Осень

      Зималетдинов ее соседом был. В одном подъезде жили, только на разных этажах. Пересекались частенько, то на лестничной клетке, то во дворе. А только не разговаривали никогда.       Ему она понравилась еще, когда маленький был. Красивая. И он ей тоже понравился, только вот Мать против была.       -Да он же тощий, страшный, глазищи впалые, а родители у него! Это ж не люди! Короче, чтоб близко не подходила.       Вот она и не подходила. А годы шли, Зималетдинов вырос, к группировке пришился. Вытянулся под два метра, пропала его нескладность и худоба, мышцы проступили. Появились кровоподтеки от стычек и драк. То на скуле, то на переносице, то на губе. Школу он забросил, пропадая где-то с пацанами. Только одно оставалось неизменным.       Зималетдинов все так же заглядывался на свою соседку с нижнего этажа. Они также сталкивались, а иногда Зималедтинов специально засиживался у подъезда и делал вид, что курит, а на самом деле ждал когда она появится из-за поворота в своем пальтишке и смешной шапке с помпоном. Проходя мимо, она украдкой кидала на него взгляд из-под темных ресниц, но стоило их глазам встретиться, как она тут же отворачивалась, и, как ни в чем не бывало, заходила в подъезд.       Когда он все же приходил в школу, то находил ее у окна на перемене, увчеченно читающей книгу. Осень как раз была в самом разгаре, кружа на ветру пожелтевшие листья, и забрасывая их прямо на подоконник. И когда раздавалась трель звонка, девушка быстренько подбирала один листик, и клала его в книгу, как закладку. И убегала обратно в класс.       Зималетдинов подошел к ней в ее день рождения. Вернее, он просто курил, сидя на лавочке у подъезда, а она как обычно шла мимо.       -Эу!       Это и было первое слово, с которого началось их общение. Девушка правда не отреагировала, и непроизвольно ускорила шаг, чтобы побыстрее зайти в подъезд, но Зималетдинов перегородил ей дорогу.       -Да не бойся ты! На вот, - пошарив в карманах он протянул ей крошечную пластинку жвачки, добавив напоследок, - с днем рождения.       Она на минутку замялась, растерянно хлопая ресницами, но все же приняла подарок, засмотревшись на сбитые костяшки, и пробормотала тихое: “спасибо”. А Зималетдинов хмыкнул, заметив, как загорелись радостью ее глаза.       Ей было абсолютно все равно, что жвачка была слегка помятая, и сухая, и что она не пойми сколько лежала у Зималетдинова в кармане. Это же была жвачка, штука, которую она никогда не пробовала, и которая являлась символом чего-то экзотического и недоступного. Во рту эта сухая масса постепенно превращалась во что-то непривычное, тягучее, но ужасно вкусное. Оно растекалось сладостью на языке и стекало прямо в горло. Впрочем вкусно было не долго. Мать заметила странное движение ее щек и тихие причмокивания, и со вздохом подставила руку, не сводя с дочери взгляда. Жвачку пришлось выплюнуть…       С этого дня, она стала здороваться с Зималетдиновым при встрече. Потом потихоньку пошли нелепые вопросы из разряда: “Как жизнь”. Постепенно краткие диалоги становились длиннее, и девушка уже не спешила в подъезд, а ждала, пока Зималетдинов докурит. За это и отхватила по полной, когда дома Мать унюхала сигареты…       Отношения у них спонтанно завязались. Просто в какой-то момент стали ходить вместе. В какой-то момент, когда Мать на ночной была, девушка Зималетдинова в гости позвала. И он пришел. С новым синяком, рассеченной бровью и жвачками в кармане. Рассказывал про стычку, кого и как ушатал и между делом все подсовывал ей жвачки.       -Я кстати пузыри надувать не умею, - говорит он, как всегда смешно картавя. Жвачки они пополам жуют, - надо короче, ее плоской сделать, язык туда сунуть и дуть, - Зималетдинов пробует показать, но изо рта выходит только поток воздуха и странный звук, напоминающий трубу. Девушка посмеивается, глядя на это, а потом сама пробует. И, о чудо! У нее получается надуть маленький шарик. Она радостно мычит, подпрыгивая на диване и хлопает в ладоши. До той поры, пока Зималетдинов не лопает пузырь пальцем.       -Ты фто?! Я так стафалась!       Потом Зималетдинов знакомит ее с пацанами, и она сидит у них в подвале. Читает книгу, оставляя между страниц цветные вкладыши, пока ее парень жмет штангу или прыгает на скакалке.       Вскоре она привыкает называть его Зима. А потом и сама получает кличку…       -Почему Осень?       -Ну, во-первых, у тебя день рождения осенью. Во-вторых, я помню, как ты гербарии свои собирала.       В-третьих: Осень рядом с Зимой стоит.       Иногда Зима пропадает на пару дней, а потом возвращается побитый. И Осень обрабатывает ему раны в подвале, слушая рассказы, и принимая от него новые “подгоны”...       В тот вечер Осень остается одна дома. Мать уходит в ночную смену, наказав ложиться спать вовремя и повторить уроки перед сном.       Только вот, Осень ни уроки не повторяет, ни спать не ложится. Ведь приходит Зима, и зовет ее на “дискач”.       В ДК она держится в кругу “Универсамовских”, не отходя от Зимы. Танцует, расслабившись и забывшись. А когда начинает играть “Летний Дождь”, Зима зовет ее на медляк.       С ним она как в трансе танцует. Весь мир вокруг сужается до крепких рук, сомкнувшихся в кольцо вокрук ее талии. Осень прижимается к Зиме, грудью чувствуя мышцы под спортивной кофтой. Руками за плечи держится, пока он ее теснее к себе привлекает и носом по виску и щеке медленно ведет.       Когда завязывается потасовка, Зима ее на улицу вытягивает, и домой провожает. Ладонь ее, в два раза меньше своей, сжимает. Когда у Осени рука начинает мерзнуть, к лицу ее подносит и облако горячего воздуха прямо на розовые костяшки выдыхает.       А в подъезде Зима вдруг ее в объятия притягивает, подталкивая к обшарпанной стене, и к губам прижимается. Первый поцелуй нагло крадет, но Осень только глаза закрывает и его в ответ обнимает. Все мысли из головы уходят, только вкус сигарет на губах остается, и такой родной запах дыма и снежной улицы. Дома в зеркало на себя смотрит, видит щеки красные и глаза блестящие. Губы припухлые второпях облизывает и пальцами по ним проводит.       Романтика Осень с головой накрывает…              Только Зима вдруг снова пропадает. Осень со школы домой ходит и на пустую лавочку у подъезда грустно смотрит. На уроках отвлекаться начинает, пропуская мимо ушей то, что учитель говорит. На полях в тетради рисует, и переживает…       Оказалось, Зима в ментовке был. Нож у него нашли…       Как только отпустили, так он к Осени сразу метнулся. А у нее Мать как назло дома была. Ну Осень тогда момент подлавливает, на улицу сбегает, якобы мусор вынести. А сама к Зиме бежит и перемячик ему выносит. Сочный, горячий, Мать только утром приготовила.       Их второй поцелуй выходит смазанным и разбавленным легким привкусом крови, когда у Зимы ранка над губой трескается. Осень только заботливо пальцем кровь подтирает.       Дальше все как ураган закручивается. Она от Зимы узнает, что Кащея, лидера “универсама” отшили, и что Вова Адидас теперь у них за главного. Зима еще что-то про видеосалон рассказывает, пока Осень его сбитые костяшки гладит.       Когда пацаны “бизнес” делают, Зима Осень в комиссионный приводит, и просит с афишей помочь, а то ведь у пацанов “руки растут из жопы”. И Осень помогает, опыт все-таки есть, не раз стенгазеты в школе рисовала. Зима в это время с Турбо сцепиться успевает несколько раз. То из-за афиши, то из-за того какой провод к видеомагнитофону подключать.       -Вот.       -Нет, я тебе говорю вот!       -Вот!              -Хрень полная!       -А ты че наезжаешь-то!              До мордобоя, конечно, не доходит, пацаны их разнять успевают. А Осень, глядя на все это, только хихикает в сторонке, продолжая рисовать.       В первый день работы видеосалона, она после школы приходит, и Зима ее в первый ряд устраивает. Осень мультик завороженно смотрит, время от времени через плечо взгляд на Зиму бросая. А тот сидит себе у входа, да деньги пересчитывает. Почувствовав взгляд, голову поднимает, и Осени подмигивает.       Осень думает, что он у нее хороший, предприимчивый, старательный. Что Мать на его счет ошибалась…       Осень в видеосалоне сидит, когда туда ДомБытовские приходят. Как назло из пацанов с ними только Турбо, так его одним ударом по голове отключили. Разнесли все, девочку Адидаса Младшего сцапали вместе с магнитофоном. Осень испугалась до чертиков. В чем есть на улицу выбежала, наплевав на оставленные в салоне вещи, и понеслась по дороге, не оборачиваясь. А за спиной Айгуль громко кричит, и мотор машины ревет.       Осень чуть не задыхается, пока до квартирым Зимы добегает, прямо в руки к нему с порога падает, сбившимся голосом хрипит, что напали. Зима как ужаленный с места подрывается, шапку с курткой хватает, обувается наскоро.       -Я с тобой пойду!       -Куда?! Тут сиди!              Осень сидит… Час, два, три… Хорошо, что Мать снова на ночной. Зима за полночь возвращается. Ослабший, избитый, весь в крови, и с ее вещами. Осень тогда впервые кричит и плачет, глядя на него.       На ее вопросы Зима не отвечает.              Все стремительно начинает катиться по наклонной. На дискотеку Осень идти не хочет, предчувствуя что-то нехорошее. Но все-таки поддается Зиме и приятным воспоминаниям. Только в этот раз романтикой и близко не пахнет. Осень смотрит на затравленную Айгуль, пока в воздухе летает обидное и страшное слово.       Вафлерша       Зима как назло куда-то пропал, Айгуль в слезах выбегает на улицу, пацаны молчат, а Осени сквозь землю провалиться хочется, как будто это на нее сейчас смотрят, как на грязь…       А ведь она легко могла оказаться на месте Айгуль…       -Зима, что теперь будет? - спрашивает Осень, когда они домой идут по темной улице. А Зима молчит, смотрит под ноги, снег носами ботинок разгребая.       У подъезда на Осень, наконец, глаза поднимает, а в них пустота... До костей пробирает, комок страха внутри зарождая.       -Нормально все будет - шепчет он, и разворачиваясь, уходит, оставляя ее на улице одну.              А потом Айгуль с окна сбросилась… Пока Мать снова на ночной, Осень у Зимы в квартире сидит. Плакать хочется, но она держится.       Айгульку ей жалко… А еще страшно. Страшно, что могла на ее месте оказаться. Не убежала бы вовремя, ДомБытовские так же бы ее скрутили и расчехвостили. И лежала бы потом, сначала на асфальте, распластавшись в луже крови, потом в гробу и землей сверху присыпанная. И говорили бы про нее, что “вафлерша” в кругу “универсамовском” плясала.       -Зим?       -М? Че?              Осень молчит…       -Ничего…       “Зим, а если бы они меня тогда забрали?”       Ответ и так знает…              Это была последняя их встреча. Потом Зима исчез… Мать сказала, что в милицию забрали... Что с ним было, Осень не знает. В колонию отправили скорее всего, а только больше она его не видела…              Универсам распался, снег растаял, а Осень школу закончила и в институт поступила. Там с парнем познакомилась. Хороший был, обходительный, воспитанный. В кино водил, цветы дарил, и маме сразу понравился… Осень и фамилию его потом взяла, и в дом к нему переехала, и ребенка ему родила… Жизнь пошла помаленьку, обычная и спокойная.       Осень повзрослела, Зималетдинова забыла. Смирилась с тем, что ее Зима закончилась, и это хорошо.       В девяносто пятом она с мужем к Матери поехала и от нее узнала, что Зималетдинов из колонии вышел, и что застрелили его…       И вроде не екнуло ничего от ее слов. Осень только плечами пожала.       На следующий день, пока муж на работе был, а ребенок спал, Осень дома прибиралась, книги по алфавиту расставляла. С верхней полки одна свалилась. Обшарпанная уже, старая. С пожелтевшими страницами. Осень книгу подняла, на место поставить хотела, а из нее вкладыш выпал…       Вот тогда екнуло…И слеза по щеке пробежала, кожу обжигая…       Вспомнилось все. И руки со сбитыми костяшками, протягивающие крошечную пластинку жвачки, запах сигарет, и медляк под “Летний Дождь” и горько-сладкий поцелуй в темном подъезде…