Второй шанс

                    Песок шелестел под ногами, бежал тонкими ручейками, повинуясь ветру. Ноги по щиколотку утопали в нём — тратить чакру на то, чтобы иди, не проваливаясь, было бессмысленно. На очередном гребне бархана остановились. Сакумо приложил ладонь ко лбу: до границы Конохи уже рукой подать. Цунаде достала фляжку, сделала глоток и молча протянула ему. Вода была тёплой, не самой приятной на вкус, но если держать дальше темп, через три часа они остановятся у родника под сводами леса. Миссия прошла успешно: отряд вражеских шиноби из Суны полностью уничтожен, даже следа не осталось, а ценные сведения, которые они унесли из храма Огня, вернутся домой.       Сакумо рвался домой, к сыну. Как он там? Отправляясь на миссии, поначалу Сакумо оставлял Какаши в приюте — во время войны стало слишком много сирот. Но сейчас сыну уже пять, ходили слухи, что он закончит Академию меньше чем за год, и Сакумо отчаянно хотелось успеть к выпуску. Он позволял себе гордиться Какаши, хотя не считал себя образцовым отцом. Война не утихала, короткие передышки сменялись длительными миссиями. Какаши рос шиноби — отлично всё понимал. И это был ещё один повод для гордости. Жаль, его мать не видела успехов сына…       Сжиться с болью потери удалось не сразу, но Сакумо смог. Молодой отец-одиночка, прославленный Белый Клык враз оказался одним из самых завидных женихов Конохи, в которой мужчины стремительно заканчивались. Если бы не война, возможно, он бы давно привёл в дом новую жену… Цунаде раздражённо выругалась, попав ногой в чью-то нору. Сакумо хмыкнул: вспыльчивый характер мало с кем позволял уживаться в команде. Орочимару и Джирайя были на миссии в Ивагакуре, и их с Цунаде впервые поставили в пару.       Только слепой не заметил бы её красоты. И обычно люди, не знавшие об огромной силе, совершали ошибку, пытаясь флиртовать с Цунаде. Медоволосая пышногрудая красавица не только могла врезать, но ещё и ругалась, как бывалый моряк, вгоняя в краску особо впечатлительных шиноби. С Цунаде они нашли общий язык, но двигать их отношения в какую-либо сторону он не собирался. Пусть и провели вместе полтора месяца, но разве назовёшь романтичным то, что приходилось ночевать в одной каморке под носом у Казекаге и его охраны… Помыться и то удалось лишь три раза, так что несло от них сейчас крепко.       — Водопад, — простонала Цунаде, шлёпнув по шее, размазывая пот. — Водопад и бутылка золотого саке. А лучше две.       — Три, чтобы наверняка, — хмыкнул Сакумо. О страсти Цунаде к выпивке он слышал, но на миссии было не до расслабления, так что слухи оставались слухами.       — Хатаке, так ты всё-таки пьёшь? — Цунаде вскинула брови и словно впервые увидела: таким внимательным был взгляд.       — Почему тебя это удивляет?       — Ты кажешься слишком правильным.       — По сравнению с Джирайей и Орочимару — может быть.       — По сравнению с ними все кажутся слишком правильными, — пробормотала Цунаде и вдруг слабо покраснела. Сакумо не успел подумать о причине: песок перед ними вздыбился, разлетелся в стороны, являя на свет огромную сколопендру. Множество коротких ножек шевелились высоко в воздухе, с жвал капал яд.       — Я разберусь, — коротко бросил Сакумо, доставая Хакко Чакра То и посылая слепящую белую чакру в лезвие. Танто сверкнуло на солнце, когда Сакумо оттолкнулся от песка и взлетел вверх и влево. Мощный удар обрушился на пластины, но клинок прошёл по касательной. По инерции Сакумо полетел дальше и приземлился, перекувыркнувшись. Воздух содрогнулся от оглушительного рёва. Сакумо даже не успел напасть во второй раз, когда Цунаде обрушила удар кулака промеж глаз, и сколопендра, несколько раз дёрнувшись, рухнула на песок.       Сакумо потрясённо молчал. Обычно Цунаде сражалась как опытный джонин, но редко прибегала к сверхсиле, предпочитая ловкость и скорость.       — Как ты это делаешь? — невольно поинтересовался Сакумо. Учиться никогда не поздно, учиться у лучших — почётно. И плевать, что они ровесники, гордецом Сакумо никогда не был.       — Расскажу на привале. — Цунаде брезгливо повела плечами. — Давай ускоримся.       Возражений предложение не встретило, и к закату они наконец оставили знойные пески за спиной. Отойдя от пустыни как можно дальше, дошли до родника, который выливался в глубокую каменную чашу — излюбленное место всех шиноби, проходящих этой дорогой. В лесу дышалось гораздо легче. Пока Сакумо разводил костёр и занимался ужином, Цунаде разделась и забралась в воду. Одежда лежала в траве пыльной кучкой.       — У тебя смущения совсем нет? — Сакумо наконец посмотрел на неё и замер, не донеся грибы до котелка. Вода прикрывала покатые белые плечи и плескалась вокруг пышной груди. Сколько бы и чего себе ни твердил Сакумо, он оставался молодым мужчиной, полным сил и желания, которое элементарно заглушить во время миссии, но которое прорывается наружу в мирное время.       — А должно быть? — Цунаде раскинула руки по краям чаши и вдруг звонко расхохоталась. — Ты и правда такой правильный, Хатаке! Удивляюсь, как ты сына сделал!       Сакумо вспыхнул и отвернулся, в груди всколыхнулось раздражение: это он должен её дразнить, а не наоборот. Но с Цунаде как раз всё работало иначе. И будь ты хоть сто раз сильнейшим шиноби, гордостью Конохи и одним из лучших в своём поколении, одно язвительное слово Цунаде легко пробивало броню с изяществом и неотвратимостью стального сенбона.       — Иди сюда, я не кусаюсь. Помоемся да сядем уже ужинать, я чертовски устала. Уверена — ты тоже.       Она демонстративно отвернулась и начала намывать волосы. Сакумо разделся и сел рядом, не сдержав блаженный выдох — вода была идеальной температуры. Прикрыл глаза, прислушиваясь к плеску воды. По коже мазнул ветерок: Цунаде выбралась из воды. Шумно вздохнула, пробормотала:       — Ками-сама, опять залезать в эту одежду. Зачем тогда было купаться?       — Можно постирать и пока сидеть в плащах, — проговорил Сакумо, не открывая глаза. И тут же похолодел, представив, что предложил. Будь вместо Цунаде мужчина, никаких проблем бы не возникло — постирали трусы, сели в мокрых — ночь тёплая, лес не пустыня.       — Вылезай, буду стирать, — хмуро сказала Цунаде, нависнув над его ухом. От неожиданности Сакумо отшатнулся, резко развернулся и уставился на неё, совсем близкую. Цунаде прижимала к груди свою одежду, но округлые бёдра всё равно выглядывали, как и белые колени, на которых она сидела.       — Отвернись, — буркнул Сакумо, и выбрался под обречённый вздох и закатанные глаза. Однако не смог не заметить заинтересованный взгляд, которым Цунаде скользнула по его подтянутой фигуре. Происходило что-то странное, кажущееся неотвратимым. Когда она вернулась к костру, он взглянул исподлобья, с поразительным равнодушием констатируя, что мокрая майка облепила тело и стала прозрачной. Спасибо, что хотя бы бельё было на месте. В упор не замечая его взгляд, Цунаде села на плащ, скрестила ноги и потянулась за ложкой.       — Ты обещала рассказать про свой удар, — напомнил Сакумо, когда поели — оба были настолько голодные, что времени на разговоры попросту не нашлось. Сейчас, сыто откинувшись на руку, Сакумо смотрел, как отблески костра пляшут на её лице. Майка уже высохла и больше не смущала взгляд и не ворошила внутренности желанием. Исследовательский интерес вернулся.       — Иди сюда. — Цунаде протянула ладонь, Сакумо сел ближе, почти касаясь её колена своим. — Тут нужен идеальный контроль чакры. У тебя с этим точно получше, чем у других, твоё танато — произведение искусства.       — Спасибо, — просто ответил Сакумо. Принимать от неё похвалу оказалось приятно, пусть даже он давно не прилагал усилий, чтобы пропускать чакру через клинок.       — Чувствуешь её течение? — ладонь Цунаде зависла над его ладонью, согревая теплом. Сакумо чувствовал ток собственной чакры, от плеча к кончикам пальцев. Но чужая… Выдох. Вдох. Прикрыть глаза и услышать гул крови под кожей. Лёгкое покалывание в ладони, слабые искры чакры, устремившейся навстречу друг другу. И внезапное тепло, затопившее сердце. Сакумо рвано выдохнул и распахнул глаза. Цунаде смотрела, не мигая. В ореховой глубине застыло изумление. Треск костра вдруг стал слишком громким, как и стук сердца.       — Не может быть, — прошептала Цунаде потрясённо. Посмотрела на их ладони.       — Почему? — тоже шепнул Сакумо.       Родственная душа. Кто не знал об этом редком звере, бродившем меж шиноби? Ты мог родиться с родной душой, а мог нет. Мог всю жизнь искать и не найти или встретить на склоне лет, когда прожил с другим человеком. Сакумо знал, что жена — не родственная душа, но был с ней по-настоящему счастлив. У Цунаде, насколько он помнил, тоже когда-то был жених. И что получается?.. Это второй шанс, который им подарили Ками?       Сглотнув, Сакумо медленно опустил руку и пристально посмотрел на Цунаде. Крохотная россыпь бледных веснушек на переносице, глубокие глаза, почти идеальная красота, которая при этом не даёт иллюзии хрупкости. Нет, от неё веяло сдержанной силой. В горле окончательно пересохло.                     Цунаде смотрела во все глаза. Какого бреда не выдумает воспалённый разум, окутанный алкоголем… Но сейчас она совершенно трезва, и никаких причин не верить своим ощущениям нет. И отвертеться уже не получится, как и закрыть глаза на то, что Хатаке Сакумо — её родственная душа. После смерти Дана мужчины вообще перестали для неё существовать или появлялись, как разовое увлечение после тяжёлой миссии или особенно горькой запойной ночи. Из-за страха крови пришлось отказаться от множества миссий, поэтому их команда почти распалась. Цунаде остро чувствовала одиночество, но словно наказывала себя им за то, что не смогла сберечь близких людей. Даже если в их смерти не было её вины — легче не становилось.       Эта миссия была одной из множества рутинных, но необходимых, чтобы окончательно не потерять связь с миром. И Хатаке стал не самым худшим напарником. Ей даже хотелось когда-то увидеть его в деле, просто в последний год многие желания растеряли свою важность. Но знать, что он — её родственная душа…       Сакумо был совершенно не похож на Дана. Волосы белые, вечно растрёпанные, вместо гладкого сиреневого шёлка. Взгляд глубокий, серый, почти чёрный. Очень внимательный, никакой расслабленной мягкости. И скулы острее, а губы — чётче прорисованы. Дану сейчас было бы двадцать восемь, Сакумо, если не изменяет память, двадцать шесть. И маленький сын, о котором ходят слухи, что он превзойдёт отца. Цунаде никогда не думала о Сакумо, как о мужчине, но сейчас смотрела и признавала, что он красив той мужественной красотой, которую любят нежные девушки.       — И что нам теперь делать?       Она не хотела признавать, что растеряна. Бред. Смех поднимался из груди и постепенно начал душить, больше походя на истерику, нежели веселье. Согнувшись пополам, Цунаде звонко захохотала, почти касаясь лбом его колена.       — Это что?.. Нам теперь надо пожениться?! — сквозь смех выдавила она.       — Не думаю, что это хорошая идея, — прохладно проговорил Сакумо. От его тона она моментально выпрямилась и упёрла руки в бока.       — Ты считаешь меня неподходящей кандидатурой? — грозно свела брови.       — Просто не считаю, что мы кому-то что-то должны, кроме себя. Ещё час назад мы не знали ни о какой связи и нормально существовали друг с другом. Что должно измениться теперь?       Цунаде задумалась. И правда: что? Исследовательский интерес рвался наружу, заставляя провести как можно больше экспериментов. Когда ещё можно будет изучить изнутри настоящую родственную связь?!       — Знаешь, — она задумчиво постучала пальцем по губам, — а ты прав. Ничего не изменилось, но мне, как ирьенину, хотелось бы узнать больше о связи. Ты согласишься несколько раз заглянуть в госпиталь для более детального изучения?       Сакумо равнодушно пожал плечами. Почему нет, если это поможет будущим парам?       Наутро они шли как ни в чём не бывало по знакомой дороге и думали о своём. Цунаде — о будущих экспериментах, Сакумо — о том, что совсем скоро увидит Какаши.       Отчитавшись Хокаге, они расстались с уговором встретиться после выходных. Сакумо спешил домой, и уже у дверей почувствовал запах жаренной рыбы. Улыбнулся, разуваясь, крикнул:       — Я дома!       Какаши вышел, вытирая руки о фартук. Слишком длинный, он почти касался пола. Стремительный взгляд сверху до низу — сын всегда встречал его так. Проверял, не ранен ли. И только потом облегчённо выдыхал и подходил.       — Ты стал ещё выше. — Сакумо потрепал волосы, обнимая. Какаши уткнулся носом в его живот и обхватил руками, почти сомкнув их за спиной. — Чем пахнет?       — Жареный окунь и овощной салат, — пробормотал Какаши и нехотя отпустил. Разом напустив деловой вид, он начал накрывать на стол, пока Сакумо мыл руки.       — Ты сам это купил?       — Конечно. Ты сомневаешься, что я могу сходить на рынок? — Какаши приподнял бровь, посмотрел с лёгким снисхождением. Оно, как и прорывающееся наружу высокомерие, начало появляться два года назад, после смерти матери. Когда сам Сакумо, разбитый нелепой гибелью любимой, не мог найти слов утешения сыну. Какаши тогда словно поменялся с ним местами. Он только готовился к поступлению в Академию и часто вёл себя так, будто он — взрослый, а Сакумо — ребёнок, которому нужна помощь.       — Как дела в Академии? — На удивление, приготовлено всё было вкусно. Сакумо тоскливо вздохнул: сын рос, а он не мог остановиться и посмотреть на это.       — Скоро выпускной экзамен. Если повезёт, мне разрешат сдать экзамен на чунина через год. — Какаши шустро орудовал палочками. — Смогу ходить на настоящие миссии.       — Так не терпится кого-то убить? — тихо спросил Сакумо. Какаши посмотрел остро, внимательно и очень по-взрослому.       — Разве это не долг шиноби? — спросил серьёзно. — Защищать страну ценой собственной жизни?       Сакумо вздохнул, признавая правоту. Все они тут живут с этим долгом и повинуются ему. Правильно или нет — так устроен их мир.       — Через день мне надо будет сходить в госпиталь, — сказал, вспомнив. Сын всё равно узнает — от Какаши вообще ничего не скрыть.       — Что случилось? — он моментально подобрался и отложил палочки. Прищурился, будто пытался рассмотреть внутренности сквозь одежду и кожу.       — Ничего страшного, простой осмотр.       Но Какаши недоверчиво молчал, приподняв бровь. Какой шиноби по доброй воле пойдёт на осмотр, если он простой?..       — Что ты слышал о родственной связи? — смирившись, спросил Сакумо.       — Что это сказки. — Какаши поморщился.       — Я ходил на миссию с Сенджу Цунаде. Оказалось, что мы — родственные души.       — Ты теперь женишься на ней? — Это прозвучало сухо и безучастно, словно Какаши говорит о погоде за окном.       — Нет. Не знаю. Может быть. — Сакумо тяжело вздохнул. — Я… я не люблю её.       — Брак заключают для продолжения рода. Ты свой уже продолжил. Думаю, жениться не обязательно, — рассудительно заявил Какаши.       — А как же чувства? — вдруг развеселился Сакумо. — Тебе что, никогда не нравились девочки?       Какаши помедлил, словно копался в себе. Спокойно покачал головой.       — Я надеюсь дожить до того дня, когда ты придёшь и скажешь, что влюбился.       На это сын лишь фыркнул и закатил глаза.                     Госпиталь был вторым домом для Цунаде. Она любила запах лекарств и стерильных бинтов, размеренную и упорядоченную суету и даже всплеск адреналина, когда везут раненых. Так было до смерти Дана, теперь же Цунаде не покидала лабораторию, а операционные обходила стороной. В её кабинете было светло, ровные ряды пробирок, реторт и колб стояли на стеллажах, микроскопы разной величины — настоящая драгоценность, расположились вдоль окон, а хитроумные устройства, к которым можно было подключать обладателей Бьякугана и Шарингана, чтобы посмотреть на ток чакры, были убраны в шкаф. Рабочий стол из крепкого кедра скрывался под грудой свитков и исписанных листов, на тахте лежал уютный вязаный плед — Цунаде часто оставалась тут на ночь.       Сакумо вошёл сюда впервые. Остановился на пороге, с интересом осмотрелся, поздоровался.       — Садись, — Цунаде кивнула на тахту. — Я много читала про связь, нашла немало интересного. Будем экспериментировать.       — И что вычитала? — Сакумо склонил голову на бок. Цунаде села рядом, подогнув под себя ногу, и решительно посмотрела в глаза.       — У нас много схожих интересов. Должно быть. И у меня будет для тебя задание: написать, что ты любишь есть, пить, куда ходить и чем заниматься в свободное время. Принесёшь в следующий раз. Будем сравнивать.       — Для этого не обязательно быть родственными душами. У тысяч людей схожие интересы.       — Верно. Но у нас всё должно совпадать на сто процентов.       — Уже не совпадает. — Сакумо улыбнулся. — Я не люблю сладкое, а ты любишь.       — Ты заметил? — удивилась Цунаде.       — Сложно не заметить, как твой напарник целыми днями грызёт леденцы.       Метнув в него хмурый взгляд, она помрачнела ещё больше, вспомнив:       — А ты любишь вставать по утрам. Я лучше работаю ночью.       — Видишь. Может, мы и не родственные души вовсе. — Сказав это, Сакумо вдруг почувствовал неясное разочарование.       — Но чакру не обманешь! — возмутилась Цунаде и резко схватила за руку. Направила свой поток в него, заставив вздрогнуть. Сейчас это была бурная река, не тонкий ручеёк, и она сливалась с его чакрой, растворяясь без следа. Сакумо посмотрел в глаза Цунаде — зрачки стали большими, он отражался в них. Дышать почему-то стало сложно. Сердце заколотилось глухо и часто, резко бросило в жар.       — Цунаде… — шепнул он, обведя языком пересохшие губы. Взгляд заметался по напряжённому лицу, ища схожие эмоции. Необходимость коснуться её стала запредельной, кожа ладоней зудела, жар от её тела пропекал сквозь одежду. Медленно, как будто через силу, Цунаде подняла ладонь и коснулась щеки. Сакумо шумно втянул воздух и протяжно выдохнул, опуская глаза на её губы. Она вздрогнула. Едва заметно — не держись они за руки, он бы не понял. Но сейчас ощущал их обоих одним целым. Свободная ладонь легла на талию, решительно потянула на себя. Её грудь почти коснулась его груди, в голове стало пусто, а в ушах громко ревела кровь. Пальцы Цунаде нырнули в его волосы, коснулись узла хитай-ате, мягко прошлись по затылку, вызывая ворох колючих мурашек, покрывая ими шею. Длинные ресницы начали опускаться, пряча полыхающий взгляд. Сакумо склонил голову и почти коснулся губ, чувствуя медовое дыхание, когда в дверь постучали.       Оба — элитные шиноби, они отпрянули друг от друга с молниеносной скоростью. Сакумо остался сидеть, а Цунаде оказалась за своим столом прежде чем открылась дверь. Заглянула молодая девушка, лет пятнадцати, не больше.       — Цунаде-сан, меня к вам Мио-сан прислала, сказала забрать анализы. Ой, простите, вы заняты…       — Зайди, — коротко бросила Цунаде, разгребая кучу на столе. Со своего места Сакумо видел, как подрагивают её пальцы. У самого сердце до сих пор колотилось, а ногу пришлось закинуть на ногу, чтобы возбуждение не было таким явным. Даже сейчас, не ощущая чужого огня и чакры внутри, он горел от желания. Пытался отвлечься, но смотрел только на Цунаде. На наклон её головы и то, как шевелятся губы, когда она беззвучно шепчет название анализа. Как поднимается и опускается грудь, которую хочется смять в руках, в которую хочется зарыться и дышать запахом тела. Он мог бы сказать, что это страсть, и был бы прав, но прав лишь на половину. Цунаде была совсем близко, а ему уже было много этого расстояния.       — Отнеси и скажи, чтобы в следующий раз присылали нормальный материал. Не две капли, из которых я должна вытащить всё что можно.       Её голос был сейчас ниже, чем обычно. Звучал мягче, с лёгкой, едва заметной хрипотцой и придыханием. Миг — она метнула в него взгляд и тут же отвернулась. Девушка вышла, прижимая к себе листы.       — И что теперь? — тихо спросил Сакумо. — Сходим на свидание?       Цунаде медленно встала, обошла Сакумо, подошла к двери и повернула ключ. Прижалась к ней спиной, глубоко вздохнула.       — Сходим. Потом.       Она расстегнула халат, сняла, бросила на стул и сняла майку. Так естественно, словно раздевается перед ним уже много лет. Пышная грудь в плотном чёрном лифчике призывно колыхнулась. Сакумо встал. Снял жилет, водолазку, разулся… Они шагнули навстречу одновременно, встретились посредине кабинета, порывисто обнимаясь. Кожу обожгло от первого же прикосновения. Обняв, Сакумо крепко сжал затылок, нагнул её голову и втянул верхнюю губу. Ками, как давно он не целовался! Жадность, с которой Цунаде ответила, запустив руки в его волосы, говорила, что в её жизни тоже давно не было поцелуев.       Сакумо казалось, он может кончить от одних только касаний её губ и языка. Хитай-атэ полетел на пол, сорванный нетерпеливой рукой Цунаде. Пальцы зарывались в волосы, тянули, царапали. Он развёл её ноги, подхватил под ягодицы и шагнул к тахте. Она обвила его торс, выдохнула, когда губы спустились к шее и зубы царапнули кожу. Сакумо вжал её в тахту, делая поступательные движения, потираясь о лобок. Пахло безумием, одним на двоих. И глаза полыхали одинаково.       Влажные поцелуи рассыпались по груди, рёбрам и животу. Пальцы подцепили ремень её брюк, ладонь нырнула внутрь, под трусы. Сакумо лег на неё сверху, тяжело дыша, удерживая вес на локте и коленях, поймал взгляд, вводя палец во влажный жар, неторопливо водя внутри, потирая чувствительный узел у входа.       — Смотри на меня, — попросил, когда она прикрыла глаза, беззвучно выдыхая. Губы блестели, щёки полыхали, Цунаде выглядела беззащитной, впервые за всё время, что он её знает. И податливой, готовой отдать всю себя без остатка. Доверчиво отдать. Он поцеловал её, глубоко проникая языком, всасывая, заставляя двигаться в одном ритме. Палец ускорился, внизу уже было слишком мокро и тесно. Цунаде сама начала снимать с него штаны нервными, рваными движениями. Оторвавшись от неё, Сакумо встал, стремительно избавился от штанов и трусов, помог снять с Цунаде и, дрожа от нетерпения, лёг между широко разведённых ног.       Пальцы сплелись над её головой, когда Сакумо вошёл до середины. Дыхание переплелось, движения сразу стали быстрыми, порывистыми. Цунаде водила пяткой по его пояснице, вторую ногу свесив с тахты. Задышала громче, изредка издавая тонкие, похожие на всхлипы звуки. Сакумо засаживал с силой, заставляя их тела звенеть, крепко держа за плечо одной рукой. На пределе, балансируя на грани наслаждения, когда внутри уже горячо, но хочется задержаться в этом состоянии, продлить. Стоны Цунаде неожиданно пронзили дрожащий от похоти воздух. Короткие, гортанные, они заставили его внутренности наконец скрутиться в узел и несколько раз мощно натянуть на себя, кончая. Уткнувшись в плечо, Сакумо прерывисто выдохнул и мазнул губами по груди.       Неторопливо перебирая его волосы, Цунаде не выказывала никакого недовольства от того, что он до сих пор лежит на ней.       — Значит, свидание, — протянула, словно они только что закончили о нём говорить.       — Мгм, — промычал Сакумо, прикрывая глаза и млея от её ласки. Нехотя поднялся на локтях, сплющив её груди о свою грудь. — Куда пойдём?       — Предлагаю в парк, — сказала она. Попыталась заправить белую прядь за ухо, но та снова скользнула на скулу.       — В парк? Я думал… — Сакумо слабо покраснел и выразительно посмотрел на её губы.       — Это после свидания, — хрипло и тепло рассмеялась Цунаде. — Разве ты не хочешь познакомить меня с сыном?       Не каждому удаётся получить второй шанс на счастье, и, наблюдая, как Цунаде покупает серьёзному Какаши сладкую вату, Сакумо благодарил судьбу за то, что они свой шанс получили.