Клинок к клинку, сердце к сердцу

Сон о прошлом был прерван чувством нехватки воздуха. Еле придя в себя, Лю Цингэ ощутил тяжесть на своем животе. Разлепив же глаза, увидел беспокойно спящего Шэнь Цинцю. Брови его были едва заметно напряжены, а со лба стекал пот, от которого, возможно, растрепанные волосы и были слегка влажными. Какое-то время Лю Цингэ молча разглядывал Шэнь Цинцю; словно разум полностью пробудился ото сна, его начали посещать старые мысли. Если точнее, то размышления о его прежних поступках. Когда же этот человек успел так измениться и, самое главное, почему? Совершенно непонятно было, отчего тот так поменялся, словно душа в этом теле не была прежней. Стряхнув все лишнее с головы, он перевел взгляд на себя. Одежда Лю Цингэ оказалась кое-как завязана, а на приоткрытой груди красовались почти зажившие шрамы. Проведя по ним рукой, Лю Цингэ не ощутил ни капли боли, кроме слабого покалывания. Редко случалось так, что он оказывался ранен, но как же вступать в бой, будучи неготовым к боли? Лю Цингэ всегда придерживался этих размышлений; хоть он и любил жить и хотел, погибнуть никогда не боялся. Но вот в этот раз на его ответственности оказался другой человек и кем бы он не являлся, быть столь беспечным в этой ситуации он вовсе не мог. Убедившись, что его жизни уже ничего не грозит, Лю Цингэ вдруг вспомнил, что битва завершена не была. Кем являлся Юэ Цинъюань ясно не было, потому и опасность еще не минула. Без своего предводителя демоны превращаются в свору псов без хозяина и всегда бегут поджав хвост. Хоть и вряд ли Юэ Цинъюань им был. Дышать становилось все труднее, потому Лю Цингэ осторожно приподнял человека, пользующегося им, как подушкой, так, чтобы не разбудить и уложил на землю. Немного подумав, он оторвал довольно крупный кусок ткани с подола своей одежды и постелил под чужое лицо, чтобы то не касалось пыльного каменного пола. Перевязав одежду как подобает и приведя себя в более надлежащий вид, насколько это было возможно, он покинул пещеру. Спускаясь вниз и будучи уже на половине пути, он заприметил у подножия холма останки демонов. Свое нападение они совершили еще две недели назад, однако это было воспринято за очередную их мелкую вылазку, потому их бездумно перебили, даже не подозревая, что эта проблема может оказаться намного более серьезной. Сейчас же несчастные были на пути к превращению в новую траву и от того пахли просто омерзительно. Обойдя их, Бог войны направился к месту, откуда он ушел с Шэнь Цинцю на руках пару дней назад, но вот когда это было — как уж сказать точно? Место было полностью заросшим высокой травой и постепенно небольшой луг стал сгущаться еловым лесом, отчего грудь наполнили приятные древесный и земляной запахи. Когда лес стал намного гуще, на земле совершенно незаметными очертаниями прорезалась тропинка и чем дальше шел Лю Цингэ, тем четче она становилась, хотя оставалась давольно узкой. Едва заметный, словно призрак, запах защекотал кончик носа и оборвался. Остановившись, Лю Цингэ принюхался, однако вновь уловить странный запах не сумел, потому немного прибавил скорости и продолжил двигаться дальше, пока легкий шорох травы под ногами и шепот ветра среди деревьев сопровождали его. Дыхание едва заметно сбилось, но Лю Цингэ того даже не заметил. Волновало другое — вновь он почуял нечто вдалеке. И вскоре лес начал редеть, показались тренировочные поля поблизости резиденции Юэ Цинъюаня. Лю Цингэ на пробу взмыл вверх на мече, но на высоте долго парить не удалось. Вдалеке смутно очертились черепичные крыши, углами своими тянущиеся к небу и довольно большая площадь, на которой и произошла та битва. Прибыв на место спустя всего пару минут, он окинул ледяным взором огромное пространство, сплошь покрытое кровью и омерзительно воняющими телами. Пахли они сильно настолько, что даже будучи за километр от человека, вонь пробирала все его естество и выедала глаза при приближении. Трупы лежали так тесно, что и дождевая капля, упавшая с неба, вряд ли бы смогла упасть, если бы желала оказаться на земле. Боясь не заметить свою цель с высоты, он все же спланировал на землю, совершенно не подумав о возможности парить прямо над землей. Теперь же подняться на мече оказалось бы намного труднее. Расталкивая трупы на своем пути ногами, Лю Цингэ пробирался к другому краю площади. Спустя долгое время на глаза попалось тело, лежавшее примерно в середине площади с распростертыми руками и ногами. Голова же его была задрана вверх, но закрытые глаза мешали мертвецу созерцать ясное небо. Когда-то белоснежная кожа посерела, а на обратных сторонах конечностей, да и всего тела, проявились кровоподтеки. Еще немного осмотрев тело и проведя через него пару кругов духовной энергии, Лю Цингэ пришел к выводу, что тело настоящим не было, хотя подделка была весьма искусна. Да и возможно, что в качестве материала использовали кого-то живого, потому все и было столь натурально. Страшно представить, если бы кто-то действительно мог создавать подобное с нуля. Неожиданное облегчение теплой волной прошло по телу. Хотя с этим появлялось еще больше загадок, было действительно замечательно, что глава ордена, которому он безоговорочно доверял столькие годы, демоном не являлся. Тем более, что в этой ситуации Юэ Цинъюань был опорой всего хребта Цанцюн и его присутствие было очень важно, хотя настоящего все еще было нужно найти. Он поднялся с колен и обернулся, но только чтобы встретить взгляд огненно-алых сверкающих глаз. Чуть не сделав шаг назад и не оступившись о тело позади, он не мог не удивиться незаметности этой фигуры вплоть до момента обращения на нее взора. Лю Цингэ тут же со звоном обнажил меч и уже собирался направить его лезвие на создание перед собой, когда прозвучал его глухой голос, напоминающий неторопливое течение реки, что окутал древний туман: —Хм. Сразу видно, кто тебя воспитал, особенно приложенную к тебе руку Лю Хэнсяна. Такой же резкий. Лю Цингэ замер и дважды моргнул и свел брови в замешательстве: —Что за вздор? Ты… Но не успел он договорить, как чужие пальцы сжались на его шее, а Лю Цингэ, на удивление, не успел среагировать. —Хочешь знать, почему? За смерть моей дочери я вырву с корнем всех рядом стоящих с убийцей людей, кто бы это ни был, — Губы мерзавца тронула странная улыбка, — Это касается и хребта Цанцюн. Округлив глаза от нехватки воздуха и боли, Лю Цингэ пнул его коленом в живот. Однако, удар его оказался совершенно бесполезным, ведь противник лишь выплюнул сгусток крови. Если бы Лю Цингэ не застали врасплох и он не был намного слабее обычного, то точно не позволил бы подобному случиться. Немеющая тяжесть сковала все тело и руки обратились камнем. Враг же с покрасневшими белками глаз продолжил: —Твой отец оказался не только лжецом. Моя любимая дочь несколько ночей стояла на коленях, выпрашивая разрешения на этот брак. Совершенно не обращая внимания на выражение его лица и слова, которые тот выплевывал, Лю Цингэ сжал его твердые ладони на своей шее, пытаясь их расцепить. Но пока он слушал, в голове против желания сложился пазл. Уже полностью выходя из себя, Лю Цингэ с красным лицом оскалил зубы и, как мог, вновь занес ногу для удара: так просто сдаваться он не намеревался. От прилетевшего в живот удара демон содрогнулся и руки его слегка ослабли. Было очевидно, что он на грани помешательства. Лю Цингэ немедля вырвался и, подняв с земли, обрушил на него Чэнлуань: —Не смей упоминать моего отца! Его охрипший голос эхом отдался не только на огромной площади, но и в его собственных ушах. От застилающей глаза ненависти Лю Цингэ перестал различать что-либо перед собой и просто наносил удар за ударом, совершенно не волнуясь об отражении направленных на него атак. Прошло всего пару мгновений — противник уже был весь исполосован ранами, Лю Цингэ дважды чуть было не получил удар по лицу. И оставшееся онемение никак не препятствовало ему. Слепая ярость затопила разум, словно бурлящая лава. Когда он был еще совсем мальчишкой, его отец с дрожащими от спешки руками вытолкал их с младшим братом за порог дома. Когда же дверь за ними захлопнулась, изнутри послышался страшной силы грохот. Лю Цингэ со страхом смотрел на двери позади себя, ослабевшие ноги мешали ему сорваться с места. Сердце в груди стиснуло столь сильно, словно оно оказалось меж столкнувшихся дверных створок. С силой сжав маленькую, дрожащую ладошку Мэн Цзю в своей, он на негнущихся ногах побрел прочь. В ту ночь ветер пробирал до самых костей и не успевшие толком одеться дети тесно прижимались друг к другу в попытках согреться. Ивовые ветви скрывали от постороннего взора две хрупкие фигуры, которые то и дело вздрагивали от холода весенней ночью. Лю Цингэ являлся первым сыном своего отца, рожденным от первой супруги, которая скончалась при его рождении. Мэн Цю же был рожден от наложницы и, в отличии от него, был любимым сыном от любимой жены. Не признавая того, он с раннего детства чувствовал себя обделенным, предпочитая провождению времени с семьей затворничество и одинокие прогулки. Общению со сверстниками, да и вообще с людьми он научен не был. Из-за чего все его сторонились и избегали, завидев за сотню метров. Тогда его начали задирать мальчишки постарше, говоря, что он им уступает в силе. Справиться с этим Лю Цингэ не мог, как ни старался, ибо был еще слишком мал. Он начал искать другие пути и так и наткнулся на возможность становления заклинателем. Очень редко случалось подобное тому, что совершил семилетний мальчишка в ту ливневую ночь: в одиночестве, без чьей-либо помощи сформировал ядро. Когда это произошло, то от прилившей к голове крови он чуть не потерял сознание. Очевидно, он совершил какую-то ошибку, но несмотря на боль, на его лице засияла улыбка со стиснутыми до скрипа зубами. Позже он сам начал лезть в драки и провокационно выкрикивал по их завершению: —Ты же говорил, что сильнее меня и мне тебя не побить?! Тогда вставай и покажи насколько твои слова имеют ценность! Противников у него действительно не осталось, по крайней мере, достойных. Тогда он начал срывать злость, размахивая мечом во дворе и срезая траву. Меч был обычным и вскоре не выдержал вложенных духовных сил и его лезвие раскололось. Но несмотря на это, Лю Цингэ его не менял. Никто не дал бы ему денег на новый меч, точнее на «пустую трату времени», коей его отец называл духовные практики. В один из таких случаев за ним из-за угла поглядывали большие, темные глаза ребенка, длине ресниц которых позавидовал бы любой. Спустя какое-то время Лю Цингэ его заметил и обернулся, но тот тут же спрятал голову. Прищурившись и недовольно скривив губы, Лю Цингэ топнул ногой и позвал: —Я тебя видел, нет смысла прятаться. Поняв, что Лю Цингэ зовет его подойти, Мэн Цю осторожно вышел из своего укрытия и крохотными шагами приблизился к Лю Цингэ: —С-сюнчан. Лю Цингэ не ответил на приветствие Мэн Цзю, вместо этого осматривая его с головы до ног, включая женскую заколку в его волосах. Украшение было искусно выполнено в виде нескольких изящных цветков и пары свисающих золотых нитей. Спустя пару секунд молчания Лю Цингэ все еще раздраженным тоном поинтересовался: —Зачем тебе женские украшения? Под пытливым взором его острых глаз, мальчик сжался и тихо проблеял: —М-матушка отдала мне их. Она сказала, что мне стоит это сохранить, и я… Лю Цингэ недоуменно поднял брови, совершенно позабыв о только что обуревавших сердце чувствах. Зачем матери отдавать сыну украшения? Почувствовав неладное, Лю Цингэ вернул меч в ножны, которые валялись в траве и вернулся в свою комнату, оставляя Мэн Цзю одного. Просидев там какое-то время, он все же успокоился. Тогда за ужином Лю Цингэ не смог сдержать любопытства. Катая палочки для еды по столу, Лю Цингэ с трудом держал рот на замке, но когда трапеза уже подходила к концу, не удержался от вопроса: —Матушка, Мэн Цзю сказал мне сегодня, что вы отдали ему свои украшения, — Рука наложницы, поправляющая волосы, замерла, — Я ничего такого не имею ввиду, но мне стало интересно, зачем. Это ведь… Это ведь похоже на последний подарок. Мэн Шанъяо подняла на него свои глаза и разглядывала его пару секунд перед тем, как ответить. В то время как его отец лишь слегка свел острые брови. —Лю Цингэ, ты слишком много думаешь. Мне показалось, что Мэн Цзю они понравились, вот я их и отдала, — Ее губы тронула легкая улыбка, — Ты тоже хочешь? Мне не жалко, матушка отдаст и тебе немного. Почувствовав некоторую неловкость, Лю Цингэ покачал головой: —Вам не стоит уделять мне так много внимания. Из нас двоих только он ваш сын. Только сказав это, он сразу же пожалел, ведь поймал на себе предупреждающий взгляд отца. Поджав губы, он молча вышел из зала, оставляя родителей и младшего брата сидеть в напряженной атмосфере. Его нарочито громкие шаги еще какое-то время отражались от стен, а после за дверью, пока, наконец, не затихли… На следующий день, примерно в то же время Лю Цингэ молча пил свою порцию супа, опустив голову и не поднимая взгляда. Мэн Шанъяо прожигала глазами мужа и лишь иногда насилу проглатывала немного еды. Пытаясь успокоиться, она сжала в тонкой ладони свои палочки для еды и закрыла глаза. —Моя госпожа, тебе нехорошо? Выдавив улыбку, Мэн Шанъяо ответила: —Ничего такого, мне просто нужно отдохнуть. Лю Цингэ сразу стало ясно, что прошлым вечером они поссорились. По выражению лица отца и поведению его мачехи он всегда это легко определял. Они пытались скрыть это от детей, но выросший в этой среде Лю Цингэ, даже если бы захотел, не смог бы не увидеть это. В последнее время их отношения охладели и даже привычное обращение «А-Яо» перестало слетать с уст Лю Хэнчена. Лю Хэнчен ей не ответил. Мэн Шанъяо искоса бросила на него взгляд и не смогла сдержать слов, постепенно переходя на крик: —Тебе правда неясно, что мне нехорошо? А кто же меня до этого довел?! Ты просто отвратителен! — По мере того, как она повышала свой тон, Мэн Шанъяо все больше теряла над собой контроль и руки ее со слабым хрустом сжались. Сделав большой глоток воздуха, она продолжила: —Разве такими были твои обещания?! Ты настоящий подонок, отказываешься даже принять— Ее голос прервал удар по столу, который сделал ее муж: —Довольно! Зачем ты кричишь при детях? — Он нахмурился брови, столь похожие на брови его старшего сына, — Я никогда не позволял себе повышать на тебя голос, однако ты каждый раз только это и делаешь. Поджав губы, Мэн Шанъяо поднялась со своего места и бросила взгляд на своего сына. Не успела она что-то сказать с навернувшимися на глаза слезами, как Лю Хэнчен тоже встал. Он в два шага подошел к детям и одним грубым движением вытолкал их за дверь. Перед тем, как дверная щель полностью сокрылась, Лю Цингэ успел заметить покрасневшие глаза отца. То ли от злости, то ли от едва сдерживаемых слез — он так и не смог понять. Да и не сможет. Все, что осталось от его семьи — это Лю Минъянь, с которой после долгих лет он потерял близкую связь. После продолжительных издевок своего двоюродного старшего брата в доме Лю Хэнсяна, Мэн Цзю слег с болезнью и так и не получил свое второе имя. А когда Лю Цингэ прибыл к подножию хребта Цанцюн с сестрой, они получили известие, что всё поместье их дяди были разгромлено и сожжено, а люди — убиты до единого. Теперь все вставало на свои места. За обычным нападением, коим оно казалось только в начале, стояла огромная история.