Икс-лыжников не бывает

Половина отпуска пролетела, но Профессор Ксавьер вовсе не чувствовал того восполненного ресурса, о котором восхищённо поведал ему Реми за завтраком. Наоборот, колющее сожаление каталось в его груди, и только болезненно росло, стоило кому-то рядом упомянуть крышесносный спуск по чёрной опасной трассе. Буквы растягивались по странице, как резиновые, когда Чарльз начинал думать о лыжах во время чтения. Его взгляд то и дело плыл от белых страниц к белым склонам, мешая только что прочитанную информацию с атмосферой свободного лыжного безумия, холодного величественного пейзажа и горячей энергии. — Хотите попробовать? — с широкой улыбкой к нему подсел Джонни. Чарльз встряхнул страницы и вернулся взглядом к давно потерянной строчке. — Это не для меня. — Бросьте, профессор, я узнаю этот взгляд, — слегка укоризненно ответил Джонни, — я тоже так смотрел на склоны. Будто это десерт, который так давно хотелось попробовать. И поверьте, есть его гораздо приятнее, чем смотреть на него. — Я... должен быть рассудительным, я в ответе за своих ребят. Что они подумают, увидев меня на склоне? — Какая разница, — Джонни пожал плечами, — выходите тренироваться со мной на рассвете. Никто вас не увидит. Профессор с сомнением покачал головой, хотя всё внутри отчаянно клокотало, ненавидя его сопротивление. — Подумайте не о том, что подумают другие, — рассудил Джонни, — а о том, что вы будете думать о себе, когда поймёте, что всю неделю вам предлагали забрать отчаянно желаемый приз, а вы отказались от него, и что вы будете чувствовать, уезжая дальше от этой возможности, в одной машине с теми, кто в полной мере насладился этим и будет делиться своими впечатлениями ещё целый месяц? Такая перспектива звучала невесело. Чарльз понимал, что Сторм был прав, но страх, словно тонкий лёд, хрустел, грозясь вот-вот захлестнуть его мощной волной. Если Хэнк узнает об этом, он не поймёт. Каждый день они беседовали за чашкой какао о том, как безрассудно люди ломают себе конечности, гоняясь за высотой и скоростью, как немыслимо глупо хотеть адреналина, когда его и так достаточно в Опасной комнате. А уж после случившегося с Джин Хэнк был болезненно нервным, не спуская взгляд ни с одного из ребят. — Жду вас утром у подъёмника, — попрощался Джонни, махнув рукой, и Чарльз вынырнул из своих мыслей. Конечно, он не придёт.

***

Чарльз был у подъёмника уже в семь утра. Он не мог уснуть, взвешивая свои варианты, и пришёл к выводу, что он не подаёт тот самый пример надёжного и серьёзного лидера, каким хотел предстать в глазах учеников. Когда Чарльз взглянул на себя со стороны, он увидел сомневающегося человека, нерешительно стоящего в плену своих страхов, сдавшегося на пути к своей мечте. Суровая правда болезненно кольнула его, вызвав ворох воспоминаний, когда ещё он предпочёл свой «серьёзный» образ естественному поведению и упустил возможности, о которых осталось только жалеть. Он искренне хотел, чтобы его студенты не жалели о своих решениях и оставались верны себе. Поэтому он пришёл, чтобы взглянуть в лицо своему страху. Джонни с облегчением вздохнул, увидев его в полном спортивном облачении. Чарльз молча перекинул лыжи на другое плечо, борясь с желанием бросить их в снег и отделить их от своего образа. Было чудесно, что в семь утра на курорте никого не было, иначе его сознание, не замолкая, кричало бы: «Это не моё! Мне подкинули». Профессор перестал пугливо вжимать плечи, стоило им преодолеть половину канатной дороги. Отсюда их уже нельзя было увидеть из окна шале, отсюда их бы никто не догнал и не узнал. А на склоне никого быть не могло, ведь Джонни никому не уступал своё право рассечь подготовленный снежный покров. — Вы не переживайте, съедем по трассе для новичков, она правда безопасная, — сказал Джонни, связав молчание Чарльза с тревогой за первый спуск. Чарльз кивнул, всматриваясь в тёмный, лишённый красок пейзаж за окном. Утро здесь наступало резко и незаметно, но сейчас, пока солнце с трудом поднималось на горы, предрассветный пейзаж уютно сдавливал склоны, словно делая их короче и меньше. Его беспокоили глупые мысли, нечаянно вбитые Хэнком в голову. Травмы, полученные в зрелом возрасте, могут быть более серьёзными, чем у молодых ребят. Склон может отобрать что-то не только временно, но и навсегда… — Не хотелось бы вернуться в Академию парализованным, — проговорил Чарльз, не осознавая, что вслух. Джонни с тревогой кашлянул. — Что вы, профессор, это же детская трасса, — он поёжился, — я бы никогда не предлагал вам что-то настолько рискованное. Я понимаю, что вы обеспокоены тем, что случилось с Джин, как и я, но служба безопасности подтвердила отсутствие угрозы схода лавины. — Всё, что угодно, может случиться, — голубые глаза Чарльза остановились на побледневшем лице Сторма. — Послушайте, если у вас такой настрой… Они медленно вышли из гондолы на пустую станцию. Джонни размял шею. — Всё будет в порядке, считайте, что я ваш ангел-хранитель, — он улыбнулся и похлопал профессора по рукаву. Они вместе надели лыжи и подошли к склону, отливающему лёгкой голубизной. Чарльз отбросил все фатальные мысли и образ недовольного Хэнка из своей головы. Действительно, чужое мнение может далеко отвести от мечты. Обычному человеку легче пережить чужое разочарование, ведь обычно, о нём не говорят прямо в лицо. В случае Чарльза, чужое разочарование будет преследовать его со всех сторон, врываясь непрошенными голосами. И чем громче они звучат, тем сложнее решиться на шаг. Однако… куда это всё приведёт? Неужели так должна выглядеть счастливая жизнь? — Какая разница, что они подумают, — выкрикнул Чарльз, чувствуя, как смелость, горячея, течёт по венам. Его щёки опалило осознание того, что он стоит в секунде от того, чтобы исполнить свою давнюю мечту и, ох, какое же прекрасное волнующее было это чувство. Руки слегка дрожали, сжимая лыжные палки, а сердце радостно колебалось, разгоняя прилив эйфорийного возбуждения от кончиков пальцев ног до груди, разливаясь, наполняя его душу предвкушением. — Вот это настрой, профессор! — в ответ прокричал Джонни, улыбаясь и опуская маску. — Нет, не «профессор», — Ксавьер загадочно улыбнулся, — зови меня просто Чарльз. И он спрыгнул на разровненный склон, словно всю жизнь ждал этого момента.