Талая вода

Комиссар проснулся ровно в десять. Из-за приоткрытой двери в спальню Шато доносился быстрый перестук клавиш. - Доброе утро! – громко сказал Адамберг. - Доброе утро, господин комиссар! – откликнулся Шато, не прекращая выбивать дробь по клавиатуре. – Прошу прощения, я сейчас приду, пять минут. Через пять минут Адамберг, который сидел за столом на кухне и курил, прихлебывая кофе, поднял глаза, увидел в дверях фигуру в темно-синем халате, вместо пепельницы ткнул сигаретой в левую руку и втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Шато исчез, не издав ни звука, и тут же вернулся с баллончиком пантенола. Сильно встряхнул его в руке, сдернул крышку. Белая пена брызнула и зашипела. - Подождите, господин комиссар, пусть впитается. Ну что за напасть! У меня правая рука, у вас левая… Нет, не трогайте, пожалуйста. Завтрак я сейчас сделаю. Овсянку будете? Изюм, орехи, сливки? Или вы такое не едите? - Я любое ем, - сказал Адамберг. – Практически. - Замечательно. А, и гренки. С сыром. Так вот: Мафоре. - Мсье Шато, минутку, - попросил Адамберг, глядя на оседающую белую пену. – Извините. Я хотел вас вчера спросить, но забыл. А Рольбен и Фоше знали про письмо префекта? - Про письмо префекта – да, - Шато поставил на плиту кастрюльку и сковородку, подумал и поменял их местами. - А про письмо Дениз – нет. - Ага. А почему? - Ну, как почему. Письмо префекта было опубликовано в открытом источнике, это краеведческий бюллетень, интересный только специалистам, но… - Но вы как раз специалисты. Это я понимаю. Я не понимаю, почему вы не рассказали настоящую историю Франсуа-Дидье Шато. Не опубликовали опровержение, например. Или вы сами хотели, чтобы его считали сыном Робеспьера? - Нет, этого я не хотел. Но мне нужна была загадка. - Вам нужно было… что, простите? - Загадка, - повторил Шато, оборачиваясь с лопаточкой в руке. – Которую невозможно разгадать. Потомок я или не потомок? Как узнать наверняка? Никак. Вот и пусть ломают голову. Над задачей, которая не имеет решения. Вместо того, чтобы… Шато отвернулся и занялся гренками. - Вместо того, чтобы прийти к единственно верному решению, пусть и совершенно невероятному, - закончил Адамберг. - И признать себя сумасшедшими. Кому это надо? – Шато энергично мешал что-то в кастрюльке. – Доминику и Шарлю я сам показал статью с письмом префекта. Сказал, что да, я потомок этого самого Дидье, а теперь давайте-ка посмотрим на даты. Они посмеялись над ситуацией вместе со мной и выкинули ее из головы. Ну, или сделали вид. А больше я ни с кем об этом не говорил. Потому что меня никто и не спрашивал. Ни у кого, кроме вас, господин комиссар, не хватило на это… Шато пошевелил в воздухе пальцами. - Дерзости? – предложил Адамберг. – Наивности? Мужества? - Пытливости ума, - процедил Шато, прибавляя огонь под сковородкой. Через пару минут он поставил на стол блюдо с гренками, тут же подхватил со столешницы две тарелки с овсянкой и плюхнул их рядом. - А зубы? – вспомнил Адамберг. – Вы говорите, как узнать наверняка… - Нет у меня никаких зубов, - ровно ответил Шато. – То есть, кроме моих собственных. То есть… О, боже. Гренки остынут, господин комиссар, приятного аппетита. Адамберг глотал овсянку, грыз гренки и о чем-то размышлял. - Еще несколько слов о Бюро, с вашего позволения, - Шато отставил полупустую тарелку и тронул губы салфеткой. – То первое расследование – спонтанное, неожиданное для нас самих – завершилось удачно. Там действительно были подделаны документы, нам удалось установить, какие и кем. Информация была передана в нужные руки – естественно, с сохранением нашей анонимности. Лицензию отозвали, взяточник получил условный срок. Следующий фигурант возник так же случайно: коллега Рольбена пожаловался ему на весьма запутанное дело, в котором многое зависело от результатов экспертизы, а она была проведена то ли халатно, то ли умышленно недобросовестно. Потом один из пациентов Доминика рассказал историю – просто к слову пришлось – как его приятель, служивший в мэрии… не Парижа, другого города… обнаружил несоответствия в некой смете. Сумма была сильно завышена. Смету переделали, но того человека через некоторое время уволили, под явно надуманным предлогом. На его место пришел дальний родственник мэра. Шато встал и убрал посуду. Включил кофеварку: - Мы действовали на свой страх и риск, господин комиссар. И вовсе не потому, что нам захотелось поиграть в сыщиков. Но видеть продажность, злоупотребления, преследования честных людей – и даже не попытаться ничего сделать? Это было против наших принципов. Моих, Шарля, Доминика, Рене. Мы привлекли к расследованиям еще нескольких членов Общества – тех, кому могли полностью доверять. Нам не хватало людей, но в таком деле лучше меньше, да лучше. Денег нам тоже не хватало. А потом пришел Анри Мафоре. - И деньги у вас появились, да? – Адамберг помог Шато перенести на стол кружки с кофе. - Да. Прошу прощения – как ваша рука, господин комиссар? - Все прошло, - сказал Адамберг, глядя на бледно-розовое пятно между большим и указательным пальцами. – Совсем прошло. - Слава богу. Так вот, с появлением Анри Мафоре у нас появились деньги и на расширение деятельности Бюро, и на аренду более подходящего помещения. До этого мы собирались в университетской аудитории. Она довольно просторная, сделана амфитеатром – неплохо, но все равно не совсем то. В Обществе было уже около трех сотен человек. Шато торжественно водрузил в центр стола до блеска отмытую пепельницу, сел, отхлебнул кофе и вытащил из пачки сигарету. - Как вы курить-то начали? – поинтересовался вдруг Адамберг. – Вредная же привычка. - А вы все неустанно печетесь о душе и теле Франсуа Шато, господин комиссар? – вполсилы съехидничал Шато, закуривая. – Никотин – стимулятор, всего лишь. Как и кофе. Помогает не заснуть и отбивает аппетит. В студенческие годы мне это было крайне необходимо. И то, и другое. - Вам что, есть было нечего? - Скорее некогда, - беззаботно сказал Шато. - Но иногда и нечего. Комиссар смешался. Кашлянул, тоже закурил и спросил: - Так кто привел Анри Мафоре? - Привел его Доминик, - Шато сжал губы. – На самом деле – Рольбен. Но тогда я этого не знал. Шарлю надо было скрыть свое участие в исландской истории… терпение, господин комиссар. А появление Анри Мафоре в качестве знакомого Доминика выглядело вполне естественно, поскольку… Шато покрутил сигарету в пальцах, стряхнул пепел и подвинул пепельницу ближе к Адамбергу: - Ваш ход, господин комиссар. - Поскольку… - медленно проговорил Адамберг, - Доминик Фоше лечил Амадея Мафоре. - И-мен-но. Я вам больше скажу, он его вылечил. И если бы не письмо Алисы Готье… - У Амадея что, все-таки психическое расстройство? - Не психическое! – запротестовал Шато. – Нервное. Это совершенно разные вещи. Амадей – не сумасшедший, у него нет никаких эмоциональных или интеллектуальных отклонений. У него просто уязвимая нервная система, которая бурно реагирует на стресс. В детстве у Амадея бывали очень сильные приступы, он на несколько часов замирал в полной неподвижности. Почти каталепсия. Резко падало давление, мог случиться обморок – глубокий, на грани комы… Ужасно. Доминик вел его много лет, и с помощью тщательно подобранных препаратов и различных приемов терапии стабилизировал его состояние. Даже после смерти матери у Амадея не было сильного приступа. - И Анри Мафоре, чтобы отблагодарить Доминика Фоше за лечение сына, стал спонсировать Общество? – спросил комиссар. - Не только, - ответил Шато. – Были и другие причины. Но да, Амадей Мафоре сыграл в этом важную роль. И вы увидите, какую. Точнее – чью. Скажите, пожалуйста, где остались ваши вещи, в хостеле? - А? – от неожиданности Адамберг не сразу сообразил, о чем идет речь. – Да нет, там полотенце и бритва, больше ничего. Я не знал, вернусь я на Гримсей или нет, но на всякий случай оплатил номер до конца недели и вещи забирать не стал. Мне их перешлют, я договорился. - Это не потребуется, - заявил Шато. Погасил сигарету и встал. – Господин комиссар, в семь часов вечера мы можем вылететь в Лондон, оттуда в половине деcятого – на Рейкьявик, и утром в четверг доберемся до Гримсея. Виктор и Амадей Мафоре присоединятся к нам на следующий день – они забронировали номер из двух комнат, который освобождается только в пятницу. Я как раз общался с братьями Мафоре, когда вы проснулись. Они согласились рассказать свою часть истории, но хотели бы сделать это в Исландии. И правильно, им не стоит появляться здесь, вам – в Бреши, а в «Кафе игроков» лучше пока никому из нас не показываться. - Так может, и мы до пятницы подождем? – предложил комиссар. - Все вместе и полетим. Шато покачал головой: - Мне нежелательно лететь одним рейсом с Виктором. Не беспокойтесь, господин комиссар, я вас не стесню. Высплюсь в дороге, днем погуляю по острову, а ночью посижу в холле… Там ведь есть какой-нибудь холл? Посмотрю фильм в наушниках, с ноутбука. Вряд ли я кому-то помешаю. - Не выдумывайте, - буркнул Адамберг. – Что-нибудь сообразим, еще вы в кресле всю ночь не сидели. - Не впервой, - равнодушно ответил Шато. – Так что, собираемся? - Да мне и собирать особо нечего, - пожал плечами Адамберг. – Только то, что вы купили. Сколько я вам должен, кстати? - Ровно пятьдесят евро, - Шато встал, взял с холодильника чек и положил его перед Адамбергом. - Спасибо, - сказал комиссар, запихивая чек в карман халата, и тоже поднялся. В ванной Адамберг переоделся в свою голубую рубашку и серые джинсы. Прошел в гостиную. Сложил халат, шлепанцы, футболки и все остальное в желтый пакет, который обнаружился на полочке журнального столика, и сел на диван. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, там что-то стукало и шуршало. - Надводная часть Бюро – это детективное агентство, - донесся из спальни голос Шато. – Точнее, два агентства, детективное и охранное. Охранное фактически принадлежало Рольбену, хотя его владельцем и директором является другой человек. Детективным руковожу я. Ну, если это можно так назвать. Формальных полномочий у меня, разумеется, нет. - А вам и не надо, - сказал Адамберг. – Перед вами и так все на цыпочках ходят. - Это неправда, господин комиссар! – Шато так возмутился, что даже высунулся из спальни. – Никто передо мной не ходит ни на каких цыпочках! Да вы зайдите, я сумку собираю. Давайте ваш пакет. На тахте лежала раскрытая дорожная сумка – небольшая, с серебристым пластиковым корпусом, колесиками и выдвижной ручкой. Шато, в джинсах и серой футболке, ловко и тщательно паковал вещи. Адамберг углядел среди них темно-синий халат и еще что-то знакомое, тоже синее, но светлее и ярче. - Свою публичную деятельность мы вели строго в рамках лицензий, не подкопаться, - продолжал Шато. Взял у Адамберга пакет, положил его в сумку и слегка утрамбовал ладонью. – Люди Рольбена занимались установкой сигнализации и систем видеонаблюдения, сопровождением ценностей, охраной домов и квартир. Мои агенты… Шато примостил рядом с желтым пакетом какой-то маленький сверток – в уголке, словно последний кусочек паззла – полюбовался результатом и застегнул замок. - А собственно, какие агенты? – сказал он с улыбкой, пожимая плечами. – Чьи? Живут себе люди в разных городах, большинство из них даже не знают о существовании друг друга… - Вы говорили – почти полторы тысячи человек? – вспомнил комиссар. – Я оценил размах. То есть, у вас и прослушка, и наружка, и эксперты, и охрана с оружием, и шпионы в разных ведомствах-организациях… - Это не шпионаж, – с достоинством возразил Шато. - Ну, пусть будет гражданская бдительность. Да, и хакерством еще балуются некоторые. Главные бухгалтера. В качестве хобби. - Я не хакер, - снова возразил Шато, уже с некоторым раздражением. – Моя основная специальность – защита информации в компьютерных системах и сетях. - А лучшая защита, как известно – нападение, - Адамберг плюхнулся на тахту так, что сумка подпрыгнула. – Мсье Шато, вы понимаете, что все это незаконно? - Интересно, можно ли объявить кого-то дважды вне закона? - спросил Шато, глядя комиссару прямо в глаза. Адамберг отвел взгляд первым – секунды через четыре. - В общем, - продолжал Шато, словно ни в чем не бывало, - агентство как агентство. Проверка персонала, расследование случаев мелкого мошенничества, розыск наследников. Офис в центре – солидный, но без претензий на роскошь… - Тот, где я показывал вам портреты? – догадался Адамберг. Шато стащил сумку с тахты и откатил ее к шкафу. - И да, и нет, господин комиссар, - с вкрадчивой любезностью ответил он. – Тот офис, где вы унизили своих коллег при мне, а меня – при них, в моем собственном кабинете – действительно штаб-квартира Бюро, но неофициальная. По документам, это юридический адрес Общества. Оба агентства зарегистрированы в других местах. - Простите… что вы сказали? - Я говорю – офисы обоих агентств находятся в других… - Нет, - Адамберг встал. – Что вы сказали про свой кабинет? Шато выпрямился и сложил руки на груди: - А что вас смущает, господин комиссар? То, как я назвал ваши действия? Но отнюдь не сами действия, правда? - Мсье Шато… - Зачем вы устроили это представление? – голос Шато зазвенел, глаза сверкнули. – Чтобы поразить всех своим талантом портретиста? Вы могли просто спросить меня, кто играет роль Неподкупного – и я бы вам ответил. - И соврали бы! - Нет, я сказал бы правду! - Да вы мне уже наплели черт знает чего и сколько! Пилочка эта, апельсины вы сажали, имена не спрашиваете! – от ярости комиссар выражался не вполне членораздельно. – Что ж вы Гонсалеса не узнали? Вы из меня идиота сделали, мсье Робеспьер, голову мне морочили… - И вы решили, что имеете право пригвоздить меня к позорному столбу? Вот, дескать, не отвертишься, не скроешь – это ты, ты, ты, даже они поняли! – речь Шато тоже утратила обычную плавность, он запинался через слово. – А вы видели их глаза? Видели, как им было стыдно? Вы же не только мне, вы и своим людям в лицо плюнули! Душу им вывернули наизнанку! И вернулись через пару часов, с новыми разоблачениями, не дав мне опомниться… - Я не хотел доводить вас до слез! – вырвалось у Адамберга. – Не было у меня такой цели! - Много чести, господин комиссар, - сказал Шато с непринужденным высокомерием. – Я просто устал и не совладал с собой. Как будто мне без вас причин недоставало! Убиты четыре человека, и один из них – Анри Мафоре. Кто следующий – Шарль, Доминик, я? Что является объектом атаки – Бюро или Общество? - Кто писал вам письма с угрозами? – быстро спросил Адамберг. - Не знаю. Этот простой ответ совершенно обескуражил комиссара. - Я не знаю, кто их писал, - повторил Шато внятно и раздельно, словно диктуя. – Я не всеведущ и не всевидящ. Человек бросил письмо и пошел себе дальше. Прикажете за каждым почтовым ящиком во Франции наблюдение установить? Круглосуточное? Никакого Бюро не хватит. Отпечатков не было – ни на конвертах, ни на письмах. - Ч-черт… - Адамберг сел и запустил руку в волосы. – А Рольбен знал? - Да, конечно, - кивнул Шато. – Но меня хорошо охраняли, а подобные письма приходят уже не первый год, и до недавнего времени больше ничего не происходило. Я к ним, в сущности, привык. Даже как будто чего-то не хватало, когда очередного письма слишком долго не было. - Я с вами скоро рехнусь, - не выдержал Адамберг. – Вы кого угодно можете с ума свести. - У меня нет такой цели, - ответил Шато и вытянул ручку сумки. – Пойдемте, господин комиссар. Выпьем кофе, перекурим – и в Шарль-де-Голль. Шато вымыл посуду, жестом отказавшись от помощи Адамберга – хотя его пальцы были по-прежнему заклеены пластырем, только уже другим, телесного цвета. Они молча выпили кофе и выкурили по сигарете. Потом Шато залез под мойку, перекрыл воду, вытащил пакет с мусором, туго завязал его и отнес в прихожую. - Одевайтесь, господин комиссар, я сейчас. Адамберг присел на банкетку и наткнулся на что-то мягкое. Это был серый шарф, которым его пытались задушить – комиссар, как зашел в квартиру, бросил его и забыл. Адамберг вытащил шарф из-под себя, покрутил его в руках, положил на полочку и стал зашнуровывать кроссовки. - Вы готовы? – спросил Шато, выходя из гостиной. – Как я выгляжу? Адамберг медленно поднял глаза на человека, стоявшего перед ним. Черные кеды, узкие темно-синие джинсы, тонкие черные перчатки без пальцев и короткая серая куртка – легкая и объемная, вроде ветровки. Карие глаза, рваные пряди русых волос с рыжеватым отливом. Только улыбка была прежняя. - Как подросток неопределенного пола, - сказал Адамберг. - Определенного! – буркнул Шато. – А это что? - Это? – комиссар показал на шарф. – Этим меня душили вчера… нет, позавчера уже. - А-га… - Шато тронул шарф тремя пальцами, как кошка лапой, и поморщился. – От него пахнет. - Это мусор, - Адамберг кивнул на ярко-голубой пакет в углу. Шато покачал головой: - Нет. Не мусор. От этого шарфа чем-то пахнет. Его надо забрать, только завернуть во что-нибудь. Шато снова зашел в гостиную и вскоре вернулся. На плече у него был коричневый замшевый портфель с длинной лямкой, в руках – кусок прозрачной пленки. Завернув шарф в пленку, Шато положил его в наружный карман портфеля. Адамберг нахлобучил шляпу и снял с вешалки плащ. - Подождите, господин комиссар, - сказал Шато. – Плащ – ладно, все равно мое ничего не подойдет, но шляпу не надо. Оставьте здесь, я вам потом отдам, если жив буду. - Не говорите так, - проворчал Адамберг. Шато пошарил на верхней полке шкафа и вытащил оттуда берет и шарф, оба песочного цвета. - Я береты не люблю, - попытался отказаться Адамберг. - Я тоже кеды не люблю, но сейчас не до того. Да вы примерьте, господин комиссар. Может, и неплохо будет. Оказалось действительно неплохо. Адамберг, глядя в зеркало, обмотал вокруг шеи кашемировый шарф и сказал: - Вот от вашего и правда чем-то пахнет. - Неприятно? – обеспокоился Шато. - Да нет, наоборот. - Тогда ладно, – Шато вздохнул и ненадолго прикрыл глаза. – С богом. Подошел к домофону на стене, выдвинул панель и набрал несколько цифр. - Замок вообще-то электронный, - сказал он, словно извиняясь. – Я сейчас выброшу мусор, а вы пока побудьте здесь… Побудьте здесь, господин комиссар, - повторил Шато более настойчиво, - ничего со мной не случится. Дверь со вставкой из армированного огнеупорного бетона мягко открылась, так же мягко закрылась и вскоре открылась снова. Шато, уже без ярко-голубого пакета в руках, шагнул через порог и подтянул к себе сумку на колесиках. - Пойдемте. Все в порядке. - Дайте сюда, - сказал Адамберг. – У вас же ноутбук. - Ничего, - отмахнулся Шато. – Лучше так. Они вышли на площадку, Шато запер замок – но вместо того, чтобы вызвать лифт, подошел к двери квартиры напротив и открыл ее. Адамберг последовал за ним, через пустую прихожую и такую же пустую гостиную, в маленькую комнату, где из мебели был только шкаф-купе. - А вот теперь Нарния, - сказал Шато, сдвигая дверцу. На той стороне шкаф оказался обычным, двустворчатым, а квартира – жилой, хоть и небогато обставленной. Шато, волоча за собой сумку и стараясь не наступать на ковер, быстро направился к выходу, открыл дверь и пропустил Адамберга. Замок щелкнул, лифт подмигнул зеленым огоньком. - Это соседний подъезд, правильно? – спросил комиссар, заходя в кабину – довольно просторную, с тремя зеркалами. - Да, - ответил Шато. Лифт ехал вниз, Адамберг рассматривал отражения – свое и Шато. - Мы непонятно на кого похожи, - сказал он. - Главное, что мы не похожи на себя, - Шато тоже глянул в зеркало и поправил рыжевато-русую прядь. – Дальше просто идите за мной и делайте то, что я… О чем я вас попрошу. Хорошо, господин комиссар? - Не обещаю, но постараюсь, - ответил Адамберг. - И на том спасибо. В холле на первом этаже было несколько дверей. Шато толкнул одну из них, и Адамберг увидел прачечную. Вдоль стен, облицованных белым кафелем, стояли стиральные машинки, в нескольких крутилось что-то разноцветное. За столиком у входа сидела мулатка лет тридцати и собирала пасьянс на ноутбуке. - Привет, Сесиль, - сказал Шато. - О, Жером! – мулатка подняла глаза и улыбнулась. – Как жизнь, как сам? - Спасибо, в норме. Мы там выйдем покурить, ничего? - Да не вопрос, - мулатка одарила Шато еще одной улыбкой, бросила короткий невнимательный взгляд на комиссара и снова уткнулась в ноутбук. Шато пошел между стиральными машинками, тарахтя по плитке колесиками сумки. Дверь, коридор, поворот и снова коридор, в котором витали ароматы сдобной выпечки. - Здесь кафе-кондитерская, - сказал Шато, останавливаясь. – И булочная заодно. Нам прямо и до конца, там нас заберут. Секунду… Он вытащил телефон из кармана куртки, прочитал какое-то сообщение, кивнул и припустил по коридору. Адамберг бросился за ним. Подбежав к выходу, Шато выглянул наружу и подхватил сумку за короткую ручку: - Быстренько. На улице, вплотную к двери, стоял распахнутый фургон с пустыми деревянными лотками внутри. Шато нырнул в кузов, Адамберг следом. Фургон немного отъехал, притормозил, чьи-то руки в белых перчатках захлопнули дверцы и стало совершенно темно. Мотор зафырчал, машина тронулась. Ехать пришлось не очень долго, минут семь. Вкусно пахло свежим хлебом, Шато молчал, Адамберг тоже. Наконец фургон остановился. Кто-то подошел и отодвинул щеколду. - Подождите, - сказал Шато. Они посидели в темноте еще несколько секунд, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Потом Шато встал и выбрался из фургона. Адамберг спрыгнул на бетонный пол, осмотрелся: подземный паркинг, машины в основном дешевые. Шато закинул сумку с колесиками в багажник грязноватого белого «ситроена», положил портфель с ноутбуком на заднее сиденье и сел за руль. Комиссар уселся рядом и снял берет. - Пристегнитесь, пожалуйста, мсье Адамберг, - Шато завел двигатель и глянул на наручные часы. – Половина четвертого. Успеем. Машину Шато вел сосредоточенно, с видом человека, которого лучше не отвлекать. Адамберг смотрел на него, смотрел – и не выдержал: - Все равно похожи, в профиль вообще не отличить. Шато слабо улыбнулся. - А у этой Сесиль не возникнет вопрос, куда вы делись? – вспомнил комиссар. - Не возникнет, - ответил Шато. Он почему-то стал крайне немногословен. - В тот вечер, когда вы ездили к Берье, вас тоже привезли в фургоне? - Нет, я вернулся на такси, - Шато аккуратно перестроился в левый ряд. – Мсье Адамберг, я живу в этом доме три года, меня многие знают… - Не сомневаюсь, - фыркнул Адамберг. – Вопрос только, кого они знают? Как этого человека зовут, какого цвета у него глаза и волосы? Для Ренаты и Ксавье вы – руководитель Бюро, правильно? - Да, - откликнулся Шато, напряженно косясь в боковое зеркало. - А для Сесиль? - А для Сесиль – частный детектив. - Кто? – удивился комиссар. - Помните, я вам говорил, что наше агентство занимается, в том числе, розыском наследников? Пять лет назад мы помогли хозяйке прачечной получить крупное наследство. После чего она эту прачечную и открыла. Кондитерская тоже ее. - А те две квартиры чьи? – не унимался Адамберг. – С Нарнией в шкафу? - Мсье Адамберг, - Шато переложил руки на руле и подался вперед, оценивая обстановку на перекрестке, - простите, пожалуйста, но я очень устал. Я двое суток говорил, как заведенный. Я хочу отдохнуть. И Шато замолчал. До самого аэропорта Шарль-де-Голль он больше не произнес ни единого слова. Машину оставили на парковке, Шато распечатал посадочные талоны, один взял себе, второй отдал Адамбергу. Извинился, исчез – ненадолго, комиссар как раз успел купить блокнот и карандаш – и вернулся с натуральным цветом глаз и волос, пояснив: - А то в самолет не пустят. Объемная куртка превратилась в серый плащ до колен, с широким поясом. Перчатки торчали из кармана. - За билеты я вам тоже отдам, - сказал Адамберг. – Кстати, вон вроде банкомат… Шато отрицательно покачал головой. - За билеты не надо. Считайте, что это командировочные. Адамберг снял деньги и протянул одну купюру Шато. Тот, не глядя, сунул ее в карман. Серая сумка, задрав колесики, уплыла по багажному транспортеру, Шато и Адамберг пошли на посадку. В самолете Шато сразу откинулся на спинку кресла, положил на колени портфель с ноутбуком и закрыл глаза. Комиссар дождался взлета, вытащил блокнот и начал рисовать, поглядывая то на ломаную линию профиля, то на перевитые замшевой лямкой тонкие пальцы. На пересадке в Хитроу Шато и Адамберг успели выпить кофе, обменявшись при этом едва ли десятком слов. Снова регистрация, посадка, взлет, снова шорох карандаша по бумаге – легкие штрихи, тень под высокими скулами, острый подбородок, чуть приоткрытые губы. Кеблавик, зал выдачи багажа, кафетерий, зал ожидания. - Мсье Шато, - Адамберг тронул за плечо человека, спящего в соседнем кресле. - М? – серо-зеленые глаза были затянуты дремотной дымкой. - Наш рейс объявили. Регистрация, посадка, взлет. Акюрейри. Посадка, взлет. В девять утра, в четверг, маленький самолет закружил над островом Гримсей, распугивая птиц.