ВОЛК И ВОРОН
После ухода девочек дела пошли стремительно. Перед отъездом бабушка заглянула в библиотеку Общества Беладонны. Она вернула книгу по мультивселенской магии на место, но не раньше, чем добавила на полки несколько защитных заклинаний. Она не стала объяснять, в чём именно они заключаются, лишь заверив: «Любого, кто попробует совершить ещё один идиотский поступок с этими книгами, ждёт неприятный сюрприз». После этого пожилая женщина Аддамс попрощалась, напомнила Уэнсдей и Энид, что скоро состоится ежегодный бал семейства Аддамс, и исчезла в другом золотом портале, бормоча о том, что собирается посетить шабаш в Румынии, чтобы сыграть еженедельную партию в покер на раздевание. Типичная бабушка. Остальные члены группы отправились следом, договорившись встретиться за ужином и обсудить произошедшее после того, как Бьянка, вновь назначенная полуофициальным представителем, сообщила директору Баркеру, что в Невермор наконец-то полностью вернулась нормальная жизнь. Остаток вечера прошёл в тихих посиделках друзей, в постоянном обмене анекдотами и комментариями обо всём, что произошло за последние несколько дней: Йоко рассказывала Дивине преувеличенные версии событий, которые Энид и Бьянка быстро исправляли («Нет, Йоко не вступала в бой с горящим мечом»), немного сплетен о том, что назревает между Юджином и Ленор, Аякс философствовал под воздействием грибов («Удивительно по-дарвиновски», — заявила Уэнсдей) и т.д. Уэнсдей сразу заметила это, но ничего не сказала. Энид разговаривала с остальными, улыбалась и смеялась, по-видимому, как обычно. Но Аддамс заметила, что в её улыбке, пусть и искренней, не было привычного блеска. В её глазах не было прежнего света бодрости. Казалось, над волчицей поселилась едва уловимая аура усталости. Вечер закончился, и все разошлись по своим комнатам. Прогулка до башни в Офелия-холле прошла для Уэнсдей и Энид в молчании. Как всегда, они шли, не держась за руки, но почти приклеившись друг к другу. Они переступили порог своей комнаты в общежитии, и их охватило странное чувство, вызванное царившей здесь тишиной. Вещь спрыгнул с плеча Уэнсдей, где он находился последние несколько минут, и, жестом пожелав им «спокойной ночи», запрыгнул в сумку Аддамс на её столе. Гнездо из простыней, одеял и подушек по-прежнему находилось в центре комнаты. — Может быть, нам стоит вернуть всё на место, — предложила Уэнсдей, ни на секунду не отрывая взгляда от Энид. Волчица отреагировала не сразу. Она лишь сделала пару шагов вперёд, не сводя взгляда с гнезда. — Мы можем… Мы можем оставить это на завтра? — спросила она с робостью, которую Уэнсдей не могла припомнить в её голосе с тех пор, как они познакомились. — Просто… там всё ещё чувствуется их запах. Уэнсдей уже собиралась ответить утвердительно, когда внимание Энид привлекло что-то, лежащее на полу рядом с грудой одеял. Оборотень наклонилась и взяла его в руки. Это было одно из её чучел — плюшевый кролик нежно-розового цвета, украшенный парой длинных острых игл вокруг пришитых глаз. Напоминание об играх Фрайдей. С губ Энид сорвался всхлип, и потекли слезы. Уэнсдей оказалась рядом с ней менее чем через мгновение, нежно положив руку на плечо оборотня. — Энид… — Прости, это просто..... О, боже, я действительно эгоистка. Уэнсдей посмотрела на неё так, словно она сказала самую большую чушь на свете. Что, в общем-то, было правдой. — Зачем ты сказала такую глупость? — спросила Уэнсдей. Её голос звучал строго, но Энид заметила в нём нотки заботы и привязанности, и это ещё больше подстегнуло её плач. — Когда мы помогали бабушке, готовили заклинание возвращения… какая-то часть меня… очень глупая часть меня хотела, чтобы оно не сработало. Чтобы они остались с нами. Я знаю, это неправильно, я знаю, что они должны были вернуться к своим семьям, но, но… Уэнсдей обняла её, притянула к себе, став надёжной опорой для дрожащей фигуры оборотня. — Я скучаю по ним, Уэнс. Они были рядом всего несколько дней, но они были семьёй. Они были нашими. Уэнсдей погладила свою девушку по спине, а затем слегка отстранилась от неё, чтобы заглянуть в лицо. Она нежно погладила щеки Энид, вытирая большим пальцем слёзы. — Прежде всего, ты не эгоистка, Энид Синклер, — сказала Уэнсдей. — Эгоист бы сорвал заклинание возвращения. То, что ты так переживаешь из-за такого простого человеческого желания, как желание быть рядом с близкими, не делает тебя эгоисткой. Поверь, я знаю толк в эгоизме. — Уэнсдей… — Я могу понять пустоту, которую ты сейчас чувствуешь, поскольку я тоже её испытываю. За эти дни я встретила другие грани себя, воплощённые в других людях. Яркие напоминания о том, какой я могла бы быть, если бы обстоятельства сложились иначе, но при этом оставалась собой, — продолжила Уэнсдей. — И, как ты правильно сказала, несмотря на краткость их пребывания, они были семьёй. Они были нашими. Ты, как оборотень, и я, как Аддамс, знаем, насколько это важно. — Они были нашей стаей, — размышляла Энид. — Действительно. Так что вбей себе в голову, что, как бы ни была предосудительна та мысль, которая крутилась у тебя в голове, это не показатель того, кто ты есть, mia lupa. Это всего лишь признак того, что ты такой же человек и подвержен ошибкам, как и все остальные. Но никогда не эгоистка. Ты — полная противоположность эгоисту. Уэнсдей взяла руки Энид в свои и притянула волчицу ближе, пригвоздив её взглядом. — Ты — солнце, Энид. Ты заставляешь меня чувствовать. Слёзы прекратились, но грустная улыбка всё ещё украшала лицо оборотня, когда она наклонилась вперёд и прижалась лбом ко лбу Уэнсдей. — Я буду скучать по ним. — А они — по тебе. Ты тоже была для них солнцем. Нидлер и Шарк нашли в тебе старшую сестру. Фрайдей и Пап, по сути, обрели вторую мать. А Ву… ну, я думаю, очевидно, что ты стала для неё причиной серьёзного прозрения. — О боже, тот поцелуй, — вспомнила Энид. — На мгновение я испугалась, что ты собираешься её расчленить. — Как я могу винить версию самой себя за то, что она пришла к тому же выводу, что и я? — И каков же вывод? — мягко спросила Энид. — Что ты, Энид Синклер, — самое очаровательное существо во всех вселенных. Я готова умереть за тебя. — Я бы убила за тебя, — ответила Энид, с улыбкой вспоминая похожий момент в ту ночь, когда они сражались с Айседорой. — В любом случае, какое блаженство, — закончила Уэнсдей, прежде чем её губы столкнулись с губами возлюбленной в интенсивном и долгом поцелуе, который не прекращался до тех пор, пока они оба не потеряли дыхание. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Аддамс через мгновение. — Лучше, — ответила Энид. — Устала… прости… — Не извиняйся. Сейчас мы собираемся отдохнуть, — сказала Уэнсдей. — Завтра последний день весенних каникул, и мы будем предоставлены сами себе. Мы отправимся туда, куда ты пожелаешь, посетим места, которые тебе больше всего нравятся, вокруг Академии и Джерико, я приготовлю для тебя пир и ночную серенаду, которая заставит богов плакать. — Звучит как план. — И когда спадёт пелена ночного мрака, я услышу твой вой. — Но завтра не будет полнолуния. — Я говорю не о таком вое, mio sole. — О?.. О! Уэнсдей Аддамс. Дочь своего отца. По-своему.ШАРК
Уэнсдей Фрайдей Аддамс, известная как Шарк, вернулась домой посреди семейного кладбища. И первым её порывом было побежать на встречу с семьёй, всё ещё увлечённой игрой «Разбуди мертвеца», чтобы подробно рассказать им о случившемся. Никто бы не упрекнул Гомес и Мортишу Аддамс в том, что они скептически отнеслись к тому, что их дочь начала рассказывать, как она провела пару дней в другом измерении, хотя в этом измерении её присутствие никогда не было незамеченным. Но, конечно же, это было не так. Они без труда поверили дочери, отчасти потому, что у них самих были свои экстравагантные приключения в юности (Фестер постарел на десять лет за один день, заблудившись в Бермудском треугольнике), и потому, что они знали, что их дочь не склонна к легкомысленной лжи (уловки и прикрытие с целью сокрытия преступления — это уже другая история). К тому же бабушка не преминула подтвердить, что магия, с помощью которой такое возможно, существует. Сочувственное подмигивание, которое она бросила внучке, наводило на определённые мысли о том, что старуха знает больше, чем говорит, но Уэнсдей решила не настаивать на этом. И всё же. А Пагсли? Восхитительная смесь восхищения и ревности, в которой купалась Уэнсдей. Её брат стал неутомимой машиной для расспросов, в основном касающихся других версий её самой. Однако некоторые детали интересовали его больше, чем другие. — Значит, в той версии у тебя была девушка-оборотень?! — Действительно, брат Пагсли, чудесный зверь! Её вмешательство сыграло решающую роль в финальной битве. — Ух ты… Представляешь, у тебя в невестках оборотень, — сказал Пагсли. — А это значит, что в будущем у тебя появится подружка-оборотень? Уэнсдей задумчиво поднесла руку к подбородку. — Не знаю, я никогда не задумывалась о романах в таком ключе. Время покажет, наверное, — сказала она, прежде чем на её лице появилась зубастая улыбка. — На свете много монстров. Может, у меня появится парень или девушка-дракон, например. Пагсли покачал головой, пока его сестра заканчивала поправлять ремни на электрическом стуле, на котором он сидел. Только она могла подумать о том, чтобы посоревноваться с другой версией себя, чтобы узнать, у кого самый страшный партнер.ПАП
Уэнсдей Фрайдей Аддамс, которую навсегда запомнили как Пап, вернулась домой в теплицу своей матери, чтобы помочь ей накормить гамбургерами Клеопатру. Пока плотоядное растение наслаждалось своим еженедельным пиршеством, маленькая Уэнсдей рассказывала маме о своём путешествии. Мортиша ни на секунду не усомнилась в рассказе дочери. На мгновение её охватило беспокойство при мысли о том, что её девочка исчезла незаметно. Но, увидев её на месте, как будто не прошло и дня, невредимую, целую и явно счастливую, матриарх семейства Аддамс раздавила свои страхи, как комара. Эта история стала одной из многочисленных семейных причуд — «А помните тот день, когда Уэнсдей оказалась в другом измерении?». Появился новый источник анекдотов, которыми можно было поделиться с приезжающими кузенами и дальними друзьями. Жизнь семейства Аддамс продолжалась, и неделя за неделей в ней происходили жуткие и интересные моменты. Тем не менее, произошли едва заметные изменения. И Мортиша, и Гомес заметили, что их дочь стала как никогда внимательна к семейным питомцам. Уэнсдей всегда любила животных, но теперь, похоже, относилась к этому серьёзнее, чем когда-либо. Особенно это касалось Неро, с которым она теперь гуляла только на территории семейного кладбища и в лесу, а не на городских улицах. Уэнсдей Аддамс достигла своего седьмого дня рождения, так и не узнав о потере любимого скорпиона, и Неро будет с ней ещё долгие годы. Когда-нибудь она тоже познает горькие стороны жизни, но тот первый удар горя не оставит следа ни в её характере, ни в её личности. Макабрическое и ужасающее всегда будет в её сердце, но она никогда не закроется от общения с другими людьми, и однажды, возможно, она встретит человека, который не будет бежать в страхе при встрече с Неро, Вещью или её пауками. И если время от времени она примеряла более яркую одежду, чем обычно, никто в её семье этого не осуждал.СУМАСШЕДШИЙ УЧЁНЫЙ
Паркер Нидлер была женщиной на миссии. Сделать что-то из домашнего задания по математике, независимо от того, насколько цифры казались ей колдовством. С ворчанием она опустила голову на парту. Несмотря на её нынешние трудности с учебой, последний год был заметно лучше. В целом всё стало более… спокойным. Она начала принимать себя без необходимости вписываться в рамки, навязанные матерью. Чёрт, даже с мамой всё стало лучше. Может, они ещё и не были очень близки, но женщина перестала быть фанатом контроля, и это всегда было положительным фактором для Паркер. Хотя она до сих пор не могла осознать тот факт, что та встречается с Фестером Аддамсом. Аддамсы. Всё изменилось с тех пор, как она познакомилась с семейством Аддамс. С тех пор как она познакомилась с Уэнсдей, своей лучшей подругой. «Потому что именно такой она и будет, если ты не возьмешь себя в руки, Паркер», — подумала она. — «Чего ты ждешь?» Паркер резко встала и легонько шлёпнула себя по щеке. Эти мысли начали преследовать её несколько месяцев назад, когда Уэнсдей пригласила её на семейный праздник, который закончился тем, что они вдвоём устроили импровизированный пикник на кладбище. Паркер не знала точно, когда именно это произошло, но была уверена, что в тот момент, когда её взгляд остановился на бледной коже подруги в лунном свете, в её голове, словно раскалённая стрела, пронеслась одна мысль. Красивая. С того дня эта мысль поселилась в её голове и возвращалась всё чаще, всё более интенсивно и подробно, всегда в самые неожиданные моменты, особенно в то время, которое она проводила с Аддамсами. А это было очень много времени. Повторяющийся шум вывел её из задумчивости. Обернувшись, Паркер увидела знакомое бледное лицо, прижавшееся к её окну, и её пальцы несколько раз постучали по нему, призывая разрешить ей войти. — Уэнсдей! — воскликнула она, открывая окно своей спальни, чтобы впустить Аддамс. — Ты же знаешь, что можешь пользоваться парадной дверью, когда приходишь в гости? — Это самое очевидное место, где можно расставить ловушки, и я не собираюсь рисковать, — ответила Аддамс. Паркер рассмеялась над монотонным ответом подруги… Хотя и с интересом отметила почти незаметный оттенок нервозности в её голосе. Дело было не только в голосе, в её позе было что-то такое, что… — Уэнсдей? — спросила Паркер. — Всё в порядке? Она не получила ответа. Не устно. Она только заметила, как у неё перехватило дыхание, когда её внезапно заключили в объятия. Её обнимала Уэнсдей Аддамс. «Ах, вот оно что. Я умерла, и это что-то вроде галлюцинации перед тем, как я увижу свет загробной жизни». Но света в конце тунелля не было. Просто две девушки молча обнялись на мгновение, которое ни одна из них не хотела заканчивать. — Уэнсдей… не то чтобы я жаловалась, но ты и объятия… Ну, это необычно. Уэнсдей отпустила Паркер, отдалившись от неё всего несколько дюймов, и пристально посмотрела на неё. — Мои извинения. Но в последние несколько дней отсутствия у меня было откровение первостепенной важности. — Но я видела тебя сегодня утром… — Это длинная и запутанная история, Паркер, и я расскажу её тебе. Но сначала… сначала я должна тебе кое-что рассказать… — сказала Уэнсдей, взяв Паркер за руку и переплетая её пальцы со своими. Паркер Нидлер не знала, какие слова вырвутся из уст её лучшей подруги. Поправочка — из уст девушки, которую она любила. Она знала только, что рука, взявшая её руку, пристальный взгляд Уэнсдей и странная мягкая улыбка на её бледном лице, отмеченном лёгким румянцем, заставили её сердце совершить кувырок в груди. Она почувствовала, как внутри неё что-то зашевелилось, сильнее, чем нервы и страх. Это было похоже на надежду.РЕБЁНОК ПЯТНИЦЫ
Из всех Уэнсдей, которые пересекали вселенную туда и обратно в том роковом приключении, та, которую запомнят как Фрайдей, была, пожалуй, той, которая меньше всего повлияла на саму себя. Скорее, она стала катализатором перемен в других. Нельзя сказать, что на неё это никак не повлияло. Подсознательный страх не воссоединиться с семьей в какой-то мере присутствовал. Как бы ни было ей больно разлучаться с мисс Энид, Уэнсдей и остальными, Фрайдей страстно желала вернуться домой. Ещё один аспект заключался в том, что она никогда не чувствовала себя настолько уверенной в себе. Какая-то скрытая часть её всегда испытывала жалкое, почти незаметное беспокойство по поводу своего положения в семье. Она была жизнерадостной, дружелюбной, любила яркие цвета. Но приключение подтвердило, что это не делает её Аддамс менее, чем все остальные. Возможно, это делало её больше похожей на Аддамс, чем на кого-либо другого. Ву ясно дала ей это понять в своих напутственных словах. И это привело к значительным переменам, к решению, которое не было принято легкомысленно после того, как она рассказала свою историю семье (которая с обычным энтузиазмом отметила пережитое ею сумасшествие). — Думаю, если у меня появятся друзья, я разрешу им называть меня Фрайдей. Мортиша посмотрела на неё с любопытством, но искренне улыбнулась. — Ну, это твоё второе имя, дорогая. И это твоя прерогатива — использовать его по своему усмотрению. Девочка кивнула. Да, она была Уэнсдей Аддамс, и ей всегда нравились ужасы, темнота, её пауки, обезглавленные куклы, игра в прятки в склепах, метание ножей с Пагсли, взрывы динамита… Всегда. Но для своих будущих друзей она также будет Фрайдей. Красочная, весёлая, дружелюбная, поддерживающая и смертельно опасная, когда дело дойдёт до защиты её близких. Ребёнок сред — полон горя. Ребёнок пятницы — любящий и дающий.ДИТЯ ГОРЯ
Уэнсдей Аддамс, известная как Ву, увидела, как часть её самой перевернулась с ног на голову, ввергнув её в состояние постоянной самооценки. Первое, что она сделала, оказавшись в игровой комнате со своим младшим братом, — обняла маленького Пуберта. Малыш с удовольствием, хотя и неловко, принял этот знак привязанности. Он знал, что его старшая сестра больше склонна проявлять свою привязанность, бросая ножи или другие острые предметы. Следующее, что она сделала, — выбросила его из окна с помощью катапульты. Это было гораздо более нормально и успокоило его опасения. В отличие от своих коллег по несчастью в этом приключении, Уэнсдей никогда не рассказывала своей семье о своей особенной мультиверсальной одиссее. Хотя было очевидно, что они что-то подозревали или замечали. Мать и отец время от времени бросали на неё многозначительные взгляды, Пагсли, казалось, всегда сдерживал желание задать вопрос, а бабушка, судя по тому, как она ей подмигнула, явно что-то знала. Но она так ничего и не сказала, и жизнь Аддамсов пошла своим чередом. Ну, из того, что можно понимать под нормой для такой семьи. Так было до того дня, когда её родители тихо сидели в гостиной у камина (Гомес вырезал из газет особенно яркие некрологи, Мортиша готовила новую пижаму для Пуберта), а Уэнсдей подошла к ним с вопросом. — Отец, мама, знакомо ли вам место, известное как Академия Невермор? Гомес и Мортиша переглянулись и обменялись любопытствующими взглядами, после чего вернули своё внимание к дочери. — Конечно, — с энтузиазмом заявил Гомес. — Именно там училась твоя мама, когда я впервые с ней познакомился! — Вы встретились на похоронах, — ответила Уэнсдей. — Конечно, — ответила Мортиша. — Академия Невермор — школа для девочек. Это не помешало твоему отцу неоднократно навещать меня в течение последнего года обучения, проходя сквозь её стены, как ночной вор. — Влюблённый вор, cara mia, — сказал Гомес, целуя руку своей жены. — О, я уверена, что бедняжке Лариссе до сих пор снятся кошмары, как ты без предупреждения пробираешься в нашу комнату в общежитии, — с ностальгической улыбкой сказала Мортиша. — Если я не ошибаюсь, она всё ещё там, хотя и в качестве преподавателя. Мортиша смотрела на дочь с интересом и некоторым любопытством. — Откуда такой интерес к Академии Невермор, дитя моё? Уэнсдей на мгновение замолчала, а затем произнесла расчётливым и жёстко контролируемым тоном. — Может быть, мне будет интересно там присутствовать. Как можно скорее. Мортиша, конечно, заметила тоску в голосе дочери, и, хотя это вызвало ещё больше вопросов, она решила, что Уэнсдей заговорит, когда будет к этому готова. Матриарх семейства Аддамс снисходительно улыбнулась своему первенцу. — Тогда я сделаю несколько звонков, и мы посмотрим, возможен ли перевод в середине семестра, моя дорогая. Уэнсдей кивнула и попрощалась с родителями, после чего удалилась в свою комнату. Проходя по тёмным коридорам особняка, она вспоминала другие тёмные каменные коридоры, наполненные тенями и тайнами. В её памяти всплывали золотистые волосы и сапфирово-голубые глаза. Она была реалисткой и понимала, что её надежды ничего не гарантировали, не было никакой уверенности в том, что её версия окажется там. Но несмотря ни на что, она не стала бороться с улыбкой, которая появилась на её лице при мысли об обещаниях грядущего. Она размышляла о волках.А ТЕПЕРЬ…
… ВРЕМЯ ДЛЯ ЧЕГО-ТО СОВЕРШЕННО ДРУГОГО.
Их жизнь в Неверморе закончилась. Это может показаться драматичным, но это было на самом деле. Это был их последний год, семестр заканчивался, церемония вручения дипломов проходила в тот же день, а на следующий они уезжали, чтобы жить дальше. Уэнсдей плотно закрыла сундук, где хранились последние вещи. Она оглядела комнату и не смогла сдержать полуулыбки, увидев, что Энид ещё не собрала и половины своих вещей. Следующее утро будет торопливым. К счастью, Ларч был терпеливым существом, который мог безропотно ждать. Уэнсдей была одна в комнате. Энид ушла с Йоко на последние приготовления к прощальной вечеринке, которая должна была состояться вечером после церемонии. Вещь тоже отсутствовал, скорее всего, он был с волчицей. Уэнсдей с тревогой и опасением ждала конца дня. Она научилась ценить многих людей, с которыми ей предстояло разделить вечер, хотя какая-то её часть никогда не чувствовала себя комфортно в больших толпах. Больше всего на свете она ждала следующего дня, когда они с Энид отправятся в особняк Аддамс. Ситуация с семьёй оборотня всё ещё оставалась напряжённой, а Энид ясно дала понять, что из всех Синклеров только её отец, один из братьев и дальняя кузина остаются для неё семьёй. Поэтому решение переехать к Аддамсам не составило труда. Они обсудили это и решили, что в следующем году отложат продолжение учебы. Это будет отпускной год, когда они вдвоём будут путешествовать по всему миру. Год, чтобы посетить места, которые Энид так хотела увидеть, и исследовать тайны, которые Уэнсдей хотела разгадать. Из всех этих загадок самой важной было найти правильные слова, когда она должна была преподнести волчице определённый предмет, который должен был украсить один из её пальцев. Но на это ещё будет время. У них было столько времени в мире… И тут она заметила это. В воздухе витало нечто, от чего по спине пробежал холодок. Запах озона, как при разряде молнии. И звук. Четыре странно знакомые музыкальные ноты, а затем треск и стук, как будто что-то упало за её спиной. Уэнсдей обернулась. В центре комнаты общежития материализовалась молодая девушка подросткового возраста. Она была высокой, заметно выше Уэнсдей, одетой во всё чёрное: чёрные ботинки, чёрные джинсы и чёрная майка, открывавшая стройные руки с ярко выраженной мускулатурой. Её голову украшали длинные светлые волосы, заплетённые в косички, каждая из которых на кончиках была окрашена в разные цвета: слева — в чёрный, справа — в малиново-красный. На её лице, столь же странном, сколь и знакомом, выделялась пара ярко-голубых глаз, которые смотрели вокруг с некоторой дезориентацией. Наблюдая за её напряжённой позой, Уэнсдей заметила, что накрашенные чёрным лаком ногти новенькой вытянуты, как когти. Оборотень. В этот момент девушка повернулась и упёрлась взглядом в Уэнсдей Аддамс. Глаза расширились от удивления и недоумения. Удивление и недоумение отразились на лице Уэнсдей, когда незнакомка разомкнула накрашенные чёрной помадой губы, чтобы произнести одно единственное слово, которое имело слишком большой вес. — Мама? ----------------------- Примечания Автора: *маньячный смеех* 👀😈