Осколки солнца

      Сквозь прорехи в серых тучах пробивались солнечные лучи. После недавнего дождя повсюду, куда ни глянь, на листьях и траве, ещё не успевших высохнуть, искрилось солнце — полыхало алмазным блеском в отражении капель до того, что смотреть больно. Но Вэй Ин всё равно смотрел — смотрел, впитывал в себя горящие осколки, вдыхал всей грудью чистый, свежий воздух, подслащённый медовым ароматом цветущей азалии.       После того, как нежданно-негаданно выпало вернуться в бренный мир и продолжить жизнь в добровольно пожертвованном теле, абсолютно всё Вэй Ину представлялось подарком — радуга на небе, семенящий бок о бок с ним ослик, ослепительный свет дневного светила посреди непогоды.       — Яблочко! — позвал Вэй Ин, тормоша длинные уши четвероного напарника в странствиях. — Ты только глянь, какая вокруг красота! И почему раньше я не обращал на это внимания?       Животное попалось с характером, но на редкость смышлёное. Недружелюбно мотнув головой, ослик сбросил ладонь парня и ткнулся носом в его заплечную сумку, требуя угостить упомянутым фруктом.       — Какой ты бойкий! Своего не упустишь! — ухмыльнулся Вэй Ин, покопался в скудных припасах и выловил выпрашиваемое другом лакомство. — С твоими высокими запросами нелегко будет тебя прокормить, — в шутку попенял он, передавая любителю яблок краснобокий плод. — Меньше чем за день ты больше дюжины слопал. Это последнее, а до ближайшего рынка, где я смогу стянуть ещё, путь неблизкий. Придётся тебе обходиться травой.       Яблочко, прядая ушами, радостно захрустел подношением, не обращая внимания на сетования хозяина. Вэй Ин похлопал ослика по жёсткой холке и, вздохнув, устремил взгляд вдаль. Кры́ло умиротворением, простором и свободой. Не умаляло восторга даже то, что кроме строптивого ослика и старой заплечной сумки с парой уже порядком зачерствевших рисовых лепешек у Вэй Ина ничего в этой жизни не было.       — Ах да, про тебя забыл! — пробормотал он себе под нос, прокрутив в тонких пальцах флейту, — наверное, самую примитивную из виденных им, — смастерённую из бамбука за полминуты, чтобы вступить в бой со статуей танцующей богини.       Из деревни, в которой довелось переродиться, Вэй Ин сбегал сломя голову, не задумываясь над тем, что дальше. Условия Мо Сюаньюя — юноши, посредством древнего ритуала пожертвовавшего свою кровь и плоть ради призыва Старейшины Илина с того света, — Вэй Ин выполнил, не прилагая особых усилий. Осваиваясь в новой ипостаси, он умудрился ещё и молодняк из клана Лань выручить, а отойдя от деревни, спас от злобного духа заносчивого мальчишку из Ордена Ланьлин Цзинь и там же ненароком выяснил, что Вэнь Нин — его некогда преданный помощник, лютый мертвец невообразимой силы — не был обращён в прах недругами и до сих пор верен ему.       В общем, в представлении Вэй Ина всё складывалось неплохо. Правда, в определённый момент он занервничал, издали приметив Лань Ванцзи — Второго Нефрита клана Лань. Прекрасный как зимнее солнце, овеянный славой, добродетельный и высокочтимый господин Лань Ванцзи много лет тому назад пытался наставлять «заблудшего» отступника в лице Вэй Ина на путь истинный, склонял отринуть Тёмные Искусства, разрушающие дух и тело, и отправиться с ним в Гусу. Возможно, согласись Вэй Ин, его бы осудили и приговорили ещё тогда; жизнь прервалась бы раньше, и он не успел бы натворить тех бед, которые довели его до грани безумия и бесславного конца.       Отношения с Лань Ванцзи никогда не были ни простыми, ни понятными. В юности они часто сражались; повзрослев, всё так же сталкивались лбами, ведь Орден Гусу Лань всегда выступал против последователей Тёмного Пути, а Вэй Ин являлся ярчайшим представителем последних.       Щёки опалило огнём, когда он вспомнил, как в юные годы слепо жаждал дружбы с Лань Чжанем, с какой необъяснимой одержимостью желал его общества и внимания. Но жизнь имела на этот счёт своё мнение и разделила их непреодолимой чертой, как разделены свет и тьма. Лань Чжаню было уготовано будущее великого светлого заклинателя, а Вэй Ин после утраты Золотого Ядра, не имея иного выбора, последовал тропой изгоев. Стыд и печаль и поныне бурлили в душе. Друзья из них с Лань Чжанем не вышли, а вот враги…       Вэй Ин сумрачно усмехнулся. Нет, по-настоящему врагами они, к счастью, так и не стали, но какая, к речному гулю, разница?! Истекло тринадцать лет… Тринадцать долгих лет!       И всё же было глупо отрицать расположение к Лань Чжаню. Этот хмурый зануда с лицом красивейшего из живущих всегда ему нравился — за чистоту своих устремлений, за честность, прямоту, бесстрашие и ум. Не изменилось это, даже когда стало ясно, что они по разные стороны на поле боя.       Появление Лань Чжаня на горе Дафань вблизи логова танцующей богини, терроризирующей округу, толкало Вэй Ина задержаться подольше, подобраться поближе и хотя бы издали посмотреть на человека, образ которого засел занозой не только в памяти, но и в сердце. Только нахождение поблизости сулило разбередить прежние чувства, а их Вэй Ин боялся как огня. Свою роль сыграло и то, что следом за белыми одеждами Вэй Ин углядел тёмно-пурпурные ханьфу членов клана Цзян и решил не испытывать судьбу, раз уж она в кои-то веки проявила к нему благосклонность и одарила возможностью продолжить земное существование.       Приказав Вэнь Нину скрыться, Вэй Ин и сам неприметно ретировался. Он собирался уйти подальше от мест, которые в прошлой жизни исходил вдоль и поперёк. Узнать его в новом теле никто из прежних знакомых, по сути, не мог, даже если бы выпало столкнуться с кем-то нос к носу, но проверять желания не было. Обитель Вэй Ина в Илине перевернули вверх дном и раскурочили ещё тринадцать лет назад. Все, кого он оберегал и стремился защитить, погибли. Никто не проявил к нему ни жалости, ни сопереживания, когда он пересёк черту отчаяния. Под конец жизни люди считали его законченным чудовищем — жестоким и непредсказуемым, — и не так уж далеки эти выводы были от правды.       Всё, что стряслось после кровавого побоища в Безночном городе, Вэй Ин помнил урывками, словно кто-то пробрался в его память и покромсал её с той же безжалостностью, с которой «поборники справедливости» расправились с ним и с теми, кого он укрывал на горе Луаньцзан. Их ярость и ненависть Вэй Ин принимал как заслуженную кару, ведь после смерти шицзе и сам питал к себе лишь глубочайшее отвращение. Пусть ненамеренно, но он оставил её маленького сына сиротой. Мальчишке по подсчётам Вэй Ина недавно исполнилось четырнадцать — совсем взрослый. Должно быть, Цзян Чэн заменил ему отца, дал должное воспитание и привил хорошие манеры. Кто знает, может, и сам женился, обзавёлся наследниками и сына Цзян Яньли окружают двоюродные братья и сёстры.       Мысли о шицзе и шиди причиняли нестерпимую боль, которой Вэй Ин нахлебался сверх меры ещё в прошлой жизни, а потому он решительно прогнал мрак затягивающих его воспоминаний и снова сосредоточился на вьющейся в мокрой траве тропинке, ведущей в чащу, привечающую их с Яблочком прохладой и птичьим пеньем.       Вэй Ин хотел отринуть былое — отпустить тяготящие душу события. Он понимал, получится не сразу, но, возможно, однажды он всё-таки научится жить без ежеминутной оглядки на содеянное. Теперь у него новое лицо, и хотя Золотое Ядро в теле Мо Сюаньюя было сформировано лишь на четверть, прежние умения незаурядного тёмного заклинателя никуда не делись, так что Вэй Ин верил, что не пропадёт. Нечисти под небесами всегда хватало. Чтобы избавиться от сверхъестественных вредителей, зажиточные люди были готовы платить хорошие деньги. Да что там зажиточные! Даже простые крестьяне охотно делились едой и кровом со странствующими заклинателями, лишь бы те избавляли их от злобных порождений тьмы.       Время не стояло на месте, и пока Вэй Ин прикидывал, чем заработать на существование, начало смеркаться. Небо заворочалось. Свинцовыми хлябями набежали тучи, припустил мелкий дождик. Вэй Ин поёжился. Звонкие птичьи напевы полностью стихли, погрузив лес в сонную дрёму. Только капли, задорно сыплющиеся на листву и траву, продолжали отстукивать свою незатейливую мелодию.       Предстояло подумать, где устраиваться на ночлег, но размещаться под деревом не хотелось — слишком промозгло и сыро. В надежде набрести на пещеру или пустующую хибару Вэй Ин продолжал углубляться в чащу. По лесу даже в дождь передвигаться не составляло большого труда. Глухие дебри Вэй Ин с Яблочком не штурмовали, а обходили. Укрывавшие землю коренья и стелющиеся по ней растения не давали почве размякнуть до того, чтобы копытца ослика увязали. Дикие звери в непогоду не охотились. Нечисть, то ли тонко чуя в одиноко бредущем с ослом юноше того, с кем ей справиться не по зубам, то ли тоже пережидая морось, носа из укрытий не казала.       Наконец парочка вынырнула на опушку. Тракт крутым серпантином сворачивал в долину. Вероятно, здесь недавно отшумел сильный ливень, повсюду стояли огромные лужи. Земля пропиталась влагой, сплошь превратившись в зыбкое болотце, и сапоги Вэй Ина, не говоря уже о ногах Яблочка, уходили в грязь на треть своей высоты.       Вечер таял, передавая ночи бразды правления природой, а дождик продолжал орошать дорогу путников, заметно поубавив оптимизма. Вымокшая одежда холодным панцирем давила на ноющие плечи. Вэй Ин продрог и устал. Переставлять ноги с каждым шагом давалось всё большими усилиями. Во-первых, темно — куда опускать сапог, чтобы меньше вгрузал, не видно; во-вторых, скользко — что трава, что земля на склоне представляли собой тот ещё каток; в-третьих, тяжело — грязь тянулась за стопой и превращала весь процесс ходьбы в борьбу с дискомфортом и весом налипшего чернозёма.       После того, как Вэй Ина пару раз подстерегли ухабы и угораздило как какого-нибудь неповоротливого увальня до крови разбить колено о неудачно подвернувшийся камень, он, бормоча извинения Яблочку, забрался на его спину.       — Прости, братец. Нога жутко саднит. Будь хорошим мальчиком, повези меня на себе немного.       Ослика такой расклад совершенно не воодушевлял, но, покапризничав немного, он всё-таки соблаговолил пойти спокойно. Сумерки, затянувшие пространство, очертили вдалеке огоньки нескольких домов. Эту местность Вэй Ин знавал слабо ещё до того, как умер, а за тринадцать лет отсутствия среди живых, тем более подзабыл. Впрочем, многое переменилось само по себе. Некоторые селения исчезли с лица земли, другие появились там, где их раньше не было.       В планы заклинателя изначально не входило нагрянуть в незнакомую общину и с бухты-барахты напроситься на ночлег. Давала о себе знать старая привычка. Вэй Ин не доверял людям. В прежние времена ему не желали смерти и его не преследовали разве что ленивые. Но теперь-то в нём никто не мог признать Старейшину Илина — бедствие девяти миров, так почему бы не попытать удачу? С виду Вэй Ин теперь самый обыкновенный юнец — нищий скиталец с ослом, вымокший, грязный и измотанный. До наступления темноты ему и его спутнику уж точно не грозило отыскать более приемлемое место, чем чей-то сарай — при благоприятном стечении обстоятельств без прорех в кровле, сухой и, уж совсем замечательно, если наполненный сеном.       — Никто и не обещал, что путешествовать предстоит без сучка без задоринки, — ободряюще втолковывал Вэй Ин уныло ковыляющему ослику, поглаживая его по мокрым бокам. — Давай заглянем на огонёк, вдруг повезёт и добрые люди соблаговолят угостить нас ужином?       Яблочко настороженно приподнял уши и неодобрительно тряхнул головой, но шагу под действием ласковых слов прибавил. Темень сгущалась. Дождь усиливался, а зовущие огоньки в туманной дымке приближались.       Спустя некоторое время Вэй Ин начал различать очертания низеньких домиков, дворики и огороды. На селение количество построек едва тянуло — всего три-четыре, но в воздухе аппетитно запахло острым мясным супом, спелыми арбузами и квашеной свёклой. Что из этого приглянулось Яблочку, предполагать было сложно, но ослик оживился ещё больше, всхрапнул и побежал вперёд, поднимая в воздух комья травы и почвы.       — Эй! Дружище! Потише! Ох! По-ти-ше ты! Не гони, небожителей ради! Не надо так, опасно…       Вэй Ин не успел ни совладать с Яблочком, ни спрыгнуть с него до того, как их настигло падение. Склон местами коварно обрывался, но заметить это в высокой траве впотьмах было сложно. Тело проглядевшего подвох «скакуна» как мешок с зерном тяжело ухнуло вниз и резво поплыло по наклонной.       Наездник ахнул, почувствовав, как животное увлекает его за собой, всем весом заваливаясь на бок — прямо на его недавно пострадавшее колено.       — А-а-ау! Да чтоб тебя!       В следующий момент обзор перед глазами завертелся метелью. Бранящегося на все лады Вэй Ина поволокло по мокрой траве и камням. Поясницу оцарапало корягой, бедро повстречалось с булыжником. Вэй Ин по инерции летел вниз и ухватиться мог лишь за Яблочко, которого земное притяжение несло в темпе ураганного ветра в направлении домов.       Ослик доблестно сражался с преградами в виде кочек и растений, оставляя позади себя глубокую траншею. Его упитанный зад высоко задрался. Передние ноги, напротив, глубоко вошли в мягкое земляное месиво. Он пытался применить те как тормозные рычаги, но настигающий его Вэй Ин, скатывающийся куда беспорядочнее, толкал, наваливаясь сверху, чем ещё больше ускорял их стихийный спуск.       При приземлении у основания склона Вэй Ин влетел в чей-то покосившийся забор и сильно стукнулся головой, да так, что из глаз посыпались искры. Он замер и на мгновение свёл от боли веки, а затем начал медленно переворачиваться на спину. Рядом, шумно отряхиваясь и фыркая, мялся Яблочко. Судя по тому, что он не вопил и твёрдо возвышался на всех четырёх ногах, конечности его уцелели. В собственных Вэй Ин не был так уверен. Левое колено стабильно пульсировало болью. С той же стороны ныло бедро и рёбра. Из-под накрывших глаза волос на бровь сползло что-то тёплое. Запахло кровью.       Наверное, Вэй Ин так бы и отлёживался под чужим забором, позволяя дождю омывать ушибленное тело, если бы со стороны домов не послышался лай. Осознание, что где-то поблизости находится собака, ужалило страхом и заставило в мгновение ока вскочить на ноги. Из горла вырвался сдавленный вскрик, боль в колене многократно усилилась и разлилась от бедра до ступни. Тело обдало жаром от накатившей слабости.       Головокружение мешало Вэй Ину сориентироваться, откуда в точности доносится лай и в какой стороне следует искать спасения. Он прихрамывая дёрнулся к Яблочку, но даже те пару шагов, которые удалось сделать, причинили такую муку, что с языка сорвалось проклятье. Осла после спуска по склону с головы до ног покрывала грязь. Он походил на исчадие ада, что вполне соотносилось и с Вэй Ином, лихорадочно нащупывающим верёвку, служившую поводьями.       — Уходим! Нам здесь не рады! — скороговоркой выпалил Вэй Ин, но упрямая скотина не сдвинулась с места. — Яблочко, брюшко на ножках! Не время кочевряжиться! Ну-ка шевели задом! Кому сказал?!       Похоже, возня у ограды и лай «сторожа» привлекли внимание хозяев угодий. Несколько бледных силуэтов нарисовались со стороны домов. До слуха Вэй Ина донеслись обрывочные фразы.       — Вы слышали?       — Кажется, там кто-то есть…       — Да, вижу движение у холма.       — Фея, проверь!       Вэй Ин растерянно сморгнул дождевую влагу. Дыхание сбилось от волнения. Из-за встряски падением его шатало как пьяного. Место удара на голове будто занемело. Оставалось лишь диву даваться, как прекрасный, хоть и непогожий денёк вдруг перетёк в ночной кошмар.       Крупный пёс вынырнул из-за ближайших кустов длинным прыжком и оказался прямо перед Вэй Ином. Не успел последний среагировать, как мощные передние лапы грузно шлёпнулись ему на грудь. От тяжести и без того подкашивающиеся ноги бедолаги подогнулись и он снова повстречался с землёй.       — Фея! Непослушная девочка! Куда ты запропастилась? — растерянно звал показавшийся знакомым мальчишеский голос.       Парализованный грозным видом здоровенной собаки, Вэй Ин сжался в комок и инстинктивно закрыл голову руками. Его замутило. Круговорот перед глазами переплавил все формы и краски в одно мглисто-цветастое пятно. Силы схлынули, оставляя Вэй Ина беспомощным перед опасностью.       Яблочку бесцеремонность громкой псины также не пришлась по душе, но в отличие от хозяина, он самообладание не потерял — заревел дурным голосом и решительно ринулся на противника, вознамерившись укусить. Собака опешила от такой невидали, в замешательстве отхватила копытом по челюсти и, взвизгнув, шарахнулась прочь.       Послышался еле уловимый шорох, словно легчайшим пологом опустился на землю снежный покров. Рядом с Вэй Ином бесшумно материализовалась стройная фигура в белом. С её появлением пространство накрыло саваном покоя — исчез лай пса и суета ослика, куда-то девался шелест дождя, растворились вдали голоса и топот множества ног.       С трудом цепляясь за утекающую реальность, Вэй Ин почувствовал, что его касаются — совсем легонько, будто с опаской или, может, с трепетом, — а потом сильные руки бережно оторвали его от земли. Что-то внутри Вэй Ина вскинулось им навстречу, когда вдох вобрал аромат сандала. Сердце разогналось до предела. Необъяснимая радость окатила душу.       — Лань Чжань… — в неверии обронил он, не сознавая, что имя по-настоящему слетело с его губ.       — Мгм, — немедленно донеслось в ответ.