***
1525
Казалось, судьба наконец сжалилась над ней, позволив впервые за многие годы засыпать без страха и следов горьких слез на лице. После той роковой ночи, когда ее прежняя жизнь превратилась в пепелище, в душе белокурой девушки образовалась пустота. Исчезли все чувства, мысли о будущем, переживания и тревоги. Неужто всю жизнь теперь придётся ходить подобно живому трупу, не имея ничего, за что можно бороться? Неужели результатом стольких лет тирании и мучений станет мёртвая душа? Видимо, да. Ей казалось так. — Милая, ну что ты так мало ешь? Вон кожа да кости остались, хочешь совсем раствориться? — по доброму лепетала старушка, предлагая гостье все самое вкусное. Та лишь неловко улыбнулась, продолжая ковыряться в тарелке. Аппетита не было, хоть и чувствовалась необходимость съесть хоть что-нибудь для сохранения жизненных сил. — Так как тебя зовут? Уже который день к тебе не пойми как обращаюсь. — Эм. — девушка подняла большие глаза на женщину и замялась. — А… Я не… не думаю, что это важно. — Почему-то ей хотелось стереть свое прошлое, все до мелочи. И имя в том числе. — Как не важно?! — воскликнула старушка. — Ещё как важно. В твоём имени сокрыта твоя судьба. Нет имени — нет судьбы! Эти слова заставили ее задуматься. Если это правда, может она сумеет изменить свою судьбу? — Хочу забыть, — проговорила девушка. — Начать все сначала… — Она постучала тонкими пальцами по столу, задумавшись на несколько мгновений, а затем объявила о своём решении.***
— Ты невыносима! — кричала Махидевран, гоняясь за Хюррем по всей комнате. — Тебе сказали сидеть здесь и не высовываться, а ты решила побежать в самую гущу событий?! — Тебе какое дело?! — крикнула Хюррем, бросив на пол шкатулку с украшениями, которые не успела сложить в сундук. Махидевран тяжело вздохнула и покачала головой, пристально смотря на рыжеволосую. — Какая же ты никчемная. Глупая. Какая из тебя Госпожа? Я не понимаю, что Султан нашел в тебе? — черкешенка пнула ногой сундук и, задрав голову, направилась к двери. — Ты права. Мне нет дела до тебя. Уезжай. И дай Всевышний тебе не добраться до дворца. Как только дверь с грохотом закрылась, рыжеволосая Султанша осела на пол. Вскоре из неё вырвался болезненный крик, после чего в горле образовался удушающий ком.***
Было шумно. Истошные голоса доносились отовсюду. На главной площади царила разруха — разгромленные прилавки, испорченный товар, бездумно разбросанный по улицам, кое-где мелькающие, дрожащие от страха тени торговцев и мирных жителей, пытающихся укрыться от страшной смерти. Пронзительнее всего звучал лязг мечей, словно лезвия разрезали не плоть, а душу. — Паша Хазрет Лери! Глава полка янычар на площади, он настроен серьёзно, — проговорил Рустем, приближаясь к Ибрагиму. Когда тот был совсем рядом, он тихо добавил, наклонившись к Паргалы, — будет говорить только с тобой. Про Султана даже не обмолвился. Выражение лица Ибрагима не изменилось. Внешне он казался невозмутимым. Но лишь Всевышний и сам Паргалы знали, как сильно тревожила его эта ситуация. Недовольства среди горожан дело одно, но когда речь идет о янычарах — жди беды. — Повелитель еще не прибыл? — пропуская мимо ушей слова хорвата, спросил Ибрагим, уже выстроив в голове план по спасению. — Нет, — коротко ответил Рустем, тяжело вздохнув, и с явным недовольством отвернулся, хоть и не спешил уходить, ожидая дальнейших указаний. — Сообщи визирям совета, что мне нужно на площадь, так как Султан ещё в пути, — приказал Ибрагим и хотел уже направиться в эпицентр восстания, когда Рустем невзначай добавил. — Не поверю, что тебе нужно одобрение совета. Взгляд Ибрагима был красноречивее слов. Через секунду его конь уже вовсю мчался прочь, а в мыслях и сердце Рустема все чаще мелькали противоречивые идеи.***
1525
Морозный воздух прямиком проник в комнату, пробуждая спящую красавицу. Медленно потянувшись, разминая пальцы ног и рук, она приоткрыла веки и перевела взгляд на стоящую над головой старуху. — Ну просыпайся, просыпайся! Надо сходить за водой, у меня коленки не те, будешь помогать мне. — Д-да. Конечно, — приподнявшись на локтях, протянула девушка, а затем широко зевнула. Сразу же после пробуждения её настигла головная боль, от чего девушка страдальчески вздохнула, но все же сделала над собой усилие, дабы не испытывать щедрость доброй женщины и сделать хоть что-то полезное. Женщина уже покинула комнату, оставив чистую одежду на краю постели. Девушка без лишнего промедления привела в порядок длинные русые волосы, надела старое, но хорошо сохранившееся платье хозяйки дома, а затем, кинув последний печальный взгляд на свою худощавую фигуру в отражении зеркала, поспешила покинуть комнату. — Накинь вот это, — прежде, чем позволить девушке выйти из дома, старушка протянула нечто похожее на зимнюю накидку. — Спасибо, Чегла Хатун, — девушка сомневалась в пригодности этой вещи, но говорить вслух такое конечно же не стала, да и всяко лучше, чем ничего. Колодец был недалеко, однако дорога к нему была тернистой. Под толстым слоем снега скрывалось множество камней и поваленных деревьев, что то и дело попадали под ноги девушке. Спустя минут двадцать, она все же сумела добраться до места назначения. Решив перевести дыхание, та оперлась о каменные выступы колодца и посмотрела вниз. Водная гладь отражала солнечные лучи, создавая причудливые блики на всей поверхности. — Аууууу… — сама не ожидая такого, девушка прокричала прямо в колодец, а затем раздалось протяжное эхо.Аууууу… Аууууу… Ауууууу…
— Забавно, — на лице непроизвольно появилась улыбка, — как же забавно жить… Вслед за этими словами прозвучал истеричный смех, с каждой секундой все больше превращаясь в крик отчаяния. Обессиленно упав на холодный снег, она с неистовым усилием прижала ладони к вискам, надеясь унять головную боль. Она надеялась. Скоро все закончится. Обязательно. Придёт спасение, чудо. Она найдёт в себе силы преодолеть все испытания, не сойти с ума и вновь обрести счастье. Ее внутренняя мольба была настолько громкой, что девушка не расслышала тихий хруст под тяжелыми ногами крадущегося к ней мужчины.***
На главной площади столицы собралось тысячи янычар. Их недовольство и гнев были осязаемы, жажда крови и перемен затуманила разум тех, кто был обязан верой и правдой служить своему народу и, в первую очередь, Султану. Мурад Ага, человек, ведущий своих воинов против воли падишаха, стоял в центре площади и с особым рвением кричал о праведности их выбора, о том, как жизненно необходимо наконец донести до Султана всю плачевность состояния его народа. — И пусть они услышат нас, наконец! А если нет, мы уничтожим все, что им дорого! Волна одобрительного гогота прокатилась по рядам янычар. Те чувствовали воодушевление и гнев, лишивший остатков страха. Очередная попытка заговорить закончилась тем, что глава янычар отвлекся на суету в конце площади, а вскоре и приближающуюся к нему фигуру великого визиря. Уголки губ Мурада поползли вверх то ли в презрительной, то ли в разочарованной усмешке. Султан не соизволил явиться, видимо побоялся за свою жалкую жизнь. А вот Ибрагим Паша… за это его и уважали воины. Об этом свидетельствовали воцарившееся молчание и тысячи склоненных голов. Каждая проблема янычар, каждая их жалоба и просьба ложилась на плечи Визиря, и тот беспрекословно принимал меры, даже вопреки угрозе жизни. Качество настоящего правителя. С гордо поднятой головой Ибрагим добрался до центра площади и спрыгнул с лошади, смерив главу янычар гневным взглядом. — Мурад Ага! Как это все понимать? — он старался говорить строго, но все же без проявления неуважения. — Паша Хазрет Лери, — мужчина покорно склонил голову, а затем выпрямился и посмотрел визирю прямо в глаза. — Наши требования просты и оправданы. Мы хотим сильного и достойного правителя! — Да! Да! — со всех сторон прозвучало согласие янычар. А затем произошло то, чего точно не ожидал Ибрагим. Мурад Ага упал на одно колено, а вместе с ним и все до одного воины в благоговейном жесте преданности и любви, словно перед ними Султан. — Паша! — не поднимая головы, крикнул Мурад. — Мы пойдём лишь за тобой! Лишь тебя признаем в качестве Правителя Османских земель! Да будет так! Сердце Ибрагима ушло в пятки. Вся эта ситуация означала только одно. Ничего не будет как прежде.***
Карета рыжеволосой Госпожи мчалась с бешеной скоростью и казалось, один неудачный поворот с лёгкостью перевернёт повозку. Но вместо этого, к удивлению рыжеволосой, она замедлила свой ход. — Что такое? — пробурчала она и постучала, привлекая внимание кучера. — Почему остановились?! — На дороге дерево, Госпожа! Хюррем раздраженно вздохнула. Меньше всего сейчас ей хотелось застрять посреди леса, да еще и с наступлением ночи. Накинув платок, султанша вышла к своим людям. Она отрешенно посмотрела на преграждающее путь дерево и вопросительно посмотрела на стражника. — Придётся возвращаться, Госпожа. Мы его не уберем, — виновато ответил мужчина, на что Хюррем демонстративно топнула ногой. — Нет, вы уберете это! — Но, Госпожа, ведь… Мужчина не успел озвучить мысль. Всех отвлек пронзительный свист, заставив людей зажмуриться и закрыть уши руками. Мужчины кое как удержались на ногах, а вот Хюррем упала на колени и вскрикнула от внезапной боли в голове. Свист усиливался. А через некоторое время превратился в пугающий, режущий слух шепот. — Время отвечааааать… платиииить… — Нет! — Хюррем вздрогнула и в спешке распахнула глаза, однако к её сожалению темнота никуда не делась. Султанша не могла ничего разглядеть. Она позвала стражу, но в ответ получила лишь тишину. Почти. Шепот продолжал твердить свое. Хюррем не выдержала. Она поднялась на ноги и ринулась в лес, не разбирая дороги, лишь бы прекратить. Однако голос в голове не замолкал, преследовал её. Рыжеволосая бежала все быстрее, не видя перед собой ничего. Это и сыграло с ней злую шутку. Очень скоро она врезалась в большое дерево, получив по голове и раскромсав кожу рук, Хюррем повалилась на спину и закричала на все горло от боли. Шепот усилился. Настолько громко и противно, что боль стала невыносимой. Из носа Госпожи потекла кровь, а затем то же самое произошло и с ушами. — Нет… прошу… помогите… — она хрипела из последних сил, а затем и вовсе замолкла, сорвав голос. — Пора платиииииить… Мучения никак не заканчивались. Всё стало ещё хуже. Воздух вокруг стал нагреваться. И без того поврежденные легкие из-за удара об дерево теперь и вовсе перестали функционировать из-за высокой температуры воздуха. Госпожу настиг неистовый приступ кашля. Она перевернулась лицом к земле и в беспамятстве стала вырывать траву и ногтями ковырять землю. Она горела словно в пожаре. Но пламени не было вокруг, оно полыхало лишь внутри неё. Кожа на руках и лице покрылось безобразными ожогами, то же самое было по всему телу, под прелестными шелками и украшениями, что, нагретые до предела, впивались в плоть. Из последних сил, Хюррем подняла голову, в надежде, что кто-то подоспел и сейчас спасёт её. Но вместо этого… Она увидела перед собой её. Тень прошлого, что она пыталась вычеркнуть и забыть. Белоснежные волосы и такое же платье струились на женской фигуре, а бледное лицо и пронзительно синие глаза казались смогут хоть немного остудить эту боль. Но вместо спасения, Хюррем лишь получила презрительный оскал. — Прости меня… — прошептала Хюррем свои последние слова и испустила последний вздох. Её зелёные глаза так и продолжали смотреть на своего палача.