Талая вода

- Это что - наше? - Амадей, стоя на пороге гостиной, с удивлением оглядел устроенный комиссаром беспорядок. - Нет, - сказал Адамберг. - Это я собираюсь. - Наши вещи уже внизу, - одновременно ответил Виктор. - Ясно. А мы Полярный круг нашли. - Да, - подтвердил из прихожей Шато. - И перешагнули. - Его не видно, но он есть, - сказал Амадей. - Ну что, идем? - Идем, - Виктор поднялся. Эггрун, переговорив о чем-то по-исландски с Амадеем, крепко обняла сначала его, потом Виктора. Шато пожал им обоим руки и открыл пошире дверь, чтобы Виктор мог выйти с двумя большими сумками. Адамберг, стоя возле лестницы, молча наблюдал. - Скоро увидимся, - Амадей подхватил оставшуюся сумку, поменьше. – Хорошей дороги, Франсуа. - Хорошей дороги, - ответил Шато. Дверь за Амадеем закрылась. - François! – позвала Эггрун. Шато обернулся. Хозяйка гостиницы протянула ему листок в клеточку, сложенный в несколько раз: – The Italian girl left in the morning. She asked me to give you this. Her address. - Thank you, but… - Шато вздохнул и опустил голову. Убрал листок во внутренний карман пиджака, повторил: - Thank you. И направился к лестнице – не поднимая глаз, быстрым шагом. Адамберг следовал за ним по пятам. Влетев в гостиную, Шато с размаху бросился на диван и сдернул с журнального столика ноутбук: - Прошу прощения, господин комиссар, мне нужно поработать. Тонкие пальцы стремительно затанцевали по клавишам. Адамберг покружил немного по комнате, наступая на вещи, и не выдержал: - Мсье Шато, когда вы узнали про брошку Алисы? - После ареста Рольбена, - отозвался Шато, не прекращая исполнять аллегро на ноутбуке. - И от кого? - От нашего детектива, который занимался этим делом. - А почему он вам раньше не сказал? - Потому что на время расследования он подчинялся Рольбену и отчитывался только перед ним. Нельзя ставить людей в такое положение, когда они не знают, кого слушаться. - Рольбена слушались? - Беспрекословно. - Боялись? - Уважали. - Вы его тоже уважали? - Разумеется. - Тогда что за чушь вы мне про него наговорили? - Когда? - В Ситэ. Шато передернул плечами: - Я понятия не имел, что он собирается делать дальше. Шарль. Поэтому попробовал сыграть и черными, и белыми. Описал его как человека гордого, страстного – что, в целом, соответствует действительности – и в то же время намекнул, что ваша версия кажется мне неправдоподобной! Предложил подумать, зачем убийца с острова начал вдруг уничтожать свидетелей через столько лет? Но вас это не беспокоило. Зато вам до крови чесалось облагодетельствовать меня своими измышлениями – про Элеонору, про зубы в медальоне, про то, кто в меня входит – или не входит… Хотя казалось бы: какое может быть дело комиссару Адамбергу до Франсуа Шато? До его души, и уж тем паче - тела? Пф! И Шато застучал по клавишам вдвое быстрее и громче. - А вы, я так понимаю, подобный интерес не приветствуете в принципе? – полюбопытствовал Адамберг. – Вам вон девушка сама на шею вешается, адрес оставила. Красивая, кстати. Вы подумайте. Шато замер. - Господин комиссар, вы забываетесь, - сказал он приглушенно, и этот голос – тихий, как шорох треугольного ножа, скользящего в пазах деревянных стоек – отрезвил Адамберга: - Извините. «Чок!» – упала крышка ноутбука. Шато встал. Сделал глубокий вдох: - Извинения приняты. Положил ноутбук на журнальный столик и вышел. Вернулся он за полчаса до отлета - Адамберг тем временем успел распихать вещи по двум рюкзакам, кое-как договориться с Эггрун о пересылке одного из них в Париж и перекусить. - Хорошо погуляли? - спросил комиссар. - Да, благодарю вас, - серьезно ответил Шато. Забрал портфель с ноутбуком, серебристую сумку, и снова ушел. Спустившись вниз, Адамберг обнаружил его возле стойки, беседующим с Эггрун и Гуннлаугуром. Портфель лежал на столике у окна, сумка стояла рядом, плащ и берет Шато висели на вешалке. Слышался гул - над Гримсеем уже кружил самолет. Выйдя на дорогу к аэродрому, Адамберг обернулся. Эггрун стояла на крыльце гостиницы и махала рукой. Весь перелет до Рейкьявика Шато молчал. В Кеблавике ненадолго отлучился, извинившись и оставив на попечение Адамберга серебристо-серую сумку – замшевый портфель он из рук не выпускал. Вернулся, еще раз извинился и стал листать какую-то книгу на английском, которую, по-видимому, только что купил. В самолете уступил Адамбергу место у иллюминатора, обменялся улыбкой и парой фраз со стюардессой, достал из портфеля книгу и погрузился в чтение. Комиссар, изредка посматривая на него, рисовал в блокноте сложный узор из треугольников и завитушек. Когда внизу уже струились огненные реки парижских бульваров, Адамберг не выдержал: - Мсье Шато! – негромко позвал он. Шато глянул вопросительно, искоса. – Интересный вы все-таки человек. Обычно люди любят поболтать в дороге, со случайными попутчиками… А вы как язык проглотили, честное слово. - Но вы не случайный попутчик, господин комиссар, - ответил Шато и перевернул страницу. - Дамы и господа! – произнес приятный женский голос в динамиках. – Наш самолет приступил к снижению и через несколько минут совершит посадку в аэропорту Шарль-де-Голль. Просим вас привести спинки ваших кресел… Шато убрал книгу в портфель и застегнул ремень безопасности. Адамберг последовал его примеру, сунул в карман блокнот и спросил: - О чем вы говорили с Рёгнваром на причале, когда мы вернулись с Лисьего острова? Мне надо знать. - А вы уверены? – в голосе Шато был легкий мятный холодок издевки. – Во многая знании – многая печали, господин комиссар. - Уверен, - буркнул Адамберг. – Дело ваше, конечно, но… - Да. Мое, - Шато посмотрел комиссару в лицо. - Рёгнвар велел мне остерегаться человека с ножом. Адамберг нахмурился: - И вы считаете, что мне не нужно это знать? - От судьбы не уйдешь, - пожал плечами Шато. Комиссар не отступал: - Что сказал Рёгнвар? - Он сказал… - Шато сощурился, вспоминая. – «Не повторяй тех слов, за которыми пришла смерть. Что случилось однажды, может случиться дважды». Я не понял. Рёгнвар говорит – «берегись человека с ножом и огнем, он знает, кто ты такой и не хочет, чтобы ты жил». Мне надо было догонять вас с Виктором, я не стал дальше расспрашивать… - А потом, на дне рождения Эггрун? Вы с Амадеем сидели вместе с Рёгнваром. Что он говорил? - Говорил – «этот человек хочет выколоть тебе глаза, чтобы они больше не видели, хочет вырезать твое сердце, чтобы оно больше не билось. Он думает об этом день и ночь, его ночи длинны и черны, а дни темнее ночей. Он уже убивал, я вижу кровь, целое море крови, вижу нож и огонь». Ну и что это все означает? Господин комиссар, Рёгнвар слегка… безумен, и… - Да не безумнее нас с вами, - Адамберг стукнул кулаком по колену. – Мсье Шато, отмените завтрашнее заседание. Потом проведете. Через неделю, через две. Отмените! - Исключено, - сказал Шато. - Мсье Шато, - комиссар развернулся в его сторону, насколько позволял ремень безопасности. – Я знаю, что вы не трус. Все это знают. Но разумные меры предосторожности… - Еще никого не спасли от того, что написано на роду, - Шато безмятежно улыбался. – Все в руках Божьих, господин комиссар. - Я вас арестую, - сказал Адамберг. Улыбка Шато засияла еще ярче: - На каком основании? - На любом, - сказал Адамберг. Узкая ладонь легла на рукав его пиджака: - Господин комиссар, я вас очень прошу, не говорите глупостей. И тем более – не пытайтесь их делать. Адамберг отвернулся, дернув кадыком. Самолет уже катился по бетонной полосе. Транспортер монотонно скрежетал, как будто огромные челюсти жевали что-то твердое. Адамберг углядел свой рюкзак и стащил его с резиновой ленты: - Мсье Шато, вы отмените заседание? - Я же сказал – нет, - Шато ловко подхватил серебристо-серую сумку на колесиках. - Тогда разрешите нам туда прийти. - Вам – это кому? - Мне и лейтенанту Вейренку. Может, еще Данглар согласится… - Сначала должен согласиться я, - отойдя от транспортера, Шато поставил сумку перед собой и облокотился на выдвинутую ручку. – С какой целью вы намереваетесь присутствовать на заседании? - Чтобы защитить вас. - От кого? – Шато презрительно повел плечом и поправил лямку портфеля. – От человека с ножом и огнем? Господин комиссар, в Обществе есть своя охрана. Смею утверждать – неплохая. С оружием в зал не войдет никто. Вы, кстати, тоже. - А что за псих там кинжалом махал? - спросил комиссар. – В Конвенте, девятого термидора? - Тальен, - машинально ответил Шато и выпрямился. – Откуда вы знаете? - Я тоже книжки читаю, иногда. Грамоте обучен. Этот Тальен – он адекватный? - Тальен – не очень, - едко произнес Шато, - а человек, который исполняет его роль – да, разумеется. Кинжал у нас бутафорский, им даже оцарапать нельзя. Господин комиссар, успокойтесь – я больше не представляю для вас ценности, как свидетель. Все, что я мог вам рассказать, я уже рассказал. Честно и предельно откровенно. Благодарности, правда, так и не дождался, но… - Спасибо, - буркнул комиссар. - Рад был помочь! – резкий, высокий голос разнесся по залу, словно звон разбитого стекла, перекрыв чавканье транспортера. Люди вокруг начали оборачиваться. Шато кашлянул, заговорил приглушенно: - У вас в руках Рольбен. С вами будут сотрудничать братья Мафоре и Доминик Фоше, я его об этом попросил. Вот и ведите следствие. Делайте свою работу. А меня оставьте, наконец… наедине с судьбой. - Скажите, вам его совсем не жалко? – спросил Адамберг, глядя в серо-зеленые глаза, где плеснулось недоумение: - Кого? - Франсуа Шато, - ответил Адамберг. – Неужели вы… И запнулся, увидев, как неуловимо изменилось лицо стоящего перед ним человека: - Господин комиссар! Если вас по-прежнему интересует душа и тело Франсуа Шато, спешу заверить – и тем, и другим я сумею распорядиться наилучшим возможным образом. Без чьей-либо помощи. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Адамберг сказал: - Я себе не прощу, если… - Довольно, - Шато взялся за ручку сумки. - …если даже не попытаюсь! – закончил Адамберг. - А! Это другое дело, – Шато внезапно стал сама любезность. – Это, безусловно, аргумент. Хорошо. Заседание в восемь, я буду на месте с шести, подъезжайте, я предупрежу, чтобы вас пропустили. Вас, майора Данглара, лейтенанта Вейренка… - И Ретанкур, - быстро добавил комиссар. Шато приподнял бровь: - Мадам Ретанкур? - Она хоть и женщина, - неуклюже пояснил Адамберг, - но в драке стоит трех мужчин, так что… - Я наслышан, - Шато кивнул. – Договорились. Вы, мадам Ретанкур – побудет на галерее – мсье Данглар, мсье Вейренк, и давайте этим ограничимся. А то, я чувствую, вы готовы привести туда весь свой комиссариат, включая лейтенанта Ноэля и кота. Хотя к коту я как раз никакой неприязни не испытываю. Глянул в сторону раздвижных стеклянных дверей, сощурился: - Господин комиссар, меня встречают. Извините, вам придется взять такси. Ах да! Вытащил из портфеля какой-то сверток и сунул его в руки Адамбергу: - Заберите это, будьте так добры. До свидания. Адамберг запихнул серый шарф, завернутый в пленку, во внутренний карман куртки, закинул рюкзак на одно плечо и не спеша побрел к выходу - наблюдая, как Шато почти бегом покидает зал выдачи багажа, как за стеклянными дверьми ему навстречу делает шаг Амадей Мафоре, как двое парней в темных куртках тут же подходят к ним слева и справа, прикрывая спину Шато. Кто-то из встречающих, со связкой разноцветных воздушных шариков, бросился вперед, образовался небольшой затор. Адамберг осторожно проложил себе путь среди чужих объятий и поцелуев, стараясь никого не задеть рюкзаком, покрутил головой по сторонам и направился к информационному стенду. Войдя в дом, Адамберг сбросил рюкзак на пол и сказал сыну, который выглянул в прихожую: - Привет. Все окей. Есть не хочу, кофе буду. Дай-ка мне твой телефон, мой разрядился. - Привет, - Армель насупился, тревога на лице сменилась обидой. Принес с кухни телефон, молча вручил отцу. Адамберг, не раздеваясь, поднялся к себе, сел на кровать и набрал Вейренка: - Луи, добрый вечер. Извини, что так поздно… - Я не спал, - Вейренк был бодр и в полной боевой готовности. – Привет. Мне подъехать? - Не надо пока, - сказал Адамберг. - Ну смотри, - Вейренк слегка расслабился. – Ты завтра будешь? - А куда я денусь, - Адамберг улегся поперек кровати, с наслаждением вытянув ноги. – Экспертизу-то по костям отправили? Буду, конечно. К одиннадцати, у Верне как раз совещание кончится. Пусть на меня орет… - Экспертиза никуда не ушла и не уйдет до вторника, - ровным тоном сообщил Вейренк. - В смысле? – спросил Адамберг, приподнимаясь на локте. - Фруасси сегодня дежурила, и нечаянно удалила файл. Совсем удалила, с концами. - Чего?! – Адамберг медленно сел. - Завтра утром она это обнаружит, - продолжал Вейренк, - начнет восстанавливать, до обеда провозится. Не восстановит, запросит дубликат. В лаборатории про это забудут, у них завал. Вспомнят только к вечеру… – Вы там не рехнулись ли часом? – поинтересовался Адамберг с какой-то зловещей нежностью. - Ну извини, чем смогли, - угрюмый смешок Вейренка был похож на что угодно, кроме извинения. – А что, мы тебе планы поломали? - Не то слово! – Адамберг вскочил и стал кружить и петлять по комнате. – Я же все рассчитал! Приезжаю к одиннадцати. Звонит господин дивизионный комиссар. Орет. Я сдаю Данглару ключи от сейфа и с чистой совестью временно отстраненного от исполнения обязанностей еду гулять по городу – сто лет нигде не был, как не в Париже живу – а потом, часам к семи, в Сент-Уан. Охранять Шато, которого попытаются грохнуть, я уверен. Вейренк с непоколебимым терпением дослушал до конца и задал всего один вопрос: - Почему? - Потому что завтра девятое термидора. - Термидор в июле, - возразил Вейренк. – А, понял. Заседание? - Да, - Адамберг присел на край стола. – Я предлагал Шато его отменить. Шато уперся. Рёгнвар… ты Рёгнвара помнишь? - Конечно. - Рёгнвару привиделся какой-то человек с ножом, которого Шато должен остерегаться. Но мсье Шато остерегаться не хочет. Мсье Шато хочет напялить парик и фрак и нарваться на нож. Или на пулю. Не знаю. - Так на пулю или на нож? – деловито уточнил Вейренк. - Рёгнвар сказал – человек с ножом и с огнем, понимай как угодно. Короче: ты со мной? - Да, - ответил Вейренк. - Данглару и Ретанкур ситуацию сможешь объяснить? Остальным ни слова. Никому. - Постараюсь. А их туда пустят? Обоих? - Пустят, - Адамберг рассеянно огляделся и вышел из спальни. – Пустят, - повторил он, спускаясь по лестнице, - мсье Шато любезнейше дал на то свое соизволение. - Ого, - восхитился Вейренк. – Хорошо, я часов в пять позвоню. - Оружие не брать, - сказал Адамберг, заходя в кухню. Армель, сидевший за столом, глянул на него исподлобья поверх ноутбука. – Вот с ним – не пустят точно. - Понял. Все? До завтра? - До завтра. Адамберг положил телефон на стол и отхлебнул почти не остывший кофе. - Пап? В этом слове было столько беспокойства, что оно вполне заменило долгий разговор по душам. - Ложись давай, - буркнул Адамберг. Уселся, придвинул поближе кружку, ноутбук и пепельницу. Вытащил сигареты. - Ты хоть разденься, что ли, - сказал Армель. Забрал телефон и ушел. Спал Адамберг плохо, но долго, и окончательно проснулся только к трем часам дня. Зевая, спустился на кухню. Армеля не было, на столе лежала записка: «Я пошел в зал. В холодильнике бефштекс». Первая «е» в последнем слове была зачеркнута и исправлена на «и». Адамберг сварил кофе. Покурил. Тщательно побрился. Заглянул в холодильник. Пошел к себе, оделся – медленно, с необъяснимой придирчивостью выбирая черную рубашку из нескольких почти одинаковых. Вернулся на кухню, сделал еще кофе. Достал бифштекс и, не разогревая, стал ковырять его вилкой, уткнувшись в ноутбук. Вейренк позвонил в начале шестого. - Ну что, мы готовы, - сказал он. – Нам сразу туда или к тебе? - Не надо, - ответил Адамберг, подумав. – Посидите в «Маленькой деревне». Я наберу, как буду подъезжать. Судя по выражениям лиц, в ожидании комиссара Данглар, Вейренк и Ретанкур успели основательно повздорить. Адамберг понаблюдал, как они вылезают из-за столика на тротуаре и усаживаются в машину – майор вперед, лейтенанты назад. Сказал, ни к кому не обращаясь: - Добрый вечер, - и тронулся с места. – Объясняю ситуацию… Данглар, пристегнитесь. Сегодня в Сент-Уане два заседания с небольшим перерывом. Восьмое и девятое термидора. У меня есть основания предполагать, что Шато попытаются убить. Возможно, холодным оружием, с близкой дистанции – на втором заседании будет настоящая свалка. Так ведь, Данглар? - Вы совершенно правы, комиссар, - ответил Данглар. Он сидел очень прямо, не сводя глаз с серебристого «Шевроле», едущего впереди. - Вы думаете, это будет тот же человек, который убил остальных? – спросила Ретанкур. – Готье, Мафоре, Брегеля и Гонсалеса? - Допускаю, - сдержанно произнес комиссар. – Но не факт. - А если ничего не случится? – подал голос Вейренк. - Значит, мы просто приятно проведем время, - Адамберг затормозил перед перекрестком. Серебристый «Шевроле» подмигнул и ушел влево. Данглар, продолжая следить за ним взглядом, невольно повернулся к комиссару: - Приятно? - Ну да, - Адамберг с досадой щурился на светофор. – Вам же понравилось носить фрак, Данглар? Все молчали. Зажегся зеленый. Адамберг проехал перекресток и только тогда заговорил – непривычно отрывисто, жестко: - Информацию, которой я располагаю, Шато и братья Мафоре сообщили мне строго конфиденциально. Иначе я бы ее не получил. Никто другой – тем более. Прямых указаний на то, кто убил Готье, Мафоре и Брегеля, она не содержит. Если… - А Гонсалес? – быстро вставил Вейренк. - Это потом, - отрезал комиссар. – Если сегодня все обойдется – будем работать дальше. Если Шато убьют, Амадей и Виктор нам ничего не скажут. Фо… Блондин – тоже. Рольбен молчит? - Молчит, - эхом отозвалась Ретанкур. – Он вообще ни с кем не разговаривает. Ни с охраной, ни с врачами, ни с адвокатами. - Ну и черт с ним, - бросил Адамберг, прибавляя скорость. – Разберемся. Сегодня – Шато. - Слушай, зачем он подставляется? – Вейренк наклонился вперед, просунул голову между сиденьями. – Он что, хочет умереть? - Не совсем так, - сказал комиссар. – Мсье Шато хочет умереть красиво. А мы ему не дадим. И включил радио. «Добро пожаловать в мою реальность!» - пропел теплый, амбровый голос Заз.