Жадность Гордеца

Нет тела, есть только разум. Нет света, только тьма. И снова странствующий мальчик оказался в тени за пределами собственного сознания. "Вздох". Ну, это отстой. Я буквально не могу даже вздохнуть. Приходится думать, как вздохнуть, вместо того чтобы сделать это на самом деле". Тьма завибрировала и превратилась в человекоподобную фигуру. Она обрела форму и вещество, превратившись в знакомого человека в халате с болезненно-зеленой кожей. "Ахххх, какое усердие~" "Пете-сан..." Архиепископ Греха Лени стоял, заложив руки за спину, и уверенно смотрел вперед. Если бы у Субару были глаза, он бы встретился взглядом с Петельгейзе: странное удовлетворение, близкое к уважению, наполняло его. "Ты, не сумевший следовать за любовью, не сумевший воззвать к ней, не сумевший насладиться ВЕЛИЧЕСТВОМ ЕЕ ЛЮБВИ!" Бред безумца выражался в движениях его тела. Каждое слово сопровождалось каким-то странным, нелепым жестом. Но Субару узнавал их все. "Действительно, прошло слишком много времени. Теперь, когда я этого жду, это скорее ностальгия, чем раздражение. Тем более что Регулуса в этот раз нет. Ненавижу этого парня" ""Вздох". Забудь об этом. Твои раздражающие крики затмевают все мои чувства к тебе, Пете". Субару почувствовал желание ответить ему, как один безумец другому. Впервые в этом странном мире снов он заставил себя обрести физическую форму, вместо того чтобы позволить себе оставаться развоплощенным сознанием. "Ух ты... Это, мягко говоря, странно. Ощущение, что моя голова появилась на свет, довольно странное и почему-то не вызывает дискомфорта". Обычно выпуклые, покрасневшие глаза мужчины в халате, которые часто грозили выскочить прямо из глазниц, резко сузились в точку в темноте. Прищурив веки, Петельгейзе увидел перед собой неровность, которая, как и у него самого, начала проявляться в темноте. С неестественно широкой улыбкой на лице он поспешил к аномалии довольно комичным бегом, приложив ухо к тому, что должно было произойти, и подняв руку, чтобы внимательно прислушаться. "...найти ее любовь? Что ты имеешь в виду, Пете-сан?" - прохрипела медленно проявляющаяся голова, и мягкий голос отчетливо прозвучал в тишине пустоты. Глаза Петелгейзе заслезились, и он, крутанувшись на месте, принял неестественно прямую позу. Он по-разному искажал свое тело в ритм следующему ответу. "Для меня большая честь, что меня так называет кто-то такой ДИЛИГЕНТНЫЙ, такой ЛЮБИМЫЙ, а теперь еще и ТАКОЙ ВЛЮБЛЕННЫЙ... ТЭС". Сознание Субару начало меркнуть по мере того, как исчезала его физическая форма. Он начал чувствовать сонливость. "Быстрее. Объясни, Пете-сан. Я..." Гордец был прерван Ленью с понимающей улыбкой и тоном матери, разговаривающей со своим измученным ребенком после долгого дня в школе: "Я понимаю, я понимаю, я понимаю, ты, который недавно стал прилежным, ты не будешь, не сможешь быть таким всегда. Я понимаю и оставляю тебе напутственное слово..." Он отвесил преувеличенно жесткий поклон, который сломал бы кости нормальному человеку: "Я, Петельгейзе Романе-Конти, архиепископ-грешха культа ведьмы, представляющий Лень" Он поднял голову, чтобы встретиться взглядом с исчезающей головой Субару. "Приветствую тебя в наших рядах". Его рот исказился в безумной улыбке, когда Субару наконец оторвался от теневого места. "Гордыня" Глаза Субару медленно открылись - окружающий свет был слишком интенсивным, чтобы воспринять его сразу. Он прищурился и резко закрыл глаза: внезапный переход от тени и темноты к ослепительному свету оказался слишком сильным. "Но ведь у меня даже не было глаз... Почему они должны приспосабливаться?" Он почувствовал под головой мягкое удобство, превосходящее обычную подушку, но уступающее бедрам его Эмилии-тан, причем с большим отрывом. Подняв голову, он увидел лицо своей подзаборной духи, которая изо всех сил старалась не покраснеть. Не получалось. Ему это нравилось. "Беако...?" - пробормотал он, все еще слегка ошеломленный. Она опустила глаза при упоминании своего имени, и чувство облегчения быстро сменилось смущением, когда он слегка повернул голову и заметил, что действительно спит на коленях у маленькой девочки. Прежде чем он успел сформулировать адекватное дразнящее замечание, она заговорила: "Б-бетти делает это не потому, что ей так хочется, я полагаю. На самом деле Бетти просто выполняет пожелания своего контрактора. Беттин Субару постоянно повторял во сне слова "подушка на коленях", помимо всего прочего, я полагаю" Мужчина в спортивном костюме приподнял свое тело над ее телом, и все его тело болело, когда он привел себя в сидячее положение.  Оцепенело подняв руки, он протер глаза и повернулся к Беатрис, которая изо всех сил старалась не встречаться с ним взглядом. Подавив в себе желание поддразнить ее в этот момент и не обращая внимания на затянувшуюся боль в мышцах, он протянул к ней руку и погладил по голове. "Ты очаровательна, Беако. И ты единственная, кому я позволю дать мне подушку на колени, кроме моей любимой Эмилии-тан. Я люблю тебя" Она выглядела смущенной, но довольной похвалой и слегка расслабилась от его прикосновений. Субару начал оглядываться по сторонам, чтобы оценить обстановку. "Итак, где мы находимся? Который час?" - спросил он, все еще привыкая к реальности. "А Эмилия-тан..." "ЭМИЛИЯ!" - закричал он, внезапно вспомнив, что должен присматривать за ней. Его тело наполнилось адреналином, и он вскочил на ноги. Прежде чем он успел повернуться и побежать к двери, его прервал строгий голос  Беатрис: "Она еще не проснулась, я полагаю. Я еще не почувствовала присутствия Бабби". Он успокоил себя, обдумав ее слова, и медленно кивнул. "Эта глупая девчонка действительно первое, о чем ты думаешь, даже после всего, что произошло? Полагаю, контрактору Бетти нужно пересмотреть свои приоритеты". Он удовлетворенно ухмыльнулся и, скрестив руки, сказал: "Да будет вам известно, что мои приоритеты в полном порядке" Он начал жестикулировать руками: "Итак: Эмилия-тан, Беако, сбор информации, а затем уничтожение и пытки моих врагов". Она лишь вздохнула и тихонько покачала головой, подумав: "Безнадежно, я полагаю". "Так что же произошло, пока я был в отключке? Я помню, что разговаривал с Петрой, а потом..." - он замялся, начав молча вспоминать события ужина. Выражение его лица менялось от ухмылки к хмурому взгляду, от мягкой улыбки к выражению чистой ярости, а затем снова к довольной ухмылке. "Новый порядок приоритетов: Эмилия-тан, Беако, убийство этого разъяренного тигренка, сбор информации, а затем уничтожение и пытки других моих врагов". Вздохнув, Беатрис ответила без эмоций, уже устав от неприятностей, в которые попадал ее контрактор: "Первые два пункта выполнены, а третий, полагаю, в данный момент невозможен. Тот, кого они называют Гарфиэль, находится под непосредственным присмотром этой непочтительной розовой служанки" "Заметка для себя: добавить в список манипулирование/убийство Рам и Росвааля, если это уместно", - подумал он, обрабатывая новую информацию, которую она только что ему преподнесла. "Я бы не сказал "к удовлетворению"... - начал он, заметно волнуясь за безопасность своей возлюбленной. "...но, полагаю, в данный момент я больше ничего не могу сделать для Эмилии-тан", - закончил он, расстроенный своей бесполезностью. Положив руку на подбородок, он на мгновение задумался: "Сколько времени прошло с ужина? И сколько еще осталось до встречи с Эмилией?" Беатрис встала со своего места на полу и слегка расчесала ноги. Она ответила, не глядя на него: "Полагаю, прошло не более двадцати минут. Бабби, скорее всего, понадобится около часа, чтобы появиться". "Значит, у меня есть свободное время... Что еще я хотел сделать, но раньше это не было настолько приоритетным, чтобы утруждать себя?" После молчаливого размышления он понял, чем хотел бы заняться этим вечером. Повернувшись, он встретил взгляд Беатрис и сказал: "Беако, ты не знаешь, где мы можем найти Мейли? Это маленькая девочка-убийца, которая заточена где-то в особняке". Беатрис на мгновение закрыла глаза и что-то пробормотала себе под нос. Она снова открыла их и сказала: "Этот особняк - точная копия предыдущего, за единственным исключением, я полагаю". "И каким же?" "Под ним есть строение". При этих словах его губы исказились в маниакальной и довольно безумной улыбке, а его мерзкие глаза расширились, когда он подумал: "Надеюсь, это подземелье. Я очень надеюсь, что это подземелье". У него сильно болела голова. Это было удивительно, потому что даже после ежедневных спаррингов с самим Святым Меча голова никогда не болела так сильно. "Гарф. Наконец-то ты проснулся. Я уж думал, что после того, что с тобой случилось, ты проведешь остаток дней бесполезным грузом, прикованным к постели, на средства господинс Росвааля", - произнес голос, наполненный привычной ядовитостью Гарфиэль сразу же узнал его. В нем была скрытая озабоченность, которая скрывалась невероятно притворной враждебностью. И только голос той, о ком он так заботился, подходил под это описание. Он повернулся к ней лицом. "Рам... - произнес он хриплым голосом, громким, как шепот. Она сидела в кресле за соседним столом и занималась какими-то бумагами. Она прервалась , чтобы взглянуть на своего пробуждающегося спутника. "Если ты в состоянии говорить, то можешь встать с моей кровати и отправиться к себе", - сказала она, а затем вернулась к столу, продолжая заполнять бумаги. "Твоя... кровать?" - пробормотал он, смутившись. Гарфиэль опустил взгляд на простыни и с чувством неловкости подумал: "Неужели мы...?" Предвидя его реакцию, Рам заговорила, не прекращая работы и не поднимая на него глаз: "Поищи в своих воспоминаниях объяснение. Ты проиграл бой, в который Рам запретила тебе вступать. Ежедневно. Последние два года. Ты действительно бесполезен, Гарф". Он вспомнил события своего дня. В основном все было нормально и без происшествий. Спарринг, тренировки, еда... и тут он вспомнил события, произошедшие за ужином. Его охватили стыд, ярость и желание, вернее, потребность, отомстить. Вскочив с кровати, Гарфиэль пробормотал про себя, направляясь к двери: "Везучий ублюдок получил дешевый удар. Моя удивительная сущность покажет ему, что значит..." Рам, все еще занимавшаяся бумагами, протянула к нему свободную руку с палочкой в руке: "Росвааль-сама приказал, чтобы вы не вступали в бой с Бару-субару-сама... и Рам согласна. Чтобы сдержать его, потребовалось сотрудничество моей прекрасной сущности и его заключенного духа. Если ты будешь преследовать его в одиночку, пока его дух поддерживает его , ты наверняка погибнешь". "Ха! Думаешь, он сможет убить мою удивительную сущность?" - проворчал он в ответ, на его лице появилась самоуверенная ухмылка. При этом она повернула голову в его сторону, а другой рукой продолжала писать строчку за строчкой на документе: "Он был на мгновение в стороне от этого, пока мы вовремя не вмешались. Ты должен на коленях благодарить Рам от всего сердца за то, что она спасла твою жизнь". Серьезность ее заявления застала его врасплох, и Гарфиэль внезапно прекратил свои действия, а его ухмылка исчезла. На кратчайшее мгновение их взгляды сцепились, и в комнате воцарилась тишина, а единственным звуком, пронизывающим напряжение, стало их дыхание. Красные глаза Гарфиэля стали неуверенными и слабыми, когда перед ними возникли решительные малиновые глаза, а дыхание, некогда ровное, постепенно становилось неровным и беспорядочным. Когда взгляд служанки Они полностью завладел его вниманием, Рам бесцеремонно вернулся к своим бумагам. Ее палочка все еще была направлена на него, но эффект от ее взгляда, застывшего в сознании получеловека , не давал ему покоя, как статуе. Застыв на месте под тяжестью слов и поведения Рам, Гарфиэль тщательно обдумывал то, что помнил, и то, что ему говорили, погрузившись в глубокие раздумья. Сила, которую Субару использовал против него, была, мягко говоря, неестественной, и полу-зверь инстинктивно понимал, что ярость против Гарфиэля тоже не в его характере. На самом деле, серьезно задумавшись над этим вопросом, он понял, что не только Субару вел себя странно. И этот жуткий ублюдок Росвааль, и Святой Меч тоже как-то сникли, словно что-то изменилось прямо у Гарфиэля под носом. И ему это не нравилось. Ни капельки не нравилось. Когда он уже собирался сделать какие-то выводы, скрипя зубами от неприятных мыслей, они закончила свои бумаги и встала со стула, уделив все свое внимание мальчику-тигру. "Конечно, даже с твоим скудным интеллектом ты уже понял, что то, что произошло сегодня, не было обычным явлением", - сказала она, снова устремив свой взгляд на него. Но на этот раз Гарфиэль не дрогнул. Он посмотрел ей в глаза и кивнул, и в его глазах застыла решимость. "Многие обитатели особняка ведут себя странно со вчерашнего дня: Росвааль-сама выглядит менее уверенным и более озабоченным, чем когда-либо, Рейнхард-сама каким-то образом даже не заметил, что за ужином вокруг него происходила драка, Беатрис-сама вышла из библиотеки и находится рядом с Барусу, а Барусу... ну, как будто совсем другой человек", - заявила она, ее почти скучающий, разговорный тон сильно контрастировал с серьезностью сказанного ею. На короткое время Рам позволила своим словам закрепиться в голове Гарфиэля, после чего продолжила, опустив руку с палочкой на бок: "Росвааль-сама задал ему вопрос, когда он пришел вчера на ужин. Он спросил: "Может ли быть так, что вы на самом деле не Нацуки Субару?" Глаза Гарфиэля расширились от такого откровения, на его лице ясно читался шок, а его жесткая задумчивая личность была давно оставлена. Заметив это, Рам скрестила руки, не сводя с него глаз, и сказала: "Рам не знает правды об этой ситуации, и даже Росвааль-сама ведет себя странно". Она смотрела на него с неожиданной серьезностью, как будто только сейчас приняла этот разговор всерьез. Гарфиэль почти чувствовал, как ее аналитический взгляд читает его, словно книгу: "Гарф, твоя простодушная натура - единственная, кроме моей собственной элегантной натуры, которая осталась совершенно неизменной" Поняв, к чему она клонит, Гарфиэль задал вопрос, ради которого, как он теперь полагал, Рам затеяла весь этот разговор: "Хочешь поработать вместе, чтобы выяснить, что происходит?" В ответ Рам произнесла свое фирменное "ха", слегка повернув при этом голову, а затем вернула взгляд к нему и сказала: "И снова ты слишком высокого мнения о себе, Гарф. Рам просто хочет, чтобы ты послужил ее пешкой в этой игре против неизвестного противника. Возможно, ты наконец-то станешь полезным щитом" Гарфиэль вздохнул и кивнул ей, желая, чтобы она хоть раз была по-настоящему милой. Он не был идиотом, но доверял инстинктам Рам. Пока что он соглашался с ее словами. "Моя удивительная сущность сделает все, что ты скажешь, пока я буду рвать их на части", - заявил он, и его ярость и шок превратились в решимость.  Гарфиэль улыбнулся: наконец-то он нашел, от чего защищаться: угроза, перед которой он снова станет щитом.