за карими глазами

Большие карие глаза, чуть сузившись, смотрят на него. Присев рядом с ним на коленки, она спрашивает. — Кто тебя так? Он, со смешком и кривой ухмылкой, отвечает. — Я сам с велика упал. Не хочет, чтоб она думала, что он слабый. Что отпор дать этому интеллигентскому сынку Адидасу не смог. Она ему, конечно же, не верит. Откуда у его семьи деньги на велик? — Сиди тут. — Указывает девочка, и быстрым шагом удаляется в сторону своего подъезда. Знает, что о нем дома ни вечно работающая мать, ни беспрерывно пьющий отец не позаботятся. Ему одиннадцать, ей семь. Возвращается через пару минут с ватой, перекисью, зеленкой и пластырями. Поправляя тонкую оправу очков, садится на коленки вновь и обрабатывает рану перекисью. Затем намазывает зеленкой и наклеивает сверху пластырь. — Ну всё. — Тепло улыбается она. — У кошечки боли, у собачки боли, а у Кости не боли. Для всех на районе он был Кащей. В документах об освобождении из мест лишения свободы он был Константином. Отец и вовсе иногда забывал, как его зовут. И только для неё он был Костей. Ему пятнадцать, ей одиннадцать. Кащей, возмужав после пубертатного периода, резко становится любимцем всех девочек. Она же, все еще нескладная одиннадцатилетняя девочка, со злобой наблюдает, как тот мацает симпатичных одноклассниц во время перемены, провожает первую красавицу его класса домой после занятий. А над ней лишь посмеивается, называя хвостиком. Ей шестнадцать. Она впервые курит траву с друзьями, и в этот же день целуется с мальчиком, у которого такие же черные кудри, как и у Кости. Её потом тошнит весь вечер, не то от выкуренного, не то от самой себя. Ему двадцать шесть, а ей двадцать два, кажется. Он уже и не помнит. Да и не до этого ему: только что вышедший из тюрьмы, Кащей слишком занят своими темками и Универсамом, чтобы думать о ней. Она тем временем, будучи уже бывалой наркоманкой, перепробовавшей все доступное на рынке дерьмо, кроме инъекций, решает лечь в реабилитационный центр. Уставшая быть оболочкой женщины, которой когда-то была, она искренне пытается завязать. Посещает групповые встречи анонимных наркоманов, переживает ломку, направляет свою внутреннюю боль в искусство, как сказал ей делать ее спонсор. Рисует, лепит из глины. У неё даже получается. Кащей тем временем начинает пить, как и его папаша. Колется черняшкой, чтоб хоть как-то забыть тюрьму и самоизолироваться от серых будней. Качается до посинения и трахает одноразовых баб, строя из себя альфача, но прекрасно видя, с каким презрением на него смотрят ебучие Турбо и Зима. Знает, что те за спиной шепчутся и Адидаса ждут с армейки, но ничего не говорит. Нечего воду мутить, пока сама не хлынула. Ему двадцать семь, а ей двадцать три. Она выходит из ребы спустя полгода, посвежевшая и можно сказать счастливая, с рюкзаком на плечах и синим жетоном, напоминающем о трезвости. 6 месяцев. Narcotics anonymous. Кащей же в этот день валяется на хоккейной площадке, весь в крови, и даже не может подняться. Вмазался с утра, а днем получил пиздюлей от Адидаса, двоих суперов и скорлупы. Отшили, суки. И глазом не моргнули. Он их воспитывал всех, а они в ответ его ногами побили. Так он лежит, смотря на небо и не в силах подняться, пока не слышит, что в его сторону кто-то идет. Вот блять, щас либо добьют, либо заберут все, что в карманах есть, размышляет он. Пара больших карих глаз, сузившись, смотрит на него. — Костя? — Спрашивает знакомый голос. Он на секунду возвращается в детство, где она заклеивает ему раненное колено. Почему-то становится так уютно, будто он не лежит избитый на холодном снегу, а снова сидит с ней на теплой летней земле. Аж сердце щемит. — Эльвина? — Не верит своим глазам он. Глаза его закрываются. Девушка тяжело выдыхает. — Только не откинься тут под небом Аустерлица. — Шутит она, пытаясь помочь ему подняться. В рехабе у нее было достаточно времени, чтоб прочитать все четыре тома «Войны и мира». — Аустер чего? — Искренне не понимает Кащей, еле-еле поднимаясь и тут же опираясь о её плечо. Они идут, вернее ковыляют до дома в полной тишине. Кащей кашляет кровью, а она лишь в ужасе смотрит на него, пытаясь дотащить побитого до дома быстрее. На языке вертятся вопросы, кто и за что, но она пока ничего не спрашивает, думая, что с ним делать. Войдя в квартиру, она сначала разувается и снимает куртку сама, оставаясь в бесформенной футболке и джинсах, а потом помогает Косте. Стоять нормально он не может, поэтому она ведет его в свою комнату, укладывая Кащея на кровать. Раздеться она ему тоже помогает, хотя в том, что она делает, ни капли сексуального подтекста нет. Но она все равно нервно сглатывает, когда видит его голый торс, покрытый татуировками. — Если че, я сидел. — Тут же говорит об очевидном Кащей. — Но ты не бойся. Я тебя не обижу. Она ему верит. Почему-то. Кивнув, уходит в ванную, и набирает там тазик с теплой водой, беря в руки свежую тряпку и вновь отправляясь обратно. Вернувшись, садится на краешек кровати, начиная отмывать запекшуюся кровь с лица. Он все такой же, как и раньше, подмечает она. Все те же, карие и блестящие, словно бусины, как и у неё, глаза. Черные кудряшки. Только ухмылки на лице нет, что неудивительно, в таком-то состоянии. — Такая ты красивая стала… — Ни с того ни с сего говорит Кащей. Эльвина лишь усмехается, стирая остатки крови с его подбородка и по привычке поправляя съехавшие на кончик носа очки. — А раньше что, некрасивая была? — Спрашивает она, выжимая тряпочку. — Нет. Просто мелкая. — Честно отвечает Кащей, наблюдая за подругой детства. Она уже собирается протереть его руки, как вдруг видит дыры у него на сгибах локтей. Тяжело сглотнув, она поднимает взгляд на Костю. — Черняшка. — Односложно говорит тот. Ну все. Сейчас точно выгонит, думает он. Эльвина лишь тяжело выдыхает, на секунду отложив тряпку. Она намеревалась оставаться чистой, и общение с человеком, находящимся в активном употреблении, этому бы явно не способствовало. Но выгнать его она тоже не могла. До сих пор любила. — А ты где была все это время? — Вдруг спрашивает Костя, дабы заполнить неловкую паузу. Ничего себе, он заметил, что меня не было, думает она, выжимая тряпку. — В рехабе. — Емко отвечает она. — Где? — Не понимает Кащей. — Ну в ребцентре. Лечилась от зависимости. — Поясняет Эльвина, поднимаясь с кровати. Да уж. Она, оказывается, тоже употребляла, удивился Кащей. Вот что у человека может в жизни происходить, пока с ним не общаться. Он в тюрьме сидел и торчал. Она торчала и в ребе лежала. — И сколько ты уже не употребляешь? — Задал ещё один вопрос он. — Полгода. — Отвечает она, показывая Косте синий жетон. Встав с кровати, она на пару минут выходит из комнаты, отнеся тазик с кровавой водой в ванную и вернувшись обратно с перекисью, ватой и зеленкой. — И не хочется больше? — Продолжает расспрашивать Костя. — Хочется конечно, я просто в руках теперь себя держать умею... — Продолжая обрабатывать раны Кащея, признается Эльвина. — У тебя гематома на ребрах. — Констатирует очевидное она. — Кто с тобой так? Костя выдыхает. — Да Адидас или Турбо. Я точно не помню. — Отвечает тот, молча о скорлупе, которые тоже приложили руку (и не только), к тому, что произошло, чтоб не позориться перед ней. — Они меня отшили. Не глава Универсама я больше, Эльвинчик. — С долей драматизма в голосе произносит Кащей. — Он что, с войны вернулся? — Спрашивает она. — Вот крыса автоматная. — С нескрываемой неприязнью произносит она. Вова ей с детства не нравился. — Ещё какая. — На лице Кащея появляется усмешка. — Бразды правления на себя решил взять, сука. Качалку отжал. Эльвина усмехнулась. Его избили чуть ли не до полусмерти, а он за качалку переживает. — Да ладно тебе. — Сказала она. — У Вовы есть одна очень плохая черта. Он тупой. — Кащей прерывает ход её слов. Громко, отрывисто смеется. — С ним никто даже возиться не будет, когда он проебется по-крупному. А он рано или поздно проебется, он же тупой. Его дни считай сочтены. Перейдет дорогу токташевским или домбытовским, они даже разговаривать с ним не будут. Много чести. — Продолжает она, убирая перекись и зеленку в прикроватную тумбу. Что-то ей подсказывает, что все это им еще пригодится вновь. — Ты просто употреблять брось. Наркота - это обуза для лидера. А ты же хочешь быть лидером. Любая зависимость - рычаг давления. — Попыталась воззвать к логике Кащея Эльвина. — Хочешь, я тебе отколоться помогу? — Предлагает она, запрыгивая на трюмо туалетного столика и закуривая сигарету. Кащей выгнул бровь. — Ты знаешь, как? — Да, конечно. Я сама не кололась, но там было много героинщиков. Я видела, как их лечили. Они сами рассказывали, что делать, и как. Подлатаю тебя, а дальше все только от тебя зависит. — Предлагает она. Кащей тяжело выдыхает. Она права. Лидер не должен обгашенный днями и ночами сидеть в невменозе в своей каморке. — Бабки нужны? — Спрашивает он. Эльвина кивает. Бабки нужны, и немало. — В кожанке моей ключи от хаты. Сгоняй, там в сейфе в шкафу большом бабки лежат. Возьми, сколько надо. Код 1962. — Говорит он. Эльвина кивает, примерно считая, сколько денег нужно будет на таблетки, еду и прочее. — Я тогда к тебе, потом в аптеку и за продуктами. Отдыхай пока. Приду, компресс тебе поставлю на синяк. Ходила она не только к Косте, в аптеку и в магазин. Пришлось встретиться ещё и с человеком, видеть которого она не хотела больше никогда. Санек был не местным барыгой, ей надо было съездить в центр, но оно того стоило. У него был лучший товар, который ей был позарез нужен. Метадон. В ребе, где она лежала, от героина откалывали именно так. Домой она возвращается уже под вечер. Костя спит, и она, не решившись будить мужчину, проходит вместо этого на кухню. Там она разбирает пакеты, раскладывая продукты по полкам холодильника и кухонных шкафов. Бутылку водки, мандракс, валиум и метадон пока убирает в нижний шкафчик, открывая форточку и опять открывая окно. Это будет очень сложно. И для него, и для неё. Из спальни слышится сначала зевок, а потом голос Кости. — Эльвинчик, это ты? — Вместо приветствия спрашивает он. Она, затушив недокуренную сигарету, двигается в сторону спальни. В комнате уже темно. Костя все так же лежит на кровати, растянувшись на ней, как хозяин жизни. — Ты когда кололся в последний раз? — Спрашивает она, стоя в дверном проеме. — Утром сегодня. — Отвечает мужчина. Она усмехается. Завтра в это же время он уже так вальяжно лежать не будет: начнется ломка. Он ослабнет. Начнется бессонница, а если он и будет спать, то его будут преследовать кошмары. Живот Кащея урчит, оповещая обоих, что тот голоден. — Ужин через час-полтора только будет. — Сразу же предупреждает девушка. — Яблоко хочешь? — Предлагает она. — А шпроты есть? — Вдруг спрашивает Кащей. Эльвина закатывает глаза. — Костя. Яблоко или помидор. — Серьезным тоном произносит она. О шпротах на ближайшие пару недель он мог забыть. — Яблоко. — В итоге соглашается на фрукт Кащей. До ужина он спит ещё часик, а проснувшись, к её удивлению, помогает ей накрыть на стол, а после ужина моет сковороду и посуду. Спать они ложатся рано, и в отдельные кровати. Ну как, Костя остается в её кровати, а Эльвина ложится на диване. Костя до последнего предлагает, чтоб она легла в свою кровать, а он на диван, но она прекрасно знает, насколько плохо ему завтра будет. Поэтому она все же оставляет его спать на кровати. Следующим утром Кащей уже не такой веселый. Есть он отказывается и все тянется к водке, но пока рано. Ему ещё не так плохо. Вместо этого она отправляет его обратно в кровать, открывает в комнате окно и выходит в кухню. Там Эльвина достает из шкафчика валиум и мандракс, и, высыпав по паре таблеток каждого препарата, относит их Косте вместе со стаканом воды. — Че это? — Спрашивает он, прежде чем выпить их, залпом осушив стакан. Сушняк, видимо, уже начался. — Мандракс и валиум. Успокоительное и снотворное. Чем меньше ты бодрствуешь, тем тебе легче будет ломку пережить. — Объясняет она. — Пожалей меня, а? — Просит он, похлопав по месту у изголовья кровати. Эльвина садится, куда он просит, и Кащей кладет ей голову на ляжки. — А по голове погладить? — Просит он. Эльвина не может отказать, запуская в темную кудрявую шевелюру пальцы и перебирая его волосы. Кащея это, судя по всему, успокаивает, и уже минут через десять он засыпает опять. Костя спит пару часов. За это время она успевает поставить его окровавленные вещи и часть своих в стирку и убраться в гостиной. Когда он просыпается, Эльвина приносит ему немного бульона. Он даже пару глотков сделать не может. Сразу начинает подташнивать. Оставляя попытки накормить его, она забирает у Кащея пиалу с бульоном и уносит на кухню. Он перед её уходом замечает, что Эльвина переоделась: она в белой майке, сквозь которую едва заметно просвечивают соски и в такого же цвета шортиках. — Классная задница. — Комментирует Кащей, когда девушка встает с кровати, чтобы отнести обратно кружку, из которой он пил воду. Эльвина ничего не говорит в ответ, покрываясь мурашками и краснея. Их отношения, если это конечно можно было так назвать, побыли платоническими всего пару дней. Дальше он начинает отвешивать ей комплименты вроде того, что сделал сегодня, когда он в состоянии, конечно, а не лежит в полном невменозе на кровати или не выблевывает содержимое желудка в тазик, который она заботливо моет и ставит обратно каждый раз. На второй день они уже спят вместе. Кащей пока не пристает к ней, так как слишком слаб, но ляжки её все равно мацает, когда кладет голову ей на колени. В бреду иногда зовёт её замуж, но она лишь посмеивается. Он знает, как ей тяжело. Но ему душу греет, что она так о нем заботится. Может, он действительно употреблять перестанет. Так, бухать будет иногда. — Это последняя инъекция. — Предупреждает она на четвертый день, выпуская воздух из шприца. — Дальше будешь сам бороться. Эти дни самые тяжелые. — Поясняет она, вводя остатки заместителя в подколенную икроножную. На руках уже мест нет. Вид наркотика, смешивающегося в шприце с его кровью, её тревожит, но она старается не смотреть. — Ты отлично справляешься, кстати. — Хвалит его она. В рехабе их постоянно хвалили, даже тех, у кого был очень медленный прогресс. Главным было, чтобы он вообще был. — Я отлично справляюсь? — С сарказмом произносит Кащей. — Я лежу днями и ночами, обблеваный, пока ебань эта малолетняя и крыса усатая Универсам проебывают. — Ну да. У тебя токсины из организма выходят, вот ты и блюешь целыми днями, это нормально. Ты хоть под себя не ходишь, как другие героинщики. Или обои не дерешь тут, у нас в ребе был один такой, который все обои подрал во время ломки. — Объясняет она, старательно намазывая его сгибы локтей гепариновой мазью. — Можно мне бульон? — Просит он. Это было единственным, что он в последнее время мог есть. — Конечно можно. Сейчас принесу. — Говорит она, исчезая за дверью. После того, как Кащей жадно выпивает весь отвар, он просит её посидеть с ним, хлопая по месту у изголовья. Так примерно и проходят все их дни. Кащей овощем лежит в кровати. Она занимается домашними делами, периодически навещая его в комнате. Ближе к вечеру они сидят в комнате вдвоем. Иногда она читает ему разные книги. Косте нравится слушать её голос. Иногда они слушают пластинки, лежа в обнимку. Сегодня она делает ему массаж плеч. — Это я тебе массаж должен делать. — Говорит он, все равно поудобнее устраиваясь в её руках и подставляя голову, чтоб она его тоже погладила. — Спасибо тебе за всё, что ты делаешь. Правда. Она в ответ ничего не говорит, лишь целуя его в лоб и продолжая массировать плечи. Поцелуй этот удивительно целомудренный, не такой, к которому он привык. Кащей думает, что надо ей обязательно золото потом задарить. Цепочку какую или браслетик. К его и её удивлению, на шестой день ему наоборот становится лучше. Ближе к вечеру он просит испечь ему Шарлотку. Естественно, она соглашается, и на следующее утро даже встает пораньше, чтоб к завтраку пирог был уже готов. Кащей появляется в дверях кухни, когда она ставит пирог в духовку. — Доброе утро. — Он тянется, и кости его хрустят. Неудивительно, он же лежнем лежал почти неделю. — Это че, моя рубашка? — Искренне удивляется он. И правда, она стоит перед ним в одной его рубашке и трусиках, чуть убавляя температуру духовки. — Да. Я просто все домашнее постирала, и надеть было нечего… — Попыталась оправдаться она, краснея. — Тебе идет. — Улыбается он, входя в комнату. Шарлотка, хоть ещё и не запекшаяся, все равно выглядит аппетитно. — Набрать тебе ванную? — Предлагает она. — Пирог все равно ещё час минимум в духовке будет стоять, а ты пока в ванной посидишь. Костя кивает. Он почти неделю не мылся. Она исчезает в ванной, а он остается в кухне, смотря на улицу. Лучше бы он этого не делал. Там Адидас тренирует скорлупу, толкая одну из своих вдохновенных речей. Из ванной доносится звук бегущей воды. — Хочешь сигарету? — Предлагает она, вдруг появляясь рядом. — Никотин же тоже наркотик? — Не понимает Костя. Она стоит рядом с ним, смотря на заснеженную улицу. Происходящее на хоккейном поле её явно не особо интересует. — Ну никотин не опиоид. — Хмыкает она, закуривая сигарету. — В ребе нам разрешали курить. Так что если хочешь, милости прошу. Она вдруг добавляет. — Кстати, если тебе вдруг станет легче, то Адидас что-то с домбытовскими не поделил. Желтый лично зуб на него точит. Мне знакомая рассказала, у неё мужик - кто-то из домбытовских. Кащей криво ухмыляется. — Идиот. Оповестив Кащея о том, что ванна набрана, Эльвина закрывает кран. Кащей входит в ванную, и она, решив дать тому немного личного пространства (не то чтобы оно ему было сильно нужно), уходит, пока тот не начал раздеваться. — Эльвинчик, а принеси пепельницу с сигаретами, а? — Просит мужчина, уже сидящий в ванной. Обычно она не курила в ванной, но Кащею была отказать не в силах. Закурив вновь, он благодарит её, а она, услышав звук таймера духовки, уходит обратно. Вытащив пирог из духовки, она отрезает от него кусочек, кладя его на небольшую тарелочку. — А че, можно прям здесь съесть? — Недоверчиво спрашивает Кащей, когда она входит с кусочком пирога в ванную. — Ну да, мы ж курим уже тут. — Жмет плечами она, закуривая сигарету. — Сегодня можно. Сгорел сарай, гори и хата. Кащей, услышав, что можно, жадно набрасывается на пирог. Выпечка все ещё горячая, что аж жжет нёбо, но ему настолько вкусно, что уже наплевать. Доев кусок, он демонстративно облизывает пальцы, что почему-то заставляет девушку покраснеть. — Может, останешься? — Предлагает мужчина, когда она уже собирается вынести тарелку. — Я тебе спинку потру. Потом посуду помою. Эльвина на минуту задумывается. Он же голой её увидит. Она прекрасно понимает, что это, на самом деле, всего лишь вопрос времени: оба прекрасно знают, к чему эти совместные ночи, объятия и прослушивания пластинок ведут, но она почему-то все равно стесняется. Однако, говорить дважды ей не надо: руки сами тянутся к краю рубашки. — Ты можешь отвернуться? — Просит она Кащея, дабы сохранить хотя бы остатки ее скромности. Тот закрывает глаза, а она быстро снимает трусики, краснея, как помидор. Костя, не выдержав, открывает один глаз, и ему открывается вид на маленькие, светло-розовые горошины сосков, а так же небольшой треугольник светло-коричневых завитков между её ног. Кащею нравится, когда девушка оставляет там немного волос: напоминает ему, что он спит с полнолетней женщиной. Быстро опустившись под воду, Эльвина с наслаждением вытягивает ноги, наслаждаясь теплом проточной воды. Колени их соприкасаются, и она вновь краснеет. — Устала? — С нескрываемой лаской в голосе спрашивает Кащей. Она честно кивает. Он манит её к себе, беря девушку за руку и притягивая ближе. — Кость, погоди. — Вдруг останавливает его она, когда тот тянется к ней за поцелуем. — Давай повременим, а? Я просто хочу, чтоб ты полностью чистый тоже был. Тогда это по-другому всё ощущаться будет. — Просит она. Чистым это правда будет по-другому, плюс у них нет резинок. А она знает, какие болезни могут переносить игловые. Кащей, немного подумав, кивает. Может, что-то в этом реально есть. Пока не попробует, не узнает, но ждать он был готов. — Я тебе все равно приятно хочу сделать. — Настаивает он. — Закрой глаза. Эльвина тяжело выдыхает, на всякий случай кладя ему руки на плечи, но глаза все же закрывает. Он аккуратно снимает с неё очки, и его губы наконец-то накрывают её. Она мечтала об этом класса с пятого, и вот, наконец-то, бывший глава Универсама целует её. Его руки блуждают по её телу, скользя от талии вниз к бедрам и ягодицам, которые он сжимает, наслаждаясь изгибами девушки, пока та, не выдержав, тихонько стонет. Кащей ухмыляется. — Раздвинь ноги. — Командует он. От сломанного мужчины, еще вчера лежавшего клубком у неё на коленях, почти ничего не осталось. Перед ней снова был уверенный, хамоватый и наглый лидер Универсама. Она слегка разводит ноги, насколько это позволяют сделать узкие бортики ванной, а Кащей тем временем облизывает два пальца на правой руке. Она, кажется, понимает, что он будет сейчас делать. Пальцы Кащея двигаются ниже, скользя между её складочек и касаясь той самой точки, которую она думала, что может найти только сама. Прикосновения к которой засталяют её дышать глубже, а мышцы её живота напрягаться. — Ой… — Произносит она, когда Кащей пытается ввести в неё один палец. Неприятно. — У тебя никого до меня не было? — Удивленно спрашивает он, собирая пальцами немного влаги, которая уже сочится из неё, и делает ещё одну попытку ввести в неё один палец. Она утвердительно кивает, все ещё держась руками за его плечи, чтоб не упасть и тяжело дышит. — Расслабься, хорошо? Сначала всегда неприятно. — Объясняет он, продолжая растягивать её стенки одним пальцем. Она все так же тяжело дышит, испытывая дискомфорт, пока его губы не касаются её соска. Одной рукой сжимая левую грудь девушки и слегка оттягивая левый сосок, Кащей чуть прикусывает сосок на правой, все ещё лаская её между ног пальцем. Ей, кажется, очень нравятся ласки груди. Настолько, что она вскоре расслабляется, впуская внутрь второй палец, а потом и вовсе начинает насаживаться на его пальцы самостоятельно. — Костя… — Вдруг произносит его имя она, ещё сильнее хватаясь за широкие плечи мужчину. Стенки её тут же сокращаются, и она падает на ему на грудь. В животе все ещё ощущается тяжесть только что развязавшегося узла, но тяжесть приятная. В ушах звенит. В спину ей упирается что-то твердое, но она не думает, что. Кащей, выдохнув, хочет у неё что-то спросить, но понимает, что девушка спит. Решив не будить её, он относит девушку на диван, подложив ей под голову подушку и накрыв пледом. Потом мастурбирует в ванной, стараясь не стонать, чтоб не разбудить Эльвину, а после меняет постельное в комнате и прибирает там, как может. Ночь они проводят уже в чистой комнате и на чистой постели. На следующий день Кащей встает раньше, чем она, с мыслью сделать ей сюрприз. Эльвина просыпается от запаха горелого, исходящего из кухни. — Я нам завтрак хотел приготовить… — Виновато оправдывается Кащей, глядя на два сгоревших в сковородке яйца. Эльвина заливается смехом, подойдя к нему ближе и целуя в лоб. Давно она так не смеялась. Несколько лет, кажется. — Не волнуйся, ты же из благих намерений… — Говорит ему она, выкидывая горелое в мусорку и заливая сковородку водой. — Ты что на завтрак хочешь? — Спрашивает она, подойдя к холодильнику. В голове его возникает идея. — Тебя. — Прямо отвечает Кащей, подхватывая её под бедра и усаживая на кухонный стол. Он даже не снимает с неё рубашку, тупо задрав её и стянув с её ног простые хлопковые трусы. До неё вдруг доходит, что конкретно хочет Костя. Она краснеет. — Кость, это же не по понятиям… — Напоминает она. Кащей хмыкает, стаскивая с себя треники и трусы, которые она принесла с его хаты. — А я не уличный больше. Как хочу, так свою женщину и удовлетворяю. Позволишь мне отблагодарить тебя? Кащей действительно хочет этого. Встать перед ней на колени, и удовлетворить её ртом. Показать, насколько он ебал эти тупые уличные правила. Насколько они ему настоебали. Девушка кивает, а Косте большего и не надо. Раздвигая её ноги, он сначала поглаживает нежную кожу ляжек, а потом садится перед ней на колени, двигая её ближе к краю стола и чуть прикусывая внутреннюю сторону её бедер. Она снова мокрая, а он её ещё даже не трогал. Так же, как и вчера в ванной. Целуя её вдоль и поперек, Кащей медленно вводит в неё один палец, наблюдая за реакцией девушки. Ей уже не так неприятно, как вчера. Лицо её краснеет, а по ногам идет небольшая судорога. Усмехнувшись, Кащей продолжает изучать её стенки пальцем, пока язык его обвивает клитор девушки, извивающейся под ним, словно змея. Пальцы второй его руки ложатся на его же член, крепко сжимая орган и быстро начиная водить рукой вверх-вниз. Из головки уже сочится предэякулят, а вены безумно пульсируют. У него уже несколько лет не было такого стояка, видимо, так на него влияла трезвость и присутствие женщины, которая ему была интересна не как вещь на одну ночь. Добавляя второй палец, Кащей всасывает её клитор, чувствуя, как пальцы её впиваются в его кудри. Они оба долго не протянут: это понятно и по тяжелому дыханию обоих, и по тому, как напряжен низ живота Эльвины, и как активно она двигает бедрами, преследуя свой оргазм, пока он уже кончает, изливаясь себе же на живот. Оба приходят в себя лишь через пару минут. Кащей уходит в ванную, чтоб смыть с себя сперму, а она закуривает. Приведя себя в порядок, они завтракают, как цивилизованные люди, а затем идут в гостиную, поудобнее устраиваясь на диване. Кащей включает какой-то фильм, а она открывает книжку. Так они и сидят, в полной тишине, впервые наслаждаясь рутиной, от которой оба раньше так отчаянно стремились сбежать.