-----
18 ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ БЕССЛЕДНО ПРОПАЛИ В ТОКИО. «Несколько часов назад он подходил к дому, — сказал знакомый другой семьи. — Там я видел его в последний раз. Ещё я помню, что в то утро он разговаривал с маленькой девочкой. Но я не знаю, кто она…»-----
— …Рин, подруга Киётаки. Сугуру перевёл на него взгляд, и в ту мимолётную секунду, когда его глаза встретились с глазами Иджичи, он прочитал в них строгое предупреждение. Коротко, но доходчиво: она ничего не знает о нашем мире. — Приятно познакомиться, — улыбнулся ей Сугуру. — И мне тоже…-----
— …ты даже не прочитал его. — А, — сказал Годжо. — Мне неинтересно. С чего я должен его читать? — То есть ты поедаешь её шоколад, но даже не потрудился открыть письмо? — Тебе-то какое дело, — пробормотал Годжо. — Я её даже не помню…-----
— …просто, — сказал по телефону Иджичи. — С Киётакой что-то не так. Ничего серьёзного, но… — Что с ним? — Думаю, он сегодня съел что-то не то, — сбивчиво сказал Иджичи. — Это всего лишь… это не смертельно, но я бы хотел остаться с ним…-----
— Понимаешь, — почесал затылок Иджичи, — если одно только вручение этого письма Годжо пугает тебя до такой степени, то он не стоит этого, дочка. Рин подняла на него взгляд. На её лице читалось что угодно, кроме сломленности. Вместо этого уголки её губ растянулись в хрупкой, осторожной улыбке; в ней сразу были и принятие, и насмешка. — Даже не знаю, господин Иджичи, — спокойно сказала она. — Мне кажется, что вы неправы.-----
Сугуру — идиот. Он просто охуеть какой недогадливый, безмозглый, супермегатупой идиот. Он должен был догадаться. Он должен был почувствовать это. Он должен был сложить два и два, когда Иджичи не смог их отвезти, а остальные оказались внезапно заняты; когда девушка, которую он никогда раньше не видел, попросила передать Сатору Годжо подарок с романтическим подтекстом, вместо того чтобы сделать это самой. Он должен был догадаться. И вот сейчас Рин стоит перед ним со спокойной улыбкой на губах и бесстрастным взглядом. Всё такая же юная, какой он её запомнил. — Ну, здравствуй, — говорит она. — Ты… — теряет дар речи Сугуру. Рин невесомо машет ему рукой в ответ, и это моментально приводит его в ярость, которую ему приходится сдерживать. — Кто ты? Она вздыхает. В этот момент Сугуру замечает у неё пистолет в левой руке. Правой Рин достаёт из кармана очки и надевает их. — Всё ещё Рин, — и что-то в ней изменилось по сравнению с первой встречей. Голос мягче, чем он помнит, но кажется, что он прочнее закалённой стали, которая поддерживает каждый произнесённый слог, как позвоночник держит тело. — Насчёт своего имени я не солгала. Сугуру смотрит на неё, анализируя ситуацию. В голове проносятся сотни объяснений, десятки вариантов происходящего. Почему она здесь? Как она дошла до такого? А что с Иджичи? Как ей удалось ускользнуть от Сугуру незамеченной, ведь он всегда такой… Сатору снова стонет. Сугуру неосознанно сжимает руки на его спине, одним коленом опираясь о землю. Держись, в отчаянии думает Сугуру. Только не теряй сознание, господи. К горлу поднимается противный ком страха, серый, колючий, нервирующий, но Сугуру силой заставляет себя не обращать на него внимания. Он должен. Он не может позволить себе отвлекаться. Сугуру чувствует, что кожа Сатору под его руками стала ощутимо горячее всего за одну последнюю минуту и всё его тело бьёт крупная дрожь; дышит же он так, как будто ему что-то мешает. А ещё, слыша редкие вырывающиеся звуки, Сугуру понимает, что Сатору — какой пиздец — изо всех сил пытается сдерживаться, чтобы не выть от боли… но… — Что ж, — сцепив руки за спиной, Джишин смотрит на подошедшую к нему Рин сверху вниз. В сумерках его помятый костюм отливает красным. — Лгать нехорошо, Рин. — Я не лгала. — Ты не сказала ему всей правды. Ты утаила кое-что о своём имени. — Это не так, — отмахивается Рин. — Зенин, — подсказывает Джишин. Он поворачивается, чтобы взглянуть на Сугуру с довольной улыбкой. — Она из клана Зенин. Сугуру нахмуривается. Зенин?.. — О, — в голосе Джишина сквозит удовлетворение. — Так ты слышал об этой семье, манипулятор проклятиями. …Одна из трёх великих магических семей. Кто же о них не слышал? Клан Зенин, который скоро должен возглавить Наобито, если он правильно помнит, известен множеством наследуемых техник и находящихся в подземном хранилище проклятых инструментов. Значит ли это, думает Сугуру, что это они нацелились на Сатору? Он наблюдает за Рин, не спуская глаз с пистолета, который она крутит на пальце. Но в этом же нет никакого смысла… его первая мысль. Чего они этим добьются? Для чего такое показушное нападение, и почему отправили только её? Разве их не волнует поддержание порядка в мире шаманов, учитывая это странное сотрудничество с проклятиями особого уровня? Разве это не подорвёт их статус? Но потом Сугуру внимательно смотрит на Рин — и его осеняет. Существует особый вид гнева, убеждён он, который можно обнаружить к людях, если присмотреться к ним повнимательнее. Этот гнев запрятан глубоко-глубоко, и он порождён сильными чувствами, испытанными в прошлом. Сугуру не знает, откуда в нём эта убеждённость, но он умеет считывать давние травмы с лица человека. И Рин сейчас, для него очевидно, вне себя от ярости. Выражение её лица осталось прежним, оно закрыто от вмешательства извне, но в глазах её — упрямство. Как будто она готова невидимыми рогами проткнуть кого-то насквозь, как протыкают пальцем полежалое яблоко, мягкое и подгнившее — даже если этим яблоком является она сама. — Они, — цедит она сквозь зубы, — не моя семья. Сугуру изучает её, пытаясь добраться до сути. И тут до него доходит. Проклятой энергии нет. От неё не исходит проклятая энергия сейчас и не исходила тогда. Так ясно он это не чувствовал даже во время их первой встречи, когда её неожиданное появление напугало его до чёртиков. Вот почему ни он, ни Сатору не смогли уловить её присутствие. Вот как ей удалось проделать дыру в его животе, и никто из них не понял, как это произошло, — от осознания этого у него пробегает по спине холодок. Под темнеющим небом простирается пустынная улица, на которой ему и свернувшемуся на земле Сатору совершенно негде спрятаться. У Рин нет проклятой энергии. В глазах клана Зенин, если верить слухам, это равносильно смерти. — Знаешь, Рин, — весело улыбается ей Джишин, поправляя галстук, как будто они уже сто раз спорили на эту тему, — убеждать себя в том, что ты прекрасно обходишься без чего-то, так же хорошо, как признать, что ты этого хочешь. Это нормально. — Я не собираюсь ничего признавать, — мрачнеет Рин. — Хм. — Что ты сделала? — спрашивает Сугуру, чтобы потянуть время и разложить всё по полочкам в своей голове. — С Киётакой. — С ним? — Рин отводит взгляд, небрежно пожимая плечами. — Он жив. То, что я ему дала, не было чем-то ужасным. Через пару дней с ним всё будет в порядке, в отличие от этого, который у тебя под ногами. Сугуру злобно смотрит на неё. — Ты же не смог обнаружить яд? — с улыбкой говорит она. — А всё потому, что я не использовала никакую технику, Гето, — с отвращением произносит его имя Рин. — В нём нет ни капли проклятой энергии. Нейтрализовать его ты тоже не сможешь, так что можешь не пытаться. — Значит, после того, как твоя семья отказалась от тебя, Рин, — холодно говорит Сугуру, хотя всё внутри него сжимается от ужаса, — ты решила начать сотрудничать с проклятиями особого уровня, на которых ведётся охота и которые кинут тебя сразу, как только подвернётся возможность? Рин снова переводит на него взгляд. Какое-то время молча изучает его. Сугуру не может в полной мере прочесть выражение её лица, но чувствует мрачное удовлетворение от того, что его слова заставили её прикусить язык. Если бы это было не так, то с чего бы Рин выглядеть застигнутой врасплох настолько? — Именно я находила информацию о ваших миссиях, — сквозь зубы цедит она, стараясь игнорировать закипающее негодование. Я действительно задел её за живое, думает Сугуру. А когда он украдкой бросает взгляд на Джишина, тот выглядит безразличным. Смотрит на них с высоты своего роста как на муравьёв, ещё и ногу, наверное, приподнял. — Именно я заставила Киётаку рассказать мне, куда вас отправили. Именно мне пришла в голову идея атаковать все те районы, чтобы переключить внимание остальных магов и оставить вас без присмотра. Взгляд Сугуру ожесточается. «Все наши ассистенты завтра заняты. Свободных нет, сынок, — сказал Иджичи по телефону, в то время как Сугуру стоял возле караоке-бара накануне того дня, когда они отправились сюда, — иначе я бы договорился, чтобы кто-нибудь…» «Знаешь, — сказала Сёко, — Утахиме рассказала мне, что появились проблемы, с которыми приходится разбираться большей части магов в Токио.» «Мероприятие доброй воли. Вряд ли его будут проводить, пока они не решат все свои проблемы». — Отправить побольше проклятий, — продолжает Рин, — и атаковать побольше разных мест. Тогда все будут заняты. — Значит, всё это было только для отвода глаз, — говорит Сугуру. — Вам должно льстить, — с противной ухмылкой говорит Джишин, поправляя галстук, — что мы зашли так далеко, чтобы заманить Шестиглазого в ловушку. — Мы понимали, — продолжает объяснять Рин, — что Сатору Годжо пока не разрешат отправиться на миссию в одиночку, но пришли к выводу, что того, кто пойдёт вместе с ним, будет легко устранить. Нам просто нужно было сделать так, чтобы никто за вами не присматривал. — Всё ради денежного вознаграждения, — радостно говорит Джишин с непринуждённой улыбкой на лице. И одно дело — чувствовать страх перед природной силой проклятий, а совсем другое — наблюдать за этим нездоровым весельем. Ублюдок настолько хитрый и проницательный, что от него тошнит. — Хотя я был бы не против сделать это бесплатно. Сугуру чувствует, как у него подёргивается мышца на лице. — Да брось, — улыбается Джишин. Видимо, его забавляет то, что он читает на его лице. — Ничего личного. Ярость, которая последние несколько минут закипает внутри Сугуру, грозит вот-вот выплеснуться наружу. Ему хочется или переломать себе пальцы, или впихнуть что-нибудь прямо в трещину на лице Джишина и расколоть его пополам. Но он сдерживается. Бдительность терять ни в коем случае нельзя, потому что где-то позади ощущается слабое, далёкое присутствие проклятия, управляющего временем, которое наконец-то перестало прятаться и высунулось наружу. Оно находится в нескольких метрах от них, что недостаточно близко, чтобы резко атаковать, но Сугуру чувствует его проклятую энергию, тёмную и тяжёлую как свинец. За всё это время оно не издало ни звука. Сугуру не может обернуться, чтобы убедиться в том, что оно там, но исходящую ауру невозможно спутать ни с чем. И она достаточно мощная, чтобы заставить его испытывать беспокойство. Они окружены. Вот дерьмо, думает Сугуру. Они нас окружили. Местность вокруг больше напоминает пустыню: нет ни единой живой души, так что случайные гражданские не окажутся втянуты в это сражение и потенциальных жертв не предвидится. Издалека доносится городской шум, слышен рёв моторов проезжающих автомобилей. Поворачивая на другую улицу, отчётливо скрипит автобус на пути к месту своего назначения. Абсолютно безразличный к тому, что происходит здесь. Сугуру набирается смелости, чтобы взглянуть на Сатору. И ему кажется, что яд вытянул из Сатору всю оставшуюся энергию. Прямо сейчас он лежит на боку, с силой вжимаясь плечом в землю, будто это каким-то неведомым способом поможет ему остановить дрожь. Видеть Сатору в таком состоянии, ослабленным настолько, что он не может пошевелиться, выбивает Сугуру из колеи. Влажные от пота белые волосы, покрасневшее от недостатка кислорода лицо, приоткрытый в попытке захватить хоть немного воздуха рот, учащённое поверхностное дыхание… Даже смотреть на такого Сатору больно. — Не беспокойся ты так, — Рин играючи крутит пистолет на пальце. — Он должен скоро вырубиться. Этот яд активирует моё присутствие и запах. Так что его просто медленно разъест изнутри. Сугуру поворачивает голову, чтобы окинуть её злобным взглядом. Никак не реагируя, Рин просто смотрит на него в ответ. Она стоит, подсвеченная со спины садящимся солнцем, а её оставшееся в тени лицо напрочь лишено каких бы то ни было эмоций. Ни чувства вины, ни раскаяния, ни стыда. Не верится, что всё это дело рук девушки, которой на вид не дашь больше пятнадцати лет. — Ради чего это, Рин? — тихо спрашивает Сугуру. — Только для того, чтобы показать своему клану, что ты на что-то способна? Клану, который ты так ненавидишь? Моргнув, Рин задерживает на нём взгляд, а после этого её губы медленно расползаются в прохладной, как послеполуденная тень, улыбке. Она поднимает пистолет, целится в него и нажимает на спусковой крючок. Со скоростью света Сугуру призывает проклятие в виде кальмара и растягивает его перед собой. Долетевшая пуля вязнет в его теле. А в следующую секунду оба проклятия особого уровня начинают атаковать. Одна секунда. Дракон закручивается вокруг Сатору, чтобы защитить его. Одна секунда. Всё происходит слишком быстро, и времени на раздумья нет. Сугуру знает, что Джишин нападает спереди, а проклятие, управляющее временем, — сзади. Ждёт, пока они подойдут поближе, а потом разворачивается на каблуках и по дуге обходит проклятие, по которому сразу же попадает атака Джишина, взрываясь ядовито-оранжевым пламенем. Сугуру призывает ещё одно из своих проклятий, чтобы защитить себя от ударной волны и летающих повсюду обломков. Всё вокруг окутывает дым. Но не успевает он сориентироваться в пространстве, как что-то врезается в него со спины. Сугуру пытается увернуться. Он пытается, но скорость слишком высока. Ему удаётся немного сдвинуться в сторону, так что сердце оказывается не задето, но вместо этого достаётся плечу. Его пробивает до костей. На затылок брызгают капли крови. Зрение моментально затуманивается от боли, господи, твою ж мать… Сугуру чувствует во рту металлический привкус, и ему кажется, что ещё чуть-чуть, и его рука оторвётся от плеча и свободно повиснет на кусках плоти и нервах. — Ого, — доносится голос Джишина. — А ты неплох. Сугуру спотыкается о землю. Он ещё не потерял равновесие, но это был тревожный звоночек. Хватается за руку, морщится, чувствуя, как тёплые струйки крови стекают по пальцам. Оба проклятия особого уровня вернулись на свои прежние места: Джишин стоит рядом с Рин, а проклятие времени — где-то за спиной. — Даже маги второго уровня не смогли уклониться от этого, — с восхищением говорит Джишин. — И быстро оказались мертвы. Ты уверен, что у тебя не первый уровень? — Ну-ну… — тяжело дышит Сугуру. — Постарайся получше, — несмотря на напускную браваду, в его голос всё равно просачивается боль. Он едва сдерживается, чтобы не шипеть. Ни Рин, ни проклятия не предпринимают никаких действий. Теперь они только наблюдают за ним со зловещим видом, а Сугуру смотрит в ответ, опасаясь любого неожиданного движения. От резкого выброса адреналина сердце бешено бьётся в груди. Его бросает в холод, потом в жар, потом снова в холод, а ещё он не решается взглянуть на своё плечо — того факта, что из него хлещет кровь и оно горит огнём, ему достаточно. Он не может думать об этом сейчас, несмотря на то, что земля под ним покрыта кровью и копотью. Он должен думать о другом, причём думать быстро, он должен действовать быстро, он должен покончить с этим — чтобы вернуть Сатору к… — Эй, — говорит Джишин. — Ты ведь хочешь, чтобы Шестиглазый принадлежал только тебе, не так ли? Сугуру поднимает на него взгляд. Слегка опустив уголки губ и снисходительно наклонив голову, Джишин смотрит на него с жалостью. Но радостный блеск в его глазах говорит сам за себя и сводит на нет любые попытки выразить сочувствие. — Я знаю, чего ты хочешь, Сугуру Гето, — он впервые называет его по имени. — Я знаю, что ты думаешь о нём, — делает шаг навстречу. — Знаю, что ты чувствуешь к нему, в какую позу хочешь его поставить, что хочешь сделать с ним. Я знаю, что ты думаешь о том, как здорово бы он выглядел на коленях, склонив перед тобой голову, прямо как одно из тел в доме, с которыми я повеселился, — он закусывает губу, не сумев сдержать улыбки. — Люди такие послушные существа, согласен? Очаровательные и уступчивые. — Ты омерзителен, — желудок Сугуру сжимается от отвращения и ещё одной эмоции, которой он не может найти определения. Отбросив лишние мысли, он криво улыбается Джишину. — Не заходи слишком далеко со своими фантазиями. — Как ты считаешь, — продолжает Джишин, — что он будет чувствовать, если узнает обо всём, что ты думал о нём последние пару дней? Сугуру не отвечает. — Знаешь, ты мог бы оставить его, — говорит Рин, и звук её голоса слегка удивляет. Когда Сугуру смотрит на неё, Рин изучает его спокойным и непоколебимым взглядом. В любой момент его рука может выйти из строя, рукав рубашки пропитался кровью и прилипает к коже, как воск, причиняя боль при каждом соприкосновении с ней, но Сугуру не отводит глаз. — Не за твою же голову назначена награда, — бормочет Рин. — Ты мог бы уйти, если бы хотел выжить. Что ж, мрачно думает Сугуру, сейчас он мало что может предпринять. Если он призовёт одно проклятие для сражения, этого будет недостаточно. Если же призовёт пять, десять или двадцать — этого всё равно будет недостаточно. Ему нужно покончить с ними быстро. Как можно быстрее, как можно раньше, потому что Сатору нужно оказаться в школе и попасть в руки Сёко до того, как станет слишком поздно. Раньше, чем яд убьёт… Сколько у тебя всего проклятий? Сугуру делает вдох. И выдыхает. А потом — спокойно и размеренно, несмотря на вытекающую кровь, от потери которой у него скоро всё поплывёт перед глазами, — Сугуру медленно ставит одну ногу назад и морщится от ожидаемой боли. Сколько у тебя всего проклятий, Сугуру? В глазах Джишина загорается осознание. Сугуру встаёт в боевую стойку, отводит здоровую руку назад и концентрирует внимание на обитающих внутри него проклятиях, погружается в свою коллекцию глубже, стараясь не пропустить ни одного из них. — О нет! — в ушах звенит смех Джишина, полный эйфории. — Ты что, шутишь? Ты действительно делаешь это! Он действительно… На ощупь они как плесень. Они всегда такие. Или как ил, поднятый со дна озера; каждое новое поглощение перестраивает его организм, и после этого они существуют только для того, чтобы принадлежать ему. Сугуру выпускает все проклятия, которые живут в нём. Все три сотни собираются в фиолетовую сферу на тыльной стороне его ладони, тёмную, визжащую, увеличивающуюся в размере, как опухоль. От её тяжести содрогается мир. Сугуру может прочувствовать вкус каждого. Их пронзительные крики заглушаются рёвом урагана в ушах. Эта сила ненасытна, голодна. Под ногами раскалывается земля, освобождая путь порывам пыльного ветра, который сносит с ног и не даёт дышать. Мощный настолько, что способен уничтожить всё, что находится поблизости. — Ух ты, — в голосе Джишина до сих пор слышится восхищение. Стоящая рядом с ним Рин смотрит испуганными глазами и отступает на несколько шагов назад. — А ты совсем неплох. Сугуру улыбается. …Скорее всего, он не переживёт это. Все до единого проклятия, которые у него есть. Начиная с самого первого, которое он поглотил в девять лет; того, которое устроило на него, двенадцатилетнего, охоту; ещё одного, обнаруженного печальным и одиноким на переполненных улицах в четырнадцать; до Кучисаке-Онна. Абсолютно каждое из них сейчас заключено в сферу позади него. Сугуру выводит их за пределы их границ, словно это способ преодолеть его собственные страхи, потому что он не уверен, что означает пульсация в плече: заживление или инфекцию, а смотреть туда он не хочет. Тело кажется тяжёлым и неповоротливым, в глазах начинает двоиться. Скорее всего, он не переживёт это. Но так у него появится шанс. Если подумать, единственный шанс справиться с Особыми уровнями и не причинить вреда девчонке. Доставить Сатору в безопасное место. Поэтому его голос спокоен, когда он, стиснув зубы, говорит: — Убирайся отсюда, Рин. …Внезапно что-то хватает его за лодыжку. Сугуру испуганно переводит взгляд вниз. Всё так же согнувшись от боли и опустив голову, Сатору лежит на земле. Несмотря на то, что всё его тело по-прежнему бьёт дрожь, хватка на ноге Сугуру железная. От чувства вины внутри что-то обрывается. Сугуру не может понять, что значит выражение лица Сатору, но выглядит он так, будто осталось всего несколько минут до того, как он окончательно потеряет сознание, и это Сугуру ещё старается не думать о худшем варианте развития событий. Потому что его, конечно же, не будет. Потому что Сатору сильнее этого. Даже если Сугуру убьют, он сможет продержаться, пока кто-нибудь не почувствует ненормальное количество проклятой энергии и… Но в этот момент Сатору поднимает голову и встречается с ним глазами. Его лицо до сих пор покрасневшее, а рот приоткрыт, ведь сейчас даже обычное дыхание даётся ему с трудом. Но когда он, сдвинув в агонии брови, смотрит на Сугуру, его взгляд… …Сугуру хорошо знаком этот взгляд. Именно он появляется у Сатору перед тем, как излишне сильно пнуть манекен на тренировочной площадке на занятии у Яги. Именно таким взглядом он смотрит на Сёко перед тем, как стащить карандаш из её пенала. И именно так он смотрит на самого Сугуру перед тем, как сделать какую-нибудь глупость. И это своего рода предостережение или сигнал… Нет. Он этого не видит, но у стоящего в нескольких метрах перед ним Джишина глаза расширяются сильнее. У Рин отвисает челюсть, и она делает ещё один шаг назад в попытке сбежать отсюда. А то, из-за чего Сугуру мгновенно парализует жгучий, вскрывающий грудную клетку страх, — это… — Нет, — кричит Сугуру. — Сатору! Но Сатору не слушает его. Не придаёт никакого значения его словам. Он смотрит в сторону проклятий. Скрещивает пальцы. Открывает рот и, не обращая внимания на то, что у него стекленеют глаза, а сам он стоит на коленях, говорит:-----
Расширение территории. Сугуру сидел за столом и листал странички отчёта. Пустующая библиотека Токийской магической школы недаром считалась самым спокойным местом в кампусе. Расширение территории, говорилось в отчёте, является вершиной мастерства любого мага. Это продвинутая барьерная техника, которая представляет собой врождённую территорию пользователя, она заманивает цель в ловушку, используя для этого отдельное пространство. Проклятые техники пользователя внутри территории усиливаются, и избежать их невозможно. Расширение территории — это сложная в освоении техника. Большинство магов высокого уровня никогда не смогут ей овладеть. Для её применения требуется огромное количество проклятой энергии; после деактивации территории врождённая техника пользователя становится нестабильной на некоторое время, а запасы его проклятой энергии истощаются. Сугуру перелистнул на следующую страницу, где были изображены различные схемы: как активировать технику, как её использовать, список добившихся успеха, а также последствия для тех, кто потерпел неудачу. На периферии сознания мелькнуло воспоминание об услышанном несколько дней назад разговоре Сатору и Яги. «Не надо бежать вперёд паровоза,» — отругал его тогда учитель. И да, Сугуру был согласен с ним. Согласно тому, что он сейчас читал, это было равноценно намерению умереть. Это то, что используют, когда смерть наступает на пятки. Что-то бессмысленное. Типа как плюнуть кровью, заполонившей рот, в глаза преследующего тебя врага во время побега с целью ослепить его. — Расширение территории, — пробормотал Сугуру. — Ну-ну.-----
— …Необъятная бездна. Пространство вокруг них деформируется. Это ощущается так, будто его катапультировали через тоннель света. Но он стоит, он до сих пор на ногах, хотя и кажется, что ткань пространства изменилась, искажая восприятие и вызывая головокружение. А потом Сугуру моргает — и перед ним появляется глаз. Отвести взгляд от него невозможно. Этот глаз поражает своим размером, его края закручиваются в мерцающем водовороте, а в центре покоится крупный, затягивающий в себя зрачок, чёрный, как дно океана. Сугуру теряет дар речи. Не совсем понимая, что только что произошло, он переводит взгляд на проклятия… и не видит с ними Рин. Наверное, Сатору вытолкнул её, понимает он. Сделал так, чтобы она сюда не попала. Но зато оба проклятия здесь, они впали в оцепенение, а в глазах Джишина застыл шок. …Это, думает Сугуру, чувствуя, как кровь стынет в жилах, Расширение территории Сатору. Непохоже, что проклятия могут что-то предпринять. Ощущение, что их поместили в ёмкость с густой жидкостью и теперь они не в состоянии двигаться. Сугуру с опаской пытается пошевелить пальцами — и у него получается это сделать. Пробует повернуть голову, шагнуть вперёд — с этим тоже нет проблем. Тёплая рука Сатору по-прежнему держит его за лодыжку. Я могу всё это делать, осознаёт Сугуру, потому что он прикасается ко мне. Территория не действует на него и даёт ему, в отличие от остальных, возможность двигаться, потому что они с Сатору находятся в прямом физическом контакте друг с другом. Сатору поднимает на него глаза. Его брови сведены вместе, по всей видимости, от боли и предельной концентрации. Потом он переводит взгляд на проклятия, рвано втягивает воздух и пытается прохрипеть что-то…-----
Каждая атака того, кто применил Расширение территории, говорилось в отчёте, гарантированно попадает в цель.-----
…пространство раскрашивает вспышка Красного. Сугуру видит её боковым зрением, и ему приходится зажмуриться, чтобы временно не ослепнуть. А потом луч красного цвета устремляется в сторону проклятий и наносит удар по руке Джишина. Сразу после этого территория начиняет растворяться. Окружавшее их пространство постепенно исчезает, уступая место улице, где они были до этого. Груды обломков, пылающее закатное небо, ни души вокруг. Лёгкий ветерок раздувает его волосы и шелестит листьями над головой. Рин, смутно отмечает Сугуру, её нигде нет. Наверное, убежала. Наверное, она… и тут Сугуру рывком берёт себя в руки. Теперь он гораздо более отчётливо видит проклятия перед собой и чувствует прикосновение Сатору. Всё вернулось к исходному положению. Сатору не смог удерживать территорию дольше. Но и этого было достаточно. Этого было более чем достаточно. Зная, что и Джишин, и проклятие времени до сих пор находятся в оглушённом состоянии от воздействия техники, Сугуру отводит руку назад и запускает массивную сферу проклятий прямо в них. Он не открывает глаз, чтобы посмотреть на бьющий по ушам взрыв, но предполагает, что тот повлёк за собой слепящую вспышку света. Зрелище, которое заслуживает внимания… он закрывает Сатору от дыма и разгорающегося пламени. Под ногами сотрясается земля. Сугуру слышит звук разлома; видит чёткие и аккуратные, словно начертанные мелом, линии, разделяющие землю на части, когда открывает глаза. Это должно было сработать. Это должно было… Он разворачивается. — Сатору, — опускается на колени. Туда, где Сатору отчаянно царапает ногтями землю и всё так же мучительно дышит. — Сатору, — стараясь действовать как можно аккуратнее, Сугуру обхватывает его за плечи. И только в тот момент, когда он помогает Сатору занять сидячее положение, понимает, что его собственные руки трясутся. — Эй, — настойчиво говорит Сугуру. — Ты такой идиот. Не теряй сознание. Только не теряй своё чёртово сознание. Сатору задирает подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза. Его шея и щёки покраснели от перенапряжения, а на коже проступила испарина. Похоже, что сил разговаривать у него нет, но вот озорное выражение его лица, несмотря на застилавшие глаза слёзы и слабое подёргивание уголка рта, передаёт достаточно ясное послание: «Даже сейчас ты не можешь разговаривать со мной повежливее, Сугуру?» Господи, Сугуру разрывается между желанием стукнуть его или обнять. — Ты полный идиот, — говорит он вместо этого, и интонация выходит менее строгой, чем он планировал. — Какого хрена ты это сделал?! Сатору открывает рот. Пытается произнести что-то, но у него вырываются только чуть слышные хрипы. Он дрожит всем телом, вцепившись в рукава рубашки Сугуру. — С тобой всё будет хорошо, — шёпотом говорит Сугуру. — С тобой всё хорошо. Только оставайся в сознании, — он переносит вес тела, несмотря на пронзительную боль в плече. Им нужно выбраться отсюда. Он должен что-то сделать. — Только не отключайся. Давай я… Вдруг рядом с ними появляется лицо Джишина. Что, вздрагивает Сугуру. От шока его бросает в нестерпимый жар, а потом в холод, но времени среагировать катастрофически не хватает. Джишин поднимает руку — ту, которая не была уничтожена атакой Сатору, — и наносит ему удар. Сугуру чувствует, как врезается в груду обломков, а в его спину и мучительно саднящее плечо впиваются острые углы. Блядь. Уши режет металлический лязг. Резкая боль пронизывает рёбра. Во рту стоит вкус железа, вкус крови. Он как будто горит. Сугуру закашливается, пытаясь сесть, но неповоротливое тело сопротивляется; он чувствует себя наполовину ослепшим, словно кровь заливает ему глаза. — О боже, — раздаётся жизнерадостный, несерьёзный голос Джишина. — Знаете ли, лицо — это самое публичное, что у нас есть. Вы чуть не оставили шрам на моём. А когда Сугуру поднимает взгляд, то видит, что Джишин прижимает Сатору к земле. Одной рукой он давит на шею Сатору, впиваясь пальцами так сильно, что на коже точно останутся синяки. Сугуру видит вздутые от напряжение вены. Видит, как Сатору, задыхаясь, лежит на спине и обеими руками цепляется за Джишина в попытке отодвинуть его. Сугуру пытается встать, но всё тело простреливает болью. Кровь в голове пульсирует так, будто ещё совсем немного, и она хлынет наружу. — Глупый мальчишка, — бурчит себе под нос Джишин. Он трансформировался во что-то, что Сугуру не узнаёт. Его лицо раскололось настолько жутко, что Сугуру видит красную, как магма, кровь, вытекающую из трещины на тонкую, туго натянутую кожу. Его рот расползся на половину лица. Прежнего Джишина с трудом можно признать в этом. Сугуру видит его покрытое пеплом тело, то, с каким безумием он улыбается Сатору, как маниакально пожирает его глазами, в то время как лучи заходящего солнца отражаются от его алого, как свежая рана, лица. От одного только этого вида Сугуру чувствует неимоверную тяжесть в груди. — Что, израсходовал своё последнее оружие, Шестиглазый? — шипит Джишин. В его голосе перекликаются нотки помешательства и бурной радости. Их отчётливо слышно даже на расстоянии. — Ты же знаешь, что Расширение территории можно использовать только один раз в день? Он надавливает на шею Сатору так, что слышится хруст. К горлу Сугуру поднимается паника. Он снова пытается встать, но ноги не слушаются. Боль в руке притупилась из-за боли в голове; к ней прилило либо слишком много крови, либо же наоборот. Перед глазами всё расплывается. Он в отчаянии пытается поймать взгляд Сатору… Но страха, который он ожидал увидеть, там нет. Сатору просто смотрит на Джишина в упор. Там нет ни страха, ни тревоги, ни волнения. Он смотрит своими голубыми глазами холодно, несмотря на подступившие слёзы. Несмотря на потерявшее краски лицо. И тут его губы изгибаются в едва заметной улыбке. Едва заметной, нетерпеливой улыбке. Как будто проклятие особого уровня находится у него на крючке. И Сугуру, который к этому времени уже неплохо научился считывать любое из выражений лица Сатору, чувствует, как его сердце проваливается в пятки. Они два месяца провели рядом, так что он знает. Знает, насколько это тщетно. Знает, насколько бессмысленно пытаться переубедить Сатору в том, что он уже настроился сделать, и поэтому Сугуру может только наблюдать, пока его сердце валяется где-то под ногами. Когда же Сугуру снова переводит взгляд на Джишина, то видит в его потрясённом лице своё отражение. Потому что слова, которые слетают с губ Сатору — хриплые, натужные, почти не слышные из-за того, как тихо он говорит, — невозможно перепутать ни с чем. — Расширение, — произносит Сатору во второй раз, — территории.