Stray kiss

Они, усталые после многочисленных выступлений и предзаписей, собрались в общежитии младших-и-Минхо, включили на фон фильм, который до сих пор смотрит только Хёнджин, и каждый занялся своим делом. Хёнджин, опять же, смотрит фильм вприкуску с булочкой, Сынмин притворно осуждающе на него пялится, вроде как желая, чтобы он поделился, при том, что на кухне лежит ещё три таких же, Чанбин ест, Чан пытается атаковать своей любовью Минхо, а Чонин прибился к краю их углового дивана и близок к тому, чтобы уснуть. Джисон лежит на Феликсе, переплетясь с ним конечностями, тогда как сам Феликс лежит на нескольких сваленных на пол одеялах, и они совместно залипают в телефон. Котики, рецепты сладостей, эдит с пытающимся заняться непристойностями с воздухом Хёнджином, который Феликс досматривает до конца, машинально лайкает и пролистывает, но Джисон проводит пальцем по экрану и возвращает обратно, бормоча что-то о сочности и прося переслать Хёнджину, чтобы постыдился. В общем, не происходит ничего необычного. Стандартно и уютно. Минхо не выдерживает чановых атак и сползает на пол, Феликс машинально двигается, освобождая больше места, а Чан, судя по звукам, переключается на Чонина. Вырезка из скз кода, мем, еда, собачки, котики, минсоны — Джисон получает по заднице от подглядывающего Минхо за то, что тот пассив — хёнликсы, вырезка из стародавнего шоу, хотите поплакать?, дэдди-Чан — Джисон перелистывает сразу же, как только мозг осмысливает надпись на экране, — котики, минсоны — Джисон получает по заднице за то, что Минхо актив — коллаб Чанбина с Ёнджуном, stray kiss. Феликс не перелистывает, Джисон тоже, а Минхо, видимо, лень подниматься, и они смотрят длинное видео. Что-то вспоминается сразу же, что-то нет, Феликс хихикает с английских надписей, Джисон тыкает пальцем в экран и смеётся с потерянного лица Чанбина, а потом Минхо смеётся с него. — Ликси, дорогой, ты так сильно хочешь поцеловать Хани? — Минхо звучит игриво. И шлёпает Феликса по бедру. — Смотри, чтобы я не начал ревновать. — Но он сам лёг на меня, хён, — Феликс откладывает телефон, чтобы устроить освободившуюся руку Джисону на щёку и нежно её погладить. Тот прикрывает глаза, ластясь к прикосновению. — Так ведь, крошка? Ты же хочешь этого? Джисон сползает в сторону, чтобы большая часть его тела оказалась на одеяле, и приподнимается на локте, нависая над Феликсом. И ухмыляется развалившемуся с другой стороны Минхо. — Ты горячий, когда ревнуешь, Лино-хён. А ты, — Джисон опускает глаза, встречаясь взглядом с Феликсом. — Когда лежишь подо мной, ожидая. Услышавший это Чанбин свистит со своего места, а Феликс басисто смеётся, ощущая, как вместе с его грудью двигается Джисон. Ликс ведёт ладонью ниже, касаясь голой кожи под задравшейся футболкой, и прикладывает силу, заставляя Джисона проскользить по его телу вверх. Так, что между их лицами остаётся значительно меньше места. К свисту присоединяются ещё несколько голосов, даже Хёнджин, кажется, отвлекается от своего драгоценного фильма, но Джисон не оборачивается, вытягивая губы и пригибаясь. Так близко, как не делает даже на камеру, так, чтобы чувствовать чужое дыхание. Джисон смотрит на мягкие на вид губы, а потом выше, на чёткие после недавнего солнца веснушки. — Целуй, целуй, целуй, — наперебой скандируют не то чтобы сильно взбудораженные, но вполне дружные голоса. Джисон не смотрит ему в глаза, его взгляд где-то ниже, ноздри трепещут, а зрачки расширены, потому что сейчас вечер и у него плохое зрение, а ещё он тёплый, родной и тактильный, а вокруг точно нет камер, так что Феликс прикрывает веки и бездумно подаётся вперёд, почти ожидая, что Джисон как всегда отстранится, но и точно зная, что не будет против, если тот этого не сделает. И Джисон... Отстраняется, потому что ничего нет, никакого касания, хотя оно уже должно было случиться, и Феликс приоткрывает задрожавшие ресницы, чтобы в следующую секунду их закрыть, потому что что-то касается его губ. Что-то, что наконец-то не маска, не ткань и не пальцы, что-то маленькое, тёплое, упругое и слегка влажное, и Феликс встречает его движение и чувствует разливающееся по телу тепло. Сердце в джисоновой груди ускоряется, тогда как его собственное остаётся спокойным. Ладонь движется с щеки на затылок, в пушистые после не такого давнего душа волосы, чтобы притянуть Джисона ближе, и тот вздыхает прямо в поцелуй, чуть раскрывая губы и робко касаясь Феликса кончиком языка. Очаровательно, Феликс громко выдыхает через нос от этой мысли, зная, что Джисон чувствует это своей щекой, и я совсем не против. Он раскрывает губы в ответ, и они соприкасаются кончиками языков, не заходя дальше лёгких мазков, но это делает поцелуй приятнее и мокрее. А ещё чуточку более шумным — конечно же Джисон шумно целуется, чего ещё от него ожидать — потому что Джисон сопит и наваливается на него сильнее, наклоняя голову в сторону, чтобы уверенно лизнуть между губ и толкнуться внутрь. Феликс ловит его и чуть посасывает, и это заставляет Джисона вздрогнуть и издать короткий, высокий и очень соблазнительный звук своим горлом, и Феликс давит ему на затылок, но Джисон не понимает намёка, а может, намеренно игнорирует, начиная облизывать его губы по контуру. Естественно, у него, как у рэпера, ловкий, сильный и умелый язык. А вот это уже чересчур, думает Феликс, потому что он обожает, когда с ним делают такое и сразу же начинает плыть. Так, что тепло в животе скатывается ниже, а это совсем не то, что ему нужно. Не с бедром Джисона, вес которого он вдруг начал чувствовать значимым, и которое находится в опасной близости от его паха. На которое он опускает руку, предостерегая, и неконтролируемо сжимает и порывисто подтягивает выше от особо ловкого движения языком. Не с мемберами вокруг, на которых он совсем перестал обращать внимание и которые при этом не затихали ни на секунду с начала их маленькой шалости. Феликс отворачивает голову, шепча Джисони, хватит, и с удивлением обнаруживает, что его голос слегка просел. Джисон реагирует моментально, резко отстраняясь и перекатываясь в сторону, на спину, и это заставляет вольных зрителей ехидно заулюлюкать. Феликс вытирает губы рукой и хмыкает от глубокого шока на джисоновом лице. — Вот теперь я правда ревную, — протягивает Минхо совершенно бесстрастно. Лежащий на Чонине Чан, кажется, готов задохнуться от неловкости и совершенно девчачьего хихиканья, такого, будто два его любимых айдола наконец-то поцеловались, и Чонин гладит его по спине, даже не пытаясь вылезти из-под навалившейся на него туши. Феликс чувствует прикосновение к ноге и опускает взгляд. Чанбин закончил трапезу и приполз к нему, устроившись в ногах, на его лице плохо скрываемое ехидство. И интерес. — И как это было? Феликс наклоняет голову. — Что именно? — Хани хорошо целуется? — вставляет Минхо. Чанбин косится на него одновременно с раздражением от того, что его перебили, и с плохо сдерживаемым весельем. Не нужно уметь читать мысли, чтобы знать, что означает его ухмылка. Конечно же, Минхо-хён, это первое, о чём ты решил спросить. — Это то, что тебя интересует, хён? — озвучивает Чанбин почти слово в слово. Минхо закатывает глаза. — С Феликсом можно поцеловаться в любой момент, чтобы узнать его стиль, но до Джисона не доберёшься. Естественно мне интересно. — Хён, так ты хочешь узнать? — Феликс улыбается. — У тебя моя слюна на губах, не смей целовать Минхо-хёна, — протягивает положивший руку на лицо Джисон. Он устроился на спине и, судя по всему, переосмысливает границы реальности. Чанбин хмыкает своим конечно-ты-не-хотел-бы-чтобы-любимого-хёна-целовали-другие смешком. — Так вот, Ликси. Скажи мне, каково это — целовать своего мембера? — Я спросил буквально то же самое. — Ты спросил про Джисона, а я спрашиваю в целом. Это не было как-то... Странно? Феликс чуть хмурится. — Я не совсем... — Феликс засунул бы свой язык тебе в глотку прямо сейчас, он не то чтобы объективен, — влезает Сынмин. — Нужно только попросить. Чан начинает задыхаться снова. — Я согласен с Сынмин-хёном, — подаёт голос Чонин. — И я, в кои-то веки, — Минхо. — И я, — умирающе протягивает Джисон. — Ты сам полез к нему целоваться, я всё видел! — Так, не ругайтесь! — прерывает минсонов Чанбин, повышая голос. — Минхо-хён, хватит ревновать. Ликси, закончи, пожалуйста. — Возможно, я и правда не совсем объективен, — Феликс задумчиво потирает подбородок, пока Минхо бурчит и лягает Чанбина ногой, получая надутые губы и демонстративный удар кулаком в ответ. — Но мне понравилось. Мы не зашли далеко, так что... Я почувствовал Джисона ближе, чем когда-либо. Мне понравилось, я это уже сказал, но это правда так. — Повторил бы? — включается в разговор Хёнджин. Феликс, не задумываясь, кивает. — Окей, я понял, — Чанбин тоже кивает, только сам себе. — Джисон, скажи, каково тебе было целовать мембера? — Джисон вздыхает, всё ещё не снимая руки с глаз. — Хан Джисон! Скажи. Минхо вдруг поднимается, привлекая к себе внимание. — Если ты так хочешь узнать, то я предоставлю тебе такую возможность. Чанбин пялится на приближающегося Минхо с раздражением. — Джисона я поцелую только при искусственном дыхании, а с Феликсом не хочу после Джисона, так что как... Чанбин запинается на полуслове, потому что Минхо встаёт перед ним на колени, не опуская задницу на ноги, так, что он оказывается выше, обхватывает ладонью загривок и притягивает попытавшегося отшатнуться Чанбина к себе. Тот утыкается лицом в грудь. Чанбин прикладывает усилие, возится и немного отодвигается, достаточно, чтобы вскинуть подбородок вверх. Глядит нависающему Минхо в лицо. — Какого хрена ты твори...? М... Минхо наклоняется и буквально впечатывается в его рот. Это совсем не похоже на то, что было у Джисона с Феликсом, проносится в голове у Чанбина, и он мычит от укола приятной боли, потому что Минхо зацепляет зубами его губу. Он закрывает глаза и не может нормально вдохнуть и отодвинуться не может тоже, потому что Минхо держит крепко, а ещё напирает сильно, так, что Чанбину остаётся только принимать, даже если он и пытается отвечать, чтобы прочувствовать опыт полностью. Минхо кусачий, пылкий и не стесняется обращаться с Чанбином так, как ему самому нравится, и Чанбин почти уверен, что поцелуйся они всё-таки когда-нибудь на концерте — Минхо сделал бы это точно также, а он бы глупо поплыл, не в силах справиться с этим напором. Он отстраняется, захватывая воздух ртом, и Минхо даёт ему это сделать, чтобы тут же властно притиснуть обратно. Чанбин поднимает руки, укладывая их Минхо на задницу и сжимая её для того, чтобы удержать себя в пространстве, и Минхо мычит и, кажется, совершенно непроизвольно толкается тазом так, что Чанбин вдруг чётко ощущает его член, упирающийся в живот. Не в смысле, что он прямо стоит и Минхо им трётся, но он определённо есть, и Минхо вжимается в его тело крепче, и Чанбин неосознанно задирает голову выше, заваливаясь вперёд, на Минхо, всем своим весом, и подставляя губы как можно сильнее. Минхо отрывается от него, чтобы сделать вздох, и тут же прислоняется распухшими губами к подбородку, облизывая, и набок, к челюсти, и Чанбин даже не думает его останавливать. Он неловко вскрикивает и вцепляется Минхо за заднюю часть бедра, которое не может обхватить даже наполовину. Как же это приятно, блять. Он хочет ещё. — Укуси, хён, — сорвано шепчет Чанбин, сильнее выгибая спину и шею, и раскрывает губы в новом стоне, когда зубы Минхо царапают кожу его горла, чтобы тут же втянуть в рот и облизать, оставив больше слюны. Руки Чанбина сжимаются сильнее, Минхо снова двигает бёдрами, и Чанбин не сдерживает ухмылки, понимая, что не только ему неудобно в белье. Минхо, трущемуся о его пресс, точно стало теснее. Чанбин с силой сжимает пальцы на бёдрах Минхо, вырывая из его рта вибрирующий стон прямо у горла. И вдруг всё прекращается в один момент. Минхо перестаёт его ласкать и отодвигается, неловко выпутываясь из хватки. Руки Чанбина застывают в воздухе, и тут же тянутся к шее, трогая её в местах пульсирующей крошечной боли. — Прости за засосы, Бини, — Чанбин чувствует руку в волосах и поднимает на покрасневшее лицо Минхо расфокусированный взгляд. С блестящих глаз он автоматически спускается ко рту. Жадному, вспухшему и очень кусачему. Чанбину приходится свести бёдра и в целом сжаться, чтобы хотя бы чуть-чуть скрыть, настолько же он взбудоражен. Ему нужно прийти в себя. Срочно. — Я бы не хотел продолжить, но это было пиздец как хорошо, — резюмирует он, чтобы заполнить оглушающую тишину гостиной. В которой потеплело на десяток градусов. — Ну и кто ещё сегодня поцелуется? — флегматично тянет Сынмин, убирая переставший снимать телефон в карман. — Хочу окончательно сойти с ума, — добавляет. Но, что примечательно, не уходит. Никто не покидает гостиную, даже зная, что, возможно, не всё закончилось. Скорее всего не закончилось. И ставки растут. — Я же говорил, что ты омега, — протягивает Хёнджин, шокированный и позабавленный в равной степени. И шумно прикладывается к своему напитку. — Кто? — взревает Чанбин. — Я? Омега? — Минхо-хён тебя отдоминировал, без обид, — тянет Джисон с пола. Чанбин поворачивается к нему. По голосу слышно, что он начинает злиться. По-настоящему. — Чё, убрал руку с лица? Перестал стыдиться? Джисон приподнимается на локтях. — Я не растекался и не скулил, забыв обо всех нас, от парочки укусов. — Потому что вы с Феликсом лизались, а Минхо-хён... — Отдоминировал тебя, очевидно. — Хван Хёнджин! Названный злорадно хихикает. Несмотря на клубящуюся внутри злость, дополнительно подпитываемую бурлящей после поцелуя кровью, Чанбин считает его милым. Особенно его испачканные в креме губы, растянутые в улыбке. А раз он милый, то может... — Хёнджини, — сладко-сладко тянет Чанбин. Хёнджин смеётся от резкой смены его тона. От того, как он пытается быть дружелюбным. — Хочешь докажу, что я альфа? — Ты... Пф, ты пытаешься со мной флиртовать, сидя на полу с засосами на шее и челюсти. — Не самая разумная тактика, — Сынмин хмыкает со своего места и отодвигается от Хёнджина подальше, осознавая, куда всё идёт. Чан затихает в предвкушении, Чонин затихает на всякий случай. — Хёнджини, не соглашайся, я могу сделать лучше, — затаившийся было Минхо снова подаёт голос. Чанбин оборачивается на него и угрожающе поднимает кулак. — Я умею обращаться с чужими губами. Да, Ликс? Феликс хихикает. — Подтверждаю. Чанбин смотрит на опирающегося на локти Джисона, оценивая расстояние от него до Хёнджина. Джисон полулежит ближе, но ему ещё встать, и... — Сука, стой! — Чанбин хватает Минхо за лодыжку, за что получает по голове, но упорно вскакивает сам, обхватывая Минхо за пояс и упираясь пятками в пол. Бросает взгляд на намеченную ими тремя жертву. — Блять, хён, Джисон! К безумно хохочущему Хёнджину уже успел подоспеть Хан. И схватить за руки, пытаясь убрать их от лица. — Хватит отбиваться, прими свою судьб... Ай! Отпусти меня, ты, какого хрена... — Джисона тащат назад, он вцепляется в удерживающие талию руки. Оборачивается, натыкаясь на лицо с безумной улыбкой прямо у своего собственного, и снижает интенсивность попыток выбраться. Потому что Минхо близко. Очень. И он никогда не видел его губы такими распухшими и красными, может, слегка после сна или острого, но сейчас он знает, что они зацелованы. Джисон поднимает глаза, встречаясь взглядом с Минхо, и тот тоже смотрит на него. Его зрачки расширены — похоже не сузились с прошлого раза — влага склеила кончики нижних пушистых ресниц, а грудь быстро-быстро вздымается прямо у джисоновой спины, и весь Минхо такой, с растрёпанными волосами и покрасневшим лицом... Красивый. А ещё очень и очень целовательный. Конечно, Джисон думает об этом не в первый раз, но сегодня, сейчас, в этот короткий вечер раздвинутых границ, не будет ничего странного, если они... Но согласится ли Минхо? Джисон сглатывает, и Минхо смотрит ему на горло. Сглатывает тоже, моргает несколько раз и отводит взгляд куда-то за его плечо. — А Чанбин дорвался, — хмыкает он вдруг. — Но он всё равно омега. Джисон поворачивает голову, в эту же секунду ощущая, как неудобно была вывернута его шея, и не может сдержать восторженного вскрика. Мистер я-не-тактильный-со-всеми-кроме-Чонина не сдержался и устроил шоу со своим главным фанатом. Почти затащил в гримёрку, да не совсем. Хотя очень легко представить, что диван под Хёнджином меньше в два раза и стоит в какой-нибудь небольшой забитой вещами комнате, что на нём сценическая одежда, по лицу размазан макияж вперемешку с потом, а красивые пальцы, обхватывающие задницу Чанбина, в кольцах. Потому что спина Чанбина буквально вибрирует от восторга и удовольствия, от настоящей эйфории человека, который получил в свои руки то, что хотел очень и очень давно, и это даже не выглядит мило или смешно. Это выглядит горячо. Пиздец как горячо, как широко расставлены крепкие бёдра, как Чанбин неловко ёрзает и смазано постанывает, как явно движется его челюсть и широко раскрыт рот, потому что очевидно, что он пользуется своим языком. И Хёнджин, что самое интересное, ему отвечает. Слегка лениво, позволительно... Но отвечает. Отвечает, поддерживает, и терпит скользящие по телу руки. Ухмыляется в поцелуй, подкидывает Чанбина бёдрами и нарочно кусает, выбивая из него вскрик. И Чанбин... Окончательно, кажется, рассыпется под его прикосновениями, потому что откидывает голову и вжимает Хёнджина себе в шею, прямо поверх засосов, оставленных Минхо, сорвано бормочет Хёни, хочу тебя на своём горле, пожалуйста, твои чудесные губы и меняет положение таза, чтобы скакать направлено. Чтобы тереться своим членом. О Хёнджина. Прямо при всех. Джисон сглатывает, стараясь не думать о том, как быстро он дышит и как колотится его сердце — как колотится сердце прижатого к нему Минхо — и решает оценить обстановку. Сынмин поглядывает, положив руку на глаза и закусив губу, поверх снимающего телефона, Чан сполз на пол, прижав к лицу подушку, и не подаёт признаков жизни, Феликс поднялся на диван, заняв его место, обнял Йенни, и... И целует его в лицо, заставляя жмуриться. И это не было бы чем-то новым, может быть, слегка более интенсивным, чем обычно, потому что они не обцеловывают всё лицо, но Феликс не пропускает губы, а Чонин для разнообразия не ворчит. Расплылся по дивану, зажмурив глаза, трогательно покраснев щеками и в смущении подняв плечи, но не протестует чужой нежности, даже — Джисон округляет глаза и полностью поворачивается в ослабевшей хватке Минхо, чтобы лучше видеть — вытягивает губы в ответ. Джисон обхватывает Минхо за руки. — Лино-хёни, я тоже так хочу, — Джисон дуется. — Меня Йенни отказывался чмокать, так почему Феликсу можно, а мне нет? — Хани, — пальцы Минхо комкают футболку на его спине, всё ещё не выпуская из объятий. Минхо неловко и очень нервно улыбается, и это заставляет Джисона забыть о происходящем вокруг, нахмуриться и заскользить руками ему на поясницу, успокаивающе поглаживая. — Хани, ты хотел бы ещё? — Чего ещё? Я не понимаю. — Поцелуи. С мембером. Джисон хмыкает, ведя одну руку выше, по позвоночнику, и зарываясь в отросшие волосы на загривке. Минхо в ответ подходит ближе, снова прижимая их вплотную, только лицом к лицу. Джисон не часто наслаждается такого рода близким контактом, если инициатор не он, но ему не хочется отодвигаться. — Смотря с кем. С Чанбином — нет, не с Чаном, потому что это было бы очень странно, с Сынмини... Не знаю. М, Хёнджини уже заездят. — Что насчёт меня? Джисон вскидывает брови. И облизывается. Рефлекторно. — С тобой? — Угу, — тихо и высоко, взволнованно и воодушевленно повторяет Минхо. — Ты бы хотел, чтобы я тебя поцеловал? Джисон сводит брови домиком. — Почему ты спрашиваешь? У Чанбин-хёна ты не уточнял. — Хани, да или...— Джисон проводит ногтями по шее и Минхо выдыхает через нос, —...нет. Джисон прижимается ближе, так, чтобы не только животами, чтобы ногами, чтобы быть грудь к груди. Чтобы дышать одним воздухом. Хотя у Минхо приоткрыты губы, он, кажется, дыхание задержал. — Я очень хочу поцеловать тебя, — шепчет Джисон. — Пожалуйста. Джисон закрывает глаза и тянется вперёд, резко выдыхая на полпути от тёплого касания ко рту. По позвоночнику бегут мурашки, и Минхо прижимает его ещё ближе, полноценно обнимая за талию, хотя кажется, что ближе просто некуда. Губы Минхо мягкие и тёплые. Сладкие, а ещё очень и очень нежные, они приоткрываются и дрожат от судорожного дыхания, и Джисон трепетно оглаживает их языком. Минхо чмокает его в середину рта, в уголки, в изгиб губ и его выступы, каждую острую вершинку, смакуя его, осознанно целуя не мембера, но Хан Джисона, и от этого поджимаются пальцы на ногах, а грудь распирает от комка чувств, от своей и чужой нежности, и Джисон целует Минхо, сильно сплющивая губы, и чмокает в кончик острого носа, чтобы потереться о него своим. Гладит поясницу и шею. Как же в нём сейчас много всего, как же он счастлив держать в руках его, половину своей души, как же... — Ты, получается, поцеловался с Чанбином, — протягивает Минхо, и Джисон не сдерживает тихого счастливого смеха. Какой же дурак, думает, и получает поцелуй от Минхо, который предугадал его движение. Который его чувствует. И тоже хочет к себе так близко. — Косвенно. Через меня. — А ещё Чанбин-хён убил бы за такой материал, — проговаривает Джисон и слепо тычется ко рту Минхо, высунув язык. Ласкает полную верхнюю губу, сдерживает улыбку от ладоней Минхо, привычно опустившихся на задницу, скользит по широкой части к приоткрытой влажности, и получает язык в свой рот, чтобы позже — укус передними зубами. — Ох, блять. Минхо улыбается и снова повторяет свой маршрут, зацеловывая его губы целиком. — Как хорошо, что Бини занят и не может снять нас. Джисон вздыхает и следует пришедшей в голову идее, он трётся о щёку Минхо своей, и тот подхватывает, ластясь в ответ. Огромный мурчащий счастливый кот. Джисон улыбается. — И это его проблемы, — закачивает Джисон, шепча Минхо в покрасневшее ухо, и высовывая язык, чтобы облизать раковину. Минхо тихонько поскуливает, сильно сжимает руки на его заднице и вдруг приподнимает, заставляя обхватить торс ногами. — Хочу остаться наедине, — поясняет он Джисону и, наплевав на всё вокруг, сворачивает в коридор прямиком к своей комнате. Джисон чувствует, что заводится. По-настоящему. Сильно. Он обхватывает Минхо крепче и целует в щёку и в лоб, посмеиваясь от сосредоточенности на его лице. — Мне нравится, когда кусают за язык, мх, — Джисон постанывает от шлепка по ягодицам. — И это тоже нравится. Очень. Сынмин опускает телефон, переставая снимать скрывшихся в коридоре минсонов, откидывает его в сторону и закрывает глаза руками. Они все сошли с ума, просто, блять, помешались разом, и никто не может это прекратить, потому что все участвуют, а Чан в восторге. И самое плохое, самое, блять, хреновое, что себя он тоже причисляет к участвующим. Он не целуется. Но он видел остальных, он это заснял, он буквально сейчас может видеть и слышать целующихся мемберов вокруг себя... И его губы покалывает от желания прикосновений. — Хватит, — слышит он и даже не сразу узнаёт голос. Рокочущий и возбуждённый. — Тш, Бини-хён, притормози, давай. Сынмин смотрит сквозь пальцы, и ему с его места сбоку отлично видно, как Чанбин заламывает брови и дышит сквозь приоткрытые порозовевшие вспухшие губы. Вся его поза излучает потерянность и нужду, бёдра, остановленные руками Хёнджина, неловко зависли в воздухе от прерванного движения. Они нетерпеливо подрагивают, как и весь Чанбин, и Сынмин думает о том, что ему стоило догадаться раньше. Чанбин-хён, напрашивающийся на секс, выглядит до боли органично и естественно. Хёнджин, видимо, думает также, потому что шипит тихое сука и покорно распахивает рот навстречу Чанбину, с удвоенным остервенением набросившемуся на его губы. Чанбин кажется действительно озверевшим и абсолютно беззастенчивым, слюна течёт по их с Хёнджином подбородкам, а звуки настолько громкие и грязные, что Сынмин начинает чувствовать себя третьим. Будто его сейчас держит Хёнджин, на нём скачет Чанбин, по его языку они жадно скользят своими, пытаясь урвать себе как можно больше. Вдруг Чанбин задушено стонет и замирает на месте, напрягаясь всем телом, чтобы тут же захныкать вжавшему его в себя Хёнджину в губы, и по тому, как он после расслабляется и замедляется, целуясь лениво и довольно, напрашивается вывод, что... Что Чанбин-хён, только что, блять, кончил в штаны, сидя на Хёнджине. Здесь, в общей комнате. При мемберах. С ним, с Сынмином, сидящем на расстоянии сильно вытянутой руки. Хёнджин наконец-то замечает что-то неладное, отстраняет Чанбина от себя, обхватив за плечи, и вдруг ухмыляется. У Сынмина скручивает в животе, потому что неужели Хёнджин сейчас озвучит вслух, что случилось, вот так просто сделает это таким реальным, осязаемым и настоящим, он не может просто... — Слезай, Бини-хён, — воркует Хёнджин. Сынмин выдыхает, расслабляясь. Чанбин покорно соскальзывает с чужих коленей, но не уходит, замирая около Хёнджина, который начал потягиваться. — Почему ты стоишь, хён? — Хёнджин сползает вниз и переворачивается, укладываясь на диван на живот. Выгибается, чтобы потянуть спину. — По этой части наверняка лучше справится Ликси, — Хёнджин распрямляется и остаётся стоять на диване на четвереньках. Его лицо слишком близко к Сынмину. Хёнджин ловит его взгляд. — За пост-оргазменными нежностями иди туда. В паху становится тепло. Сынмин неловко поджимает губы, зная, что если бы он умел краснеть от смущения, то покраснел бы сейчас. Пошло. Как же это чертовски пошло. Весь Хёнджин, растрёпанный, ухмыляющийся, раскрасневшийся и смотрящий на него тёмными глазами, произносящий такие слова ртом, которым довёл Чанбина до оргазма несколько минут назад, выглядит чертовски пошлым. Как сам порок. — Сынмини, а ты ведь ни с кем ещё не целовался, — утверждает. Сынмин, сам не зная зачем, кивает всё равно. И, сам не зная зачем — хотя кого он обманывает, конечно он знает — смотрит на губы. Хёнджин наклоняет голову вбок. Встряхивает волосами. — Хочешь поцеловать меня? Вместо ответа Сынмин наклоняется, ставя руки ровно напротив ладоней Хёнджина, и подаётся вперёд. Его губы очень нежные и влажные, это первое, что понимает Сынмин. Он достаточно властный, делает вывод, когда Хёнджин захватывает его подбородок, чтобы отстранить и удобно сесть, и не отпускает ни на секунду, пока устраивается. Притягивает к себе опять, когда наконец-то выбирает позу. Он сильно возбуждён, осознаёт, когда Хёнджин захватывает его руки и тянет на себя, чтобы они перестали касаться только губами. Чтобы ощутить тепло друг друга, соприкоснуться телами, увеличить контакт. Пороку можно не подчиниться, но овладеть, думает, вдавливая голову Хёнджина в диван и сжимая руку на его члене через штаны. Хёнджин трогательно хмурится и не трогательно высовывает язык, следуя за отстранившимся Сынмином, и тот ловит его своим. Они вульгарно вылизывают друг друга, прямо так, на воздухе, не погружаясь ни в чей рот, но Хёнджин не выдерживает и притягивает его голову к себе, заострённым кончиком языка вылизывая нёбо. Сынмин сжимает руку на его члене, и вместе с мычанием ощущает хлопок по плечу. Он отрывается от Хёнджина, оборачивается, раздражённый, и рявкает: — Что? Подошедший Чанбин примирительно вскидывает руки. Пока говорит, он внимательно осматривает картину в виде зажатого телом Сынмина тяжёло дышащего Хёнджина, и его взгляд замирает на руке на промежности. Сынмин медленно разжимает пальцы под его взглядом. — Там Йенни скоро совсем зацелуют. — Ты тоже? — Хёнджин хрипит. Чанбин кивает. — И с Ликсом, и с Йенни. Хёнджини, я думаю, это твой шанс. Хёнджин несколько секунд переваривает его слова и, переварив, заметно оживляется, начиная подниматься. Сынмин уходит с его пути, не препятствуя. Они с Чанбином встречаются взглядами. — А ты? Сынмин молча разводит руки, будто бы в предложении объятий. Чанбин... Смущается, смотря в пол. — Ты же знаешь, что я с Хёнджини... — Да. — И я с Феликсом и Чонином целовался ещё. Они прогнали меня из-за мокрых штанов. Сынмин настойчиво потрясывает руками. — Ты уверен? Тебе не противно? Точно? Сынмин закатывает глаза. Первое, что делает Сынмин, когда Чанбин встаёт между его ног и их губы соприкасаются, это оттягивает резинку чужих спортивок, накрывая липкий член, который дёргается под его рукой. Сынмин может быть настойчивым, когда хочет. И его ничего не смущает. Хёнджин хотел сегодня собраться всем вместе и посмотреть фильм. Он вообще ничего такого не ожидал. Целующиеся Феликс с Джисоном, Минхо, который не дал этому оборваться, превратив всё во что-то большее, Чанбин-хён, который уселся на него и обкончался в штаны, и Сынмини, который схватил за член. Пока он обдумывал слова Чанбина и выбирался из-под Сынмина, он решил для себя, что с него хватит. Это всё слишком. Поцелуи — это хорошо, в губы — странно, но прикольно, но это должна была быть платоническая история. И несколько шагов от одной стороны дивана к другой он был свято уверен, что идёт к Йенни, чтобы вдоволь целомудренно зачмокать его лицо и сбежать в туалет, умываться и успокаиваться. А потом он понял, почему Чанбин его поторапливал. Феликс стянул с Чонина футболку и теперь его ладони, очевидно уже какое-то время, блуждают по идеальному прессу, а рот выцеловывает гладкую ладную и зарумянившуюся от смущения грудь. Голова Йенни откинута на спинку дивана, одна рука обхватила Феликса за спину, другая трогательно сжата в кулак, и он выглядит безумно сладким, самым желанным и обречённым на ласку мальчиком. Хёнджин подходит, присаживаясь на подлокотник, и примагничивается к губам, заставляя Йенни очаровательно пискнуть и распахнуть зажмуренные глаза. Хёнджин шепчет не волнуйся, маленький, это я и целует Йенни в острую скулу и ниже, в уголок челюсти. Тот, поначалу на рефлексах поднявший плечи от неожиданности, снова расслабляется и вдруг очень громко выдыхает и дёргается всем телом. Хёнджин косится вниз, привлечённый влажным чмоканьем, замечает довольное лицо Феликса и застаёт момент, когда его зубы снова смыкаются на нежной коже. Взгляд Хёнджина скользит по телу Йенни, останавливаясь на одиноко выглядящем соске, и он поднимает руку и легонько тянет Феликса за волосы, привлекая его внимание, чтобы тут же собрать слюну с его влажных губ, потянуться к поразительно ровному розоватому кружочку и ласково пройтись пальцами, чуть сдавливая выступающую часть. Горло Йенни под его губами вибрирует, извлекая из себя поощряющий стон, и Феликс поддерживает его идею, прикладываясь ко второму соску. — Ты очень чувствительный, это очаровательно, — своим низким ласкающим тембром проговаривает Феликс, щекоча дыханием кожу, и — Хёнджин видит из-под полуприкрытых ресниц — сдвигает одну из рук ниже, проводя по краю выступающей из домашних шорт резинке белья. Йенни втягивает живот и начинает дышать чаще, очевидно нервничая, и Хёнджин нежно целует его шею, снова дёргая Феликса за волосы и шепча лучше губы. Феликс проводит по напрягшемуся прессу и согласно кивает, потягиваясь и припадая к губам. Йенни с готовностью отвечает, узнавая Феликса по его стилю, уже привыкший, и это заставляет Хёнджина стараться усерднее, потирая сосок и покусывая шею в поисках чувствительных мест. Он ощущает руку в своих волосах и приободряется, начиная ласкать усерднее, высовывает язык и влажной дорожкой продвигается к кадыку, чтобы пойти выше, к челюсти, и мягко соприкоснуться с Феликсом лбом. Тот чуть поворачивается, впрочем, не переставая покрывать губы Йенни чмоками, вбирает в рот его верхнюю и настойчиво пытается поймать взгляд Хёнджина. Тот читает предложение и кивает, нетерпеливо подаваясь ближе, так, что они оба ласкают приоткрытый рот Йенни своими языками, сталкиваясь с его и между собой. Они все мычат и стонут от интенсивности ощущений, от единения, влажности, скользкости и разности ритмов, и всё удовольствие концентрируется в одной точке, в месте соприкосновения их ртов. — Р... Ребята. Сынмин нехотя отстраняется от дрожащего под его губами и руками Чанбина, высовывая голову у него из-под футболки. От увиденного он вскидывает брови и хлопает Чанбина по заднице, чтобы тот пришёл в себя и соизволил обернуться. А там есть на что посмотреть. Чан сидит на сваленных на пол тысячу лет назад одеялах, руками сильно сжимает подушку, прижатую к паху, и весь дрожит, абсолютно красный, расхристанный и потерянный. Он неловко бегает взглядом от них с Чанбином до другого края дивана, где Феликс с Хёнджином перестали целовать Чонина, но всё ещё держат руки на его сосках и, кажется, не может ни на чём по-настоящему сконцентрироваться. Они встречаются взглядами и бёдра Чана конвульсивно вскидываются вверх, а во взгляде читается мольба. Сынмин прокашливается. — Чего ты хочешь, хён? — П-пожалуйста, ребята, — голос Чана дрожит. Сынмин переглядывается с Хёнджином и Феликсом, задирает голову, чтобы посмотреть на Чанбина, и тяжело вздыхает. — Старшим тоже нужно внимание. — Пожалуйста. Чанбин отходит и Сынмин, вздыхая ещё раз, встаёт и идёт к Чану, усаживаясь около него на колени. Он берёт Чана за руку, и тот выдыхает на грани стона от одного касания. — Предлагаю всем разом, но в разные места. Хёнджин садится симметрично с другой стороны, Феликс пристраивается к голове, очевидно намереваясь поцеловать в щёку, и Чанбин следует его примеру. Йенни приходит последним, вставая ровно за спиной. Чан послушно откидывает голову, они наклоняются и целуют, и в эту же секунду комнату пронзает громкий стон. Сынмин неверяще поднимает взгляд, не отрывая губ от чужих костяшек. Ему не нужно поднимать подушку, чтобы знать, что под ней расползается пятно. — Чан-хён только что... — неуверенно начинает Чонин. — Без касаний и стимуляции, да, — Феликс кивает. — Просто потому что до этого смотрел на нас, — заканчивает Сынмин.