***
От этого длинного дня осталось только его лицо, которое я вспоминаю с такой тянущей и щекотной нежностью, что хочется разрезать себе живот снизу вверх и вскрыть грудь, чтобы почесать сердце. Марта Кетро
Самое сложное в их встречах — это балансировать между реальностью и фантазиями. Привычно впустить Сашку на порог, предложить чай или кофе, по-домашнему просто вымыть кружки, пока Саша отвечает на последние сообщения в чатах, прежде чем отключить оповещения на пару часов. У Ярика в животе мотыльки, он чувствует себя маленьким танцующим богом, которому все по плечу. Это чувство с ним только потому, что Саша сейчас рядом, и само его присутствие делает реальность невозможной, магической. Легкость, с которой Ярик кружит по кухне, кажется ему самому невозможно прекрасной. Он сейчас — лесной эльф, с тонкими запястьями, звонким голосом, светящейся гладкой кожей, обволакивающей ласковым ветерком нежностью, расплескиваемой кругом. В его глазах тепло и свет, а в кофе, который он сварил для Саши, волшебная пыльца, которая обязательно перенесет Сашку — перенесет же? — в его волшебный мир. Но нужно говорить, как будто они люди, не загадочными метафорами, а словами через рот. И он говорит. Спрашивает, как дела, как жизнь, рассказывает о своих земных событиях (как будто это сейчас имеет значение). Все время сдерживает неудержимое желание прикоснуться. Они переходят в гостиную, садятся на диван, продолжают говорить. Вспоминают общих друзей — уже бывших — с грустью и со страхом, что сами друг друга так же потеряют. Ярик все ближе садится, потому что, ну, невозможно сильно хочется касаться; иногда зависает, глядя на тонкую кожу за ухом и забывая слушать и отвечать. В какой-то момент не выдерживает и начинает гладить по тыльной стороне ладони и перебирать пальцы, уткнувшись глазами вниз и продолжая говорить о чем-то отвлеченном. Потом вспоминает, что так нельзя, извиняется, а Саша говорит: “Не парься”. После нескольких таких фраз Ярик перестает. И руки его так обнимает. Саша невыносимо чудесно пахнет, и такой красивый, как всегда, конечно, но у Яра никак не получается привыкнуть, потому что так просто не бывает, не может такого быть. После пылкого спора про музыку Ярик осмеливается спросить, и, получив разрешение, садится позади Саши, опираясь на спинку дивана и раздвигая ноги, чтобы Саша мог откинуться на него. Фразы становятся тише, темы почти исчерпаны, скоро пора расходиться. Ярик гладит Сашу по волосам и так приятно ощущает тяжесть его тела на себе. Так долго и крепко обнимает Сашу, всего целиком, гладит, но не растворяясь, а так, будто оберегая, вокруг телесного шара. Так удивительно сказочно, детско и очень взросло одновременно. И незаметно сам для себя прижимается губами к тонкой коже там, где шея переходит в плечо. Испуганно отстраняется. Внутри прокатывается жаркая волна стыда, потому что не спросил, не удержался просто. Господи, все эти прямые вопросы и активные согласия только в теории выглядят просто! И так стыдно, что не всегда получается Сашу — такого важного Сашу — спросить прямо… Тот делает вид, что не замечает, и Яр обещает себе лучше держать себя в руках. Заминает эпизод. Утыкается носом в затылок и дышит. Когда-то, когда они только познакомились, у Саши был такой потрясающий парфюм. Ярик называл его Сашиными крыльями. Этот запах напоминал ему самые яркие эмоции от первой влюбленности, он искал его всюду, но никак не мог найти — потому что тогда еще Сашка пользовался какими-то неизвестными брендами из соседнего парфюмерного магазина. И Ярик очень скучал по этим его крыльям. Но и сейчас, едва уловимо, будто чувствовал их — скорее воспоминание о запахе, чем сам запах. Саша вдруг повернул голову посильнее, немного развернул плечи, и — Ярик уверен! — сам поцеловал его. Это было… странно. Сколько Ярик ни фантазировал об этом поцелуе, сейчас его мысли начали носиться, как тараканы, когда внезапно включился свет на кухне общежития. Почему Саша это делает?! Это так, как я представлял, или нет? Я вообще что-то чувствую? Почему он это сделал? Это же он сам, это же не я? Какой вкус у его губ? Я вообще могу что-то почувствовать? Как странно, как неудобно! Зачем мы это делаем? Почему Саша это делает? Что это для него значит? А для меня? А мы будем еще целоваться? Я не чувствую, черт, я не чувствую его вкуса и его губ!.. “Ох,” - вот что сказал Саша, когда поцелуй прервался. Недолгий, кажется, совсем, едва влажный поцелуй в губы. “Ох”. Его такое легкое "ох" с морщинами у глаз, которое страшно перебить привычным шутливо-пошленьким ответом, врезается в память, будет долго аукаться. Они не говорят об этом. Ярик об этом даже не думает: страшно. Саше пора домой, и Ярик провожает его до метро. Они обнимаются на прощание, и когда Ярик уже хочет отстраниться, Саша на мгновение прижимает его к себе еще крепче, и только после этого отпускает. Сашин смех стоит святого креста.***
Когда Ярик проснулся на следующее утро, ему захотелось скрестить ручонки на груди и лечь в гроб. Чтобы вот так все и осталось, и ничего больше не происходило с ним. Он пишет: “Ладно, мои губы полны Ощущения, и я не смогу делать ничего, пока не напишу. Помнишь, когда ты подросток, поцелуй кажется чем-то невероятно волшебным, это удовольствие, о котором мечтаешь, трепещешь, ждешь, дрожишь и жаждешь. Трепет. Главное проявления любви. Такое чувственное, что можно сойти с ума. Такое живое и настоящее, что сколько ни воображай, все равно не получится полно. И потом, когда это наконец случается, ты будто вкушаешь нежный нектар. Ангельские муки. Я по этому чувству скучал. Детское, единожды данное, и быстро растраченное на похоть. Так хотелось чистого счастья подросткового поцелуя. И сейчас у меня губы все еще в воске этой невероятной услады. Горят и нежатся. Трудно было представить, что со мной такое еще может случиться. Такое вот чудо. Губы горят от стыда. Я счастлив.” Пишет и не отправляет, конечно. В голове такая вата, конечно. Голова раскалывается. Вата. Они очень взрослые дети. Саша такой спокойный: почти как воды Пышмы, только он теплее. Ярику кажется, что такого с ним никогда не случалось. Точного и полного. Не хочется перебивать. Невозможно принять и поместить внутри. Нужно немного времени, чтобы сложить эту радость в шкатулку своего опыта. Она не помещается разом. Как тут не полюбить жизнь и всех людей вокруг.***
Ярик уезжает из Москвы. Он называет Сашу лавандовым мальчиком и покупает себе такие же шампунь, бальзам и гель для душа, как у него. Теперь это запахи волшебного мира, обретенного рая. И он дышит ими каждое утро. Он думает, что давно разучился путешествовать между Мирами, но сейчас все так легко дается! Проекты, встречи, маленькие бытовые дела. Пока он так далеко, Ярик может бесстрашно любить. Накурить комнату лавандой и наслаждаться. Мы скоро отправимся в рай.