Талая вода

Шато и Амадей пошли по дорожке к гостинице, Виктор и Адамберг отстали от них на несколько метров. - В принципе, Амадей все это знает, - негромко сказал Виктор. – Можно и при нем разговаривать. Просто не хочется лишний раз… - Ну да, - согласился Адамберг. – Но не шататься же им до ночи по острову. - Кстати, господин комиссар, - вспомнил Виктор. – А чего вы не хотите ночевать в одной комнате с мсье Шато? Адамберг поддел ногой камешек и проследил за его полетом в траву. - Да неловко после вчерашнего, - сказал он с почти неуловимой фальшью. – Я напился сильно… - Утром заметно было, - Виктор не смог сдержать короткий смешок. - Ну и вот, - Адамберг почесал подбородок, - он меня волоком тащил до номера, а я нес всякую чушь, но я не помню, а он не рассказывает. Даже не знаю, что я ему наговорил. В общем, просто неудобно как-то. - Но вы же не собираетесь снова напиваться? – встревоженно спросил Виктор. - Боже упаси, - ответил Адамберг с ужасом, вполне настоящим. – И вам не советую, этот бреннивин – ядерное топливо какое-то. Виктор хмыкнул: - Я в курсе, спасибо. Но вы бы выкинули это из головы, господин комиссар. Мсье Шато не злопамятный. Другой вопрос, что… это он на раскладном кресле спал? - Угу, - Адамберг присел на скамейку возле входа в гостиницу. Виктор вытащил из кармана два окурка и бросил их в урну. Адамберг отправил туда еще один, который держал в кулаке. – На раскладном. - То еще удовольствие, - сказал Виктор. – Вторую ночь подряд не стоит. Ну посмотрим, может, и правда, пусть они с Амадеем выспятся нормально, а я на раскладном лягу. В большой комнате, где диван. Ладно, пойдемте, надо все-таки поесть. Они вошли в обеденный зал. Виктор улыбнулся: - О, Амадей себе уже компанию нашел. Адамберг покрутил головой и увидел Шато и Амадея, которые сидели за маленьким столиком – но не у окна, а в углу, и третье место за этим столиком было занято вовсе не итальянкой, а Рёгнваром, который беседовал о чем-то с Амадеем. Комиссар сделал еще пару шагов и остановился. Посмотрел на Амадея. На Рёгнвара. Снова на Амадея. - Он что, говорит по-исландски? - Говорит, - кивнул Виктор. – Выучил после… ну, когда мы с Анри вернулись… отсюда. Он хотел представить себе это место. Гримсей. Читал статьи, сначала по-английски, потом уже по-исландски. У Амадея способности к языкам, испанский и английский он знает великолепно, итальянский и немецкий – чуть похуже, но тоже хорошо. А, и латынь – свободно. Сейчас учит украинский, просто из интереса. Услышал песню, понравилось. Красиво звучит. Ну и исландский тоже знает. Не идеально, но саги в оригинале читать может. - Ничего себе, - сказал Адамберг и сел за длинный стол. Виктор устроился рядом, взял две чистых тарелки и начал накладывать себе и комиссару все подряд – мясо, рыбу, сыр, салат – продолжая разговор: - В общем, я решился. Я действительно всю жизнь занимаюсь самообразованием, меня многое интересовало и интересует. Химия в том числе. Анри тогда читал публичные лекции в Коллеж де Франс. Я пришел, сел в первом ряду. Задал какой-то вопрос, он ответил. Через некоторое время я опять о чем-то спросил – не ерунду, по делу. Он ответил, смотрю – запомнил меня. После лекции вокруг него собралось человек десять. Я подождал, пока они разойдутся, и еще один вопрос задаю. Анри никогда не отказывался ответить, если видел, что человек хочет понять. И вот он объясняет, объясняет, и в какой-то момент говорит: «Как я уже сказал, мсье…» И делает паузу. Типа, представьтесь, молодой человек, а то не знаю, как к вам обращаться. Я говорю – «Мафоре. Виктор Мафоре». Виктор понизил голос, его слова почти терялись в гуле болтовни на ломаном английском, но Адамберг слышал их хорошо. - Ох как он на меня глянул! Острым таким взглядом, цепким. Аделаида первые несколько лет брака считала его простачком – зря. Она сильно ошибалась. Анри помолчал и говорит: «Как любопытно. Я-то думал, что знаю всех носителей этой фамилии – она довольно редкая, во Франции есть всего несколько семей Мафоре, и все они связаны дальним родством…» Я говорю: «Мсье Мафоре, а между нами некоторым образом тоже существуют родственные связи, и у меня даже есть документы, которые это подтверждают». Он спрашивает – «они у вас с собой?» Я говорю – «да». И выкладываю перед ним на стол несколько писем. Аделаиды Пуйяр. Аделаиды Мафоре. Прямо там, в аудитории Коллеж де Франс. Он их берет, читает… Это было страшно. Человек на глазах постарел на десять лет. Смотрит на меня и говорит: «Вы были на той ферме». Даже он меня узнал, господин комиссар! Пусть и не сразу. Я говорю: «Да, это я был на ферме. Я старший сын вашей жены и брат вашего приемного сына». Анри помолчал и говорит: «Чего вы хотите?» Он думал, я денег буду требовать. Виктор едва не подавился и некоторое время жевал молча – так торопливо, словно на самолет опаздывал. Налил себе сока, запил и откашлялся: - Но я сказал, что просто хочу быть поближе к Амадею. Даже не буду ему говорить, что он мой брат. Рассказал Анри про наше детство. Про эти приступы у Амадея. Анри сказал, что его все эти годы лечит отличный врач, стало намного лучше, и что мое присутствие, возможно, пойдет Амадею на пользу, но сначала он хочет посоветоваться с доктором. Я согласился, конечно. Через несколько дней Анри сам со мной созвонился, пригласил на встречу – там же, в коллеже. Мы просто зашли в пустую аудиторию – я, Анри и еще один мужчина… - Доминик Фоше? – спросил комиссар и отправил в рот кусок мяса. - Угу, - кивнул Виктор. – В общем, они оба со мной побеседовали, я подробно рассказал доктору Фоше, как у Амадея приступы проходили, он мне кучу вопросов назадавал и говорит, прямо при мне: «Мсье Мафоре, я уверен, что молодой человек станет дополнительным источником поддержки для вашего сына, и это поможет нам закрепить результаты терапии». По итогу, Анри сказал, что возьмет меня к себе. Я обрадовался, говорю – я много чего умею, могу садовником, могу водителем, с лошадьми тоже научусь, если надо. Анри засмеялся и говорит: «Нет, мсье Мафоре, вы будете моим секретарем. Уверен, вы справитесь». На следующий день я приехал в Брешь. С одним чемоданом. Маленьким. И Виктор показал руками примерные габариты чемодана, едва не опрокинув пакет с соком. - Прошу прощения, - сказал Адамберг, привстал и вытащил телефон из заднего кармана джинсов. Сообщение было от Вейренка и состояло из одного слова: «Срочно». - Минутку… - Адамберг перешагнул через скамейку и быстро пошел к выходу, по пути содрав с вешалки свою куртку. На улице он все-таки сначала застегнул молнию и закурил, не выпуская телефон из рук, а потом уже набрал Вейренка: - Привет. Что такое? - Добрый день, господин комиссар, - лейтенант был предельно официален. – Мы получили результаты генетической экспертизы. Кости женщины, найденные на так называемом Лисьем острове, не принадлежат Аделаиде Мафоре, а кости мужчины не принадлежат Эрику Куртелену. - Та-а-ак, - сказал комиссар. - Экспертиза заняла много времени, - продолжал Вейренк тем же тоном, - потому что сестра Эрика Куртелена вышла замуж и переехала в Германию, ее не сразу удалось разыскать. Однако она согласилась предоставить свой биоматериал для сравнения. Мужчина, чьи кости были найдены на так называемом Лисьем острове, не мог являться родным братом Эрики Майнгоф, в девичестве Куртелен. - Эрики? – отупело переспросил Адамберг. - Они близнецы. Брат и сестра, близнецы. Эрик и Эрика. - И у их родителей было плохо с фантазией, - буркнул Адамберг. Вейренк промолчал. - А у меня чересчур хорошо, я понял. То есть, это не Эрик? - Нет. - И не Аделаида? - Нет. Женщина, чьи кости были найдены на так называемом… Комиссар едва не швырнул телефон оземь. - …Лисьем острове, не могла являться родной матерью Виктора и Амадея Мафоре. - Благодарю за доклад, господин лейтенант, - сказал Адамберг. - Комиссар, - в голосе Вейренка появилось что-то человеческое, - не сегодня-завтра вас отзовут из отпуска. Будьте… - Не отзовут! – почти прорычал Адамберг. – До следующего понедельника меня нет! Я умер, меня зарыли под теплым камнем! Рольбена крутите! - Проще афтургангу допрашивать. Ты бы его видел… - перестав разговаривать как автоответчик, лейтенант перешел на привычное для них с Адамбергом «ты». - Кого видел? – переспросил комиссар. – Афтургангу? - Нет, Рольбена. Он молчит и улыбается. Просто молчит и улыбается. Но так!.. - Понятно, - Адамберг посмотрел на сигарету в своей руке, обнаружил, что она давно погасла, и щелкнул зажигалкой. – Все дураки, один он умный. - Угу, - подтвердил Вейренк. – Он ничего не скажет. Нам – ничего. - Ладно, - Адамберг сел на скамейку у входа в гостиницу. – Я все понял. Пойду дальше портреты рисовать. В темпе. - Ну давай, - Вейренк немного расслабился. – Но имей в виду, в понедельник мы отчитаемся по результатам экспертизы, и начнется такое... - Переживем как-нибудь, - Адамберг докуривал сигарету, короткими частыми затяжками. – Спасибо, Луи. Если что, так и скажи – ты мне звонил, все сообщил. Отпуска у меня еще почти две недели, так что пусть… остынут. Держи меня в курсе, хорошо? - Обязательно. Удачи, до связи. - Удачи, – Адамберг сунул телефон в карман и погасил сигарету о край бетонной урны. Виктор сидел на том же месте за длинным столом, его тарелка почти опустела. На Адамберга он глянул исподлобья, с некоторой опаской. - Что-то случилось, господин комиссар? – спросил он. - Да ничего, - ответил Адамберг, перелезая через скамейку. – Ничего такого, что могло бы меня удивить. Сегодня. Еще неделю назад – могло, а сейчас уже нет. Это не их кости. Экспертиза пришла. Не Аделаида и не Эрик. Виктор кивнул. - Я-то и так это знал, - сказал он. – Теперь и вы знаете. А кто это – я без понятия, кстати. - Снова туман, - пробормотал Адамберг, придвигая к себе тарелку. - Ну уж это вы точно не обязаны выяснять,– заметил Виктор. – В смысле, чьи это кости. - Не обязан, и с вашим делом это вряд ли связано. Но интересно же, - признался комиссар. – Что за остров проклятый? «Так называемый» Лисий? Виктор пожал плечами, наложил еще салата и заработал вилкой. Набил полный рот и вдруг сказал: - М! Проследив за его взглядом, Адамберг увидел, что Амадей и Шато встают из-за столика в углу, обмениваясь рукопожатиями с Регнваром. Амадей снял с вешалки сначала серый плащ – Шато забрал его и перебросил через руку – потом свое пальто, и следом за Шато направился к лестнице. - Был неправ, - констатировал Адамберг, глядя, как почти все головы в зале повернулись в сторону двух удаляющихся фигур в светлых костюмах. Амадей был ладони на полторы выше, Шато тоньше в кости. Оба держались очень прямо: у Амадея вдруг появилась чуть ли не военная выправка, осанка Шато казалась скорее балетной – он и двигался плавно, словно танцуя. – Никого они не распугали. Наоборот. Виктор, а как называется этот цвет? - Какой? – спросил Виктор, дожевывая салат. - Костюм у Амадея. Что это за цвет? - Да не знаю, - Виктор задумался, - цвет и цвет. Вроде как необработанная шерсть. Серо-белый. Или бело-серый. - На туман похоже, - сказал Адамберг. – Вы собираетесь плыть на Лисий остров? - Мы заранее точно не решили, - ответил Виктор. – Думали – как получится. Вон, Амадей с Рёгнваром поговорил. Может и договорился. Пойдемте, узнаем у них. Серый плащ и бежевое пальто висели рядом в прихожей, но в первой комнате, с диваном, никого не было. - Амадей! – громко позвал Виктор. - Да, - откликнулся голос из-за стены. Зайдя в маленькую спальню вместе с Виктором, комиссар увидел, что Амадей и Шато играют в шахматы. Стол они развернули и поставили в проходе между кроватями. Амадей был по-прежнему в костюме, только пиджак снял и повесил на спинку стула, на котором он сидел. Шато устроился на кровати – привстав на коленях и облокотившись на стол. Он был в джинсах и свитере, но не сером, а коричнево-зеленом, и босиком. Тапочки стояли на полосатом коврике. Подперев подбородок переплетенными пальцами, Шато неотрывно смотрел на доску и, казалось, вел какой-то мысленный диалог со своим черным ферзем. - Вы поели? – спросил Виктор. Амадей поднял глаза на брата. - Да, поели, - ответил он. – И с Рёгнваром поговорили. - И что? - Завтра в два. Если погода не испортится. - А кто лодку поведет? – спросил комиссар. Амадей остановил на нем взгляд и помедлил, словно вспоминая, кто этот человек и что он здесь делает. - Рёгнвар. - Он же на костылях. - Ему это не помешает. - А кто еще поплывет? – не отставал Адамберг. - Вы, если хотите, - разрешил Амадей. – Я, Виктор. И… Он замялся и взглянул на Шато. - Да, - сказал Шато и кивнул, не сводя глаз с черного ферзя. – Я поеду. Я не хочу, и ты знаешь, почему я не хочу, но я поеду. И ты знаешь, почему я поеду. Договорив эту невразумительную и одновременно полную скрытого смысла фразу, Шато со вздохом опустился на кровать, вытащил из-под себя ноги и на ощупь обул тапочки. - Отложим, хорошо? – попросил он Амадея, указывая на доску. – Все равно я не могу сосредоточиться. Господа, давайте выпьем кофе и… продолжим. Наш долгий, трудный и опасный путь сквозь туман, по дну глубокого ущелья, заросшего сухим терновником. - Да вы поэт, мсье Шато, - вместо иронии в голосе Адамберга прозвучала невольная, а потому искренняя похвала. - Нет, - сказал Шато и пошел в большую комнату. Электрочайник шумел, Шато раскладывал по чашкам кофе. - На чем вы остановились, Виктор? – спросил он вполголоса. - На том, как я приехал в Брешь, - ответил Виктор. Амадей снял с подставки закипевший чайник и наполнил чашки. Адамберг придвинул к дивану журнальный столик, перетащил поднос, развернул кресло и уселся. Виктор и Шато заняли места на диване: Виктор – с краю, поближе к комиссару, Шато – на полметра левее. Амадей отошел к окну, повернулся спиной к остальным и сложил руки на груди. - В общем, приехал я в Брешь, с одним чемоданом, - Виктор вручил Адамбергу чашку, другую передал Шато, третью взял себе и отхлебнул кофе. Добавил ложку сахара, размешал. – Лишнего не брал, только самое необходимое – думаю, вдруг Анри меня… выпнет в тот же день. Аделаиды дома не было, мы специально так подгадали – я в обед приехал, а она должна была только вечером вернуться. Амадей был на прогулке, с Пеллетье. Виктор говорил, обращаясь к комиссару, и так, словно кроме них двоих в комнате больше никого не было. - Анри меня познакомил с Селестой, с прислугой – тогда в Бреши были и горничные, и садовник, и шофер – показал мою комнату и повел на конюшню. Пока мы туда дошли, Амадей как раз вернулся. Пеллетье лошадь расседлывает, Амадей ее по гриве гладит. Поворачивается и видит меня. - Я тебя сразу узнал, но сначала не поверил, - сказал Амадей, по-прежнему глядя в окно. – Думал, у меня галлюцинации начались. - У тебя такое лицо было, как будто ты призрака увидел, да, - Виктор улыбнулся. - Анри меня представил – говорит, Амадей, знакомься, это мой новый секретарь, зовут его Виктор, а фамилия у него как у нас, Мафоре, представляешь? Амадей мне руку пожал и смотрит, не насмотрится. Анри говорит Пеллетье – покажите Виктору лошадей, захочет научиться ездить верхом – научите. И ушел. Пеллетье что-то буркнул, типа, «ноги что ли переломать?» Не то мне, не то лошади. Я говорю – я сейчас не буду кататься, потом приду. И мы с Амадеем пошли в дом. Он идет молча, я тоже. Почти до дома уже дошли, я останавливаюсь и говорю: «Я же тебе обещал, помнишь?» Виктор сделал несколько глотков кофе: - Ну вот. Я попросил Амадея не говорить Анри, что я тот мальчик с фермы. Типа это будет наш секрет. А вечером приехала Аделаида. Мы с Анри были в кабинете, он мне объяснял, как и что. Сортировка почты, журналы… Аделаида заходит, говорит – «Привет!» Веселая такая, нарядная. Она в Париж ездила. За покупками. А я как раз в шкафу разбирался. Анри ее поцеловал в щечку и говорит – «Адель, у меня теперь есть секретарь. Познакомься – мсье Мафоре. Виктор Мафоре. Наш однофамилец – бывают же на свете чудеса, правда?» Я поворачиваюсь, гляжу на нее. Она на меня. Шато прерывисто выдохнул и поставил на журнальный столик чашку с нетронутым кофе. - Они когда Амадея забирали, полчаса его от меня оторвать не могли, - сказал Виктор. – Может, даже больше. Вы что думаете, она меня не рассмотрела? Я не знал, что она моя мать, да мне и не до нее было, я Амадея успокаивал. Но она-то знала. Я не так уж изменился за десять лет – ну, изменился, конечно, но не прямо до неузнаваемости. У меня тип лица такой, что сильно не меняется. И волосы. Ее волосы, только она их выпрямляла. А цвет такой же. Она им гордилась, натуральный золотистый, не красила. Тем более, седины у нее не было. Адамберг развалился в кресле, вытянул ноги: - И что она? - Да особо ничего, - Виктор тоже откинулся на спинку дивана. – Все-таки были у нее данные, если бы училась, а не… по койкам прыгала – может, и правда стала бы неплохой актрисой. Чуть-чуть побледнела, и все. Протягивает мне руку – «мсье Мафоре, очень приятно, просто замечательно, что у Анри появился помощник, он так много работает, и хорошо, что фамилия одна – у меня плохая память на имена, зато на лица – отменная»… Улыбается, глаза блестят. - Вот ведьма, - сказал комиссар. - Ага, – Виктор кивнул. – Tölva… Амадей тогда не удержался просто. Когда рассказывал вам историю, которую якобы услышал от Алисы. У него это слово крутилось в голове, вот он его и вставил. Потом переживал, что вас это могло насторожить. Но вы не обратили внимания. Хотя зачем одному французу в разговоре с другими французами называть компьютер по-исландски? Tölva значит «считающая ведьма». Расчетливая ведьма, можно и так перевести. Это про нее, Аделаиду, она такая и была. Наша мать. Моя мать, которая пыталась меня соблазнить. - Что? – Адамберг выпрямился. - Через неделю после того, как я появился в Бреши. Вы поймите, господин комиссар: она ведь не знала, как много мне известно. Раз я взял фамилию Мафоре – значит, скорее всего, нашел на ферме ее письма. Но какие именно? Если бы я взял ее девичью фамилию, Пуйяр, это значило бы, что я все знаю и про себя, и про Амадея. А тут – Мафоре. Она решила проверить: а вдруг мне известно только про Амадея, а про себя – нет? Вдруг я читал одно из ее поздних писем, и знаю, что она мать Амадея, но не знаю, что и моя тоже? - Она вас что, реально пыталась затащить в постель? – спросил Адамберг, проведя рукой по лицу. - Угу, - кивнул Виктор. – Еще как. Свидание назначила, я пришел. Сцена из «Тартюфа», практически, только наоборот. Мы с ней вдвоем в библиотеке, на диванчике, и Анри за шторой. Там плотные такие шторы были, бархатные. Амадей неожиданно рассмеялся – раскатисто, звонко и зло, словно градом в окно сыпануло. - Перестань, - попросил Виктор. Смех прекратился. - Зачем она хотела сделать вас своим любовником? – спросил Адамберг. - Чтобы потом, при необходимости, сделать сообщником, - Виктор отставил пустую чашку, вынул из хлебницы конфету и начал крутить ее в руках, не разворачивая. – Как вы думаете, господин комиссар, почему она приехала за Амадеем? - Потому что Анри от кого-то узнал, что у нее есть сын, - сказал Адамберг. - Да, но от кого? Комиссар пожал плечами: - Видимо, нашлись доброжелатели… Не сама же Аделаида вдруг воспылала материнской любовью. Или она с чего-то решила исповедаться перед мужем? - В некотором роде, - Виктор положил конфету, поднялся и прошелся по комнате, разминая ноги. – Аделаида сама сообщила Анри эту информацию, хотя и не по доброй воле. Гренье ее шантажировали. Адамберг поковырял подлокотник кресла и сказал: - Меня другое удивляет. Почему она вообще дала им такую возможность? Письма с фамилией и адресом, собственноручные… Зачем? - Затем, что это была обоюдовыгодная сделка, - ответил Виктор, расхаживая туда-сюда. – Ей нужно было, чтобы мы с Амадеем находились в одном месте и никуда не делись. Это не так-то просто было организовать. А у Гренье там связи были, в опекунском совете. Они и раньше брали к себе сирот, мы не первые, кого они… воспитывали. Так что Гренье ей были очень нужны. И ей пришлось согласиться на их условия. Присылать деньги от своего имени, с адресом. Ну и однажды они решили, что им мало. Аделаида и правда с ними не особо щедро делилась. Гренье навели справки, узнали, кто такой Анри Мафоре и подумали, что Аделаиду не затруднит раскошелиться тысяч на пять, чтобы скрыть от мужа грехи молодости. А у нее лично не было таких денег. То есть, она могла их снять со счета, но Анри спросил бы – на что? И тогда она украла картину. Эскиз, точнее. Ренуара. И продала его, за наличку. У нее еще с прежних времен остались связи со всякими… темными личностями. - У Аделаиды однозначно был талант, - угрюмо сказал Адамберг. – Криминальный. Ей в воровки надо было идти, сразу, не отвлекаясь на всякие глупости. Цены б ей не было. - Ну, воровка из нее получилась не очень, - возразил Виктор. – Она считала мужа рассеянным ученым, который ничего вокруг себя не видит, и думала, что Анри не заметит пропажу. Но он заметил. И когда она вернулась из Парижа, поздно вечером, он взял у нее сумочку, открыл и вытряхнул оттуда пачку купюр. Аделаида рыдала и каялась, но рассказала только про Амадея. Про меня – нет. Как потом выяснилось, она после этого разговора умудрилась тайком позвонить Гренье, и предупредила, что приедет за Амадеем, но про второго ребенка – чтоб ни слова. Иначе Анри ее просто выгонит, и больше они ни цента не получат. А так она им будет продолжать подкидывать, сколько сможет. На булавках сэкономит, - криво ухмыльнулся Виктор. - М-да, - комиссар взял конфету, оставленную на подносе Виктором, развернул и сунул в рот. – Трюфель. Вкусно. А, да – «Тартюф», говорите? Амадей обернулся и глухо сказал: - Франсуа… - Да, - Шато повозился и неловко слез с дивана. Выглядел он так, словно только что проснулся от кошмара. – Пойдем, пойдем. На этот раз Шато пропустил Амадея вперед и бесшумно прикрыл за собой дверь. - Между прочим, я тоже хочу курить хочу, - проинформировал Адамберг. - Так давайте спустимся, - предложил Виктор. – Воздухом подышим.