сжать свои бока, и несет в сторону кровати.
Дазай единственный, с кем Чуе не было страшно из-за собственных сил.
Дазай единственный, кто, прикасаясь, делал его человеком.
Чуя зубами вцепляется в его шею. Давится краем бинта и дергает его вниз, чтобы вновь припасть к горячей коже губами.
В другом мире ты точно стал бы вампиром, вешалка для шляп! – голос Дазая смеется в голове.
Чуя знает все, что он сказал бы.
Он все это слышал десятки раз когда-то больше четырех лет назад.
Подо мной больше никто так не скулит, как ты, мини-мафия. Ни одна девчонка не издает таких звуков.
Чуя, падая на постель, тут же дергает Дазая, подминая под себя, чтобы сесть сверху на его движущиеся навстречу бедра. Стягивает с себя толстовку и швыряет на пол, путаясь в рукавах. Дазай оглаживает его ноги от коленей до самого паха.
Эй, не дерись только в процессе, это, знаешь ли, чутка сбивает настрой.
Руками по спине под футболкой, до самой шеи, прямо по острым позвонкам. Бинты царапают взмокшую кожу. Пальцы распускают пучок из рыжих волос, позволяя им рассыпаться по плечам.
Ты кончишь, когда я этого захочу. И столько раз, сколько я этого захочу. Разве мой тактический расчет хоть раз не срабатывал?
Стереть улыбку поцелуем и зашипеть, когда ладонь крепко сжимает задницу сквозь джинсы.
Сними гребаный чокер, я знаю, что под ним так же хорошо, как ты выглядишь сейчас подо мной.
Остановить руку, что собирается расстегнуть пряжку на шее.
Ты только для меня такой красивый или есть еще кто-то, от кого твои ноги разъезжаются в стороны?
Дернуть за молнию на брюках, запуская голую ладонь под ткань.
Я заставлю тебя расплакаться, обещаю.
Отвлечь поцелуями по груди, когда одежды не остается.
Говорил, что после драки сил не осталось, мини-мафия, а сам проскакиваешь на мне стометровку до оргазма?
Чуя молит Дазая из прошлого в голове заткнуться хотя бы на гребаную минуту.
Нынешний Дазай молчит как рыба и лишь запрокидывает голову, издавая глубокий довольный стон, когда Чуя, наконец, опускается к его ногам.
Он сжимает пальцами бинты на крепких бедрах Дазая.
Тебе хорошо, Чуя?..
А потом берет в рот.
Чуя переводит дыхание и поднимается с кровати, потирая шею. Уголки рта все еще жжет, а поясница неприятно тянет. В голове пусто, но совершенно мутно. За спиной завозились. Чуя наклоняется за собственным бельем на полу. Он примет душ у Тики. Натягивает джинсы и чувствует взгляд в спину, но не оборачивается.
– Далеко собрался, мини-мафия? – веселым тоном интересуется Дазай.
– А что, много вариантов? – хмыкает он, застегивая пряжку ремня.
На полу находится его резинка для волос – пряди неприятно липнут ко влажной спине. Чуя натягивает футболку и ищет глазами свою толстовку, когда его резко хватают под локоть.
– Эй, какого хера?!
Дазай уже стоит – бесшумный пугающий ублюдок. Чуя шлепает ему по ладони со звонким хлопком. Следовало бы по лицу, чтобы не распускал руки.
– Я спросил, куда ты собрался, – спокойно повторяет Дазай со своей пугающей милой улыбочкой и принимается одеваться. Бинты скрываются под тканью штанов и рубашки.
– Возвращаюсь туда, где ночую, – зло отвечает Чуя. – Допрос окончен?
– Мог бы остаться еще на пару раундов.
Ха-ха, блять. Бежит и падает.
Чуя цыкает.
– У меня много дел. Надо успеть поработать, пообщаться с нормальными адекватными друзьями и напиться до чертей.
Он уже делает шаг, как его разворачивают за плечо. Пришлось все-таки вмазать Дазаю по лицу хорошенько. Тот, конечно, устоял, но голову ему мотнуло в сторону, а щека пошла красными пятнами. Чуя очень надеялся на внушительный синяк.
– Не смей меня трогать.
– А своему
нормальному и
адекватному другу ты не пытался челюсть сломать, когда он тебя обнимал, – тянет с усмешкой Дазай, сверкая опасными темными глазами. – Ты знаешь, что я ненавижу боль.
– А еще я знаю, что не твое гребаное дело, как я общаюсь со своими друзьями, уяснил? Если ты так ненавидишь боль, то стоило перестать нарываться еще восемь лет назад, когда мы только познакомились. Если память мне не изменяет, ты и тогда нормально зажевал земли с моей подошвы.
– Ты едва не размазал меня по стене.
– Да, и не забывай, что с тех пор я стал еще сильнее. Так что отъебись.
Чуя поднимает толстовку, натягивая на ходу, и почти хватается за дверную ручку, когда позади раздается веселое:
– Если хотел успеть еще разок потрахаться, но с тем португальцем, то так бы и сказал.
Ручка двери опасно трещит под пальцами.
Да какое ему дело вообще?!
Чуя резко разворачивается со сжатыми кулаками и понимает, что даже перчатки забыл надеть. Он злится и чувствует Арахабаки, который очень желает свернуть Дазаю шею. Не нужно было вообще сюда приходить!
– Если бы ты был, блять, нормальным, – шипит он, – я бы решил, что ты ревнуешь к Тики!
Дазай веселится, падая жопой на развороченную кровать.
– Какая чушь, мини-мафия, у меня нет сердца, забыл?
И это так, черт возьми,
больно. Потому что хуйня собачья!
Чуя не сдерживается и орет в полный голос:
– У тебя было сердце, не ври мне! Я видел его! Видел, как ты общался с Анго и Одой! Знаю, что Ода для тебя значил! После каждого нашего задания ты сбегал к ним, – злость топит до вырывающегося из груди сердца, а голос садится до яростного шепота: – Так что не ври мне сейчас, что у тебя нет сердца. Оно было! Просто Ода забрал его с собой
в могилу.
Дазай лишь смотрит в ответ и молчит.
Чуя ведь прав. Он читал про психопатов все, что мог найти. Он знал, что из себя представляет Дазай Осаму. И знал, что психопаты тоже дружат, вступают в отношения и даже заводят семью. Просто воспринимают все это иначе.
Дазай подтверждает его домыслы одной лишь фразой:
– Ода был моей собственностью. Если тебе это сложно принять, мини-мафия, то слово «друг» будет тебе понятнее.
Да. Друг. Самый лучший.
Чуе не больно, просто обидно, что человек, который не умеет чувствовать, умудрился все-таки хоть к кому-то привязаться. Обидно, что этим человеком был не Чуя.
Но что за глупости вообще происходят?
Почему Дазай не улетел обратно в Йокогаму?
Почему устраивает сцены?
Почему раз за разом пытается лезть в жизнь Чуи и превратить в прах все, что ему дорого?
Дазай добавляет:
– И ты тоже моя собственность.
Да Чуя это с пятнадцати лет слышит!
Собственность.
Верный песик.
Тошнит.
Чуя кривит губы в оскале и ядовито интересуется:
– Это что, на твоем языке ебанутых «я люблю тебя»?
Дазай и глазом не ведет.
– Очень мило с твоей стороны так себя обманывать.
Хорошо. Пускай. Но тогда почему?
– Тогда какого хуя? – шипит он. – Какого хуя ты не можешь оставить меня в покое?
Дазай жмет плечами. И это так, черт подери, странно. Они никогда не были близки. Не были друзьями. Не выясняли отношения даже когда впервые встретились после предательства Дазая. Чуя приказывал себе не лезть к идиоту все это время. Простить и отпустить. Чтобы не было больно и по-детски обидно.
И вот они здесь, в номере отеля посреди чужого города и говорят о том, о чем лучше было бы молчать.
Какой-то, мать его, обнадеживающий бэд трип.
– Ты принадлежишь мне. Мне, а не всей этой странной эдинбургской шайке. Ты всегда идешь ко мне. И так будет продолжаться дальше. Я забрал тебя из твоей малолетней банды в мафию и уничтожил твоих друзей в мафии, оставив тебя одного.
В этом, блять, и была вся проблема!
– Почему…
я?! – в истерике кричит Чуя, когда его срывает с резьбы. – Почему ты не пытаешься превратить в ад жизнь какого-нибудь другого человека?!
– У тебя меньше всего шансов умереть, потому что твою смерть я контролирую.
Потому что Дазай однажды уже потерял близкого человека (не важно, как называть это на языке человека без совести). Ода умер на его руках. А Чуя мог умереть только от сил Арахабаки, но именно это Дазай и контролировал. Чуя буквально был единственным, кого Дазай не потеряет, если будет успевать вовремя.
Теперь Чуя понял. Все эти попытки посадить его на цепь. Сделать своей псиной, игрушкой, собственностью в течение долгих восьми лет.
Дазаю нужна была вещь, которая не может сломаться.
Чуя был именно
такой.
Но есть еще раны, которые не затянулись.
Чуя шипит, едва сдерживая ярость:
– Ты меня предал!
На Дазая никогда не действовали ни крики, ни агрессия. Он не боялся. Наставь на него пистолет, и он первым встанет лбом под дуло. Вот и сейчас он смотрит в глаза со своим спокойным лицом мертвого внутри человека.
Говорит он совершенно не то, что Чуя думал услышать.
– Я предал
мафию, а не
тебя.
Да это же смешно!
– А бомба под моей тачкой?!
Чуя мог подорваться, совершенно не ожидая такого сюрприза. Ему просто повезло, что снаряд рванул, когда он курил на парковке.
Дазай изгибает губы в улыбке ебаной Джоконды, которая знает все обо всех и никому никогда не доверяет собственных секретов.
– Мини-мафия, тебе никогда не приходило в голову, на кого падет подозрение Мори в помощи организации моего побега? Если ты думаешь, что Мори не в курсе о твоей влюбленности, то ты ошибаешься. Он знал о ней
всегда. Ты стал бы первым подозреваемым, если бы твоя машина сразу после моего побега не взлетела на воздух. Для тебя это была бы проверка на прочность от твоего драгоценного босса: я или мафия. Ты в любом случае выбрал бы мафию, но так ничего не пришлось доказывать. Поверь, Мори превращается совершенно в другого человека, когда ты не союзник, а
предатель.
Чуя замирает каменным изваянием. У него пересыхает в горле.
Это снова манипуляция?
Снова обман, чтобы Чуя стал его верным песиком?
Или все-таки?...
– Ты подорвал мою тачку, чтобы
защитить?...
Дазай жмет плечами равнодушно.
– Я сказал все, как есть. Выводы делай сам. Мы были неплохими напарниками, хоть ты и капризная маленькая сука. Считай это прощальным подарком.
И Чуе нечего ответить. Потому что он никогда не задумывался о том, что могло стать причиной такого «подарка». Они всегда цапались. С первой встречи не могли смириться с присутствием друг друга, выливая друг на друга грязь, обзывки, махая кулаками и зажимаясь по углам, потому что искрило.
Чуя вообще не рассматривал вариантов, кроме одного – бомба была всего лишь очередной болезненной издевкой в самое сердце. Но Дазая ведь никогда нельзя было раскусить.
И что теперь он должен думать? Дазай задался целью привязать его навечно, потому что вряд ли на его пути встретится еще один настолько живучий и полезный человек.
Чуя смотрит в карие глаза напротив, уже не пытаясь искать там эмоции или чувства. Кажется, смирение накатило на него лавиной, сбивающей с ног.
Он понял.
Понял, наконец.
Он был нужен Дазаю как гарант, что тот никогда не останется в одиночестве. Его уход из мафии не был попыткой сделать больно. Он был средством не испытывать боль самому Дазаю. Он ведь ушел сразу после гибели Оды, которого Мори сделал разменной монетой ради получения сертификата на законность действий Портовой мафии и признание ее как официальной организации эсперов.
Чуя прерывает молчание, чувствуя себя до странного совершенно свободным, хотя собственными руками собирался надеть поводок:
– Твоя взяла, Дазай. Я буду твоей собственностью. Буду твоим.
Ему редко доводилось наблюдать, как у Дазая вытягивается лицо от удивления. Но именно эта картина была сейчас перед ним.
– Вот этого я не предвидел, – шепчет тот пораженно.
Потому что на все предложения стать собственностью раньше Чуя реагировал как
нормальный человек. Но он не был нормальным.
Он был мафиози, профессионалом в своем деле.
Он был Арахабаки – убийцей Богов.
Чуя всю жизнь старался быть человеком, поступать как люди. А людям ведь свойственно заботиться о тех, кто им дорог, верно?
Чуя был влюблен в этого сумасшедшего с пятнадцати лет. Все то время, что они вообще были знакомы. Иррациональное чувство шло наперекор всему: всей сущности Дазая, желаниям Арахабаки, самой судьбе и здравому смыслу.
Если Дазаю нужен гарант, то он его получит.
Людям свойственно заботиться о тех, кого они любят.
– Но у меня есть условия, – твердо говорит Чуя, смотря Дазаю прямо в глаза. – Ты не тронешь никого из моих друзей. Ты сам сказал, что однажды уже лишил меня моей банды и моих друзей. И сейчас тебя взбесило именно то, что я перестал в одиночестве слоняться по Порту. Ты бы вообще не завел этот разговор, если бы не парни. Ты будешь заботиться о них. Потому что, когда они в безопасности, у меня меньше причин лезть в пекло.
Выражение лица напротив меняется, приобретая свои острые холодные черты. Чуя не ведется. Улыбки и шутовство просто маска, а это – сам Дазай.
Чуя ждет кивка и получает его спустя мгновение.
– Допустим. Я их не трону. Устранение твоих друзей ни к чему не приводило раньше, так что я в любом случае планировал выбрать другую тактику. К тому же, перед смертью Ода взял с меня обещание, что впредь я буду пускать свою голову только на пользу другим людям. Давай дальше.
Чуя продолжает:
– Ты больше никогда не предашь меня. Я не хочу разгадывать твои загадки, Дазай. Ты говоришь мне правду. Если у тебя есть ебанутый план действий, то не надо мной манипулировать. Ты всегда использовал меня как пешку, как и всех остальных. Я, в отличие от них, хочу быть в курсе любого твоего плана, где принимаю участие.
Дазай открывает рот, но Чуя прерывает его взмахом ладони.
– Я не договорил. Ты больше никогда не бросишь меня на поле боя. Если я прошу унести меня после очередной заварушки, то ты это сделаешь. Арахабаки высасывает из меня все силы, ты прекрасно это знаешь. Я больше не хочу просыпаться среди руин в одиночестве.
Дазай поджимает губы, но все равно кивает.
Это еще не все.
– Хочешь ругаться или драться? Будем. Мне раз в три минуты хочется ударить тебя по лицу, потому что ты самый бесявый, мать его, сукин сын, которого мне доводилось встречать. Но, Дазай. Не смей меня
унижать.
Дазай, не моргая, смотрит на него. Чуя помнит этот взгляд – до того, как Дазай ушел из мафии. Пугающий гениальный демон, забывающий даже моргать.
Чуя был иррационально рад его видеть.
– Что-то еще?
Чуя фыркает и, дойдя до косухи, находит свои сигареты в кармане. Он пытается прислушаться к себе, но кроме возмущенного шевеления в груди нет ничего. Мнение Арахабаки сейчас было не важно. Не ему выбирать, с кем Чуе общаться.
Зажигалка находится там же.
Чуя раздумывает и отвечает:
– Хоть немного будь полюбезнее после секса. Когда ты сразу беспардонно сваливаешь, я, как и любой другой человек, чувствую себя просто использованным.
У Дазая смешно приоткрывается рот. Он даже подвисает на секунду. А потом тянет широченную лыбу и изображает умиление.
– О, мини-мафия хочет обнимашек! – и расставляет руки в стороны, делая шаг вперед.
Чуя ловко уворачивается и сбегает на потолок, откуда орет на придурка:
– Нет, не трогай меня! Иначе я тебе врежу, идиот.
В ответ ему раздается веселый хохот снизу. Чуя отворачивается лицом в угол и возмущенно сопит.
Скотина. Не нужны Чуе обнимашки! Вот немного заботы бы не помешало. Между прочим, никому бы не понравилось оставаться одному после…
после.
Он усаживается на потолок и нервно закуривает, чувствуя снизу взгляд.
– Не отворачивайся, я хочу посмотреть, как ты смущаешься, мини-мафия!
– Нет, гуляй, вали, бон вояж, пошел в жопу, – скороговоркой цитирует Чуя, стараясь не думать, что вообще-то «Рок-н-ролльщика» ему когда-то показал именно Дазай.
А потом его макушки касается палец, обнуляя способность, и он с визгом летит с потолка.
Прямо в руки Дазая.
Чуя едва не давится сигаретой, а Дазай лыбится, сдувая ему рыжие волнистые пряди с голубых глаз.
– Ну вот, я же сказал, что просто посмотрю. Ты, оказывается, бываешь миленьким не только когда кончаешь.
Чуе так ошпаривает щеки, что он пихает кретина ладонью в лицо и пытается вырваться. Заехать ему коленкой в нос было бы просто прекрасно!
– Эй-эй, чиби, спокойнее, ты тяжеленный вообще-то, – возмущается Дазай и пытается удержать вырывающееся тело.
– Так поставь меня на землю, кусок идиота!
С грохотом на пол они в итоге валятся оба.
Ответное сообщение Тики улетает уже посреди ночи.
Кому: Тики (лучший кофе)
«Прости, если напугал. Я в порядке, утром увидимся.»
– Трахаться, когда я могу говорить, мне нравится больше.
Чуя после душа развалился поперек кровати и лишь бросил саркастичный взгляд вверх, где на подоконнике сидел Дазай.
– Естественно, – фыркнул он, – твой рот – гребаная помойка.
Скорее ящик Пандоры: никогда не знаешь, что вылетит, если откроешь. Дазай умел не только вводить в оторопь отборной чушью, которую нес безостановочно, но и член поднимать в зенит одной болтовней.
Дазай курил в окно, выпуская дым кольцами. А потом, прищурившись, хитро глянул в ответ. На его плечах болталась рубашка лишь для того, чтобы не продуло. Бинты местами скатались после их кувыркания в койке, но все равно держались крепко по шее, рукам и ногам. Мог бы и снять, вообще-то. Чего там Чуя не видел.
– У тебя просто кинк на грязные разговорчики и подчиненную позицию, мини-мафия.
– А ты контрол-фрик с манией доминирования в койке. Какая мы идеальная пара, – парировал Чуя, вытаскивая подложенную под поясницу подушку в надежде уменьшить боль.
Он был счастлив, что они осилили только три раунда. У Чуи не было сил ни шевелиться, ни кончать еще раз. Ему же не пятнадцать, в конце то концов.
Но с Дазаем он был согласен. Когда тот начинал пиздеть в процессе, секс становился горячее. Дазаю этого слышать было не обязательно. Многовато чести.
Они помолчали какое-то мгновение, и Чуя поймал себя на мысли, что ему удивительно комфортно находиться вот так бок о бок в тишине.
Он так старательно избегал поводка на своей шее, что теперь не мог понять, зачем от этого бежал со скоростью света.
– Придумал, что делать со своим маленьким сыночком? – спросил Дазай, выкидывая окурок в окно. Долбоеб невоспитанный.
– Он мне не сыночек, – ответил Чуя, медленно садясь. Наклоны головы помогли снять боль с шеи. – И нет, понятия не имею, что делать. Эзус тоже не знает.
– Ты его постоянно слышишь или когда он берет контроль при использовании огня?
Чуя натянул трусы и широко провел ладонями по собственным бедрам. Мышцы перестали походить на желе, но слабость из них никуда не делась. За почти пять лет Чуя успел забыть это ощущение после секса с Дазаем, словно из тела все кости вынули. Он поднялся, принявшись рыться в шкафу в поисках чемодана. Бинты и ножницы Дазай до сих пор хранил в самом глубоком кармане под двойным дном.
Там же находятся два пистолета и запасные патроны.
– Постоянно, на правах Бога, – или как часть стаи, хрен теперь уже разберешь. – Он меня помнит еще со времен, когда его сосудом был Микото.
– Красный король, – фыркнул Дазай почти пренебрежительно. – Еще одна твоя глупая влюбленность.
Еще одна вещь, которую Дазай называет
не ревностью. Чуе с этого смешно. Он подошел к подоконнику, невпопад отмечая, как белые бинты контрастируют с боксерами и черной рубашкой на светлой коже. Остановился перед Дазаем и раздвинул ему колени, вставая между.
– Я не был в него влюблен. Он мне просто нравился.
– Ты не обязан передо мной отчитываться.
– А ты мог бы постараться понять других людей и разобраться в их чувствах, если уж тебе удобно прикидываться
не психопатом.
– Туше, мини-мафия, – весело отозвался Дазай, когда Чуя принялся разрезать старые бинты на его бедрах.
– Сейчас единственный, кто может помочь – это Магнус. Он отец Юриного вассала. Чернокнижник. Обряды, духи, пентаграммы и вся подобная хуйня из фильмов про одержимых детей и монашек, – продолжил рассказывать Чуя.
На подоконнике росла горка из обрезков бинтов, когда глазам Чуи предстали все шрамы от порезов. Удивительно, что там находится и шрам от пары пулевых. Их Дазай вряд ли скрывал специально, они просто проходили прямо рядом с белыми полосами от лезвия. Он знал, что Дазай иногда режется. Его способность обнулять любые силы в связке с психопатией давала совершенно жуткое комбо: Дазай и без того был бревном бесчувственным, а так приходилось искать хоть какие-то ощущения в извечных попытках самоубийства и селфхарма.
– Голову, – скомандовал Чуя, надавливая на лохматый темный затылок и осторожно распутывая вязь бинта на загривке. Шрамы на шее были совсем старыми, они с Дазаем были даже до времен их первой встречи.
– Магнус Бейн, – ответил Дазай, покорно склоняясь вниз. – Работает в университете Эдинбурга, преподает историю искусств, имеет недвижимость в центре города и пассивный заработок на стороне, который официально называет «консультацией по вопросам реставрации картин».
– Ага, – согласился Чуя, нисколько не удивившись, что придурок уже пробил всех его друзей, – на самом деле они с Алеком изгоняют духов, которые мешают жить простым людям. За бабки.
– Я ничего не нашел на Аллена Уолкера. Он словно призрак. Расскажешь, в чем секрет?
– Надо было пробивать как Неа Ди Кемпбелл.
Дазай удивленно приподнял бровь, когда Чуя снял с него последние бинты, позволив, наконец, потянуться в свое удовольствие.
– Подставное имя?
– Паспорт на левое. Служба опеки выдала. А этому засранцу сыграло на руку. Не знаю, правда, чем это обернется, когда брат Тики начнет под него копать. Я думаю, его тоже смутит, что официально Аллена Уолкера не существует.
Чуя присел рядом, отправив горсть бинтов в мусорку гравитацией.
– Ты бы хоть в душ сходил, что ли, – он легонько подопнул Дазая в бедро. – От тебя несет.
– Схожу, – отмахнулся тот. – Что за история с братом твоего Тики?
Твоего Чуя проигнорировал, потому что после секса ему было тупо лень собачиться.
– Шерил Камелот.
Этого достаточно, чтобы глаза Дазая расширились, почти стирая с него все японские черты. У него и без того глаза громадные были, а так вообще до смешного.
– Тайный совет Англии? Человеческая часть Ордена часовой башни?
Пришлось кивнуть.
– Он меня, к счастью, не видел. Заходил сегодня, будет в Эдинбурге до конца коронации. Он расследует дело о краже картины из Национального музея.
– Джон Эверетт Милле, – кивнул Дазай. – «Самые милые глаза, которые когда-либо видел». Так и думал, что спер кто-то из твоих.
Чуя уважительно присвистнул.
Дазай шутливо отвесил поклон, который выглядел бы приличнее, если бы тот не был почти раздет.
– Я же теперь детектив, в конце концов.
– Видел мазню в «Лазарете»? – улыбнулся Чуя.
Дазай запрокинул голову и захохотал от души.
– Хочешь хорошо спрятать – прячь у всех на виду.
– Я Уолкеру то же самое сказал при встрече.
Они молчали, так и сидя на широком подоконнике.
За окном была ночная шотландская морось и желтые длинные тени от фонарей.
Внутри номера – отчетливый запах секса, только-только начавший выветриваться.
Внутри Чуи – поразительное спокойствие. Рядом с Дазаем в груди замолкал даже Арахабаки, засыпая. Чуя так и держал стопу прижатой к теплому чужому бедру. Просто ему иногда нравилось лишаться способности.
– Когда у тебя самолет?
– Когда закончим, – ответил Дазай, склоняя голову набок.
Чуя немного удивлен, если быть честным.
– Ты останешься?
– Конечно. Юрий Плисецкий потенциальный новый сотрудник ВДА. Я с самого начала решил его забрать, ты сам знаешь.
– Ага, и натравил на меня ищеек Ордена.
Дазай пожал плечами и посмотрел ему в лицо.
– Чуя, мне ведь не жаль.
Чуя прикрыл глаза, поражаясь собственному спокойствию.
И ответил без единой капли злости:
– Я это знаю. Придумай что-нибудь новенькое, если так хочется меня впечатлить.
***
Тики сонно поглядел на сообщение на экране, вздохнув и понадеявшись снова быстро уснуть. Но, как назло, одна единственная вибрация разбудила так, что сон сошел на нет. Он постарался аккуратно поправить подушку, чтобы не разбудить Аллена, но не вышло.
Малыш сонно поморгал, неуклюже ладонью стряхивая с лица рассыпавшиеся белоснежные волосы, и спросил на удивление членораздельно:
– Он там живой?
Тики улыбнулся. Аллен был чертовски проницательным пацаном.
– Живой, – отозвался он.
Аллен кивнул, садясь и размашисто зевая.
– Пришла проблема откуда не ждали, – он потер шею, а потом глянул на Тики своими серебряными глазами. – Может, по кофе? Все равно не уснем.
Пришлось признать, что он прав.
Приезд Шерила совершенно неожиданно выбил из колеи. Точнее, не сам приезд, к этому-то как раз они были готовы и прекрасно знали, что делать. Понимание, что у Шерила нет никаких зацепок по делу о картине, всегда обнадеживало. Единственное, что их пугало – возможная головомойка по поводу их с Алленом отношений и вопросы касательно Эмили.
Но дело дало совершенно неожиданный оборот.
Тики зашел на кухню вслед за Алленом, глянув с волнением на край кровати в гостиной, что виднелся из-за стола.
– Думаешь, он у Магнуса? – спросил Аллен, поняв по одному только взгляду все мысли Тики.
– Либо так, либо решает вопрос с Шерилом, – Тики поблагодарил за протянутый кофе и поднялся на секунду, чтобы протянуть малышу плед. В такое время года отопление в домах давно уже отключили, и в воздухе сквозил легкий морозец по ночам. Аллен укутался и уселся на стул рядом с ним.
– Чуя же не планирует его устранять?
Тики фыркнул.
– Очень надеюсь, что мы
настолько друзья, чтобы он не убивал моего брата из-за Юры.
От одной только мысли по спине шла дрожь.
Легкий пинок по лодыжке привел в чувство, заставив поднять глаза. Аллен смотрел на него серьезным сверкающим в темноте взглядом.
– Эй. Твой Чуя, конечно, отбитый на всю голову, но он вряд ли станет кого-то убивать просто так. Даже если на него давит какой-то непроработанный отцовский комплекс.
– Это успокаивает, – кивнул Тики и приложился к чашке с горячим кофе.
Они сидели в тишине, слушая разве что приглушенный окном шум улицы. Эдинбург бывал порой словно мертвый. Дышал могильной тишиной по ночам, словно весь город вместе с жителями вымирал. Но сейчас оживления с улиц не уходило даже в полночь. Словно приближающая коронация лишала местных жителей сна.
Тики было плевать и на нового короля, и на высказывания протестантов. Он не был британцем, да и в родной Португалии в политику никогда не лез. Они с Алленом в этом были похожи – заботились лишь о самих себе и своей жизни. И теперь еще и друг о друге.
– Спасибо, – сказал он, прерывая тишину.
Аллен поглядел с недоумением.
– За то, что я такой охуенный и свожу тебя с ума?
Тики постарался ржать не очень громко, ведь в дальней комнате спала Эмили, не хотелось ее разбудить.
– За такое не благодарят! – глядя на удивительно мягкую и спокойную улыбку малыша, он добавил: – За то, что ты такой взрослый.
Кто бы сомневался, что эти серебряные глазенки закатятся.
– А ты, значит, ждал, что я соберу
твои шмотки и выставлю из
твоей квартиры только потому, что Чуя меня порой раздражает?
– Ты имеешь право на ревность.
– Ой, я тебя умоляю, – фыркнул Аллен. – Если бы ты хотел с ним переспать, ты бы уже это сделал. И сделал бы с кем угодно другим. Но я тебя знаю, Тики. Ты не из тех, кто вообще способен на измену. Поэтому пойми уже: дать Чуе в нос мне хочется просто потому, что он строит из себя самоуверенного засранца, а потом накидывается винищем из-за того, насколько одинок. А не потому, что он спит на нашем диване. И я рад, что у тебя появился друг. Ты сам говорил, что все твои близкие люди остались на шахтах после того, как ты променял их на золотую ложку Шерила, которую тот ввинтил в твой смуглый зад. Я не осуждаю, – добавил он сразу, – уверен, что ты не жалеешь о своем выборе.
Тики кивнул, все еще порой поражаясь тому, насколько Аллен был проницательным. Другие, пожалуй, на улицах не выживали.
Уолкер покатал в руках опустевшую уже кружку и сказал:
– Ты попросил чокер с него не снимать.
Тики поджал губы. Да. Такое было прошлой ночью, когда они с Чуей накидались до беспамятства.
Есть такие вещи, которые о друзьях не расскажешь даже любимому человеку, с которым делишь постель, быт и планы на будущее. Но были детали, которые Аллен должен был понять хотя бы для того, чтобы не держать зла на Чую за сегодняшнюю вспышку.
Поэтому Тики вздохнул и признался, ведь малыш умел как никто хранить чужие секреты:
– Чуя был правительственным экспериментом. Под чокером он прячет идентификационный номер. Клеймо.
Аллен едва не уронил кружку из пальцев, отставляя ее в сторону.
– Что? – ошарашенно протянул он.
– «А5158», – Тики поморщился. – В детстве правительство держало его на поводке в том же научном центре, что и самого Арахабаки. Чуе пытались насильно привить способности. А Арахабаки скрестить с кем-то другим. Я не знаю, что произошло в итоге, Чуя не стал рассказывать все до конца, но Арахабаки выбрал его в качестве сосуда. Забрал память и дал свою силу.
Аллен в ужасе запустил пальцы в волосы и прикрыл глаза.
– Вот почему он так трясется из-за Юры, – понял он, вырывая из слов Тики самое важное. – Он знает, что спецотдел или Орден могут сделать с Юрой то же самое.
– Да, запереть и лишить воли так, словно он не человек, чтобы использовать в своих целях.
Когда из горла малыша вырвался раздраженный рык, Тики схватил его за ладонь, переплетая пальцы. Аллен вернул ему взгляд, сжимая пальцы в ответ.
– Но ведь между кражей картины и Юрой нет связи, – его тон не звучал настолько утвердительным, насколько ему бы хотелось. – Даже если Шерил упечет меня за решетку, у него ведь нет поводов загребать Плисецкого? Улик не осталось.
Тики дотянулся до пачки сигарет свободной рукой и задумчиво запихал одну в рот.
– Очень надеюсь, что это так. Но мы так часто в последнее время собираемся вместе в «Лазарете», что надежда эта начинает таять на глазах.
***
Отабек удивленно приподнял брови. Юра, на мгновение задержавшись около Магнуса, быстро шмыгнул в дом, без слов понимая, что он в разговоре отца и сына будет лишним. Будто чувствовал, что на него не злятся, и дело тут совсем не в сошедшем с ума не так давно Боге внутри него.
Магнус курил, сидя на крыльце своего дома.
Отабек тихо опустился рядом. Его тяжелые ботинки странно смотрелись рядом с домашними тапочками Магнуса. Без слоя косметики, с прядями челки, падающей на глаза, облупленным на кончиках ногтей лаком, отец смотрелся настолько странно, что Отабек просто не знал, с какой стороны к нему подступиться. Можно было попытаться подобрать правильные слова, но в голове было пусто.
– Пап?
Магнус вдруг горько усмехнулся.
– Мы все исправим, – продолжил Отабек, повернув голову в сторону отца.
Тот не смотрел на него. Курил, выдыхая дым и глядя на улицу перед собой, по которой изредка проезжали машины. Только сейчас Отабек заметил, что у отца мелко дрожат пальцы.
– Мой парень одержим, – заговорил Магнус каким-то тихим, отчаянным голосом, – я уверен в этом почти на сто процентов. Я пока не знаю, кем, но на самом деле это уже второй вопрос. Первый – это то, что выживает гребаных тридцать процентов одержимых людей, – он затянулся, закашлялся с непривычки, а затем снова замолчал.
Отабек вздрогнул, неосознанно представив Юру на месте Алека на какое-то мгновение. За время их отношений он как-то привык к некоторой
неуязвимости своего парня и сейчас, попытавшись поставить себя на место отца, почувствовал незнакомый до этого страх.
За любимого человека.
Он хотел подбодрить, уже открыл рот, но Магнус вдруг прервал его легким жестом руки с зажатой в пальцах сигаретой.
– А мой сын, – Магнус прикрыл глаза, затем медленно их открыв, – на моих глазах кидается в огонь, чтобы успокоить своего парня, – его голос на мгновение дрогнул. – Ты хоть можешь себе представить, что я ощутил в тот момент?
О. Вот об этом Отабек даже не задумывался.
– Пап, – он нахмурился от того, насколько безжизненным был голос отца, – ты же понимаешь, что я…
Что огонь его теперь не трогает.
Что огонь Юры – в особенности.
– Я все понимаю, – прервал его Магнус, – в этом весь ужас ситуации. Я все, блять, понимаю! – он повысил голос, но тут же оборвал сам себя, выдыхая и успокаиваясь. – Если Александр умрет, а ты снова кинешься в огонь и… я просто…
Он рывком выбросил недокуренную сигарету в сторону и закрыл ладонями лицо, договаривая глухо:
– Я просто этого не переживу.
Отабек молчал.
Магнус сел ровно и длинно выдохнул, словно сказать больше было нечего.
– Помнишь, как мама говорила? Когда казалось, что все вокруг настроено против тебя? – вдруг улыбнулся Отабек.
Магнус хмыкнул.
– Завтра будет лучше.
Отабек серьезно кивнул, крепко сжав плечо отца.
Большего он просто не мог для него сейчас сделать.
Поэтому повторил:
– Завтра будет лучше.
