Лазарет II: карантин

      – С вами на связи, как и всегда в это время, новости Эдинбурга. Главной темой для обсуждения среди коренных жителей, несомненно, стала приближающаяся коронация Карла Третьего. Группа протестантов… – старенький радиоприемник, стоящий на полках среди прочего хлама, стандартно заводил свою шарманку, меняя новостные сводки на приятную мелодию музыки.       Казалось, что Тики (весь такой из себя обворожительный опездал при костюмчике) должен слушать что-то драйвовое и заводное с вкраплениями гитарных рифов, но в кофейне чаще всего можно было услышать линди-хоп или классические португальские мотивы.       Магнус с наслаждением отпил кофе. Все же лучше «Лазарета» нет ничего. Он до сих пор удивлялся, как в один день умудрился познакомиться с Алеком и найти самое комфортное место (после своего дома) в Эдинбурге. Магнус был очень придирчивым и въедливым человеком по своей натуре, считая, что себя нужно любить и всегда выбирать самое лучшее, вкусное, шикарное. Кофе в «Лазарете» оказался именно таким. То ли звезды сошлись на пару с фирмой зерна, то ли у Тики были волшебные руки. Ответа он не знал да и не хотел выяснять, если честно.       Факт просто оставался фактом.       Один единственный день когда-то подарил Магнусу и лучший в его жизни кофе, и самого прекрасного человека на свете.       Он потянулся, покрутив шеей, и расслабился, наконец, устраиваясь на барном стуле поудобнее.       Конференции его всегда утомляли, потому что вокруг Магнуса вилось слишком много желающих получить наживу студентов, от которых постоянно раскалывалась голова. Магнус пристрастился добавлять алкоголь в любые напитки, которые разливали на конференции, но это не спасало от потока неадекватных людей.       Отабек с улыбкой опустился на стул рядом с ним, устраивая локти на столе.       – Привет, пап.       – Мой сын соскучился? – хмыкнул Магнус, возвращая ребенку аналогичный изгиб губ.       – А я не могу? – Отабек отзеркалил его позу, откидываясь на деревянную спинку стула.       – Можешь, конечно. Мне приятно, – Магнус с наслаждением сделал глоток кофе.       Не то чтобы общение между ними было редкостью. Просто в связи со всеми последними событиями, оба стали чаще проводить время с Алеком и Юрой, переписываясь в основном по делу. Магнус порой думал, что Отабек ощущает себя покинутым, но вовремя одергивал сам себя: кто угодно, только не его сын. Отабек был настолько самостоятельным и самодостаточным, насколько это возможно. Пожалуй, не лезть к нему с советами («я взрослее и мудрее!») было лучшим решением в его жизни. У Магнуса могло бы быть много проблем – в конце концов ребенок рос с матерью в другой стране, мог вырасти гомофобом или с отвращением относиться к его стилю. Но, видимо, Боги были к нему благосклонны, и он получил сына, о котором не мог и мечтать.       Магнус им гордился.       Безумно.       Говорил, правда, редко об этом.       – Как прошла конференция? – Отабек дернул уголком губ в улыбке.       Магнус закатил глаза, заставляя сына рассмеяться.       – Ты сам знаешь. Взгляни на меня и узри, как твой отец заебался.       Отабек кивнул, прекрасно видя, насколько уставшим был Магнус. Он посмотрел в сторону входа, побарабанил смуглыми пальцами по столешнице. На указательном сверкнуло в свете ламп над баром серебряное широкое кольцо – первое сделанное Юрой самостоятельно.       Магнус нахмурился, поняв по этому простому жесту, что его сын нервничает. Но решил не спрашивать. Отабек сам все расскажет, он это знал. Негласное правило в их семье установилось сразу после переезда Бека в Эдинбург: не лезть в душу, пока эта самая душа не откроется тебе нараспашку.       – Как дела у Стайлза? Еще тренируется? – решил он перевести тему.       – Да, и делает успехи, – ответил Отабек, отвлекаясь от разглядывания зашедших в кофейню гостей. – Больше не выносит мозги на тему «Ты учил меня бить бе-бе-бе».       Две девушки подошли к стойке, принимаясь кокетничать с Тики, который сегодня работал в одиночестве. Народу в целом было гораздо меньше. Туристы приедут только ближе к лету, а Тики стоило готовиться только к наплыву гостей во время коронации Карла Третьего. А пока «Лазарет» звенел затишьем, что позволяло им всем устраивать тут бесконечные посиделки в свободное от дел время.       – Дерек скоро вернется с соревнований, – продолжил Отабек. – Как всегда, его ученики забирают первые места.       Дерека Магнус все еще знал скорее по рассказам Отабека, потому что лично встречаться им доводилось всего пару раз. Магнус, конечно, узнал потом в деталях историю Стайлза после того, как один рыжеволосый мафиози с фигурой из порно-журналов устроил тут массовую головомойку. Дерек в его представлении был весьма взрослым и самодостаточным мужчиной. Немного узколобым (по мнению Магнуса и только), выстроившим всю свою жизнь вокруг одного лишь бокса. К спортсменам у Магнуса было весьма стереотипное отношение, пока они не доказывали обратного.       Стайлза же ему было просто-напросто жалко. Как и любых других детей, на чью долю выпало столько испытаний. Ему было слегка обидно, что Алек и две занозы в заднице в лице Плисецкого и Уолкера ничего с самого начала ему не рассказали.       Магнусу вовсе не нравилось быть в глазах подростков взрослым ворчливым снобом, от которого все нужно скрывать. Он всю свою жизнь положил, чтобы студенты ему доверяли. Общался на равных, не строил из себя самого умного. Магнус искренне надеялся, что после всего, они с Алеком все-таки пришли к тому типу отношений, когда ничего не утаивается и не скрывается.       – Похвально, – Магнус устроил на столе согнутую в локте руку, подпирая ей подбородок. – Стайлз учится?       – Усиленно, – кивнул Отабек. – У него реально какие-то супер-мозги. Он может хакнуть, кажется, что угодно. Даже я был удивлен.       – Действительно, достижение.       Магнус знал, что вызвать у его сына эмоции в какую-то сторону мог только он, его мать (неудивительно, родители же) и, пожалуй, теперь еще Юра. Магнус сделал себе в голове пометку поболтать со Стайлзом. Было интересно, чем так хорош этот неприметный на первый взгляд пацан. Да и как он вообще поживает, после всего.       Магнус чувствовал себя уставшим, поэтому долгие прелюдии ему сейчас были не по силам. Он оглядел сына с ног до головы и спросил все-таки напрямую:       – Ты ведь хотел не просто чинно поболтать?       Магнус хотел выспаться и встретиться с Алеком, который как-то сухо отвечал на все смс последние пару дней. Хотя до этого они не переставали перебрасываться сообщениями, потому что расставаться надолго не приходилось уже давно. Надолго, подумать только! Магнусу с самого себя было смешно. Неделя в отъезде раньше пролетала за мгновение. А стоило появиться Алеку, и разлука становилась невыносимой. А он еще над сыном своим издевался. Ну, и кто тут сейчас ведет себя как подросток?       Ходить вокруг да около не хотелось.       – Не просто, – согласился Отабек в ответ на его слова. – Но я жду еще одного человека.       Неожиданно.       Магнус приподнял бровь.       – И только после этого я начну свой великолепный увлекательный рассказ.       Вместе с этой фразой Отабека над дверью «Лазарета» звякнул колокольчик, впуская нового посетителя.       «Лазарет» встречает его не звуками музыки, не светом ламп и даже не запахом кофе. Первое, на что обращает внимание Чуя Накахара, переступая порог – это шокированные глаза Тики. Он замирает, стоя за барной стойкой, не глядя никуда, кроме Чуи, откладывает все на столешницу и выходит в зал. На его лице замирает нечитаемое выражение.       Он не рад?       Зол?       Просто не ожидал увидеть?       Дорожная кожаная сумка умещается на полке у входа.       Чуя делает пару шагов вперед и тут же попадает в кольцо крепких объятий. Тики выдыхает так, словно до этого забыл, как дышать.       – И не сказал даже, – шепчет он, и Чуе становится легче.       Он расслабляется и обнимает в ответ за талию, пристраивая голову на плече друга. Плевать ему, как это выглядит со стороны, и даже на ревность Аллена, если он сейчас все видит. Потому что он, правда, скучал. Он, блять, имеет право на близкого человека. А потому прикрывает глаза и улыбается довольно.       – А что, не любишь сюрпризы? – последнее слово получается слишком тонким голосом, потому что Тики приподнимает его, отрывая от земли на мгновение и заставляя тихо рассмеяться.       Чуя отстраняется, впрочем, не разрывая объятий, но чтобы посмотреть в довольное лицо Тики. Тот искрит карими глазами и тянет губы в широкой улыбке.       – Такие очень люблю. Но я бы уже начал готовить для тебя V60.       Черт. Чуя подается вперед и еще раз коротко, но крепко обнимает.       – Не думал, что соскучился так сильно, пока тебя не увидел.       Тики смеется и отходит все-таки на шаг. Чуя прокашливается и разглаживает невидимые складки на костюме. Ему срочно нужно переодеться, потому что попасть под прицел МВД сейчас было бы очень не кстати.       Чуя замечает, наконец, Отабека и Магнуса у барной стойки, и направляется к ним, бросая на Тики последний взгляд. Тот подмигивает и говорит почти одними губами:       – Если ты заселишься в отель, я очень сильно оскорблюсь.       Приходится хлопнуть его по боку ладонью для ускорения процесса. По кофе Чуя скучал ничуть не меньше, чем по Тики.       Магнус встречает его протянутой для пожатия рукой с черным маникюром на ногтях, а Отабек просто приподнимает ладонь, источая привычное спокойствие. За те несколько месяцев, что Чуя их не видел, они нисколько не изменились. Отабек все еще ничем не похож на отца, застряв где-то в своей подростковой бунтарской рок-эре, а Магнусу все так же плевать на мнение окружающих по поводу его макияжа и эпатажных шмоток в пайетках.       – Какие люди, – улыбается Магнус, склоняя голову к плечу и оглядывая его с ног до головы. – Как всегда похож на мальчика с рекламы Arrow Collar, только в современной интерпретации, дорогуша.       У Чуи от него сразу начинает болеть голова. Особенно от флэшбеков, где Магнус спаивал его русской водкой прямо из горла на этом самом месте. Приходится потереть висок пальцами в перчатке.       – Понятия не имею, что это за реклама.       – О, не переживай, там сплошные красавчики. И все геи.       Да, от Магнуса Чуе точно скоро понадобится перерыв.       – У меня нормальная ориентация, – говорит он и тут же ловит приподнятую вверх бровь Отабека. – В смысле, я натурал, неправильно выразился. Простите, что задел вашу тонкую бисексуальную душевную организацию.       Магнус хохочет и запрокидывает голову, чтобы посмотреть на Тики.       – Милый, у твоего друга прекрасное чувство юмора. Он говорит, что натурал.       Тики закатывает глаза и цокает. А потом пихает Магнуса за затылок, возвращая его голову обратно.       – Отстань от него, а то в кофе тебе плюну.       Чуя сопит и машет руками, чтобы перевести тему. Тики как раз успевает втолкнуть ему в ладонь кружку с кофе. Боже, как же Чуя скучал по альтернативе в «Лазарете».       Он говорит:       – Так, хватит обсуждать мою постель, никто из вас там все равно не окажется, – и добавляет уже серьезнее: – пересядем за диван, нам нужно поговорить.       Лицо у Магнуса тут же становится собранным. Он косится на сына, потому что и Чуя вниманием сейчас удостаивает именно его.       Отабек смотрит в глаза и просто жмет плечами.       Чуя мысленно призывает себя успокоиться, потому что этот казах – чертова непробиваемая скала, у которого по лицу вообще ни черта не получается прочитать. Невольно всплывает мысль: «А Дазай смог бы?». Приходится от нее отмахнуться, как от назойливой мухи.       Не время и не место.       Отец с сыном пересаживаются в самую глубину кофейни, а Чуя провожает их глазами и ловит на себе недовольный взгляд Тики.       – С каких пор у тебя от меня секреты? – потому что Чуя пересадил парней не только подальше от других гостей, но и от бара тоже.       Приходится честно заглянуть в глаза и ответить:       – Обязательно расскажу, не злись. Сначала с ними разберусь, – он снимает шляпу и надевает на голову склонившемуся Тики. – Не потеряй.       Тот расслабляется и подмигивает, оставляя трилби поверх черных кудрей. А Чуя выдыхает и пытается подготовиться к разговору. Он делает, наконец, глоток своего кофе и подходит к дивану, сгоняя Магнуса на стул. Тот возмущается, но ответ его тут же утихомиривает:       – Если будет стрельба по окну, я хотя бы успею увидеть и прикрыть. Давайте не будем повторять то, что уже проходили. Не хочу еще раз красить стены.       Он усаживается рядом с Отабеком, быстро оглядывая помещение на предмет лиц и скрытого оружия. Кажется, с оружием под одеждой он был одним-единственным тут.       Голос, на удивление, подает именно Алтын.       – Тебя Юра вызвонил?       Чуя все всматривается в острые углы его лица и пытается найти хоть что-то. Хоть одну эмоцию. Он же простой подросток. Младше Чуи на пять лет примерно, если не больше. Его должно быть легко прочесть.       Но ничего.       Полный штиль.       – Естественно. И я уверен, что ты знаешь причину.       – Простите? – недоуменно приподнимает бровь Магнус и смотрит волком на сына. – Что вы опять натворили?       Отабек жмет плечами.       – Юра начал слышать Эзуса.       И этого объяснения достаточно, чтобы тот закатил глаза и возвел ладони к потолку.       – Вашу… мать!       – Мать не трогай, – тут же вворачивает Отабек, – я убедил ее не насылать на тебя порчу за то, что хейтишь моего парня.       – Чего? – Магнус от возмущения аж задыхается. – Ах ты, гаденыш! Да не хейтит его никто, прости Господи, – он косится на Чую извиняющимся взглядом под слоем черных теней. – Я вообще само благородство. Терплю его присутствие в моем доме и местами делаю ремонт. Другой родитель уже давно сказал бы вам съехать нахрен на Эльбрус. Засранцы.       После тирады он призывает себя к спокойствию и делает глубокий выдох. И переходит, наконец, к сути:       – Как он умудрился, блять, начать слышать Эзуса?!       Чуе тоже интересно. Потому что перепуганный Юра по телефону лишь заикался и говорил вперемешку с ответами Богу в голове. Чуя сорвался в Эдинбург сразу же после звонка, лишь успев отчитаться Мори о случившемся и получить разрешение на отлет.       Отабек хмыкает.       – На этом моменте я начинаю хейтить твоего парня.       О, Алек. Ну, конечно. Чуя даже не сомневался.       – Вы, как обычно, решили все на свете утаить друг от друга, а я тут, чтобы разгребать за вами дерьмо, – подводит итог Чуя. – Как Юра? Где он сейчас?       – На работе, – спокойно отвечает Отабек. – У него заказы по ювелирке.       Блять, да он шутит, что ли?!       – Вы ебанулись?       – То, что Эзус у него в голове пестрит сарказмом и предлагает сжечь все на свете – не повод лишиться заработка. Встречаться с Богом, который норовит разнести полдома, когда его любимый персонаж в аниме отбрасывает коньки, дорого обходится. А мы смотрим, знаешь ли, «Атаку титанов». Деньги сами себя не заработают.       Чуя же замирает.       Потому что в его голове есть одна мысль после всех этих слов. Он вглядывается в лицо Алтына, который уже встревает в спор с отцом.       Нет, Чую вовсе не волнует, чем там Плисецкий зарабатывает себе на жизнь, пока действует в рамках закона. А что такое «Атака титанов» не знает и подавно.       Его взволновала другая фраза. Это Юра рассказал Отабеку, о чем пиздит Эзус или…?       Он поднимается и хлопает себя по карманам, доставая пачку Голдэн Бата.       – Пошли, мне нужно перекурить.       Он кивает Отабеку и очень надеется, что Магнус использует это время, чтобы остыть и обдумать ситуацию. Чуя выходит из «Лазарета» и сразу же заворачивает в злополучный тупик. Тот ни капли не меняется: такой же могильный прямоугольник с оскалами мусорных баков и полная тишина. Даже сложно поверить, что когда-то здесь был сожжен труп человека. Ни следа копоти на стенах не осталось. Надо отдать должное божественному пламени: оно не оставляет улик, когда носителю это нужно. Микото тоже так умел.       Отабек вальяжно приваливается к стене, вытаскивает свои сигареты. Чуя повторяет и не сводит с него глаз. Пальцы Алтына замирают.       И вот опять.       Звоночек.       Отабек поднимает чернющие, как у ведьмы, глаза.       – Не найдется зажигалки? Давно свою не ношу.       Чуя прикуривает и ему, и себе, втягивая никотин в легкие. Он стоит напротив и очень надеется, что это не выглядит как ловушка. Но Отабек расслаблен.       – Не куришь, когда Плисецкого рядом нет?       Отабек вновь замирает всего на секунду, а потом просто жмет плечами.       – Не настолько зависим.       О, да неужели.       Чуя кивает, принимая его ответ.       А потом говорит:       – Я забираю Плисецкого в Йокогаму.       И да. Да, черт возьми, смотрящие прямо в душу черные глаза медленно окрашиваются пламенем. Радужка загорается красно-розовым светом, и впервые можно разглядеть зрачок.       – Сука! Я же его предупреждал!       Чуя злится, потому что этот идиот все-таки поделился силой с Отабеком!       – Только посмей его забрать, – говорит Алтын и ударяет пальцем по сигарете. Все еще горящий пепел слетает с кончика и вспыхивает огненными шарами размером с кулак, тут же, впрочем, потухая в воздухе.       Не угроза. Предупреждение.       Чуя улыбается опасным острым оскалом. Его такой хуйней не напугать – он этот фокус с сигаретой уже видел, им любил баловаться владелец бара «Хомра». Удивительно, насколько история иногда повторяется.       – Я всегда знал, что из всей этой компашки ты – серый кардинал. Значит, на правах вассала ты тоже слышишь Эзуса.       Ладно, убеждает себя Чуя, этого и следовало ожидать. Чуя сам растрепал Плисецкому о возможности передавать силу. В конце концов на то Эзус и был Богом-господином, чтобы собирать себе преданный клан-армию. Рано или поздно это все равно бы случилось, но Плисецкий мог и поделиться такими важными новостями. Он запускает пятерню в волосы и взлохмачивает кудри. Юра получит по жопе, сто процентов.       – Выдохни уже, а, – умоляет он Отабека. – И хорош сверкать на меня своими огненными глазищами. Не собираюсь я его никуда забирать. Сказал, чтобы тебя разозлить и поглядеть, что из этого выйдет. Но мы сейчас докуриваем, возвращаемся в «Лазарет», ты все честно рассказываешь Магнусу, получаешь отцовским ремнем за все пробелы в воспитании, и мы будем думать, что с этим делать.       Отабек моргает даже почти удивленно, понимая, что его просто развели как лоха.       – Так ты не станешь его забирать?       – Нет, конечно, мне еще дорог мой город, – шипит Чуя и докуривает в пару длинных затяжек. – Я с вами скоро поседею.       Магнус набрал номер Алека. Он уже пожалел о том, что не поехал после конференции сразу домой, решив наведаться в «Лазарет». На самом деле, получив смс от сына, Магнус немного испугался, потому что Отабек не имел привычки писать отцу с просьбами о внезапной и срочной встрече.       Магнус нервно расхаживал около столика туда-сюда, снова и снова вслушиваясь в чертовы гудки.       Теперь Магнус прекрасно понимал, что его чуйка сработала, но осознание того, насколько хорошо… Понимание того, что ритуал был проведен явно не с подачи Юры, заставляло кончики пальцев мелко подрагивать. Александр был очень способным учеником, но Магнус прекрасно знал, насколько легко можно было допустить ошибку в любом, даже самом простом, казалось бы, призыве.       Или что там эти двое сделали?       Александр решил призвать Эзуса? Но зачем? Юра перестал справляться с силой? Хотя тогда Чуя явно примчался бы куда быстрее. Магнус не мог понять, что можно было придумать и как, чтобы Плисецкий услышал Бога, но знал одно: что-то точно пошло не по плану.       Магнус был не склонен сильно винить Плисецкого. В конце концов, ребенку пятнадцать, и то, что он спал с его сыном, не делало Юру более взрослым и ответственным. Думать в не очень умном дружеском тандеме нужно было Алеку, который, как на зло, не брал трубку.       Помня о неудачных ритуалах других медиумов, чернокнижников или просто шаманов и видя результаты некоторых воочию, Магнус уже успел представить столько всего, что его практически затошнило. Даже несмотря на то, что он не был склонен к панике в силу своего характера.       Долгие гудки по ту сторону телефона раздражали как никогда раньше. Магнус вздохнул и прикрыл глаза, сжимая переносицу указательным и большим пальцами. Он уже давно признался себе в том, что влюблен в Александра Лайтвуда, со всеми его заморочками по поводу взрослости, с раскиданными повсюду конспектами, с умением засыпать в самых неудобных позах и с вечным смущением, которое видел только Магнус, стоило им остаться наедине.       Но были вещи, которые Магнус не смог бы простить.       Это неправильное использование силы или намеренное искажение ритуала в свою пользу. Если Алек надумал вызвать кого-то другого, чтобы помочь Юре услышать Бога… черт. Об этом даже думать не хотелось.       А если то, что слышит Плисецкий, являлось побочным эффектом от иного ритуала, то все они в полном дерьме, потому что побочка такого рода может означать только одно: в суть вызова проник кто-то слишком сильный.       Настолько, что даже Эзус вылез из Юриного подсознания.       Конечно, еще оставался просто неправильный ритуал, но помня, какой Алек задрот в учебе, Магнус ставил на это процентов десять от общего пиздеца.       И что ему теперь было делать?       То, что сюда приехал Чуя, уже говорило о серьезности произошедшего.       То, что Алек не брал трубку, добавляло масла в огонь.       Магнус знал только одного человека, который мог восстановить суть проведенного ритуала, который помог бы понять, что произошло и почему, но он вел настолько отшельническую жизнь, но найти его будет проблематично. Подключение к поискам кого-то вроде Чуи заставит его только затаиться сильнее. Магнус побарабанил пальцами свободной руки по столу.       Стайлз, кажется, учится взламывать все, что угодно?       Можно рассмотреть такой вариант, кстати.       Слушая очередные гудки в телефоне, Магнус чертыхнулся и бросил мобильник на стол, понимая, что дозвониться до Александра точно не удастся.       Чуя и Отабек вернулись с таким видом, словно успели натворить еще дел, пока курили.       Магнус убрал телефон в карман пиджака и выгнул бровь, уже смирившись со всем заранее.       – Жгите.       Ну, Отабек, в целом, зажег.       Пламя в ладони, совершенно как у его драгоценного Плисецкого.       Чуя самоустранился одной лишь фразой:       – Я их предупреждал.       Магнусу осталось только вздохнуть и упасть в кресло.       – Тики, дорогой, – позвал он бариста и, дождавшись вопросительного взгляда, произнес: – Ирландский кофе. Очень ирландский. Без добавления кофе.       Закрытый стакан навынос с крепким алкоголем опускается перед ним уже через пару минут. Магнуса, честно говоря, интересует только один вопрос.       – Это опасно? – он посмотрел на Чую, как на единственного способного здраво мыслить человека в его жизни.       – Только если Отабек начнет показательно устраивать фаер-шоу в самом центре Лондона под окнами МВД или Ордена часовой башни. В остальном ему ничем не грозит, пока его не засекут. Просто Плисецкий в случае чего его не обожжет. Но, поздравляю, теперь твой сын официально эспер. И, если попадет на радары МВД, нам не избежать еще одной перестрелки.       Магнус выразительно глянул на сына, который даже виноватым не выглядел.       – Ты собираешься устраивать фаер-шоу?       – Я похож на долбоеба?       – Тогда нахуя ты принял силу?       Отабек вернул аналогичный взгляд, как назло, напоминая, в кого у него этот наглый упертый характер.       – Тебе честный ответ?       – Желательно, – с нажимом ответил Магнус, тут же, впрочем, очень об этом жалея.       – Трахаться безопаснее.       Магнус помолчал, а потом выпил содержимое стакана очень большими глотками.       Чуя чувствовал, что у него начинает болеть голова. Когда на плечо легла ладонь, он обернулся и увидел Тики.       – Опять что-то случилось? – спросил тот.       Сил хватило только на усталый кивок.       – Очередной пиздец из-за этих детишек.       Тики вздохнул с выражением смирившегося с неизбежным человека. Он оглядел разговаривающих Магнуса и Отабека и кивнул в сторону двери «стаффа».       – Пойдем, скинешь вещи пока.       Чуе эта идея с самого начала не очень понравилась.       – Слушай, – начал он, отходя с Тики подальше к бару, – я думаю, мне лучше заселиться в отель. Спасибо, правда.       – Причину хоть скажешь?       Как будто она не очевидна.       – Подумай об Аллене.       Тики открыл уже рот, но Чуя не дал ему возразить.       – Я серьезно. У вас прекрасные отношения, я же знаю, как ты его любишь. Не надо из-за какой-то дурацкой идеи гробить все на корню.       Ничего его не убеждает. Тики сам дошел до сумки Чуи и, прихватив ее с полки у входа, зашагал в сторону двери во внутренние помещения.       – Тики!       – Не надо недооценивать малыша или мой дар убеждения! – крикнул он уже из-за двери.       Чуя помотал головой и, глянув последний раз на Бейн-Алтынов, пошел вслед за другом.       Квартира предстала ровно такой, какой Чуя ее запомнил. Разве что у входа теперь на несколько пар девчачьей обуви больше. Про Эмили Тики ему рассказал, а Чуя почувствовал себя идиотом. Весь такой строит из себя внимательного, но, даже увидев картину глазами Бога, не смог сопоставить с девочкой, на которую не нашлось никакой информации. Это все, конечно, дико. Чуя пытался смотреть на ожившую картину с точки зрения способностей эсперов, но и это не помогло: ничего не сходилось. Тут объективно не было человека, кому подобная сила могла принадлежать.       Все выходило так, что в мире помимо его привычного уклада – гражданские и эсперы – было еще и нечто иное вроде ситуации с Эмили или той херни, которой занимались Магнус с Алеком. Существовать с этой мыслью стало тяжелее. Легче было работать, когда точно знаешь, по каким законам живет твой мир. Сейчас же приходилось брать во внимание и совершенно новые неизвестные переменные.       – А Аллен где? – Чуя осторожно снял свои черные оксфорды, оставляя в подставке для обуви. Шляпу Тики самостоятельно положил на верхнюю полку в прихожей. Туда же на плечики уместился и плащ Чуи.       – Они с Эмили сегодня вместе пошли прогуляться. Дал обоим выходной.       – В картинную галерею, чтобы спиздить для Эмили подружку? – фыркнул Чуя, с удовольствием стягивая свой укороченный пиджак. Тики протянул ему еще одну вешалку и тоже усмехнулся.       – Нет, картинные галереи она ненавидит. Ей хватило.       – Так она девочка, которую нарисовали когда-то?       Потому что в этом вопросе разобраться было действительно сложно.       – Нет, – Тики подождал, когда Чуя снимет и жилет, и постарался не пялиться на хитросплетения портупеи и оружие на ней. Чуя оценил его попытку и не стал ничего объяснять.       Не хотелось сейчас говорить про работу совершенно.       Тики проговорил, уткнув руки в бока:       – Эмили – это картина. Она помнит себя с тех времен, как была нарисована. Она получила внешность подростка с картины, но по факту старее всех нас. За исключением твоего ненасытного иждивенца. – потом кивнул в сторону гостиной: – Можешь переодеться там, не буду мешать. Надеюсь, ты не против расположиться на диване. Он очень удобный, сам выбирал в надежде, что буду на нем трахаться.       Чуя расхохотался и благодарно кивнул. Ему нравилось, что при всей своей внешней безалаберности и шуточках Тики раз за разом доказывал, насколько он джентльмен. Другой бы не постеснялся остаться и посмотреть, как Чуя будет раздеваться.       Он удалился в гостиную и быстро расстегнул застежки портупеи, стягивая ее с торса. Без нее всегда становилось как-то… голо и незащищенно. Но носить с собой прямо сейчас не было смысла. Спецотдел Британии не был в курсе его приезда в этот раз, светиться в привычном облике было лишним. Все-таки при их работе внешний вид оставался чем-то вроде визитной карточки.       В целом, план состоял в том, чтобы встретиться с Плисецким, выписать ему знатных люлей, запретить общаться с Алеком и посмотреть, насколько все плохо в ситуации с Эзусом.       Есть в теории идея, как можно заставить Эзуса замолчать. Но Чуя пока отодвинул ее на второй план.       Он передернул плечами и стянул остальную одежду, доставая из сумки узкие черные джинсы и свою старую серую худи. Жизнью ее за восемь лет несомненно потрепало, но размер оставался в самый раз. Это больше расстраивало, чем радовало, конечно.       Чокер остался на шее нетронутым. Как и перчатки на руках.       В сумке нашлись и простые кроссовки, которые он отнес в прихожую. Тики уже заварил чай – пахло улуном с каким-то фруктовым ароматом. Чуя двинулся на запах до кухни, на ходу стягивая резинку с низкого хвоста и запуская пальцы в волосы. Непослушные локоны тут же рассыпались беспорядочно по плечам до самых лопаток.       – Плисецкий с Алеком вытворили какую-то херню, и теперь Юра слышит Бога в голове, – рассказал, наконец, он. – Позвонил мне в панике. И вот, я тут.       – Мне обидно, что не я стал причиной твоего приезда, – растянул губы в улыбке Тики.       Чуя подошел ближе, чтобы забрать свою кружку с чаем, и пихнул его локтем. Тот в ответ лишь посмеялся.       – Я бы обязательно приехал, просто отпуск у меня планировался летом. Я в большем бюрократическом аду, чем ты думаешь.       – Скажи, что в мафии тебе платят отпускные, и я умру от смеха.       – Ну, умирай, потому что платят.       Тики заливисто расхохотался. Они так и не отходят от гарнитура, чтобы по-человечески расположиться за столом. Вряд ли Тики может себе позволить так надолго уйти на перерыв, даже если народу сейчас почти нет.       Чуя просто пристроился рядом с ним, плечом к плечу, насколько это возможно из-за разницы в росте.       Он прервал молчание, когда допил свой чай:       – Если мое присутствие обидит Аллена, я тут же съеду в отель.       Тики забрал у него пустую кружку и кивнул в сторону выхода.       А потом, подумав, все-таки сказал:       – Дай ему шанс показать, насколько он повзрослел.       Магнус вроде поуспокоился. По крайней мере, заглатывать вискарь он перестал и вернулся к своему саркастично-веселому тону, встречая Чую:       – Если ты надеялся стать менее сексуальным в повседневной одежде, то я тебя разочарую, дорогуша, твоя задница в этих джинсах выглядит еще аппетитнее.       – Фу таким быть, – тут же скривился Чуя и неосознанно одернул толстовку пониже. – И, к твоему сведению, я вообще стараюсь не думать о том, стоит у кого-то на мою задницу или нет.       – Ноги, – вдруг встрял Отабек со спокойной рожей. Когда две пары глаз вперились в него, пояснил: – Накачанные стройные ноги всегда выглядят сексуальнее задницы.       Магнус заржал и дал сыну пять. А потом покосился хитро на Чую.       – Не обижайся, ты человек с самой тонкой талией, что я видел, наши шутки никогда не закончатся.       Чуя застонал, искренне надеясь поскорее вернуться домой. И удалиться из общего чата. И заблокировать номер Плисецкого. И начать пить пустырник.       Колокольчик звякнул над входной дверью, и все обернулись.       Юра Плисецкий зашел в «Лазарет» с видом человека, у которого очень болит голова.       Чуя, Магнус и Отабек встретили его внимательными взглядами, кажется, даже боясь озвучить приветствие. Юра стушевался и, стянув с головы леопардовый капюшон, изрек:       – Всем хай.       А следом прогрохотал другой голос:       – Приветствую вас, мои смиренные рабы.       Магнус совершенно точно не ожидал услышать Эзуса. В особенности, когда рот Плисецкого даже не начинал шевелиться. Он как-то об этом не думал. И вот, они здесь.       Поэтому из горла вырвался сначала нервный смешок, а потом закономерное:       – О. Мой. Бог.       Как они определили опытным путем, другие посетители голос Эзуса не слышали. Было ли это связано с тем, что Чуя являлся Богом, Отабек – вассалом Эзуса, а Магнус и до этого слышал призраков, никто не знал. Но факт оставался фактом.       – Ты собираешься причинить ему боль?       – Этот вопрос задавал твой отрок. Мой ответ не меняется. Юрий – мой сосуд, который, надеюсь, будет жить долго и творить поменьше ебанины. Да, баламошка?       Плисецкий отреагировал так, словно слышать старославянские обзывательства от Бога в голове ему стало привычно за эти пару дней.       – Да-да, я в курсе, что ты считаешь меня идиотом. Хватит ворчать, как дед.       – Я дюжее и здоровое тело выбирал для того, чтобы моя сила росла, а не чтобы его ебали.       Отабек отвел глаза, делая вид, что барная стойка его интересует больше, чем эта дружеская беседа, а Чуя подавился кофе. Магнус из участия постучал ему по спине.       – Да хорош! – краснел Плисецкий, как оказалось, всем лицом сразу. – Откуда мне было знать, что ты подсматриваешь?! Вуайерист гребаный.       – Я упоминал, что могу управлять твоим телом и дать тебе в нос?       – Что?!       – Шутка. Но впредь не выебывайся.       Магнус потер переносицу и уточнил:       – Для древнего божества у тебя слишком молодежный сленг.       – Для древнего старпера у тебя слишком блестящий макияж. Смоки айс вышел из моды еще в две тысячи седьмом году. Так, для сведения.       Магнус надулся.       – Я упоминал, что он мне не нравится?       Юра закатил глаза.       – Ему тоже никто не нравится, если я успел понять.       – Не пизди, лободырный, – усмехнулся Эзус, – среди вас есть мой хороший друг, которого я ценю и уважаю.       Все тут же недоуменно переглянулись, когда голос подал-таки Чуя.       Он поднимает глаза на Юру и говорит странным тоном:       – Здравствуй, Красный король. Я рад нашей встрече.       Магнус ловит в его тоне какую-то едва уловимую теплоту, которую от этого человека пока слышать не доводилось. Юра упоминал, что Чуя уже встречался с Эзусом, но подробности их взаимодействия оставил при себе. Плисецкий на удивление оказался тем человеком, который бережно хранит чужие тайны. Это добавляло монет в копилку нежелания на него злиться за случившееся. Юра в глазах Магнуса был в первую очередь пострадавшим.       Магнус смотрит на Чую и пытается разгадать, как можно дружить с Богом. Не с сосудом, с самим существом.       Взгляд голубых глаз Чуи смягчается, а губы трогает легкая улыбка.       Эзус отвечает:       – И я счастлив приветствовать тебя, Чуя Накахара. Рад видеть тебя и Арахабаки в добром здравии. Я надеялся встретиться с кем-нибудь из прежних моих служителей, но и ты всегда был у меня на хорошем счету.       У Чуи надламываются брови.       – А я был бы рад видеть тебя в прежнем… виде.       – Ты сделал то, что было нужно.       – Я от этого легче не сплю по ночам.       – Считай, что Арахабаки исполнил свое предназначение. Суо Микото сам сделал свой выбор, а ты стал лишь пистолетом, что освободил меня из страдающего тела, позволив выбрать новый сильный сосуд.       Чуя прикрывает глаза и отворачивается, весьма однозначно и коротко проводя пальцами в перчатках по лицу. Он кивает, вновь возвращая взгляд на Юру, словно в благодарность за услышанные слова.       Магнус думает, что это его не касается. Но он прокашливается и спрашивает:       – Эзус, ты можешь просто замолчать обратно? Я без негатива интересуюсь. Ты раньше не говорил, и хотелось бы, чтобы Плисецкий не помер от мигрени.       Эзус фыркает совсем по-человечески и отвечает:       – Не я заварил эту кашу. Не моя вина, что суперсилой этого идиота оказалась способность думать жопой, а не головой.       – Эй, ну берега-то не путай, – вступается за Юру Отабек.       В ответ ему раздается:       – А кто сказал, что я говорил о нем?       Дверь «Лазарета» вновь хлопает, когда немногочисленные гости сменяются. И Магнус замечает вошедших Аллена и Эмили.       Уолкер привычно окидывает взглядом помещение, улыбается Тики, а потом замирает как вкопанный, замечая их прелестную компанию. Его взгляд останавливается на скуксившемся Чуе и тяжелеет.       Все молчат, словно ждут взрыва, пока Аллен не вздыхает.       – Даже знать не хочу, что здесь опять случилось. Но добро пожаловать, рыжая заноза в моей заднице.       Уолкер слегка оседает, когда слышит в ответ буквально из ниоткуда:       – Чуя, если этот пацан тебя обижает, мы можем его сжечь!       Магнус стонет, Отабек прикрывает лицо ладонью, а Чуя оскаливается.       – О, я учту.       Аллен, даже с учетом, что не понимает ничего из происходящего, привычно поднимает ладонь и показывает Накахаре оттопыренный средний палец.