План завоевания

      Бесстрашен, как рыцарь. Ловок, как кот. Хитёр, как лиса.       Люк крался вдоль шкафчиков и жирных красных цифр на их дверцах в поисках нужной.       Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Вот оно, шестнадцать! Люк прижался лицом к замку и как следует потянул носом пропахший потом и грязными носками воздух (можно подумать, в мужской раздевалке могло пахнуть чем-то ещё!). И… Бинго!       От заветной дверцы тянуло васильками, мамиными яблочными пирожками, свежескошенной травой, дымом и гарью, как от папиной пожарной формы, — самыми лучшими, родными запахами на планете! Как и полагается, когда ты находишь своего омегу.       Если бы Люк умел, он бы написал стих или песню о том чудесном дне, когда это случилось. Как сейчас помнил: погожий сентябрьский день, незнакомые коридоры и многоголосый гомон в ушах. В новую школу идти Люк не хотел отчаянно и проплакал целую неделю перед началом учебного года, несмотря на папин смех и мамины увещевания о том, что альфам не положено рыдать в три ручья, особенно в таком серьёзном возрасте, как тринадцать лет.       Срать Люк хотел на то, положено или нет. Так он и сказал матери, рыдая потом уже не на кровати, а в углу. Но в начале сентября он, как и все дети в округе, попёрся в эту школу, зажатый между братьями. Но Джоффри мама сдала в началку, а Джейс тут же нашёл себе друзей и учесал куда-то вглубь школы. Бросил его, своего родного младшего брата, и всё ради какого-то тупого на вид здоровяка, пусть даже он весь такой разальфистый альфа. Люк даже снова хотел поплакать и стал подыскивать под это дело уголок, а потом       увидел       ЕГО.       Над головой запели ангелы, а в окна ворвалось райское сияние. Люк захлопал глазами, потёр их руками, но чудесное видение не исчезало.       Высокий, стройный омега в школьной униформе, с перекинутой через плечо сумкой, с синими глазами, до того яркими, что можно ослепнуть, и длиннющими светлыми волосами, собранными в высокий хвост, пронёсся мимо Люка, даже не заметив его, и скрылся за дверью кабинета. Биологии, сообразил Люк, когда увидел табличку сбоку, и сразу же бросился к стенду с расписанием, которое любезно сообщило ему, что биология стоит сегодня первым уроком у третьего класса старшей школы.       Старшеклассник! Выпускник! Такой красивый, что дух захватывало и хотелось плакать, только уже от любви и беззаветного обожания.       Из адского логова новая школа превратилась в райский сад. Перед глазами плыли звёзды, а одноклассники казались самыми лучшими людьми в мире. Еда в столовке на вкус была не хуже маминой, и даже Криган, с которым Джейс его познакомил на большой перемене, оказался ничего так. Тем более, что он, тоже уже старшеклассник, поделился до того ценной информацией, что Люк даже безропотно скормил ему заботливо собранный мамой с утра сэндвич с курицей и горчичным соусом — свой любимый, между прочим.       — Историк заебал, — пробубнил Криган, облизывая соус с пальцев под трагичный взгляд брата. — Устроил проверочную прямо в первый день! Я ему, типа, что, его любимчик — эта сука Эймонд?       Он сжал губы куриной жопкой, высокомерно вскинул выпяченный подбородок и манерно махнул рукой за головой — будто откидывал отсутствующий у него длинный хвост.       Люк настороженно вцепился в контейнер с салатом.       — А кто это? — спросил он как можно непринуждённее и захрустел морковкой. — Этот… Эймонд.       Криган поморщился и за один укус доел сэндвич.       — Кто-кто… Старшак наш, победитель всех олимпиад, отличник и капитан школьной команды по волейболу, — и добавил, отведя взгляд в сторону. — Омега.       После занятий Люк нашёл зал со школьными наградами и под умилённый взор учительниц внимательно ознакомился со спортивным разделом. Особенно его интересовал стенд волейбола, на котором он со внутренним трепетом нашёл фото с прошлогоднего межшкольного соревнования, на котором капитан команды держал в руках золотой кубок и криво улыбался.       Фото оказалось не очень чёткое, а камера на телефоне Люка тоже была не самая навороченная, но теперь он мог смотреть на него по вечерам и мечтать о том чудесном дне, когда они поженятся. Они бы устроили большую свадьбу, куда пригласили бы всех-всех родственников, включая маминого сколько-тоюродного деда Корлиса! И заказали бы высокий торт с сердечками из сливочного крема, с вафельными коржами и начинкой из трёх видов ягод и апельсиновым желе!       А после свадьбы они непременно переехали бы в большой белый дом в пригороде с бассейном на заднем дворе и домиком на дереве, где счастливо воспитывали бы своих четверых или пятерых детей! А ещё завели бы лабрадора и пони!       От этой картины Люк не выдержал, засучил ногами и захихикал, спрятавшись под одеяло.       Эймонд Стронг. Не какой-то там мистер Таргариен, а мистрис Стронг, как и полагается достойному замужнему омеге!       К сожалению, Эймонд о своём чудесном будущем пока не догадывался. И вместо того, чтобы со слезами на глазах обнять Люка и, трогательно краснея, умолять его о свадьбе прямо сейчас, он разгуливал по школе, не глядя на своих многочисленных воздыхателей. Их у него хватало, но смелости звать его на свидания или хотя бы заговорить находилось только у таких же выпускников. Вроде сына банкира Джейсона или капитана пловцов Грейджоя.       Но всех их Эймонд отшивал всё с той же кривой усмешкой. Школьные сплетницы, девчонки и омеги из старших классов, которые постоянно трепали Люка за щёки и давали ему конфетки из своих школьных обедов, болтали, что он совсем переборчивый. Если ему не нравились спортсмены или богатенькие мажоры, кто ж ему тогда нужен?       “Я!” — хотел крикнуть Люк. — “Ему нужен я!” Но послушно жевал конфетки и молча улыбался, когда красотка Алис, готичного вида одноклассница Эймонда, умилённо ворошила ему кудри и спрашивала, кто ему нравится.       Не их это было дело. И Люку не было дела до чёрных кружевных чулок Алис или подтянутой задницы рыжей ирландской бестии-омеги Лео. На небосводе его любви горела лишь одна звезда — северная, холодная и прекрасная.       Э й м о н д. Шесть букв, два слога, бездна красоты и очарования.       Поэмы бы писать о том, как сияли его белые волосы на свету — как жидкое серебро! Или о том, как закидывал ногу на ногу: штанина его школьных брюк задиралась выше, и под ней становилось видно хрупкую косточку щиколотки. Или о том, как Эймонд щурился от солнца и легко, нездешне улыбался…       Люк расписал два дневника о своей любви к нему, обклеил его распечатанными в полиграфии на углу фотками и даже просматривал сайты ювелирных магазинов в поисках того самого кольца, которое он наденет Эймонду на палец на его выпускном, когда его выберут королевой бала. Пока что ему нравилось одно, из белого золота с аккуратным круглым сапфиром. Люк разбил обе свои свиньи-копилки, подсчитал финансы и понял, что любовь требует от него жертв. Пока что денежных, так что он оббежал свой район и теперь косил газон у половины соседей, а миссис Аррен, что жила кварталом выше, платила ему десятку в день, если он выгуливал её бульдога Арнольда по утрам перед школой.       План обретал всё более чёткие формы, и к середине октября Люк даже завёл третий дневник и на первой странице жирными синими буквами вывел “План завоевания Эймонда Таргариена”. Нумерацию и последовательность Люк, как истинный Стронг, презирал, так что план представлял собой хаотичную схему, которая, однако, была ему абсолютно понятна и упиралась лишь в одну проблему.       Надо было бы как-то сообщить Эймонду о своём существовании. Люк вписал этот пункт между кольцом и наброском их будущего дома и дважды подчеркнул блестящей золотой ручкой, чтобы не забыть.       Подойти? Не вариант. Эймонд не смотрел вообще ни на кого даже из старшеклассников, что ему Люк, который только-только поступил в среднюю школу?       Написать сообщение? У Люка был его номер (спасибо Алис и её нелюбви к блокировке телефона), но, скорее всего, Эймонд бы такого сталкинга не оценил и отправил в чёрный список на веки вечные.       Отправить ему подарок? Цветы Эймонд будто бы не любил. По крайней мере, он уже несколько раз выбрасывал в мусорку букеты, которые оставляли на его парте. Браслеты и цепочки, которые ему постоянно дарил Джейсон, он неизменно возвращал, а сладости раздавал одноклассникам.       Нужно было действовать умнее. И Люк, уже который месяц следивший за ним и его страницами в соцсети, выяснил, что Эймонд был подписан на магазин спортивных товаров и даже лайкнул несколько позиций. Например, синие напульсники с фирменным логотипом. И цена доступная. Так что Люк разбил третью копилку, уже в виде морского конька, и пошёл штурмовать магазин.       Спустя час он уже прижимал к сердцу хрустящий пакетик, внутри которого лежал его билет в счастливую жизнь. Дома Люк заботливо переложил его в тряпичный мешочек, вложил в него пахучее саше и уже готовился убрать в школьный рюкзак, как осознал ужасную мысль.       Ему надо было написать письмо, из которого Эймонд бы узнал, как много он значит для него. Иначе как он поймёт, что даритель — его судьба?       Нет, без письма было никак.       За этим делом Люк провёл весь вечер и половину ночи. Буквы не складывались в слова, а слова — в предложения. А ведь Эймонд, его милый, прекрасный Эймонд, с его кривыми улыбками и уверенной походкой, заслуживал самых лучших слов.       Но их у Люка не было. Была только вся его тринадцатилетняя любовь, которую он перенёс на вырванный из тетради лист во время большой перемены, посомневавшись, подписался Анонимным поклонником и опустил всё в тот же мешочек. А после уроков он отправился в мужскую раздевалку, с горькими слезами сообщив дежурному тренеру, что не может найти кроссовку.       И вот. Шкафчик под номером шестнадцать. Ключа от него у Люка, разумеется, не было, зато в избытке хватало смекалки и желания сообщить возлюбленному о своих чувствах. Так что Люк отжал обувной ложкой дверцу снизу, пропихнул в щель мешочек и сбежал в столовую дожидаться результата.       Волейбольная команда завалилась туда только через полчаса, когда Люк уже на нервах сжевал пончик, булочку с джемом и доедал круассан с шоколадной начинкой. Эймонд шёл последним, на ходу закрепляя шпильками пучок на затылке. Две уже торчали в его волосах, а остальные он зажал своими узкими бледными губами, и Люк поперхнулся соком.       Кашлял он долгих полминуты, за которые вокруг него собрались беспокойные поварихи. Люк кое-как убедил их в том, что пребывает в полном здравии, но от всунутой в руки булочки с корицей отказываться не стал.       Эймонд тем временем сел на своём обычном месте, чуть поодаль от сокомандников, и копался в своей школьной сумке. Люк с замиранием сердца грыз свою булочку, прихлёбывая сок, пока тот вынимал оттуда массажную щётку для волос, учебник, справочник по истории… и тот самый мешочек.       В горле встал ком. Или булочка.       На лице Эймонда застыло его привычное чуть брезгливое выражение, с которым он принимал подарки от альф, но Люк не питал обиды: он ведь ещё не знал, что это не простой подарок, а от его наречённого! Он всё непременно поймёт, был уверен Люк, и принялся доедать отложенный круассан, наблюдая, как Эймонд озадаченно разглядывает пакетик с напульсниками. Он повертел его в руках и лишь потом опасливо раскрыл и вытряхнул себе на ладонь.       — Надень их, — прошептал Люк себе нос и прикусил губу от неожиданного страха. Вдруг ему всё-таки не понравится?       Эймонд будто услышал его просьбу и с некоторым сомнением всунул руку в кольцо напульсника, после чего натянул его на запястье. Потом он покрутил рукой, сложил обе в позицию для отбивания мяча и довольно кивнул сам себе.       Люк вцепился в круассан. Шоколадная начинка радостно полезла наружу и испачкала пальцы, но ему было всё равно, потому что ЭЙМОНДУ ПОНРАВИЛСЯ ПОДАРОК.       На грани слуха звенели фанфары, и летящая со старого потолка пыль сверкала, как конфетти. Люк, исполненный эйфории, тоненько запищал, спрятав лицо за испачканными в шоколаде руками, потому что смотреть на такого красивого, явно обрадовавшегося Эймонда было выше его сил.       А потом он взялся за письмо, и сердце Люка, ещё недавно парившее в облаках, покинуло их и отправилось покорять звёздные космические океаны. Почему? Да потому что Эймонд не морщился от отвращения, а улыбался, пусть даже одними уголками губ. Люк помнил такую улыбку. Она появлялась на лице Эймонда, когда он переписывался на переменах с матерью или сестрой, которых он просто обожал (опять же спасибо Алис, которая поставляла Люку столько инфы, что он готов был терпеть даже её вонючие косячки с травкой). И он даже его не выкинул, дочитав, а сложил пополам и убрал в свою сумку.       Это была победа.       Дома на ужин ждали пустые макароны. Мама уехала в гости к их деду и возвращалась только на выходных, а папа уже сутки сидел на смене, так что кормил их Джейс. В другой бы день Люк погрустил над этой грустной склеившейся массой, но сегодня ничего не могло испортить его настроения! На Ютубе пела Тейлор Свифт, на сковородке шкворчали сосиски, и в холодильнике нашёлся позабытый и запрятанный в углу эклер. А вечером папа заказал пиццу и запустил Мстителей на проекторе в гостиной. Перестрелки Люк не очень любил, зато теперь он точно знал, что хотел бы увидеть Эймонда в таком же обтягивающем кожаном костюме, как у Наташи Романовой.       Жаль, что Эймонд такого совсем не носил. Даже на вечеринки, куда он изредка, но ходил. Алис показывала Люку фотки со своего дня рождения. Эймонд был редким гостем на них, разве что засветился на нескольких общих, с виновницей торжества и пару раз на заднем плане. Люк терпеливо дождался, когда Алис зальёт все фотки для желающих на гугл-диск, и в первую же минуту после получения ссылки заграбастал себе все шесть фотографий с обожаемым лицом, чтобы умереть от любви ещё раз.       Эймонд в пушистом сером пуловере, сидящий в кресле с котом Алис, огромным чёрным мейн-куном Харреном, на коленях. Эймонд, со скучающим видом отпивающий вино из бокала. Эймонд с бумажным остроконечным колпаком на голове, ради которого он отказался от привычного хвоста и собрал волосы в косу.       Эймонд-Эймонд-Эймонд. Эймонд.       Иногда Люку даже становилось страшно от того, как сильно Эймонд ему нравился. Разве так должно было быть? Джейс в средней школе дружил с Бейлой, но они просто ходили в кино и дурачились в парке развлечений. Рейна, одноклассница Люка, с которой они вместе ходили после уроков дополнительно заниматься по литературе, вздыхала по Корвину из баскетбольной команды, но вместе с тем радовалась, когда Гарм, учившийся годом старше, дарил ей всякие безделушки.       Все как будто любили спокойно, без сильных страстей, и только Люк иногда бродил по району, где, по словам Алис, жил Эймонд, в робкой надежде столкнуться с ним на улице. Но шли дни, осень сменилась на мягкую зиму, Люк топтал дорожки по снегу у школьных ворот и поправлял лямки рюкзака на плечах — а Эймонд проносился мимо, такой красивый и такой невозможно далёкий.       Но Люк сдаваться не собирался. Один раз он смог заставить его обрадоваться, и надо было закрепить результат.       Перед Рождеством Люк собрал волю в кулак и отказался от заходов в кондитерскую после школы. Недостаток сахара в крови делал из него монстра, и всё вокруг бесило неимоверно, однако Люк держался и копил деньги в копилку-сокола, подаренную бабушкой. Вместо стрижки газона он чистил у соседей парковки от снега и скалывал наледь, ради чего приходилось вставать аж в пять утра, а Арнольда миссис Аррен он теперь выгуливал по вечерам.       Благодаря всем этим жертвам к Рождеству у него получилась неплохая сумма. Маме Люк купил сертификат в СПА, папе — хороший кожаный чехол под его планшет, Джейсу — масло для кудрявых волос, которое высмотрел в инсте, а Джоффри — новую часть Ассасинов (мама такие кровавые игры ему не покупала). И всё равно денег осталось нормально, так что Люк, собрав в кулак отвагу, отправился в путешествие по виш-листу Эймонда, который с лёгкой руки Алис, оказавшейся его Тайной Сантой, оказалось у него в руках.       Сама Алис планировала подарить ему обновлённый задачник по алгебре, который он указал в первом пункте, и Люк даже помог ей упаковать его в чёрную блестящую бумагу. Но сам он присмотрел себе другой вариант, вписанный в самом конце. Будто второпях. Будто пишущий сомневался, стоит ли вообще это указывать, но всё-таки решился.       Подарок казался в разы проще указанных выше, не брендовая уходка за волосами, не билет на премьеру. Всего лишь ночной светильник для террариума с рептилией, не самый дешёвый, но и не очень дорогой. Заработанных денег на это хватило с лихвой, даже сдача осталась, и Люк, посомневавшись, купил ещё искусственную лиану. Весь подарок он упаковал в приятно шуршащую обёрточную бумагу с разноцветными бабочками и перевязал ленточкой с огромным розовым бантом.       Оставалось только вручить его Эймонду. В школе при всех было никак, там же столько лишних глаз. Домашнего адреса Люк не знал, а в шкафчик такую коробку было не запихать.       Пришлось рисковать.       Рождество в школе праздновали в три захода. Первым был утренник у началки, и Джоффри с унылым видом просидел всю торжественную часть, оживившись только когда включили музыку. Мама с хохотом записывала на камеру, как он отплясывал в своём костюме рождественского эльфа, а Люк даже потанцевал с малюткой Дейнейрой, приходящейся ему кузиной.       Потом настала очередь средней школы — в два часа дня им накрыли стол, а потом устроили дискотеку в зале для торжеств, раздвинув кресла к стенам. Люк тряс головой под треки Imagine Dragons и с неохотой выходил на медляки с Рейной, когда Гарм уставал.       А потом началось самое важное.       Джейс увязался за Криганом на празднование старшеклассников, а Люк увязался за ним. Конечно, чтобы просто одним глазком посмотреть, а потом сразу уйти домой, как иначе-то. Люк и правда даже не пытался прорваться туда, где грохотала музыка, а сразу направил стопы к классу Эймонда. Несколько девчонок ещё оттуда не ушли и поправляли макияж перед карманными зеркальцами, так что Люк занял стратегически выгодную позицию у окна, чтобы его было видно от дверей, и план воплотился в жизнь как нельзя лучше.       — Мальчик? — подозвала его одноклассница Эймонда, высокая блондинка в золотом платье, с блёстками на щеках, как в Эйфории (Люк видел только рекламу по ТВ). — Можешь отнести ключи в учительскую?       Конечно, Люк мог. Он даже прошёл до конца коридора, дожидаясь, пока девчонки не скроются из вида, а потом со всех ног помчался обратно, вытаскивая из-за горшка с алоэ подарок. Найти место Эймонда в классе не составило труда: сумка с учебниками, которую он не стал относить в шкафчик, лежала на стуле в первом ряду, и Люк положил коробку под неё. Из расстёгнутого нутра сумки что-то выпало, и он торопливо поднял с пола… то самое саше, которое оставил вместе со своим первым подарком.       Эймонд до сих пор хранил его?       На глаза опять навернулись слёзы, и Люк, всхлипнув, стёр их рукавом. Саше отправилось в сумку, сумка — на коробку, Люк — в коридор, а ключи от класса — в учительскую.       Жаль, что не получится увидеть реакцию Эймонда на подарок, но главное, что он его получит, решил Люк, одеваясь в холле. Остальное не так важно.       За окном опускался на город сумрачный зимний вечер, и какой-то особенно злой ветер качал ветви яблонь, растущих вдоль школьной ограды. Люк поёжился и затянул шарф потуже, до самых глаз, а шапку опустил пониже. И, конечно, тут же потерял из виду варежки, выпавшие из рук куда-то на пол. Люк кое-как встал на колени, разыскивая их, но ощущал себя при этом неуклюжим медвежонком. Одна варежка нашлась сразу, а вторая улетела куда-то далеко, и Люк уже смирился с тем, что сейчас умрёт в школьном холле от перегрева и унижения, когда та неожиданно нависла над ним сверху.       — Ты это ищешь?       Ну кто же ещё мог это оказаться, став свидетелем того, как Люк неуклюже ползал по полу?       — Да, — Люк откашлялся и подскочил на ноги, что было плохим решением: упакованный в толстый пуховик, шарф и меховую шапку, он чуть не укатился назад. Хорошо, что Эймонд успел поймать его за руку. — Спа… спасибо.       Пальцы у него были длинные и почему-то тёплые. Раньше казалось, что должны быть холодные. Эймонд не торопился его отпускать и смотрел сверху вниз, будто не был уверен в том, что Люк не укатится опять, если он отпустит.       — Не торопись, — наконец сказал он и отпустил его ладонь, которую Люк теперь не собирался мыть минимум до следующего года. — Держи… Погоди, я сам.       Опять хотелось плакать. Может быть, от того, каким красивым был Эймонд сейчас, в атласной серебряной рубашке, с блестящим дождиком в распущенных волосах. Может быть, от того, как нежно и заботливо он надевал варежку на руку Люку.       Может быть, от того, как сильно Люк любил его в эту самую минуту.       — Всё, беги, — Эймонд оглянулся на дверь. — Погода портится, так что не гуляй, а иди домой. Хорошо?       — Хорошо, — промямлил Люк себе в шарф, старательно смаргивая слёзы. — Спасибо. С Рождеством.       — И тебя, малыш, — Эймонд улыбнулся и как-то неожиданно тепло добавил: — У тебя милые варежки.       Он ушёл, скрылся, улетел туда, где грохотала музыка, а Люк растерянно моргал ему вслед ещё несколько минут и только потом медленно, переваливаясь, как пингвин, пошёл домой.       Эймонд сказал, что у него милые варежки. И назвал малышом.       Дома Люк подошёл к наряженной ёлке и тихо сказал Санта-Клаусу спасибо.       На зимние каникулы мама отвезла их к бабушке с дедушкой. Дедушка совсем разболелся, так что снежный домик им с Джейсом и Джоффри пришлось строить самим. На это они угрохали целый день, зато потом Джейс наделал кучу крутых фоток. Люк сменил фотку в соц.сетях на одну из них, где в его волосах запутался снег, а сам он улыбался во все зубы.       Вечером бабушка сварила глинтвейн, напекла ватрушек с маком, и они впятером расселись у семейного камина. Дедушка, укрывшись пледом, рассказывал семейные байки, а бабушка вязала. Джейс попросил у неё свитер с волком, Джофф — шарф с Халком, а Люк, помявшись, показал те самые варежки с омелой, подаренные ею в прошлом году.       — Можно такие же? — попросил он, опустив глаза. — Только побольше, примерно как на дядю Деймона.       — Конечно, — бабушка наскоро оглядела свои клубки. — Только весь бежевый цвет уйдёт на джемпер твоей маме. Можно заменить на другой — серый, белый, светло-голубой.       — Давай белый.       — Белый — так белый, — бабушка улыбнулась и потрепала его по голове. — Для кого эти варежки, если не секрет, мой хороший?       Люк перевёл взгляд на окно, за которым садились на подоконник пушистые белые снежинки.       — Для одного мальчика, — прошептал он наконец, когда в глазах зарябило. — Мои варежки ему понравились.       Бабушка кивнула, поцеловала его в лоб и больше не стала ничего спрашивать.       После каникул в школу Люк вернулся одновременно воодушевлённый и трусивший больше прежнего. Но варежки лежали в кармане, и отступать было некуда.       Эймонда он увидел только на большой перемене. Тот, как всегда, сидел один, уткнувшись в новый задачник. Люк слышал, что весной старшеклассники начнут подавать в колледжи и университеты первые заявления, а на следующую неделю уже назначили пробные экзамены. Эймонд явно готовился к ним, не обращая внимания на мир вокруг, и всё же Люк решил рискнуть.       — Привет.       Школа галдела за спиной, все торопились перекусить и добежать до нужного класса, и только тут, у окна, за которым сонно блестел снежный покров, время остановилось и потекло медленно, как густой сливовый джем. Эймонд оторвался от задачника и смотрел на Люка, явно его не узнавая, такой невозможно красивый, что слова покидали голову. И Люк поторопился их озвучить, пока они не исчезли совсем.       — Я… Прости, что я тебя побеспокоил, — он потупился и сжал подарок в руках. — Ты мне помог перед каникулами. Я хотел тебя отблагодарить.       — Не стоило, — Эймонд явно растерялся, когда Люк протянул ему варежки, но отталкивать его руку не стал. — Ты ведь просто не мог найти варежку, да, малыш?       — Всё равно, — Люк, окончательно затрясясь от страха, всунул варежки в руки Эймонду. — Спасибо тебе большое.       Ответа он слушать не стал и убежал в туалет, где ещё пять минут пытался отдышаться. Всё равно не хватило, и на урок по математике Люк опоздал. Ну и ладно. Ну и всё равно. Главное, что теперь варежки были у Эймонда.       И он их даже носил! Не каждый день, только когда на улице становилось особенно холодно, но носил. К белой шапке Эймонда они подходили отлично и смотрелись на нём даже как-то дизайнерски. Стального цвета пуховик, белая строгая шапка и эти взаправду милые вязаные варежки с омелой. Люк слышал, как старшеклассницы гадали, где он такие урвал, и что-то в груди мурчало, как огромный толстый кот, вроде Харрена Алис.       Январь перекатился в февраль, припорошил школьный двор сугробами и умчался в прошлое, оставив после себя только сосульки на карнизах и грипп. Люк целую неделю провалялся дома, температуря и пытаясь выкашлять лёгкие. Вернувшись в школу, он схватился за голову — пропустил две контрольные и новую тему по математике, которые пришлось нагонять, на время забыв про секцию и подработки.       Итого минус две недели финансового дохода, и ко Дню Всех Влюблённых Люк пришёл с жалкой тридцаткой. Что он мог бы купить Эймонду на эти деньги? Тортик из супермаркета?       Чёрное отчаяние нависло над душой Люка и его светлым будущим с любимым. И виш-листа на этот раз не было. Люк листал странички Эймонда в надежде поймать вдохновение, но и там было глухо. Строки в дневнике раз за разом вычёркивались чёрным маркером, и даже мамины яблочные пирожки потеряли вкус. Люк бродил по заснеженным улицам после школы и смотрел на витрины магазинов — украшения, оставлявшие Эймонда равнодушным, одежда, слишком дорогая для возможностей Люка, книги и диски, для которых надо было достаточно хорошо знать чужие вкусы…       В конце концов он зашёл погреться в мелкий магазинчик у станции метро. Старик за прилавком, не отрываясь, читал газету, и Люк, растирая щёки варежками, побрёл между высоких стеллажей, заваленных всяким хламом. Древнее радио подпирали дряхлые книжки в заботливо подклеенных обложках, а эмалированные кружки соседствовали с потемневшими от времени подсвечниками. В самом дальнем углу выстроились в ряд старенькие копилки, и Люк невольно приценился к одной из них, в виде свернувшегося кольцом льва.       — Ты ищешь что-то, мальчик?       Люк испуганно оглянулся и даже чуть не закричал от ужаса — просвет между стеллажами загородила широкая, угрожающе нависшая тень. И, наверное, из-за страха он и выпалил сразу:       — Подарок на День влюблённых!       — Здесь? — тень шагнула ближе, под свет тусклой лампочки, и превратилась в того самого старика с газетой. — У старьевщика Бисбери? Вот ты нашёл место. Почему не цветочный или ювелирный?       Люк вздохнул и стянул с головы шапку, в которой уже стало жарковато.       — Он не очень любит цветы, — пожаловался он и вздохнул. — И украшения тоже. И денег у меня мало. Что можно подарить омеге на тридцать долларов?       Старик пожевал губами.       — Негусто. Но знаешь что, — стекла его очков заговорщицки сверкнули. — У меня тут кое-что есть. Прошлой осенью померла вдова Стокворт с Западной авеню, и её внуки весь её хлам сдали мне. По большей части там и правда хлам, но у меня всё никак не дойдут руки его разгрести. Может договоримся? Ты поможешь мне разобрать её вещи, а взамен за твою тридцатку я разрешу тебе взять оттуда что угодно.       — А если я ничего не найду? — Люк с сомнением оглядел заставленные полки.       — Тогда я заплачу тебе ещё тридцатку, — старик хмыкнул себе в усы. — И можешь дальше ломать голову, что подарить своему голубку.       Звучало заманчиво. На шестьдесят долларов можно было бы купить сертификат в магазин спорттоваров или “Новейшую историю”, которую неделю как завезли в книжный. Так что Люк согласился, и они с мистером Бисбери важно пожали друг другу ладони.       На хлам почившей вдовы у Люка ушли целые выходные, за которые он понял, почему старик так легко согласился заплатить ему тридцатку: работы тут было на сотню баксов, не меньше. Но уговор есть уговор, и Люк, нацепив на лицо медицинскую маску и повязав на пояс старый мамин фартук, вспарывал канцелярским ножом заклеенные скотчем сумки и доставал пакеты.       По большей части там была одежда, которую мистер Бисбери собирался отнести в секонд-хенд на соседней улице. Её Люк убирал в мешки и относил в дальний угол склада, рассортировав — верхняя одежда, платья, юбки, штаны, блузки, обувь. Нижнее бельё и чулки он безжалостно повыкидывал в урну, вынеся через чёрный ход, а с ними и совсем порванные и испорченные вещи.       Уцелевшую посуду Люк перемыл и расставил на полках. Мистер Бисбери сам расклеил под ней ценники: пятьдесят центов за простые ложки, вилки и ножи, доллар за кружку, тарелку или супницу. Столовое серебро он решил продавать подороже, тем более, что после того, как Люк его отмыл, то заблестело как новенькое.       Дальше настал черёд самого разного скарба. Музыкальные шкатулки, которые Люк чинил по туториалам с Ютуба, статуэтки божьих агнцев и ангелочков с арфами, остановившиеся часы. Где-то пришлось оттирать пятна, где-то — поменять батарейки, и гора сумок потихоньку таяла.       Как ни странно, в этой горе древнего мусора Люк и правда кое-что присмотрел: старый светильник с абажуром из стеклянной мозаики со стрекозами. Потускневший металл, осторожно протёртый фланелевой тряпкой, смоченной в спирте, добротно засиял, а вымытые от пыли стёкла радостно засверкали.       Её-то Люк и отнёс мистеру Бисбери, когда отмыл пол на складе и развесил тряпки на батареях. Старик, увидев его добычу, досадливо раскряхтелся.       — Эх, знал бы… — он почесал затылок, и Люк уже приготовился пустить жалостливую слезу. Не пришлось, к счастью, потому что в итоге он махнул рукой. — Ладно, обещал же. Бери, и пусть твой голубок только попробует что-то сказать.       В благодарность Люк ещё откидал ему снег на крыльце, и старик до того растрогался, что сунул ему ещё десятку и отправил домой.       До Дня Влюблённых оставалась ещё неделя.       В следующий вторник Люк пришёл в школу со спортивной сумкой Джейса, в которую аккуратно сложил лампу, уложенную в ящик с наполнителем, чтобы та, не дай Бог, не разбилась. Дома Люк загуглил свою находку по описанию и теперь больше всего боялся её повредить, а ещё решил до самой весны кидать снег у мистера Бисбери. Может, даже и в следующем году — за антикварную лампу-то, которая стоила каких-то несколько тысяч долларов.       Эймонд бы непременно её оценил. Историю он любил, тут Криган не соврал в день их знакомства, и теперь Люк понял, почему он всегда отказывался от подарков Джейсона и носил только старомодный гарнитур из тёмно-золотого перстня и серёг с неровными речными жемчужинами. “Антиквариат!”, — важно заявила ему Алис, когда он уточнил у неё. — “У него же семья с такой историей, у них дома на каждом углу то ваза, то диван, на котором помер какой-нибудь граф”.       Осталось только подарить лампу Эймонду, и Люк, если честно, уже порядком устал выискивать способы сделать это и не раскрыть себя. Открытку со словами своей любви (“Мой день становится ярче, когда ты улыбаешься!” и прочее розовое месиво слов, которые Люк записал на бумажке с золотыми вензелями) он вложил в ящик, но как можно было бы отправить его Эймонду?       Помогла ему в итоге Рейна.       — Я буду сегодня помощницей Святого Валентина, — радостно поделилась она и приподняла края розовой юбки с кружевным подкладом в реверансе. — Я и Гармунд отвечаем за подарки и валентинки, которые отправляют из среднего звена.       Люк вскинул голову и даже отвлёкся от своего сэндвича с индейкой и моцареллой.       — И вы во все классы их разносите? — Рейна важно кивнула. — Даже в старшие?       — Ну да. — Она пожала плечами и потуже завязала бантики на белых кудряшках, а потом состроила хитрую мордашку. — А что, тебе оттуда кто-то нравится?       — Поклянись, — Люк схватил её за руку и сжал тонкие пальчики с накрашенными в розовый цвет ноготочками. — Поклянись своей мамой, что ты никому не расскажешь.       Рейна икнула. Но поклялась.       Конечно, в одиночку она ящик не унесла, и ей на выручку бросился Гарм. Вместе они дотащили его класса Эймонда, и уже там покрасневшая от возложенной на неё чести Рейна попросила Эймонда выйти и принять подарок.       Люк наблюдал за этой картиной из-за угла. Вот Эймонд, как всегда жгуче красивый в школьных тёмно-серых брюках и сливочно-бежевом джемпере с недоверием глядит на ящик. Вот он присаживается на колени и раскрывает его, тут же находя открытку-валентинку. Вот он улыбается и качает головой, будто… узнал почерк? Люк закусил пальцы и сморгнул слёзы. Рано было рыдать.       А потом Эймонд откопал среди наполнителя лампу, и его глаза округлились так сильно, будто вот-вот выпадут.       — Кто это отправил? — резко спросил он Рейну. Белые волосы от его стремительного движения ударили по плечу, и та невольно вздрогнула от испуга.       — Это секрет, — она, быстро оправившись, тут же сложила руки на груди и упрямо вздёрнула подбородок. — Если человек не подписался, значит, и я не расскажу.       — Этот человек не впервые мне что-то дарит, — Эймонд провёл носом вдоль открытки. — Да, это тот же запах. Но, девочка, это, — он указал на коробку, — очень дорогой подарок. Оригинальная лампа Тиффани. Я не могу принять его так просто, особенно, если его подарил кто-то из средней школы.       Рейна насупилась, но явно растерялась. Гарм и вовсе бестолково развёл руками, и Люк уже успел мысленно похоронить себя в выгребной яме за школьным двором.       — Этот человек подарил её тебе от чистого сердца, — наконец нашлась Рейна и покачала головой. — Насколько я знаю, он сам на неё заработал, не украл и… ничего такого. Если хочешь, попроси учителей, и если они скажут мне рассказать, кто тебе это подарил, я расскажу. Но если нет, ты от меня ничего не услышишь.       Её ответ Эймонду не понравился, но он всё-таки промолчал. Ящик он всё же унёс за собой, и Рейна с Гармом, переглянувшись, пошли раздавать валентинки дальше.       Остаток недели Люк проходил в тревожном ожидании того, что на него из-за угла выскочит Эймонд со словами “Вот ты где, маленький сталкер!”, но день сменял другой, и к выходным ничего так и не изменилось. Рейна требовала от него более подробных объяснений, но Люк заткнул ей рот шоколадкой с орехами и сбежал. Не просто так — в пятницу выпал снег, и соседи изнемогали от засыпанных парковок.       К счастью, больше таких снегопадов не случалось. Весна выдалась ранняя, пусть и дождливая, так что вскоре лопату Люк сменил на грабли, которыми собирал прошлогоднюю листву. К Арнольду миссис Аррен присоединилась Солинка мистера Мандерли — белая бестолковая болонка. Собаки, впрочем, нашли общий язык, и выгуливать их, пусть даже под дождём, было совсем нетрудно.       В начале апреля Люк отметил день рождения. Четырнадцать лет, какие-то особенно долгожданные в этот раз. Родители подарили ему часы, золотые такие, совсем взрослые, а Джейс с Джоффом — крутое бордовое худи и целую коробку макарунов с разными вкусами. Люк честно хотел растянуть их хотя бы на неделю, но в итоге умял всего за два дня, успев угостить ими только братьев и Рейну.       У Эймонда день рождения был летом, в конце июня, после выпускного. Он уже вовсю готовился к экзаменам, целыми днями просиживая в библиотеке, и Люк теперь и сам частенько туда захаживал. Чаще всего он брал почитать старые комиксы или то, что они обсуждали в литературном кружке, но иногда ему удавалось высмотреть то, что читал Эймонд, и тогда он ради интереса просил у библиотекарши, мисс Тарли, и такие книги. Обычно это были скучные исторические справочники, но как-то раз ему попалась старинная баллада, которой он зачитался до позднего вечера, даже не заметив, как стемнело, и в читальном зале они с Эймондом остались одни.       — Мальчики, ну я с вами и засиделась, ужас, десятый час, — сонно зевнула мисс Тарли, продремавшая в своём кресле весь вечер. — Всё, мне пора закрывать библиотеку. Можете оставить книги мне, я завтра сразу выдам их вам обратно.       Эймонд первым отнёс ей свою “Римскую историю” Т.Моммзена, если верить обложке, и пока мисс Тарли заполняла свой формуляр, Люк со звенящей от усталости головой смотрел на него. Самая обычная светло-голубая рубашка с коротким рукавом, серые брюки, так почему он был таким красивым? Будто модель, с этими своими резкими чертами лица и статной осанкой.       Эймонд, если так посмотреть, не очень походил на остальных омег, не такой сладкий, не такой милый. И Люк подумал, что сейчас, в жёстком белом свете настольной лампы мисс Тарли, он был похож на лезвие кинжала или на острую льдинку, которую хотелось согреть в ладонях и растопить дыханием.       — Люк? — Мисс Тарли подняла голову. — Что у тебя?       — “О Нейрис и рыцаре её Эймонде”, — Люк осторожно опустил книгу на стойку.       Мисс Тарли улыбнулась и поиграла бровями.       — Любишь истории о любви, Люк? — она принялась заполнять пустующие строки. — Как она тебе?       — Н… нормально, — он запнулся. Не просто от смущения, а потому что Эймонд оторвался от своей сумки и бросил на него короткий, заинтересованный взгляд. — Решил вот попробовать.       — Тебе вообще рановато пока такое читать, — Люк смущённо кивнул. Сцены того, как жестокий муж Нейрис изменял ей с разными женщинами, описаны были слишком, на его вкус, подробно. — Но ты мальчик приличный, так что я, так и быть, закрою на это глаза.       Из библиотеки они с Эймондом вышли вместе и вместе же шли по тёмным коридорам до холла. Люку почему-то не было страшно рядом с ним, только очень тепло и уютно.       На улице вечер сгустил сумерки, как акварель на рисунке, и затянул школьный двор лёгкой паутинкой тумана. Люк с тоской проводил взглядом отъезжающий от остановки автобус. Тот самый, который шёл до его дома.       — Тебе далеко?       Люк вцепился в лямки рюкзака и даже украдкой прикусил себя за щёку изнутри, но иллюзия не исчезла.       — Говорю, далеко тебе до дома? — повторил Эймонд и поправил воротник своей рубашки.       — Не очень, — пискнул Люк и сглотнул. — 34-я улица, около кинотеатра “Олдтаун”.       — Тогда я тебя провожу, — Эймонд со вздохом потрепал его по волосам, и Люк попытался не испытать инфаркт. — Нечего тебе одному ходить.       Стоило бы отказаться, но Люк был слабым человеком. И не смог.       В общем-то, ничего особенного в этом не было. Эймонд молча шагал рядом, с любопытством оглядывая малознакомый ему район. Около кондитерской, где Люк обычно покупал себе выпечку, он остановился и купил им по ещё тёплому пончику. И напитку: Люку сладкий лимонад, а себе — зелёный чай.       Это было почти как свидание. Вечер, разгоняющие темноту фонари и самый лучший, самый любимый человек рядом, аккуратно жующий ванильный пончик. И пусть даже он молчал, Люк был счастлив и тем, что смотрел на него и видел этот задумчивый взгляд и переливающиеся на электрическом свету серебром волосы.       До дома они дошли непозволительно быстро.       — Спасибо, — Люк скомкал в руках обёртку от пончика. — Ты пойдёшь до дома пешком?       — Вызову такси, — Эймонд ловко выкинул в стоящую поодаль урну свою обёртку и стаканчик от чая. — 34-я улица, дом 6, да?       — Ага. — Люк ещё минуту рассматривал лица Эймонда, бледное в свете его смартфона, набираясь храбрости, а потом решился: — Напишешь мне, как доберёшься? Чтобы я был спокоен.       Эймонд взглянул на него до того остро, что пончик встал где-то в пищеводе. Люк уже почти решил, что он сейчас обо всём догадается, и приготовился стратегически разрыдаться, но обошлось.       — Я же старше тебя, — снисходительно пояснил Эймонд. — Что со мной случится?       — Ну… Всякое, — Люк потупился. — Ты всё-таки омега.       — Думаешь, раз я омега, то не могу о себе позаботиться?       — Можешь, конечно. — Ещё бы, Эймонд был выше и сильнее двух третей альф в школе. — Но всякое бывает. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.       Эймонд как-то странно усмехнулся и шагнул к Люку ближе, так, что запах его парфюма ударил в нос.       — Не хочешь, значит? — спросил он тихо, наклонился и… снова потрепал его по волосам. — Малыш, а чего ты вообще хочешь?       Ответить ему Люк не успел: из-за угла выехала и моргнула фарами синяя Тойота. Эймонд прищёлкнул языком и пошёл к машине, на ходу затягивая хвост потуже.       — Пока, — крикнул он, садясь в авто. — Люк.       Домой Люк зашёл на ватных ногах и даже не обратил внимания на сладкий запах вишнёвого пирога, доносившийся с кухни. Он бросил рюкзак в комнате, достал чистую одежду и сразу отправился в ванную. Пока он регулировал температуру, телефон тренькнул и вывел на экран уведомление о сообщении с номера, подписанного “Эймонд💚”.       Я добрался домой. Спокойной ночи.       У Эймонда был его номер?       Сладкий запах, сладкие слова, сладкая тайна. Люк вспоминал, как волосы жидким серебром стекали на шею и плечи, как тонко и надменно взрезала лицо ухмылка, как тёплая рука ерошила его кудри, и внизу живота, между ног горело.       Сладко. Люк любил, когда было сладко.       Цветущие яблони тоже пахли сладко, и их аромат наполнил школу, несмотря на плотно закрытые окна. Гарм, с которым Рейна встречалась уже целый месяц, постоянно чихал из-за аллергии, но сам Люк с удовольствием променял столовую на школьный двор и обедал под яблоневое благоухание.       Нередко к нему присоединился Джейс, иногда — Криган, и тогда они втроём смотрели смешные видео с животными. Люк хохотал до слёз, разбрасывая вокруг себя крошки, а Джейс бил его по спине, если в итоге он давился.       И Люк всё равно был счастлив. Потому что у него были часы в библиотеке с Эймондом, с упоением зарывшимся в учебники. Потому что мама собирала ему в школу самые вкусные обеды, а папа каждые выходные покупал пиццу. Потому что Рейна с Гармом звали его кататься на роликах. Потому что Алис красила ему ногти в жуткий красный цвет. Потому что в его любимой кондитерской начали печь блинчики со сладкими начинками, и Люк пока успел попробовать только вишнёвую, клубничную и карамельную — а оставалось ещё больше десяти вкусов!       Учебный год шёл к концу, и Алис рассказала ему, что Эймонд выбирает между городским университетом и тем, что был на другом конце страны, зато входил в Лигу Плюща.       — Так-то и наш хороший, — сказала она, критически разглядывая в зеркале свои ровные стрелки. — Но приглашения пришли из обоих, а он же, сам знаешь, такой важный.       Люка бы обрадовали оба варианта. В конце концов, Эймонд заслуживал самого лучшего, и если это касалось универа, что было плохого в том, чтобы он учился бы в самом лучшем? Грустно, конечно, что они виделись бы совсем редко, но что поделать.       Третий дневник, повествующий о завоевании Эймонда, уже подходил к концу, хотя Люк, помня о двух его предшественниках, благоразумно взял самый толстый. Но ещё с десяток страниц там оставалось, и Люк, достав из рюкзака зелёную ручку, решил внести в него и свои раздумья о том, что Эймонд непременно станет самым лучшим историком в мире…       Вот только дневника в рюкзаке не было.       Люк вытряхнул его прямо на парту. Высыпались учебники, тетради, ручки и карандаши, точилка, ластик со Спанч-Бобом, дневник, влажные салфетки, контейнер от обеда, даже обёртка от шоколадки — но только не дневник в приметной сиреневой обложке с серебряным срезом. Но как? Он же точно был, с утра Люк писал туда о том, что Эймонд был восхитительно хорош сегодня в этой потёртой чёрной кожаной куртке.       Не было! Его драгоценного дневника не было!       Урок Люк досидел кое-как и после звонка бросился проверять кабинеты, где уже сегодня побывал, — история, литература, география. Даже заглянул в проекторный класс, куда сегодня заносил оборудование по просьбе профессора Орвиля, но и там дневник не нашёлся.       Следующим уроком стояла биология, но Люк, отчаявшись, решил её прогулять. Раз дневника не было в школе, то, может, он выпал во дворе? Лишь бы его никто не нашёл, лишь бы, лишь бы!       Под яблонями нашлась только чья-то порванная тетрадь по математике.       Оставалось надеяться, что дневник, где бы он не потерялся, нашёл кто-то из школьного персонала и просто выкинул в мусорку. Жаль, но дневник Люк мог бы купить и новый. Лучше уж так, чем его кто-то прочитает. Особенно Эймонд.       Дома Люк понуро выслушал лекцию мамы о прогулянном уроке и проплакал остаток вечера в своей комнате, уплетая сливовые пирожные, стащенные с кухни. Джейс пытался вызнать, в чём проблема, но Люк молчал упорно, не расколовшись даже перед вернувшимся с работы отцом.       Наутро в зеркале Люка встретило собственное опухшее от слёз лицо. Остаться бы дома, но мама до того разозлилась на него за вчерашнее, что за попытку сказаться больным схватила его за шкирку, закинула на заднее сиденье своего седана и отвезла в школу.       — И только попробуй прогулять, Люцерис, — пригрозила она ему вслед. — Иначе я скажу Элинде из кондитерской, чтобы она ещё целый месяц тебе ничего не продавала.       Под гнётом такой опасности Люку волей-неволей пришлось плестись на уроки.       Тянулись они тухло. Первый, второй… Рейна, тоже какая-то сонная, щёлкала линейкой и зевала в ладонь. На французский они оба шли еле-еле и здорово растерялись, когда из-за угла на них выскочила Алис.       — Люк? — как-то нервно спросила она и схватила его за плечо, впившись до боли своими когтищами. — Слушай, золотко, а ты случаем никакой дневник не вёл?       Сердце в груди пропустило удар. А потом заколотилось, как бешеное.       — Д… дневник? — переспросил Люк дрожащим голосом. — А почему ты спрашиваешь?       Алис криво улыбнулась.       — Да понимаешь… Тут у нас какой-то дневник по рукам ходит, уже со вчерашнего дня. О том, как некий Люк обожает нашего мистера Холодную суку. Эймонда. Вот я и хотела узнать, не ты ли это, часом?       Рейна охнула и выронила сумку. Так глухо стукнула об пол — словно выстрел, и Люк сорвался в бег. Алис что-то крикнула ему вслед, но он уже не слушал, только бежал по коридорам. Известно, куда: третьим уроком у класса Эймонда стояла химия.       Смех и галдёж Люк услышал ещё за метров сто до кабинета, но всё ещё на что-то надеялся. Лёгкие горели от быстрого бега, но остановился он, только влетев в двери и тут же вваливаясь внутрь.       Кабинет, таблица Менделеева, портреты на стенах, колбы и пробирки, куда ни глянь. Но Люк знал, что искал: сиреневую обложку. И, судорожно оглядев ошарашенных старшеклассников, он нашёл её, поднял глаза на державшего дневник человека и понял, что всё кончено.       — Люк, — сказал Эймонд, тоже какой-то растерянный. Дневник в его руках был раскрыт где-то в последней трети, должно быть, там, где Люк писал о том, что заколебался грести листья, но зато потом планирует купить Эймонду на выпускной что-нибудь реально классное. — Люк!..       Опять мешанина коридоров и людей перед глазами. Люк бежал, не оглядываясь назад, задыхался, но остановиться не мог.       Очнулся он только позади школьного двора, около выгребной ямы. Воняло от неё неимоверно, зато никто здесь не ходил, и Люк мог спокойно умереть тут, на выщербленной бетонной плите, со стыда. Или хотя бы порыдать в голос.       Всему был конец.       Всё, все мысли Люка, все его мечты о большом доме с бассейном, об Эймонде в свадебном белом костюме, о медовом месяце на море, все сопли о том, какие у Эймонда красивые волосы, какие тонкие губы, какие изящные запястья, какие длинные ноги, все жалобы на сложность выбора подарков, все страдания от подработок — всё это теперь знали все в школе и, что самое худшее, сам Эймонд.       Что он теперь о нём подумает? Что он сталкер и извращенец, какой-то странный малолетка, на которого Эймонд будет теперь смотреть хуже, чем на самых надоевших ухажёров?       В глазах плыло от слёз, горечь которых не смогла бы перебить и тонна шоколадных батончиков. Люк размазывал слёзы по щекам и икал, как-то особенно нелепо, и этого рыдал ещё горше.       А потом он почувствовал прикосновение к своему плечу.       — Я уже не знал, где тебя искать, — сказал Эймонд негромко. Сквозь пелену слёз Люк разглядел, что его высокий хвост сбился, а лямка сумки перекрутилась. А ещё в его руках висел рюкзак Люка, из которого предательски торчала сиреневая обложка. — Подвинешься?       Вообще-то места и так хватало. Плита-то пять на три метра. Но Люк всё равно подвинулся, потому что не слушаться Эймонда было чудовищно сложно.       Тот осторожно сел рядом, пачкая в покрывавшей бетон грязи свои выглаженные школьные брюки. Даже не поморщился, только поудобнее сложил на коленях свою ношу, а потом взглянул на Люка с вершин своих 180 см.       — Я читал твой дневник, — озвучил он самое худшее, и Люк отчаянно всхлипнул. Потом он немыслимым усилием волей заткнулся, потому что Эймонд страдальчески свёл брови на лбу, а расстраивать его Люку не хотелось. — Это был не лучший поступок с моей стороны, но я хотел убедиться, что дневник действительно твой, а потом увлёкся. Всё-таки не каждый день я узнаю, что кто-то любит меня так сильно.       — Прости, — Люк икнул и вытер глаза краем рукава. — Я вёл его для себя. Не… не хотел, чтобы его кто-то увидел.       — Понимаю, — хвост Эймонд качнулся вверх-вниз. — Я бы тоже не захотел делиться таким со всем миром. Но я вот что тебе скажу, Люк. То, о чём ты тут написал, — он кивнул в сторону дневника, — это не что-то стыдное. Любить — это прекрасно, а любить так, как любишь ты, — опыт, доступный не каждому.       — Ты не злишься на меня?       Может, не всё потеряно.       — Как я могу злиться? — Эймонд покачал головой. — Я очень тронут тем, что тут… что тут написано. И единственное, о чём я сожалею, что это увидели не только достойные такого знания люди. Но с ними я разберусь сам.       Он хищно улыбнулся, и Люк торопливо перевёл тему.       — И что теперь? — он закусил губу. — Ты… Если ты не злишься и теперь всё знаешь, то что ты… — теперь Люк и правда занервничал. — Что ты думаешь обо мне?       Эймонд глядел на него сверху вниз, всё ещё недостижимо высокий. Из разделяло пять лет и почти тридцать сантиметров роста, но если второе было поправимо, то первое — нет. И какому омеге понравится встречаться с таким мелким альфой?       — Ты всё-таки сильно младше меня, Люк, — наконец сказал он как можно мягче, но Люк уже приготовился рыдать. — Я не могу сейчас принять твои чувства, но мы могли бы вернуться к этому разговору года через два. Если ты хочешь.       Через два года? Люк живо высушил слёзы и воскресил в памяти законодательство штата. Через два года ему будет шестнадцать, а этот возраст вступления в брак и… сексуального согласия.       Теперь Люк покраснел — а Эймонд закатил глаза.       — Все вы, альфы, думаете только об одном, — он прищёлкнул языком. — Но моё предложение остаётся в силе.       — Я согласен! — протараторил Люк тут же и закивал головой, как собачка на приборной панели маминого седана. — Только… ты сам не будешь против столько меня ждать.       Эймонд усмехнулся и, оперевшись на руку, откинулся назад.       — Знаешь, Люк, я знаю, чего хочу. И если я предлагаю что-то в этом духе, то это значит, что я и сам готов на такие условия. Всего лишь два года, — он пожал плечами. — И я ведь не говорю, что мы не будем общаться. Мы просто не будем встречаться как… пара.       Пара. Эймонд назвал их парой! Люк чуть не взвизгнул от счастья.       — Хорошо, да, конечно, — он закивал пуще прежнего. — Но чтобы я понимал… как пара — это как?       — Без свиданий, — сурово констатировал Эймонд, каждым словом нанося удар в самое сердце. — Без поцелуев и прочей… пошлости. Я буду учиться в нашем городском университете, ты — в школе. Звонки, сообщения — это можно.       — А потом? — Люк невинно похлопал ресницами. — После моих шестнадцати? Можно будет? Поцелуи и всякие пошлости.       — Об этом, — сказал Эймонд, но капли не смутившись, — мы поговорим потом.       И так было неплохо.       От выгребной ямы воняло всё сильнее, но уходить Люк не хотел. Только не сейчас, когда жизнь начала налаживаться. Эймонд будто тоже не торопился никуда, непривычно мягкий и близкий, и Люк решил ковать железо, пока горячо.       — Если ты всё читал, — осторожно начал он, — ты не против моих планов?       — Это каких? — Эймонд вздёрнул бровь. — Про большой белый дом, медовый месяц на побережье и пони с лабрадором?       Люк засопел себе под нос.       — И детей, — всё-таки упрямо добавил он. — Четыре или пять.       — Не больше трёх, — Эймонд и глазом не моргнул. — Половину декрета берёшь ты. И никакого пони.       Как же без пони? Люк чуть не заплакал от несправедливости, но решил за оставшиеся два года найдёт аргументы для этого.       — Хорошо, — он качнул головой. — А… можно с тобой на выпускной?       — Нет, — тут же обрубили его надежды. — По возрасту не пройдёшь.       — А с кем ты тогда идёшь?       — С Алис, — Эймонд скучающе пожал плечами. — Она самая нормальная в моём классе. Ещё что-то, мой маленький глупый альфа, или мы так и будем сидеть тут?       Ещё что-то у Люка было.       — Я понимаю, — начал он издалека. — Понимаю, что надо подождать. Но два года — это очень-очень долго. Может, мы… — он всё-таки смутился. — Чтобы у меня хоть что-то ещё было от тебя на память, ну, вспоминать…       Слова утихли до неразборчивого бубнежа, но Эймонд всё равно его понял каким-то чудом.       — Закрой глаза, — велел он и властно взял Люка за подбородок. — Но только один раз, понял?       Только кивнуть Люк и успел — а потом его рот накрыли губы Эймонда. Узкие, прохладные, желанные.       Сладкие.       Вот так вот. Первый поцелуй с любимым человеком — и около выгребной ямы. Кому рассказать, посмеются ведь.       — Всё, всё, — Эймонд щёлкнул его по носу и отстранился. — Хватит с тебя. Иди домой, раз занятия уже закончились, и больше не прогуливай. Договорились?       — Договорились, — Люк уныло забросил рюкзак на плечи и, поднявшись на ноги, с робкой надеждой взглянул на Эймонда. — А можно ещё разок?       — Нет.       — Ну пожалуйста, — слёзы привычно навернулись на глаза, и Люк, не таясь, всхлипнул. — Всего разочек.       Эймонд закатил глаза, но чмокнул его в губы ещё раз. Совсем по-детски, но Люк всё равно расплылся в улыбке.       — Теперь совсем всё, — Эймонд потрепал ему волосы и, обойдя плиту, скрылся за углом покосившейся ограды. — Иди домой, малыш.       И Люк пошёл.       Дома ему ещё раз прилетело от мамы, но от кондитерского моратория её удалось уговорить путём самых унизительных рыданий и клятвенных обещаний. В честь примирения мама испекла пирог с грушами и посыпкой из сахарной пудры, так что жизнь засияла светлыми красками.       А уже в своей комнате, разбирая рюкзак, на последней странице своего многострадального дневника Люк нашёл надпись, выведенную его же золотой ручкой.       “Моему маленькому возлюбленному Люку”.       Острые, правильные буквы не прыгали по строкам, как у него, а выстроились ровными рядами. А под ними карандашом был набросан портрет: Люк за библиотечным столом, с заправленными за уши отросшими кудрям, с улыбкой читающий что-то в разложенном перед ним комиксе.       Сколько часов Эймонд наблюдал за ним?       Люк потянулся к телефону, нашёл заветный номер и бодро набрал сообщение: “Спасибо за рисунок! Мне очень понравился! Ты самый лучший!”.       Ответ не заставил себя долго ждать.       “Не за что.” — сухо сообщил ему экран телефона, а потом смягчился. — “Просто хотел показать, каким тебя вижу.”       Люк спрятал лицо в подушке и заорал от любви.       Всё было хорошо. Сейчас. И будет в будущем, Люк точно это знал.       Большой белый дом с бассейном на заднем дворе. Трое детей и поделенный напополам декрет. Лабрадор-улыбака Арракс. Старуха-игуана Вхагар. И страничка из дневника, вставленная в рамку, около старинной лампы со стеклянным абажуром, на котором порхали синие стрекозы.