Боль с черешневым послевкусием

      Артур Евгеньевич, завтра в 14:00. Запись в календаре застала меня врасплох.       Как бы уверенно не врал в тот день, он не был похож на того, кто волнуется на приеме в кресле и уж тем более боится медицинских манипуляций. Наоборот — он с вожделением разглядывал свою воспаленную десну и окрашенный налёт. Это сильно бросилось тогда мне в глаза. Я до последнего не верил своим догадкам. Но когда он во время чистки стал елозить на кресле, то сомнений уже не осталось.        До этого Артура Евгеньевича было от силы пара нагловатых пациенток. Но они обычно кокетничали, переходили на ты, а во время работы хватали меня за коленки или ещё где похуже. На них было достаточно строго посмотреть и, как максимум, предупредить, что я буду вынужден их попросить покинуть кабинет, если они продолжат. Дальше обычно проблем не было. А такие пациенты больше не возвращались.       Он же — на вид скромный, ни намека на пошлость и нарушение личного пространства. При этом я чётко ощутил, будто втянут в какую-то странную игру и мне в тот момент не хотелось останавливаться. То, с какой жаждой и благодарностью его тело реагировало на обычные процедуры настораживало, и вместе с этим возбуждало интерес.       Прошерстив форумы, куда бы вряд-ли меня занесло без повода, я только подтвердил свои догадки. Мне повезло нарваться на породистого мазохиста с кинком на стоматологические манипуляции. В голове не укладывается, что кто-то будет самостоятельно препарировать зуб на живую. Но всем признакам он действительно вполне мог сделать это с собой.       Только мне до последнего казалось, что он не придёт. Но вот он завтра записан ко мне на приём. Что же, Артур Евгеньевич, хотите продолжить? Хорошо. Только в этот раз по моим правилам.

***

      Как же я ждал этого дня. Записался за неделю, чтобы наверняка занять идеальное время. После обеда, в будни, пациентов не много и торопиться он не будет.       Мой истерзанный зуб уже явно реагировал на горячее и холодное, а за пару дней до визита стал слегка поднывать, особенно к вечеру. Значит есть хороший шанс на удаление нерва и вместе с этим основательную чистку канала. Это не самая рядовая процедура и тут хочется максимально сконцентрироваться на том, как Олежа будет работать над моим ртом. Так что сегодня никаких глупостей из секс-шопа.       — Артур Евгеньевич, пойдёмте. — Ох уж эта мурлыкающая «Р». Иду, дорогой доктор, вверяться вашим умелым, сильным рукам.       — Присаживайтесь. Как самочувствие? Чувствительность после чистки не сильно беспокоила?       Не, на такое мне не везёт, Олежа. Может я уже слишком заигрался со своими болевыми рецепторами, но от ледяной минералки с лимоном, сразу после прошлого визита, только слегка поныла нижняя челюсть. И то уже на следующий день никакой, даже самой слабой, реакции.       — Нет, всё нормально. Разве только один зуб реагирует на холодное и горячее, а теперь и болеть начал.       — Давайте посмотрим.       Как и в прошлый раз, он ошеломляюще прекрасен в этом своём костюмчике. Так бы и запустил под эту натянутую ткань руки. Но тогда меня явно попросят на выход. Так что, Артур, раздеваем, но только глазами.       Откидываю голову под ласкающий слух скрип от надевания перчаток. Щелк-щелк. Опять сиреневые, эх. Стоп-стоп. Пачка с сиреневыми на столе, а на руках у Олега Сергеевича чёрные, обтягивающие, как вторая кожа. Олежка, что это? Я начинаю чувствовать себя особенным гостем.       — Вот этот, снизу       — Да, понял вас, вижу. Давайте зондом его проверю.       Металлический стук по пломбе, приглушенная боль где-то под ней. А можно ещё раз проверить?       — Так стучу, больно?       — Нет, не чувствую.       Теперь по стенке зуба. Звук звонкий и в челюсть отдаёт ярче. Я не сдерживаюсь и тихо поскуливаю.       — Понял, тут больно. Как я и говорил на вашем прошлом визите, из-за изначально некачественной санации и разрушения материала началось воспаление. Смотрите.       Сам протягивает мне зеркало, вот так сервис!       — Тут, тут и вот тут материал не прилегает и под него попадает пища.       На каждое «тут» он колкими пронзаниями внедряет зонд в тонкие щели, в зеркало вижу как краешки пломбы откалываются. Каждый раз я замираю, ожидая острую вспышку, но он невероятно точен и аккуратен, поэтому вместо боли я получаю ее томительное ожидание. Внизу живота все стягивает от этой волнительной пытки.       — А вот тут — Гладкая сторона зонда скользит с нажимом по алой, припухшей десне. Так же приятно, как с силой чесать укус комара, хочется, чтобы он сделал так еще. — Десна воспалена. Сейчас получше посмотрю, когда пломбу уберу, — снова кружит по пломбе самым кончиком зонда — но скорее всего придётся удалять нерв.       За этим я и здесь, Олежа.       — Да, хорошо, Олег Сергеевич.       — Напомните, препараты все переносите? Аллергии нет?       Черт. Обезбол.       — Э…доктор. Стыдно сказать, но уколов я ещё больше боюсь, чем лечения. Мне обычно без них делают.       — Кариес можно полечить с водным охлаждением, но вот удалять нерв… — Он покачал головой — Мне же нужно, чтобы вы сидели смирно. А вы кричать будете, дёргаться, плакать. Привязать-то вас можно, но вот подходящего кляпа я не встречал.       Я округлил глаза. Он так хладнокровно это сказал. Сердце бешено заколотилось от образов в моем воображении.       — Да я шучу. Извините. — Маска приподнялась, как при улыбке. — Если очень страшно, то можете закрыть глаза, а укола вы и не почувствуете.       Хух…из-за шуточек ваших, Олег Сергеевич, у меня уже трусы в натяжку. Вот как знал, что не зря спортивки сегодня выбрал.       Я послушно закрыл глаза и почувствовал как пальцы в перчатках чуть притрагиваются к подбородку.       — Немного пошире.       Холодный металл инструмента давит в месте укола и я реально чувствую только покалывающее растекание анестетика.       — Вот и всё. Глаза можно открыть. Если горчит, прополоскайте.       Я помотал головой. Нижняя челюсть понемногу немела. А так всё хорошо начиналось… Эх, Олежа, уболтал меня, хитрец.       Свист бормашины, мелкие брызги воды, затягиваемые булькающей трубкой слюноотсоса. Моё минутное огорчение размывается слабым тянущим ощущением. Чем меньше остаётся под инструментом пломбы, тем более явным это чувство становится. Неужели он ввёл мало препарата? Зная его дотошность, я скорее поверю, что он сделал это намеренно, чем случайно. Свист затих.       — Артур Евгеньевич, всё хорошо? Не больно?       Я киваю. Что бы ты там не затеял, продолжай.       С каждым сверлящим движением, я замираю и задерживаю дыхание. Кончики пальцев покалывает, а спина холодеет. Ощущения боли неравномерные, волнообразные. От острой — приходится крепче сжимать ручку кресла, как чуть слабеет — можно ненадолго выдохнуть. Главное не палиться, а то вдруг ещё решит обезбола мне вкатить.       Пломба моего авторства, вместе с пораженной пульпой бережно выскоблена. Я беру стакан, чтобы прополоскать рот. Онемевшая губа плохо слушается и часть воды стекает мимо под мой сдавленный стон.       — Ох. Ничего страшного. Вот салфетка.       Да на пролитую воду мне похер, а вот тот холодный глоток, что попал на раскрытый зуб… ух… аж звезды из глаз. Я размяк и немного сполз вниз в кресле. Тело горит, дыхание учащенное. Спортивки вызывающе натянуты напряженным членом, но кажется Олег Сергеевич слишком увлечен моим ртом, чтобы это заметить.       — Еще немного потерпеть, Артур Евгеньевич. Хорошо?       Я слабо киваю, сглатываю слюну. Конечно, потерплю, милый мой. Тем более, ты так ласково об этом просишь.       Локоть слегка сдавливает мне грудь. Да, так поближе же гораздо удобнее, правда, Олежка? И я не против. Гибкий инструмент медленно погружается в корневой канал. А я осторожно дотягиваюсь до штанов и кончиком пальца, сквозь ткань, дотрагиваюсь до головки. Пульсирующая боль от скребущих движений в зубном канале расползается эйфорией по телу, а круговые движения пальца, только больше дразнят. Истязать себя, так по полной.       — Артур Евгеньевич, — Какой строгий тон, Олежа. Ты и так можешь? — Сначала нужно с лечением закончить.       В смысле «сначала»?       Резкий толчок буравом до дна канала и мой стон прервали эту мысль. С глухим скрипом вытягивается назад. Чувствую, что из уголков глаз потекли слезы.       — Почти все. — голос уже мягче, ладонь, обтянутая черным нитрилом, тепло гладит по щеке.        Таким одновременно беспомощным и защищенным я еще себя не ощущал.       Еще несколько шершавых проникновений, уже не таких болезненных. Но пульс скачет и уши пылают от того, как близко это сосредоточенное, скрытое за медицинской маской, лицо. Он почти прилег на меня грудью. Делаю еще одну наглую попытку дотянуться, но получаю за это еще один строгий взгляд глаза в глаза и предупреждение:       — Если мне нужно делать еще замечания, то мы остановимся прямо сейчас.       Покорно возвращаю руку на подлокотник.       Резкий лекарственный привкус, распирающее чувство в зубе. Слабая анестезия начинает отходить, с покалывающим холодком. Временная пломба уже в свежерассверленной полости. Олег Сергеевич уплотняет ее инструментом. Внезапно вместо инструмента надавливает его палец. Я осторожно провожу по нему языком, нахально смотря прямо в карие глаза своего доктора.       Он отводит взгляд на часы.       — Через двадцать минут у меня следующий пациент. Через пятнадцать вас тут быть не должно. И, естественно, ни звука услышать из коридора никто не должен.       — Олег Сергеевич, вы же знаете, что я могу быть очень тихим пациентом.       Сквозь маску было не очень хорошо видно, но, похоже он улыбнулся. Или это была усмешка?       Дверь кабинета защелкнута на замок изнутри.       Пятнадцать минут? Да как бы пару выдержать, с такими поворотами событий?!       Прямо в перчатке, рука проникла под резинку трусов. Я закусываю губу, металлический привкус, похоже до крови. Уже не уверен, что смогу сдержать свое обещание быть тихим пациентом.       — Артур Евгеньевич, ваша одежда мешает.       Я спешно спускаю трусы со спортивками до колен, а под моим голым задом с хрустом появляется салфетка.       Сильная рука Олега Сергеевича сразу активно набирает темп, я сжимаю губы и дышу через нос пытаясь быть тише.       — Откройте рот — он сжалился, замедлив движения.        Я старательно увлажнял двигающиеся в моем рту пальцы. И не зря. Вскоре они наполнили меня сзади, а в зубах я уже сжимал перчатки, взятые с молчаливого согласия своего доброго доктора.       Медленные давящие толчки сзади сливались с активной работой второй руки.И все это на стоматологическом кресле. «Доктор, я охуеваю, как вы меня балуете!» — с этой мыслью я в экстазе приложил себя затылком об подголовник.       Да. Я уложился минуты в три. Не дал мне Олежа посмаковать подольше, но его можно понять. Ему-то еще работать. Кстати.       — Олег Сергеевич, время у нас еще есть. Вам работать не тяжело будет? — я кивнул на его вздыбленные брюки.       — Артур Евгеньевич, я бы и рад. Вторую встречу на ваши развратные губы заглядываюсь. — Он властно водит пальцем по моей шее, подбородку, то и дело оттягивая вниз распухшую губу — Но это все только после установки постоянной пломбы. И только при условии, что все эта, временная, останется нетронутой, до вашего следующего визита ко мне. Про то, что остальные зубки тоже трогать нельзя, вам напоминать нужно? — Снова этот тон. Такой соблазн быть непослушным пациентом, чтобы снова его услышать. Но только самую малость, а то мне и вправду не видать ни строгого наказания, ни сладкого утешения. А ты меня всё больше интригуешь, Олежа!       — Да, я вас понял, Олег Сергеевич. Записываюсь на ближайшую дату?