Самое серьёзное препятствие на пути к счастью – это ты сам.
Пятница для Учихи началась ещё в четверг. Вернувшись домой, он вынужденно сел за обеденный стол, готовясь к тому, что ему вновь прополощут мозги, но родители уже были заняты тем, что полоскали их друг другу. Фугаку, как стало вскоре ясно из контекста, в воскресенье планировал не семейный ужин на четверых, а нечто лично-рабочее с приглашёнными коллегами. Большинство из них в силу сферы их деятельности были иностранцами, половину которых Микото не переносила на дух, потому что они смотрели на неё сальными взглядами, где-то про себя фанатея от покладистости японских женщин. Глава же семьи не видел в здоровой зависти ничего необычного и в душе не ебал, зачем бы ему прятать свои сокровища от мира сего, если они так красиво на солнце сверкают. Ещё бы: красавица жена, которая в любой момент времени знает, как преподнести мужа с выгодной стороны, очаровательный сын-омега, который одновременно умудряется совмещать независимость и своевольность с взращиваемой в нём с младенчества манерностью и умением вовремя рот закрывать, чтобы не казаться уж слишком строптивым. Себя в эту картинку Саске пристроить адекватно не мог, но, хн, его же тоже учили этой смиренной аристократии, где киваешь на любое слово родителя и так себя с его гостями ведёшь, чтобы те своих отпрысков на тебя либо равняли, либо в супруги тебе пытались отдать. Идеальная семья, податливая, как пластилин – лепи что душе угодно, не разочарует. Его величайшая гордость, как же такую не показать? – Отложи телефон, ты за столом, – прилетает от отца, вдруг, комментарий. Саске, успев отправить брату сообщение о том, что в воскресенье будут коллеги отца, безропотно поднимает на родителя взгляд, передав девайс проходящей мимо Киоко. Смотрит прямо, поднимает пальцами палочки. Тёмные глаза сверлят его ещё пару мгновений, но потом Микото вбрасывает пассивно-агрессивный комментарий по поводу какой-то личности, и альфа забывает о сыне. Они не спорят в открытую, а словно танец друг с другом танцуют. С подтекстами, не совсем ясными мотивами, непрозрачными намёками на то, кто и что кому должен. Оба стоят на своём, оба – стоит признать – внимают к точке зрения друг друга, даже если находят её смехотворной. Но выигрывает всегда альфа. Женщина знает об этом, не за полную победу шагает в бой, а за компромисс, на который мужчина способен в пределах разумного. Саске особо не слушает, только за фамилии цепляется, чтобы представлять, чего им ожидать. Еду по тарелке перемещает, но практически к ней не притрагивается. Отсидев допустимое количество времени, спрашивает, может ли он быть свободен, и его отпускают безразличным взмахом руки. Доносит тарелку до кухни, меняет её на телефон у Киоко. Та улыбается мягко. Она всегда смотрит на альфу так понимающе, будто с ювелирной точностью определяет, насколько ему тяжело, порой, держать язык за зубами. Ей, собственно, тоже в такие моменты не сладко. Фугаку требователен ко всем, злой Фугаку требователен вдвойне и ошибки в безупречной работе вычисляет, будто идущая по кровавому следу акула. Смотрит на тебя, чувствует, что где-то слабостью пахнет, и проёбы сами всплывают, становясь сюрпризом для тебя, но не для него. – Если я надену твою форму и вместо тебя остаток вечера буду ему напитки подносить, он, думаешь, заметит? – хмыкнул устало. – А ты можешь целый вечер делать приятное лицо? – хохотнула девушка, сваливая практически нетронутую еду в мусорное ведро прежде, чем убрать тарелку в посудомоечную машину. – Нет, – выдохнул, роняя взгляд в телефон. Итачи сообщение не прочитал, да до утра, наверное, этого и не сделает. Глаза болезненно прилепились к «Наруто», чат с которым никогда ещё не был так неподвижен. Обычно, в этот самый момент Учиха бы ему писал что-нибудь. Слова с этим альфой давались так просто, словно на этом конце сидел не интроверт, а нормально социализированный человек, которого от болтовни совсем не тошнит. Но сейчас… В голове пусто. Написать хотелось, но не было слов. Пожелав девушке доброго вечера, парень поднялся к себе. Душ быстро принял, зубы почистил, рухнул в кровать, а потом невыносимо долго лежал в ней, ожидая какого-то чуда. Устал альфа смертельно, но сон всё не шёл. Из одежды на Учихе были только боксёры, но ему даже так было омерзительно жарко. Кожа блестела, постельное бельё отвратительно липло к ней, а мысли возвращались в квартиру Минато. К кондиционеру, к дрожащим слезам старшего брата, к прочувствованному бессилию и эмоциональному дну, а ещё к низкому «иди сюда». Приказ так легко слетел с чужих губ, так красиво подчеркнулся хлопнувшей по дивану рукой, словно друзьям такое говорить совершенно нормально. Но для них это, наверное, нормально и есть, раз Саске только сейчас впервые слышит, как это звучит. Мучительно тонуть в мыслях и не иметь возможности с кем-нибудь поделиться – удивительно болезненная вещь. Лежи себе в темноте, задыхайся от жары, вспоминай лучшего друга и заводи себя в тупик разными дебильными мыслями. Саске то проваливался в психоделические, тревожные сны, то выныривал в разочаровывающую реальность, которая ничего не проясняла. Ранним утром, не отдохнув ни минуты, спустился на кухню сварить себе кофе. Пил его на улице в одиночестве, после чего сразу взялся за стрелы. Как Наруто метко подметил когда-то, душевного покоя они совсем не дарили. Напротив, требовали чистой головы и ровного дыхания. Но человек же животное всё-таки, раб привычки, и корреляция между действием и чувством так или иначе работает в обе стороны. Берёшь в руки лук, голова сразу вспоминает, что ей требуется охладиться, старается весь мусор выкинуть, оставив в мыслях лишь чёрную точку мишени. Получится у головы этот трюк или нет – вопрос размера творящейся в ней катастрофы. Учиха стреляет, промахивается, злится, стреляет опять. Подходит к мишеням, кропотливо собирает стрелы обратно, возвращается на прежнее место, вдыхает нагретый воздух, становится в стойку. Стреляет, промахивается, злится… Время идёт, солнце поднимается выше, вынуждает отходить ближе к деревьям, где ещё есть какая-то тень. Альфа значительно замедляется, долго прицеливается, заставляет себя собирать стрелы снова, еле ноги волочит. В перерывах между выстрелами просто стоит, ныряя обратно в рассуждения, которые не получается ни в какой ящик задвинуть. Ждёт, как всратый мученик, и невольно выдыхает, когда момент его настигает. – Так и будешь стоять? – Саске коротко вздрагивает от раздавшегося сбоку голоса, но испытывает необъяснимое облегчение. Говорил же кто-то, что мы больше страдаем в своём воображении, чем в реальности. Реальность догнала, наконец, воображать ничего больше не нужно. Наруто стоит в шаге от двери, расслабленно сунув руки в карманы шорт. – Знаешь, иногда, – поворачивается медленно, по традиции прицеливаясь в блондина, – самое лучшее, что ты можешь сделать – это под горячую руку не лезть, – не искреннее. Попытка в привычное за секунду до того, как Узумаки его с ноги разобьёт. Учиха держится ровно, но по секрету реально боится, что тетива из пальцев выскользнет. Такого с ним не бывало ни разу, но он так неуверенно себя ещё с луком и не чувствовал. Поэтому тот опускается, направляет стрелу в землю, где она никому вреда не причинит. – Меня твоя горячая рука не пугает, – информирует Узумаки спокойно. – Выстрели-ка для меня, – дёрнул бровями, тронув взглядом мишень. Брюнет усмехнулся бессильно. – Хочешь посмотреть, как сильно я мажу? – Хочу, – не скрывает. Альфа рассуждает над этим секунду, а потом становится в стойку. Раз уж это хуйня его авторства, почему бы не показать магнитуду? Прицеливаться долго не стал – в свой хороший день он мог на чистой мышечной памяти попасть практически в яблочко. Но сегодня день не такой. Стрела выскользнула со свистом из пальцев и вонзилась в мишень ровно между чёрным центром и краем. Воистину хуёвый выстрел для того, кто на протяжении нескольких лет «мазал» не в сантиметрах, а, блять, в миллиметрах. Учиха выдыхает, опускает лук, смотрит на мишень, понимает, что она ни в чём не виновата, но всё равно хочет её испепелить. – Вау, – выдыхает не к месту восхищённо, – хн, когда-то не так давно ты говорил, что из-за меня точно не можешь промазать, – вспомнил не к месту. – Я не это говорил, – поправляет, вновь к нему разворачиваясь, – Итачи один? – Я бы, думаешь, его оставил? – вздёргивает бровь. В нём сегодня в разы больше острых углов. Больше не мягкий. – Мама сменами поменяться успела. Выйдет днём в воскресенье. Вы же всё равно будете здесь. – Не надо про воскресенье, – даже думать об этом не хочет. – Согласен, есть тема получше, – оттолкнулся от дверной рамы, мягко к Учихе направившись. Тот, если честно, не знал, как ему реагировать. В голове до сих пор была каша. Выстроенное за годы дружбы бесконечное доверие человеку и привычка быть с ним открытым и искренним дарили порыв поделиться своим пургаторием. Кому, как ни лучшему другу, рассказывать о чём-то таком? Где, как ни у него, искать непредвзятое мнение в лоб? С другой стороны, есть порыв разбить ему лицо голыми руками. Просто впечатать в землю и сделать больно. За то, что идиот. За то, что вечно лезет куда-то невовремя. За то, что добавил проблем в эту некогда чистую голову, хотя она и без придурка была завалена пиздецом под завязку. – Как же вы меня заебали со своими отношениями, – выдохнул искренне, прикрыл глаза. Нравится людям всё усложнять, искать себе проблемы, а если те не находятся, то создавать их из воздуха собственноручно. Неужели так сложно просто жить, находить кайф от своих хобби, профессий и родных людей... Альфа вновь вздрогнул, почувствовав, как лук забирают из рук, но разомкнуть свои пальцы не смог. Он, кажется, целиком состоял из этого дёрганого состояния, в котором трудно нервы скрывать. Непроницаемость покинула чат, сделав тебя с ног до головы прозрачным и уязвимым. – Я устал, – шепчет, осознав, что только это ощущение смело может идентифицировать. – От меня? – голос сбоку, совсем близко. Брюнет открывает глаза, поворачивается, чтобы на него посмотреть. Чужое лицо транслирует состояние, в котором они сейчас оба находятся: статичное беспокойство. В нём крайне неприятно, но и, как бы, ничего не поделаешь. Что толку кричать и махать кулаками, если легче не станет? – В целом, – старается максимально по-честному. – Давно тебе нравятся альфы? – Мне нравятся люди, – поправил, расширив спектр ещё дальше, – а не их принадлежность. Нравились. – Супер, – заключил серовато. – Так, давно? – Может быть, пару лет, – ведёт плечом, повергая брюнета в такой шок, что он даже реальность будто бы воспринимать перестаёт. Два года. Он и не заметил. Наруто встречался за это время с парой людей, не очень продолжительно, но всё-таки. Они с Саске спали в одной кровати, проводили вместе всё время, что им было доступно, делились страхами, болью, проблемами – всё самое личное друг перед другом выкладывали на стол. Хн, Учиха выкладывал. А Наруто, как оказалось, сидел на секрете века. Целых два года… Практически с перехода в альфу. – Это не один какой-то момент, – дополняет ответ аккуратно, – а процесс. И ты замечаешь, что он происходит, не на начальном этапе, даже, может, не в середине, а когда в него уже невозможно вмешаться. Так-то он понимает. Чувства – хорошие или плохие – появляются вне зависимости от твоих желаний. Невозможно специально влюбиться, как и невозможно специально разлюбить. Ёбаные человеческие создания, которым обязательно формировать обо всём какое-то мнение. – Мне нужен какой-то фидбэк, – говорит прямо, в который раз выдёргивая из бесполезных размышлений. – У меня нет, – врать не стал. – Найди, – приказывает с ощутимым нажимом, – ты не можешь ничего не чувствовать. Так что давай: некрасивыми словами не в тему, которые только я понимаю. Феромоны у него вышли каплю давящими, брюнет втянул носом это уверенное, знакомое до последней ноты влияние, но никак не среагировал на него. Собственный запах только оттолкнул это всё инстинктивно, защищая воздух своего хозяина, но на чужое воздушное пространство не посягнул. – Я не могу ответить на твои чувства взаимностью, – решил начать с самого главного, – но их наличие меня не коробит. – «Не коробит», – продублировал с недобрым смешком. Брюнет выдохнул. Ответ не засчитан. – Хочешь обратно в друзья? – спросил таким тоном, будто никакие ответы кроме того, что нужен ему, сюда не подходят. – «Обратно»? – переспросил. – Обратно, Наруто, надо тебе, а не мне. – Это невозможно, – отрезал. – К счастью, в твоём лексиконе нет этого слова, – не стал придурка жалеть. – Я хочу тебя, – шагнул ближе, не оценив эту дерзость, и Учихе все силы призвать пришлось, чтобы не отпрянуть назад, – я не буду притворяться, что нет. – Я не буду притворяться, что да, – привёл единственно важный аргумент. – Наруто, я не хочу ругаться с тобой, но и трахаться, прости, не хочу. Если тебе нужно «да» или «нет», то это «нет», – не знает, куда уж прямее. – Извини, – выползло из него как-то само. Он не хотел ранить лучшего друга, но в заблуждение вводить вдвойне не хотел. – Да я, наверное, – усмехнулся, смягчившись, – чего-то такого и ожидал. Саске мягко хлопнул его по плечу в знак какой-то поддержки или понимания, параллельно чуть от себя отодвинул. Они и ближе когда-то друг к другу стояли, но тогда это странным совсем не казалось. – К счастью, в моём лексиконе действительно ничего «невозможного» нет, – протянул он спокойно, не страшась ни глубины этого двойного дна, ни последствий смело брошенной фразы. Саске до треска сжимает лук, что до сих пор держит зачем-то. Ему не по себе. По-настоящему, без шуток неспокойно. Авторитета отговаривать у него на этой территории нет. В принципе ничто во вселенной не имеет власти над Узумаки, когда твердолобый болван решает, что чего-то добьётся. Глупо было бы помолиться кому-нибудь? Ну, попросить, чтобы жизнь попридержала коней с пинками по психике? Дала бы хоть воздуха хлебнуть, поднять себя на ноги. А то такое чувство, будто его пару суток назад толпой отпинали до невменяемости, а сегодня такие «сюрприз, вы наш тысячный клиент, получаете в подарок ещё один заход». – Ты серьёзно только что потребовал у меня фидбэк, чтобы пропустить его мимо ушей, потому что он тебе не понравился? – просто факт устанавливает. – Я не думаю, что ты отвечал искренне, – поясняет с таким уверенным лицом, что брюнет даже слов не находит для возмущения. – Ты и не можешь, – сверху добавил, – сам же не знаешь, чего тебе хочется, что тебе нравится, – последнее слово показалось каким-то зловещим. Как приговор, который невозможно оспорить. – Мне нравится покой, Наруто. – Поцелуй меня, – приказал еле слышно. Учиха сглатывает, чувствуя в груди прохладу нарастающего страха, – шагни ко мне сам и попробуй. Саске без понятия, что двигает им, но он действительно неуверенно сокращает расстояние, когда оцепенение его отпускает. Ему безумно некомфортно, он потерялся в своей голове совершенно, пытаясь найти из ситуации выход. Но нормального выхода не было. И он шагнул. На каком-то наивном доверии, на факте, что этот человек ни разу не причинил ему боли, на отчаянном порыве не ломать всё то тёплое, что в их отношениях было. Шагнул… Но больше ничего сделать не смог. Замер в сантиметрах от чужого лица, будто наткнувшись на невидимое поле, которое невозможно никак пересечь. А потом дышать перестал. Наруто вдоволь посмаковал момент, полюбовался неуверенностью на лице, выждал пару мгновений на случай, если тут, вдруг, в себе какую-то храбрость найдут, а потом сжалился и сам наклонился. Поцеловал мягко, еле ощутимо. Саске ответил больше на автомате, на мышечной памяти о том, как люди целуются, но ни на какие вопросы это ему не ответило. Это не желание и не порыв, он сам себе объяснить не может, почему это длится так долго. А потом Наруто голову наклонил, и от чужого языка, значительно повысившего рейтинг происходящего, внутренности будто бы съёжились. Учиха робко отпрянул, дёрнувшись назад головой, но чужие пальцы перехватили тыльную сторону шеи, а сам Узумаки следом шагнул, притянув к себе крепко, целуя глубоко и откровенно. Саске чувствовал, как мурашки бегут по ногам, ощущал собственное сердце в горле, слышал его бешеный ритм в ушах. Все, кого он целовал, были маленькими и податливыми, позволяли брюнету брать всё полностью под контроль, а сейчас... ебать, ему не по себе. Узумаки сжимает шею, парой пальцев удерживая затылок на месте, его свободная рука на пояснице, сокращает между ними расстояние там, где им соприкасаться точно не следует, его колено каким-то образом оказалось между ног Учихи, и он внутренней стороной бёдер чувствует эту дикость и не может головой ничего переварить. Это Наруто. Наруто, блять. Его лучший друг. Альфа, чей запах наполняет голову опасным свинцом. Его бы оттолкнуть от себя, отойти на безопасную дистанцию, остановить... но пальцы дезориентировано впиваются в чужую футболку и ничего больше не делают. Он и не знает, что делать. – Нх, – резко выдыхает, почувствовав, как зубы цепляют нижнюю губу. Ебать, у него немеют колени. – Не бойся, – шепчет Узумаки, ведя рукой вверх по затылку, собирая пальцами чёрные волосы. А Саске дрожит и понять не может, какого хуя. Не то чтобы он не ожидал... сам же к Узумаки шагнул, согласился на это. Но микросхемы горели, прям полыхали внутри, а отпрянуть он почему-то не смел. – Остановись, – выдавливает из себя еле слышно. – Останови меня, – переводит стрелки, продолжая кусать немеющие губы. Саске до треска стягивает пальцами ткань футболки, упирается в плечи лучшего друга, но силы к нему никакой приложить не может. Как во сне, где ноги не могут быстро бежать, а все резкие действия совершаются в замедленной съёмке. И ты смотришь на свои конечности, не понимаешь, почему они повинуются с таким опозданием и лишь с четвертью вложенной силы. Но во сне-то нормально, от него можно очнуться и забыть его сюжет навсегда. А Учихе как очнуться? Из лимба выдернула мягко загудевшая гаражная дверь, и Учиха резко нашёл в себе силы оттолкнуть блондина от себя. Тот лишь назад отклонился немного, всё ещё держа пальцы где-то на талии. Те, что на затылке лежали, остро коснулись шеи, передёрнув ещё одним без надобности сильным и незнакомым ощущением. – Руки от меня убери, пока мой отец нас обоих не похоронил в этом саду, – посоветовал, бросая взгляд на дом. Вообще, это может быть кто угодно: Киоко, решившая намыть гараж до блеска, мама, уезжающая по своим делам чуть позднее обычного, забывший что-нибудь дома отец. Ни один из этих людей, скорее всего, не заглянул бы во двор, но с учётом нашей сегодняшней везучести, с собственной жизнью не стоило бы так играть. – Это тебя волнует? – уточняет с усмешкой блондин, запоздало, но всё-таки выпуская альфу из рук. – Если ещё он своей хуйни сверху добавит, я убью кого-нибудь, Наруто, – процедил, переводя взгляд на идиота, – вы с Итачи достаточно уже на моих нервах потанцевали, другим эту подарочную акцию в руки не вкладывай. – Можешь бегать от темы как угодно красиво, – склонил голову, – но на вопрос... – Нет, – твёрдо мысль перебил. – Взвешенный ответ, как ты и просил. – Будешь притворяться, что тебе не понравилось? – Вряд ли мои ощущения можно вписать в простые «понравилось/не понравилось», но встаёт у парней не только от возбуждения – это ты, вроде бы, знаешь. – Знаю, – улыбнулся чему-то, – дрожал ты тоже от чего-то другого? Замёрз? – тот факт, что они сейчас и в тени от жары загибались, вывел вложенную в риторический вопрос иронию на нечеловеческий уровень. Саске сощурился. Наруто бил ниже пояса. Тут не только ощущения, сами события ещё полностью переварить не смогли, а он требует ещё говорить что-то по делу? Решения, блин, принимать? – О чём ты меня спрашиваешь, Наруто? – процедил. – Хочу ли я с тобой трахаться? Нет, не хочу. – Я спрашиваю о чём-то гораздо большем, вообще-то, – шагает ближе, вынуждая отпрянуть. И ещё. И ещё, пока брюнет не находит спиной одну из мишеней. – Порычал бы хоть ради приличия, – хмыкнул, уложив ладонь возле чужой головы. Идиотизм, но Саске без шуток себя почувствовал пойманным. – Минуту назад мне говорил, что ещё хоть капля, и кого-нибудь убьёшь. Капля, – протянул издевательски прежде, чем наклониться. В этот раз горло перехватил прямо под подбородком, заставляя его чуть приподнять. Улыбнулся, когда ему выдохнули в губы, пропуская язык внутрь, подался вперёд, и Саске, приложившись затылком к мишени по инерции, едва не задохнулся от глубины и плавности поцелуя. От него кружилась голова и сердце срывалось в бешеный ритм, пульсируя под сжавшими шею пальцами. – У тебя три варианта, – шептал Наруто, не отрываясь от губ больше, чем на секунду, – оттолкнуть меня, – перехватил ладонь, помогая уложить её себе на грудь, – стоять парализованным, как пойманный кролик, – сжал пальцы на горле чуть сильнее, – или, – чуть не прорычал, оттянув зубами нижнюю губу, – всё-таки попробовать, каково меня самому целовать. Отстранился всего на несколько сантиметров, чтобы в глаза заглянуть, и брюнету секунды хватило, чтобы рассудить, что он прав. Варианта три. Первый не получается, второй только дальше ворошит нервы, а на третий трудно решиться, но что он теряет? Узумаки его уже целует. И останавливался, вроде бы, не собирается. В этом была какая-то очень простая, приятная логика. И брюнет, пересилив себя, осторожно прижал и вторую ладонь к неровно вздымающейся груди лучшего друга. Когда руки скользнули выше, Наруто медленно убрал свою с его шеи. Завороженно смотрел в чёрные глаза, пока Учиха обнимал его лицо. Саске потянулся к альфе ещё более робко, чем в первый раз. Осторожные движения губ, на которые отвечали с бережным трепетом, руки, скользнувшие по шее нерешительно, но через минуту притягивающие уже довольно сильно, заставляя Узумаки наклоняться немного, опираясь на мишень. Инициатива давалась тяжело, потому что сенсорика совершенно с толку сбивала. Поцелуй закончился достаточно быстро, но оставил за собой послевкусие. Наруто, облизнув медленно губы, тронул чужой кончик носа своим. Его ясные глаза бродили по лицу, а Саске, до сих пор обнимая за шею, чувствовал себя уязвимым и наэлектризованным. – Пожалуйста, уйди, – сказал как можно ровнее, прочистив горло. Узумаки – о боже – даже спорить не стал. Качнул медленно головой, подался назад, вынуждая оперативно убрать с него свои руки. Смотреть ему в глаза было чертовски трудно. – До завтра, Саске, – протянул, до невозможности продолжительно посмотрев на брюнета. Тот ничего не ответил. Кажется, даже не кивнул. Дождался одиночества и позволил себе, наконец, опуститься на землю. Вдохнул, выдохнул. Воздух ни капли с туманом в голове не помог. Сердце ещё долго не хотело успокаиваться, кожу на губах и кончиках пальцев покалывало, да и вся кожа в принципе была болезненно чувствительной, вынуждая остро ощущать все мурашки будто по отдельности. Сколько альфа так сидел на траве, он не знает. Отвлёкся на мир лишь в момент, когда Киоко вышла во двор с двумя стаканами в руках. Парень наблюдал за тем, как она подходит, и приземлялся на грешную землю из своих облаков. В гараже была всё же она. Эта мысль успокоила. – Хотела вам вынести чаю, – улыбнулась, протягивая Саске один из ледяных стаканов, игриво бренчащих кубиками льда, – но Наруто, вижу, ушёл. Брюнет глотнул, блаженно прикрывая глаза. Крепкий зелёный чай со льдом – что надо в такую жару. Девушка тем временем опустилась рядом в тенёк и, прильнув спиной к одной из опорных ножек мишени, удовлетворённо выдохнула, отпивая чай из своего стакана. – Всё хорошо? – глянула на него с мягкой улыбкой. – Ничего не хорошо, – выдохнул альфа. Он не любил личным делиться, особенно если надо было словами, но с Киоко получалось довольно неплохо. Она была заботливой, но не навязчивой. – Хм, – кивнула, удобно уложив одну ногу на другую и покачав носками в воздухе, – ты поэтому по целям не попадаешь? – Да, – нет толку скрывать. – Успеешь разобраться до соревнований? – Да я, – усмехнулся, – за целую жизнь, кажется, не разберусь. – О, – хохотнула, – первый подросток в мире, который такое сказал, – заметила с сарказмом, с которого парень мягко рассмеялся. – Не накручивай себя, большинство проблем только на первый взгляд трудно решаются. – Мм, вот это мудрости в такой юности. Сколько тебе? Тринадцать же? – дёргает бровью, поворачиваясь. – Двадцать три, – смеётся, хлопая его по плечу. – Болван. Как вообще со старшими разговариваешь? – Простите, Киоко-сама, вы конечно же, старшая, философ и прочее. Не знаю, что нашло на меня, – руку к груди приложил. Девушка рассмеялась с этой шутки так искренне, что брюнет почувствовал, как оттаивает. Он в принципе не очень умел держать свою броню рядом с милыми созданиями. – Не обязательно, знаешь ли, жить сотню лет, чтобы усваивать ценные уроки. Поверь мне, в пятнадцать всем кажется, что мир их не понимает, проблемы не решаемы, и как жить дальше вообще не ясно. – Мне шестнадцать, – поправил. – Шестнадцать? – картинно приложила пальцы к губам. – Забудь, тогда, ты уже безнадёжен. Учиха дублирует «безнадёжен» с коротким кивком. Это удивительно меткое слово. – Есть вот люди, которые секут всякие социальные штучки, – протянул, ведя пальцем по краю стакана, – я не один из этих счастливчиков. Мне надо прямым текстом в лицо, иначе я не пойму, – посмотрел на неё, мол, что ты на это скажешь. – Ты валенок, – подтвердила Киоко, – а Наруто – социальная бабочка. Гармония, – провела рукой в воздухе воображаемую радугу. – Гармония, – согласился, – была, пока мы не оказались на разных страницах. – Пф, зайка, вы с ним никогда не были даже на одинаковых книгах, и вам это никак не мешало. – Нам это и дальше не будет мешать, – хмыкнул, бродя взглядом по саду. Нагретый воздух танцевал и рябил, искажая картинку. Холодный чай хотелось уже не просто пить, а забраться в стакан и в нём до конца лета болтаться. – Ответишь ему взаимностью? – Я не по альфам, – ответил просто. Всё же сводится к этому, нет? – А я не по омегам, – вздохнула она, – но мне нравится твой брат. – Соболезную, – очень искренне, – ты никогда не будешь в его вкусе, ему нравятся исключительно мрази. – А кто тебе нравится? – перевела стрелки обратно в корень проблемы. Альфа действительно задумался, но ничего дельного для себя не открыл. Ему нравится, когда у всех всё хорошо и ему не надо думать об этом. Когда Итачи улыбается и становится лёгким, воздушным лапочкой. Когда Кушина готовит как на целую армию, ругается, если лезешь под руку, а потом посуду мыть отправляет. Когда Наруто свои истории тянет, и можно просто рядом сидеть, не париться за общение с кем-то, не отяжелять голову абсолютно ничем, а просто пассивно плыть по течению вербального поноса лучшего друга. – Так, как мне нравится, уже не будет, – заключил кисловато. – Я про людей спрашивала. – Я знаю, но к людям у меня... не так, – как обычно, не смог объяснить, – я же валенок. Киоко тепло рассмеялась. – К людям у тебя, может, и не так, – мило покачала ножками в воздухе, – но к нему у тебя не так, как к людям. – Это так, – вынужден был согласиться. Девушка не стала добавлять что-то сюда, подвела к нужному заключению и оставила за собой тишину. А Саске, пока перебирал их последние фразы, для себя осознал, что он вот именно так представлял гетеросексуальную «любовь». Когда вы рядом сидите, легко смеётесь друг над другом, легко признаётесь в личных вещах. Когда прикоснуться совершенно не страшно, а отсутствие расстояния не заставляет ни капельки нервничать. Так у него было и с Ино, и с Деем, и с омегой, имя которого они с Узумаки до сих пор не могли вспомнить. Ровно, спокойно, он держал всё под контролем. А Наруто, блин… «Шагни в пропасть ко мне, не бойся, я поймаю». – Тебе, значит, нравится Итачи, – протягивает задумчиво. Новость не удивила. Он в целом такие вещи удивительными не находил. Всем вокруг кто-нибудь нравился так или иначе. Сказать «мне нравится (вставьте имя)» – то же самое, что признаться «мой любимый цвет – красный». Типа, окей, ну и что? Хочешь, чтобы я поздравил тебя, или нахуя мне эта информация? – Да, – на выдохе, словно это в ней очень долго сидело. – Давно? – Ну, я работаю у вас полтора года, так что… – не очень естественно задумалась, – примерно полтора года. – Он знает об этом? – непонятно, зачем спрашивает. – Хн, ну, – усмехнулась забавно, – я не признавалась ему, но он-то не валенок, – глянула со смешинкой на альфу. Он подъёб оценил. – Поверь, когда дело касается его отношений, он тоже нихуя не проницателен. – Зачем ты мне это рассказываешь? – не поняла. – Может, в тайне надеюсь, что у тебя получится, – глянул на неё, – ты прелесть. И он прелесть. Притянитесь лучше друг к другу, чем к ублюдкам, об которых мне придётся руки марать. Киоко смеётся, ворошит по-сестрински его мягкие волосы. Ей приятно, она этого не скрывает. А Учихе тепло на душе. Два его огонька временно потеряли способность его согревать. Нуждаются в том, чтобы он их поднял, сам согрел аккуратно в руках, пока нормально не разгорятся. Но ему-то неоткуда черпать этот свет, он его сам создавать не умеет. А эта девочка только что поделилась. Своей улыбкой, своим смехом-колокольчиком. И, знаете, после этого перерыва стрельба на поправку пошла.***
Намикадзе, признаться, очень ждал этой субботы. Казалось бы, только в четверг попрощался с Итачи, чуть больше суток не видел его, разве можно соскучиться? Можно. Он позавчера-то еле уговорил себя выйти из этой двери, поэтому сегодня с особенным удовольствием в неё проходил. Она была привычно незапертой, ожидала его приезда, приглашала к себе легко и обыденно. Охуеть, как кардинально место может поменять свой оттенок за несколько месяцев. Полярно, причём: с резкого негостеприимства на домашнее тепло, которое заряжает улыбками. Нос ловит любимый бархат Итачи и незнакомый шлейф какого-то альфы. В горячем воздухе присутствует тоскливая тревога, но уже не чистая боль, не панический страх, и дышится капельку легче. Хн, пока до кухни не доберёшься. Там у тебя вообще всё нахуй откажет. Минато всё понимает: жарко, на этой кухне – вообще как в преисподней. Открытое нараспашку окно не забирает духоту, даже не шевелит горячий воздух. И то ли от этого перед глазами плывёт, то ли ты уснул за рулём и смотришь красивый сон перед собственной смертью, но открытых участков кожи, однозначно, многовато. По щеке кто-нибудь хлопните. Девочки с омегами сегодня одевались, сговорившись, чтобы каждый взрослый мужик в этом мире, видимо, вспомнил, что где-то в голове всё ещё живёт тот самый подросток, которого заводят необъяснимые кинки и невинные струящиеся ткани. Итачи с Кушиной оба были в принадлежащих женщине лёгких пижамах, которые, знаете, ещё не прозрачные, но такие тонкие, что против воли будешь напрягать зрение. Еле прикрывающие ягодицы шорты, обязательно спадающие с какого-то плеча рукава. Узумаки была в чём-то тёмно-зелёном, подчёркивающем её огненные волосы и идеальные песочные часы её фигуры. Разбиралась с кофеваркой, перекинув забранные в ленивую косу волосы через плечо, а Минато отчаянно забывал, в каких позах он брал её шестнадцать лет назад, чтобы воображение совсем уж крышей не ехало. Сидевший за столом Итачи был облачён в нечто прохладного сине-зелёного цвета, и сама гамма смотрелась на нём потрясающе необычно. Взгляд жадно облизнул стройные ноги, закинутые одна на другую, острое плечо, выглядывающее из-под невесомой ткани, соблазнительную шею, которую забранные в хвост на затылке волосы уже не прикрывали. Редкие пряди, выбившиеся из его пальцев при организации причёски на скорую руку, скользили по притягательной шее, забирались под край ткани, обрамляли лицо, некоторые были предусмотрительно забраны за ухо. Тонкий, домашний, каплю небрежный малыш, от которого перед глазами темнеет. Ну, лампочки подчистую выключает. Простите, он в такой атмосфере будет тут сегодня сидеть? Каким чудесным поступком он у кармы заслужил эту пытку? – Клянусь, – усмехается бессильно в попытке разбить своё же собственное напряжение, – где-то есть порно, которое начинается именно так. Сидевший рядом с Итачи альфа, на которого до сего момента восприятие даже внимания не обратило, усмехается тихо. Да, он понимает. Тоже, верно, гадает, какими грехами проложил себе дорогу сюда. Итачи отвлекается от документа, который читал секунду назад, поднимает взгляд на мужчину. Не уловил смысла сказанного, да ему и, похоже, плевать. Улыбается коротко, вынужденно, как человек, который помнит, что улыбаться кому-то при встрече – в тему. Альфа бы бесконечно терялся в глазах у котёнка, но ему в плечо прилетела прихватка, да так сильно, как лёгкий предмет физически не должен уметь. – Облизнулся бы ещё, – цокает Узумаки, потянувшись к полотенцу, – слюни свои подбери. А то к твоей мордочке даже субтитры не нужны. Минато полотенце не ловит – позволяет ему в грудь прилететь и комично упасть к ногам, а сам с женщины взгляда не сводит. Ему одновременно хочется и рассмеяться, и возмутиться, и разглядеть себе на память все кусочки шёлковой кожи, и попробовать котёнка на вкус. На наезд надо бы чем-то ответить, но Намикадзе, как назло, не может найти в себе ни капельки раздражения. Негласное правило же: выглядишь как воплощение влажных фантазий – дерзи безнаказанно сколько угодно. – Просить меня фильтровать лицо, – наклонился, чтобы поднять всё, чем в него бросили, – всё равно, что просить тебя фильтровать слова, – шагнул ближе на свой страх и риск, передал ей предметы, которые Узумаки, опешив, забрала с опозданием. – Как же быстро выключилось твоё быдло, – по-доброму усмехнулся, не ожидая, что Узумаки вообще можно смутить чем-то таким. – Минато, – протянула с не очень правдоподобной угрозой, – я сковородкой по голове реально заехать могу. – Я не верю тебе, – хмыкнул, всё же отступая. – Минато, – протянул руку сидящему за столом альфе, вторую задержав на спинке стула омеги. – Сасори, – мужчина представился. Взгляд опустился к чудесному беспорядку чёрных волос. Запах над ним на этой жаре стоял одуряющий, такой, что хочется губами с шеи собрать, даже если ничего пикантного в эмоциях нет. Минато посадил себя от греха подальше на свободный стул, но грех за ним последовал и туда. Итачи, сидевший с таким видом, будто никого не видит и не слышит, среагировал на движение сбоку. До того, как альфа успел полноценно к столу повернуться, почувствовал уцепившийся за ногу носок, который не только движение остановил, но и мыслительный процесс слегка поломал. Мужчина скорее рефлекторно подцепил тонкую лодыжку, не желая так быстро отпускать. Провёл пальцами по косточкам, подумал, что хочет целовать каждый сантиметр этой тонкой ноги, а потом осознал будоражащую мысль: ему можно хотеть. Этот омега свободен. Нет причин фильтровать оттенки симпатии. Есть смысл, конечно, с шагами вперёд повременить, но направление-то уже можно выбрать, подчеркнуть, чего тебе хочется. – What? – переспросил, осознав, что совершенно прослушал. Ему и языковые настройки, похоже, скосило, и слух. – Don't step on the dog, – повторил для дурачков на родном. Посыл дошёл не сразу, но блондина всё же дёрнуло под стол заглянуть. Данго растёкся в ногах у хозяина, пытаясь, видимо, найти на полу хоть каплю прохлады. – Бедняга, – усмехнулся, решив так и остаться сидеть полубоком, чтобы точно никого не тревожить. Ногу не отпустил – уложил пятку себе на колено, позволяя пальцам мягко перебирать кожу ступни. Итачи сопротивления не оказал, но и посыла, кажется, не заметил. Происходящее в большинстве своём пролетало у него над головой. А мужчине хотелось не ножку себе на колено, а всего котёнка целиком. И трахнуть этого мальчика так, чтобы он своё имя забыл, а твоё скулил до утра. Стереть фарфоровую маску равнодушия, услышать смех, увидеть, как это чудо светится хорошими эмоциями, как он дерзит, спрашивая, не нужна ли альфе фора, а потом заставляет гоняться за собой по всему Тиёда. Ну же, ты где-то там есть, настоящий ты, а не оставленное Яхико привидение. – Кхм, – глотнул из бокала омеги. Сегодня они с Кушиной тянули ледяную мимозу. Температура что надо, но от вкуса передёрнуло, – мелкие ещё на тренировке? – Наруто, – кивнул Итачи, переворачивая испещрённый текстом и графиками листок, – Саске дома. Пальцы Намикадзе так резко, видимо, замерли на ноге у Учихи, что тот подарил ему вопросительный взгляд. – Они не вместе? Парень качнул головой, возвращаясь к чтению, а Минато лёгкую тревогу ловил. Саске был рядом с Наруто перманентно, даже слишком. Чтобы он по собственному желанию остался дома вместо того, чтобы идти за ним на джиу-джитсу, между ними должно было что-то произойти. Что-то, способное пошатнуть устоявшуюся модель поведения. Пришли дети достаточно скоро, причём с разницей в пять минут между друг другом. Первым Наруто заглянул поздороваться, после чего исчез наверху. Минато собирался подняться за ним, даже соблазнительную ногу омеги ради этого отпустил, но, стоило ему шагнуть в коридор, Саске переступил через порог. – Добрый день, – донеслось из прихожей. – Добрый, – кивнул Минато ему, пытаясь по внешнему виду определить, в чём фишка их с Наруто разделённости. Но мелкий Учиха выглядел привычно ровным, каплю равнодушным к миру, а главное – спокойным. Про Наруто спрашивать не стал – по собравшейся в прихожей обуви понятно, кто дома, кто – нет. Первым делом альфа на кухню прошёл, передал Кушине пакет с выпечкой, попав в крепкое объятие, после чего Сасори безмолвно руку пожал и опустился перед братом на колени. Итачи так ласково погладил его по щеке, так трепетно прижал его голову к себе, что Минато чутка засмотрелся. Это как любоваться двумя зверьками, которые обычно подозрительно держат со всеми дистанцию, предупреждающе рычат, если осмелишься шагнуть слишком близко, но потом видят друг друга и превращаются в самых ласковых, тактильных созданий в этой бескрайней вселенной. Чудеса. Подчёркивает лишний раз, как дорого стоят прикосновения, подстёгивает стараться их заслужить. В общем, к сыну мужчина подниматься не стал, и правильно сделал, ибо Учиха младший, насладившись ласками старшего брата, оперативно кухню покинул, двинувшись на второй этаж.***
Саске медленно крадётся по лестнице. Он понятия не имеет, что собирается говорить и зачем вообще к Узумаки идёт, но игнорировать не кажется правильным. Хн, игнорировать не по себе, если уж честно. В закрытую дверь не стучит, не спрашивает разрешения, потому что давно уже в нём не нуждается. Наруто лежит лицом вниз на кровати, видно, что просто упал на неё, как зашёл, даже лямку рюкзака толком из пальцев не выпустил. – Тренировка, смотрю, была интересной, – хмыкает, прикрывая дверь за собой. Блондин усмехается, поворачивает голову набок, наблюдает за тем, как альфа в кресло садится. – Тебе бы понравилось. Мной вытерли землю, – тянет как-то бессильно. – Кто? – Ли. Рок Ли обалденно дерётся. Был и будет единственным соперником, с которым исход боя не очевиден. Их спарринги всегда выглядят очень эффектно. Этому проиграть не позорно совсем. – Ты прав, мне бы понравилось, – признал, роняя взгляд на расслабленные пальцы. Костяшки вновь сбиты до крови. Учиха сглотнул, одновременно, вдруг, вспомнив, как эти пальцы его за шею держали, и очень остро ощутив себя причиной, по которой этот придурок последние силы выжимает из себя на джиу-джитсу. – И я понял, какую глупость тебе тогда посоветовал. Усмешка у Наруто получается такой мягкой, что сердце ненароком сжимается. – А ты и правда не знал, – хмыкает, переворачиваясь на спину. Хмурится, словно от боли, потом выдыхает, расслабившись. – Я бы в принципе про альф не подумал. Я даже в бет ещё не въезжаю, – честно признался. В физическом плане ему нравились маленькие, хрупкие создания. Беты, конечно, такими тоже бывали, но Учиха не припомнил бы ни одного, которого бы ему когда-либо хоть немного хотелось. – Да ты вообще ни во что не въезжаешь, если спокойно можешь заменить партнёра на собственную руку, – хлестанул комментарием. Брюнет усмехается. – Это, типа, должно быть чем-то плохим? – Да хуй его знает, – прикрывает устало глаза, – я бы с удовольствием оказался в твоей голове на минутку. Готов поспорить, в ней спокойнее, чем в моей. – Не знаю, – взгляд снова тянет к чёртовым пальцам, по ногам мурашки бегут от воспоминаний о его прикосновениях, – ты много чего в ней успел наворошить. – До сих пор не попадаешь по цели? – Попадаю. Наруто, найдя в этом какой-то смысл, о котором Учиха не знал, распахивает свои глаза. Смотрит, будто мысли пытается прочитать, а брюнет взгляда отвести не смеет, опять чувствует себя загнанным в угол. – Иди сюда, – приподнимает ладонь, оставив локоть лежать на кровати. Саске смотрит на него с подозрением. Сокращать расстояние точно не хочет, ложиться с ним рядом – тем более. – Сюда, – сердце спотыкается о твёрдость приказа, – иди. Приближаться страшно без шуток, но ещё страшнее, пожалуй, ослушаться. Узумаки может сам его на эту кровать уложить, физически может не дать ему уйти, даже после спарринга с Ли. Не то чтобы Саске верил, что с ним сделают что-нибудь против воли, но злить всё равно не хотел. Наруто пугает. Он и раньше умел так посмотреть, что отпрянуть захочется, но никогда ещё не смотрел так, как смотрит сейчас. От этого взгляда ноги немеют. – Нх, – выдохнул на нервяке. Он всего шаг сделал навстречу, тронул чужую ладонь, что до сих пор в воздухе его ожидала. Рука лишь для вида казалась расслабленной, на запястье так сильно сомкнулась, что тупой болью прошила его. Саске рухнул, не пытаясь сопротивляться. Узумаки приподнялся на локте и так вжал шею брюнета в кровать, что дрожь по позвоночнику прокатилась до самых пальцев ног. Учиха на автомате перехватил стальное запястье, прекрасно, впрочем, понимая, что не в силах ему что-нибудь противопоставить. – Наруто, – выдохнул шумно, слыша стук собственного сердца в ушах. – Попробуй-ка своей рукой довести себя до такой дрожи. Наклоняется, не даёт ни секунды собрать себя воедино. Целует требовательно и глубоко. Разбивает дальше, проходит по крупным осколкам и подошвой их делит на сотню более маленьких. Старается – обратно уже не соберёшь. Саске, кажется, стонет. Ему ни к чему проверять, сможет ли он сам фальсифицировать в своём теле такую реакцию. Он даже не знал, чёрт возьми, что человек способен чувствовать собственное сердцебиение каждой артерией, каждым капилляром, что можно так остро ощущать каждый свой орган, каждый сделанный вдох, каждую невидимую волосинку на поверхности кожи, каждую клеточку, каждый ёбаный атом. Он в таком состоянии ещё не бывал и, честно, быть совсем не хочет. В нём чувствуешь себя абсолютно жалким, беспомощным существом, тонешь в странных, неправильных выворачивающих наизнанку ощущениях. Пальцы блондина размыкаются, отпускают шею, но дышать не становится легче. Они крадутся вниз по вздымающейся груди, по напряжённому животу. – Мх, – запрокидывает голову, когда Узумаки сжимает пальцами член. Так крепко, практически больно, что Саске, кажется, кончит вот-вот. – Тише, – шепчет хрипло, ловя зубами кожу под ухом, параллельно пробираясь рукой под резинку свободных шорт, а потом и боксёров. Учиха прячет лицо в сгибе локтя, кусает себя куда-то в плечо, чтобы убить рвущиеся наружу звуки и очнуться хоть каплю, но его затягивает в ощущения, словно в чёрную дыру, из которой не выбраться даже на скорости света. Наруто опускается всё ниже, кусает через одежду, заставляя мелко вздрагивать. Его феромоны придавливают к кровати не хуже рук – такие властные, что тебе из-под их гнёта не выбраться, пока он сам тебя не отпустит. Это так странно сочетается с болезненным удовольствием, противоречит ему, дополняет, стирая последние крохи рассудка, которые помнили, что всё это неправильно. Когда Узумаки обхватывает губами член, Саске уже с собой не борется – вплетает пальцы в светлые волосы, толкается в горячий рот, выгибается блондину навстречу и не помнит, почему ему было так страшно. Кончить долго не получается, хотя Учихе всё кажется, что он на пороге оргазма, но с феромонами другого альфы в воздухе, до пика дотянуться не получается. И он мучительно ломается, силится дышать, давит звуки, цепляется за остатки рассудка и за Узумаки. Ему до одурения, потрясающе, невыносимо плохо. Он абсолютно отделён от реальности. А Наруто сжимает основание пальцами, двигает головой, позволяя брюнету самому задавать ритм, а свободную руку держит у него на груди, словно тому может прийти в голову попытаться сбежать. А Саске сбегать не только не хочет, но и не может, физически сил не имеет, да и под этими феромонами дёрнуться банально не смеет. Оргазм случается неожиданно и застаёт альфу врасплох. Он даже вдохнуть перед ним не успевает, отчего перед глазами всё идёт чёрными пятнами. Тело напрягается, изгибается так, как никогда прежде не делало. Мучительный оргазм, долгожданный, такой мощный, что в глазах непривычно щиплет, а кожа мурашками покрывается. Первый вдох после этого выходит таким глубоким, будто первым в жизни. А глаза, наконец, ловят фокус. Вгрызаются в приподнимающегося Узумаки, который тоже за Учихой наблюдает, сглатывая с таким видом, будто это он брал тебя в рот только что, а не наоборот. – Я поцелую тебя? Это... вопрос? Он спрашивает или предупреждает? – Окей, – чуть слышно. Сердце, не успев успокоиться, спотыкается, когда блондин наклоняется, оперевшись на руку. Целует мягко и неторопливо. Привкус собственной спермы кажется диким – оральным сексом альфа ни с кем не занимался ни разу, и находил происходящее удивительным, но и одновременно именно таким, каким оно прежде ему представлялось. – Долго ещё будешь делать вид, что не хочешь меня? – спросил без улыбки, но с таким довольным видом, что Саске чутка силу не рассчитал, хлопая его по щеке. Наруто прикрыл глаза, не ожидав, что действительно будет больно. – Придурок, – выдохнул, не зная, как вокализировать своё возмущение. Да он в целом не совсем понимает, что ему делать. Всё так переплелось, что не распутаешь. На ситуации, когда физическая связь становиться слишком личной, у него только одна реакция: уйти, пока больно не сделал. А тут как бы бесполезно уходить, ему уже больно при любом раскладе, и тебе заодно. Всё было личным задолго до того, как ты мог бы дёрнуть стоп-кран. – Я не могу дать тебе то, чего ты от меня хочешь. – Поспорим? – вскидывает бровь самоуверенно. – Сука, ты можешь услышать, что я тебе говорю? Я не хочу... – Ты боишься, – поправил. – Боишься быть таким, как Яхико, и поэтому подчёркнуто всем обозначаешь, что им надеяться не на что. Со мной хуй такое прокатит, особенно после всех твоих недвусмысленных фраз о том, что тебе со мной хорошо, и особенно, – протянул со смешком, – после того, как ты у меня в руках скулил только что. Комментарий про Яхико каплю задел, этим губам в целом хотелось запретить произносить это тошнотворное имя. Учиха раздражённо выдыхает, но не находит, что сюда можно ответить. Там же всё по факту сказали: скулил, недвусмысленно говорил, что с Наруто ему хорошо. Вообще, если честно, свою жизнь без этого человека альфа не представляет. Узумаки – якорь, который единолично держит его в плюс-минус стабильности, не даёт потеряться. Оттолкнуть его? А вы бы смогли? – Я не буду тебя торопить, – протягивает блондин, приподнимаясь и восстанавливая немного дистанции, – ну, – добавляет, услышав от Саске саркастичный смешок, – по мере собственных сил. Всё предельно просто, окей? Ничего, конечно, не просто, но Учиха выдыхает «окей». Он в целом-то на слова не мастер, а сейчас они и вовсе закончились. – Окно открой, – жмурится, пытаясь отогнать боль в голове, неприятно омрачающую оставленную после оргазма опустошённость. – Оно открыто, – хмурится Узумаки, который, конечно, не чувствует, сколько его феромонов в комнате кружит, а брюнет даже начать их от себя отгонять не в состоянии. Его застали врасплох, обнажили и вывернули на изнаночную сторону, у которой чувства где-то на поверхности – играй не хочу. – Тебе... – Дышать нечем – да, – ворчит, потратив неприличное количество сил, чтобы приподнять себя руками в сидячее положение. Наруто поднимается с кровати, руку ему предлагает, но внимание не к этому приковывается. У Наруто не слабо стоит. Хн, ещё бы, он же по альфам. По Саске, точнее. Учиха хмыкает, припоминая обрывки разговоров, странные фразы, сказанные мимо и вылетающие из контекста. Он всегда принимал чудаковатости этого альфы как данное, плюс нередко прослушивал целые абзацы из его монологов, после чего полностью терял нить повествования. Иными словами, Учиха не был особо требовательным слушателем, не требовал последовательности или даже логичности. Но, оказывается, они всё-таки были осмысленными и, вопреки впечатлению, сказанными весьма в тему. – Саске, – выдёргивает из коридоров памяти. – А ты не такой уж и идиот, – сразу переходит к сделанному заключению, хватаясь за руку и позволяя себя поставить на ноги. – Вау, – цокает, – мне дико приятно, конечно, но чем это озарение вызвано? – Если ты не понимаешь, нет смысла объяснять. Из комнаты выбраться труднее всего – баланс повреждён, гравитация тянет куда-то в сторону, и приходится хлопнуть ладонью по противоположной от двери стене, чтобы в неё не вписаться. Чужие пальцы невесомо трогают спину. Он рядом, готов ловить, если что. А Саске безумно хочет на улицу, но не на ту, что за пределами дома, а осеннюю, холодную, свежую. Вместо этого приходится выползти под палящее солнце. Воздух горячий, мерзкий, но голову всё равно прочищает. Брюнет прислоняется к стене возле двери, скрываясь в узкой полосе отбрасываемой на крыльцо тени. Объяснить ход собственных мыслей Наруто, наверное, стоит, в них же действительно есть смысл. Но, возможно, ему из чистой вредности не хочется. У болвана всегда была привилегия знать, о чём думает Саске. Посмотрим, как он справится без неё. Узумаки себя ждать не заставляет, выходит из дома минутой позже, сразу же брюнета взглядом находит, щёлкает параллельно пультом от гаража, чтобы открыть им более просторное укрытие от солнца. – Я думал, сбежишь, – хмыкает, наблюдая, как там отталкиваются от стены, чтобы перебраться к массивному капоту нерабочей машины. В гараже неприятная затхлость, ноты чего-то металлического и маслянистого, что при дыхании оседает на языке. – Куда я сбегу? – складывает на груди руки, пока к нему ближе подходят, чтобы присесть рядом. – Итачи же здесь. Вот когда он уедет, – поворачивается к другу, – ноги моей рядом с тобой больше не будет. – И долго? – уточнил, не поверив в угрозу. – Пару дней точно, – прикинул, насколько его может хватить. Наруто смотрел на него с усмешкой, не стесняясь останавливаться на губах и в целом изучать лицо с неподдельным наслаждением. Саске впервые поймал себя на мысли, что ему очень неловко, и вынужденно спрятал свой взгляд в противоположной стороне, слишком очевидно отвернувшись от Узумаки. Тот усмехнулся чуть слышно, а брюнет уговаривал себя не заезжать ему локтем в ребро за все невозможно бесячие ситуации последних дней. Можно, пожалуйста, один спокойный, скучный, совершенно нормальный день, в котором не происходит ничего, о чём бы даже можно было рассказать кому-нибудь? Такой, чтобы на вопрос «что интересного было сегодня?» отвечать «абсолютно ничего». День, похожий на другие, ничем не выделяющийся, легко забываемый, проживаемый в автопилоте. – Такой милый, – смеётся блондин, – дашь себя поцеловать перед тем, как вернёмся в дом? – Ты сейчас этот капот поцелуешь, если не прекратишь ко мне лезть, – предупредил, собираясь ему в глаза посмотреть, но позорно уставившись в землю по ходу движения. В угрозы он, конечно, напрасно полез. Наруто никогда к ним не прислушивался. Его ладонь, что прежде мирно опиралась на капот где-то рядышком, скользнула брюнету за спину. Узумаки медленно наклонился к нему, практически тронув кончиком носа ухо брюнета, и тому понадобилась вся его выдержка, чтобы действительно от него не сбежать. На одной только гордости и остался недвижно стоять, зажмурился на автомате, словно ждал удара в лицо. Вздрогнул от низкого голоса. – Саске, если бы я к тебе лез, – дыханием шею обжёг, вызвав порыв скользнуть по ней пальцами, чтобы закрыть от опасности, – ты бы не конючил, а тихонько дрожал бы примерно вот так, – тронул поясницу буквально пальцем одним для наглядности, а брюнет шумно выдохнул, сглатывая вязкую слюну и электризуясь по всей площади – каждое прикосновение, даже самое невесомое, пробирает разрядами, от которых хочется отскочить. – Прекрати, – не выдержал и всё-таки оттолкнулся от капота, чтобы установить пару метров безопасности. Чувствовал себя ошпаренным, полностью выдернутым из зоны комфорта и неприятно обнажённым. – Ты кем, блять, себя возомнил? Ебать омег стало не интересно, и ты переключился на цель посложнее? Благословляю, придурок, меняй ориентацию и бери себе квесты со звёздочкой, но меня в это, сука, не втягивай. – Да я бы с удовольствием ебал омег или звёздочных альф, – тоже отстранился от автомобиля, и сердце тревожно запнулось, упало, да так и не встало обратно. Запуталось в чём-то и чем больше трепыхалось, тем сильнее узлы на нём затягивались, – но мне, блять, не хочется их. Никого вообще не хочется, кроме... – Нет, – перебил эту страшную мысль. – Я несколько раз уже тебе говорил, – по мере приближения блондина голос громкость терял, и последнее слово он уже прошептал: – нет. Всё случилось слишком быстро. Наруто сомкнул под подбородком пальцы, пробирая до спазмов, наклонил голову, собирая дрожащие вдохи губами. Саске почувствовал зубы на своей губе, чужой язык в своём рту, почувствовал, как его обхватывают поперёк рёбер и резко разворачивают, не давая толком опору ногами найти. Поясница упирается в капот, он сам подаётся назад, чтобы воздуха хотя бы глотнуть, и Узумаки дальше толкает, вынуждает неудобно прогибаться, укладывает лопатками на тёплый металл, сжимая шею. Так требовательно, что времени опомниться нет. – Нх, – всеми силами старается в голос совсем не стонать, когда чужие пальцы сжимают вновь вставший член практически до боли, надавливают сверху, прижимая его к животу, пробуждая какое-то очень неправильное, постыдное удовольствие, от которого мгновенно чувствуешь себя очень грязным. – Очень убедительное «нет», – цедит, прикусывая линию челюсти, а потом ещё раз нижнюю губу. Учиха дышит ртом глубоко, чувствует пульсацию сердца везде, думает, что нужно остановить ту руку альфы, которая тяжело на члене лежит, а сам всеми силами держится за другую, ту, что на шее. – Наруто, – шепчет, боясь громкости, на которую голос способен сейчас. – Не «Наруто», – рычит до онемевших коленей, – ты представить не можешь, как меня заебал. Я столько раз смотрел, как ты уходишь к другим людям, у каждого из которых мои ёбаные глаза, каждый из которых сделал первым к тебе шаг, позволяя просто идти на поводу обстоятельств, потому что ты из своего долбаного флегматизма сам бы в жизни никакой инициативы не проявил. Ты брал их послушно, может даже ловил с этого кайф, но отдыхал по-настоящему всегда только со мной, только мне позволял заглянуть под свою скорлупу, только со мной был настоящим. И ты мне, – усмехается недобро, – говоришь, что мне омег ебать надоело, что я по тебе схожу с ума от какой-то блядской скуки? Что же ты так усложняешь? Всё банально: я в тебя безнадёжно, бесконечно, – мучительно выдохнул, – влюблён. А тебе, идиот, «нехуёво только со мной», ты стонешь, стоит мне лишь дотронуться, и так охуенно кончаешь, как – я уверен – ещё никогда не кончал. Такой упрямый со своими «нет», которые, давай будем честны, очень быстро превращаются в «да», – проводит по члену рукой на грани боли и удовольствия, а Саске с ужасом понимает, что до оргазма его довести действительно ничего не стоит сейчас. – Новость века: может ты занимался не тем и не с теми людьми? И чтобы перевернуть твой мир, нужно было не отдаваться тебе, а брать, пока ты скулить не начнёшь. Еле удержанный стон неприятно в горле застрял, оборвав подчистую дыхание. Учиха весьма болезненно вписался затылком в капот, пока запрокидывал голову. То ли давление руки до края его довело, то ли грязные слова, то ли абсурдная обозреваемость всей ситуации, но сдержаться он просто не смог. И это разбило его уже не физически. Моральная составляющая грызла, недоумевала, какими хуями он позволил уложить себя в такое положение, зачем так внимательно слушает эту ненормальную речь, и какими липкими извращениями ему нравится всё это настолько, чтобы за пару десятков минут дважды спустить в руках лучшего друга? – Брыкаться перестань, – шепчет Наруто, смягчившись, – это же я. И Саске действительно перестал. Послушно сел, когда его потянули наверх, позволил крепким пальцам смять бёдра, дёрнув их к себе, почувствовал между ног через ткань невесомых шорт напряжённый член лучшего друга. И вовремя голову запрокинул, не сопротивляясь кусачему поцелую. – Мысли? – протянул блондин хрипло, так и не сдвинув с бёдер ладоней. Подчёркнуто держал, как своё. – Я дам тебе себя поцеловать перед тем, как вернёмся в дом, только не делай со мной больше такого на улице, – первое, что пришло в голову. – По рукам, – вот это взгляд, – на улице не буду. – Вообще, – шепчет, – если уж мы про мысли, – приятная слабость, что бывает после оргазма, странно контрастировала с давлением чужих феромонов и не отпускающим ощущением дикости от происходящего, – тебя не учили разрешения спрашивать прежде, чем лезть кому-то в штаны? Вверху усмехаются звучно. – Я покажу тебе кое-что, не паникуй, – предупреждает, но времени что-то взвесить вообще не даёт. Саске ощущает прикосновение меж своих ног, невесомое давление на ягодицы, и тело реагирует даже до того, как до головы дойдёт, что произошло. Руки отталкивают Узумаки с такой силой, что он вынужденно делает пару шагов назад, чтобы удержать равновесие. Учиха соскальзывает с капота, шагает к придурку, но замирает, увидев вскинутую в воздух руку и тихий смех. – Вот это, – тянет блондин с усмешкой, – это «нет». А твои сладкие «Наруто» – это вообще не мотивация остановиться. – Это должно быть мотивацией остановиться, – остывает, всё ещё ощущая неприятное фантомное прикосновение. – Если бы тебе это претило, я бы в жизни не коснулся тебя. – Нда? – ведёт бровью, шагая обратно в тень. – Откуда тебе знать, претит или нет? Нихуя же не слушаешь. – Мм, я твои страхи не слушаю, с самим собой их не путай, – парирует. – Господи, – шепчет, прикрывая глаза, пока этот невыносимый засранец вновь ближе подходит. Восстановил свой чудесный настрой, никаким способом его уже не утратит. – У меня на тебя нет энергии. – Не ворчи, у тебя она летом в принципе редко бывает. – Что ж, – ведёт головой, пока Узумаки рядом к капоту прислоняется, – с этим трудно поспорить. – Ты попадаешь по целям, – улыбнулся где-то там про себя. – Тебя это, смотрю, крайне радует. – Так, через неделю же соревнования, – задевает его плечом, – я не хочу быть ответственным за твоё первое серебро. – Идиот, – смеётся, – у меня есть серебро, и не одно. – Не пизди, – не поверил. – Это правда, – заверил его, – класса со второго. В первом я вообще никакое из призовых мест занять не сумел. – В смысле? Ты хорошо в первом классе стрелял, – повернулся, действительно не веря услышанному. Это правда. Насмотревшись на старшего брата, альфа напросился к нему в ученики, Итачи начал с ним заниматься ещё года за два до похода в школу. – Первые соревнования в качестве участника, мой отец даже пришёл посмотреть. Я дико нервничал, – вспомнил свой детский мандраж. Он казался таким далёким сейчас, будто происходил с другим человеком. – Тему не переводи, – глянул на него, – почему такой радостный, что попадаю? Наруто в этот раз в глаза не смотрит, бродит ими по растущим через дорогу деревьям. – Я не скрываю, мне было приятно, когда ты начал промахиваться. Проверил, что ты что-то своей чёрной душонкой чувствуешь, эмпирическим методом. – Какие ты знаешь слова, – усмехнулся, получив за это мягкий шлепок по ноге. – Ты меня испугал, – признался чуть тише. – Я побоялся, что окончательно сломал тебя на фоне всего, что и так шло не очень чудесно. – Ещё раз: кем ты себя возомнил, Узумаки? – хмыкнул, пытаясь разбить окружающий лёд, хотя на самом деле и сам на минутку подумал, что он поломан. Вчера буквально так думал. Возможно, когда кайф от двух ярчайших оргазмов окончательно пройдёт, его вновь утянет на дно, но с этого капота его не видно ещё. – Тем, от кого ты будешь без ума, Учиха, – посмотрел с той самой лисьей улыбкой в глазах, которая знаменует включившийся неубиваемый оптимизм. – Торжественно делаю одно из своих до идиотизма амбициозных заявлений, – начал вкрадчиво, – в которые никто, кроме тебя не поверит сначала, – тронул губы глазами, а брюнет почувствовал снова этот невыносимый комок где-то в груди, который ни дышать не даёт нормально, ни думать, – а потом все красиво заткнутся, когда я всё-таки цели достигну, – повторил слово в слово. – Веришь? – К сожалению, да, – признаёт. – Если бы я знал, как ты будешь использовать мои слова, выбирал бы их аккуратнее. Открывшаяся справа входная дверь дёрнула нервный организм дополнительным стрессом. В поле зрения попал бредущий к своей машине Сасори с папкой в руках, а затем Итачи шагнул на нагретый солнцем асфальт. Он, конечно, не мог на лице прочитать всё, что тут произошло только что, но смотреть ему в глаза всё равно было трудно. – Вот вы где, – улыбка потухшая, но всё-таки искренняя, – давайте ближе к столу, – кивнул на дом, – всё почти готово. – Мы сейчас, – пообещал Узумаки, избавив брюнета от необходимости придумывать слова. Омега нырнул сразу же в относительную прохладу дома, а они с Наруто ещё постояли пару минут в тишине, успокаиваясь, позволяя феромонам остыть и рассеяться в душном ветре. Саске первым ушёл, чтобы переодеться. Наруто, слава богу, за ним наверх не последовал – отправился на стол накрывать.***
– Мм, – Итачи не смог ничего поделать с собой – глаза сами прикрылись, когда он притронулся к мори соба. Кушина сегодня просто себя превзошла, а омега так давно не получал от еды удовольствия, что его тронуло до мурашек. Ледяная лапша, свежие овощи, мимоза, приготовленная с очень метким соотношением шампанского и апельсинового сока… Господи, у него слёзы на глаза навернулись. Незамеченным это всё не прошло – Кушина широко ему улыбнулась. Она на этой неделе творила на кухне одно чудо за другим, достигая доселе невиданных кулинарных вершин – и всё для него. Этот его тихий стон, вылетевший сам по себе до того, как его получилось остановить, был лучшим комплиментом для женских ушей. Саске тоже довольство спрятать не смог, хотя он в целом был сегодня в куда лучшем расположении духа, чем прежде. Спрятал колючки и тоже кушал много и с удовольствием. А вот Минато с Наруто были подозрительно тихими. Никаких игр в гляделки, никаких комментариев. Это вызвало бы подозрение, но покой был слишком приятным. Ещё Сасори с утра заглянул, чтобы пробежаться ещё раз по отчёту, который они в понедельник сдают. Итачи заверил его несколько раз, что послезавтра обязательно появится в офисе, но Акасуна всё равно притащился. Они с отделом кадров, видимо, сговорились – те ему тоже советовали взять неделю или две для восстановления. Не верили, что он на работе как раз и восстанавливается, а не сидя дома в одиночестве. Обед быстро прошёл – аппетит и так в жару был не очень у всех, если сверху ещё добавить мотивацию доесть, пока не нагрелось, то получатся десять жующих минут и вкусная тишина за столом. После Саске молча поднялся собрать со стола посуду и, судя по тому, как долго отсутствовал, сразу же её и помыл, а Кушина сбегала быстро до кухни и вернулась с тарелкой с охлаждённым нарезанным на ломтики арбузом в одной руке, свежей бутылкой шампанского в другой и бутылкой апельсинового сока подмышкой. Шампанское вручила Минато, который открыл его без энтузиазма, арбуз разместила прямо по центру. – Кто-нибудь ещё будет мимозу? – вбросила в воздух вопрос, пока омега в двух узких бокалах им уже смешивал свежую порцию. – Я за рулём, – покачал головой Намикадзе, – и я не извращенец, – звучно усмехнулся, наблюдая за игрой омеги в миксолога. – Старпёрский кофе – мы знаем, – хмыкнул Итачи, – Саске точно не будет, – ответил Кушине за брата, после чего взгляд на Наруто поднял. Тот потянулся вперёд, наугад взял один из бокалов, осторожно глотнул из него. – По крайней мере мы знаем, что хороший вкус – это наследственное, – заключил Минато, не без усмешки наблюдая за лицом сына, который очень старался не показывать, насколько сильно ему не зашёл этот игристый напиток. – У меня нет под рукой прихваток, Намикадзе, зато скоро будет пустая бутылка из толстого стекла, – протянула Узумаки недобро. – Расслабься, это не наследственное, – Итачи протянул ей ледяной бокал, параллельно заглядывая под стол, чтобы вычислить, где собака, – альфы же. Наруто тихо рассмеялся, разумно решив не влезать в этот спор, а вскоре и вовсе поднялся, исчезнув на кухне следом за Саске. Данго найти не сразу удалось, но, едва заметив его бело-рыжий клок шерсти, глаза сощурились, ибо лежал предатель у Минато под стулом, будто не понимал, что, если этот мужик на него случайно наступит, то прощай лапочка Данго, никакие талантливые медсёстры с огненной копной волос в него обратно жизнь не смогут вдохнуть. И только потом, спустя добрую минуту тишины, Учиха сообразил, что на его комментарий никак не ответили. Хн, но вот смотрел альфа пристально, не моргая практически. И имел то самое удовлетворённое выражение на лице, которое хотелось мгновенно стереть. – Ты ещё не закончил показывать, какой ты дохуя галантный? – догадался о причине сегодняшней молчаливости. – Молодец, что заметил, – похвалил, соскользнув глазами с лица на ключицы. Сглотнул медленно, поднявшись им обратно по шее и, тронув губы, перехватил снова взгляд. – Галантный? – хохотнула Кушина, приземляясь рядом с омегой на стул. – Поверь, ты не хочешь слышать шутки, которые сегодня бродят по моей голове, – дёрнул бровью. – Дохуя креативные шутки про порно? – уточнила, глотнув из бокала. – Ты уже их одной очень ёмко обобщил. Тебе не тринадцать, вообще-то. – М-хм, и поэтому остальные остались вот здесь, – тронул пальцем висок. А Итачи пытался поймать нить разговора. Шутки про порно? Он опять из жизни кусок пропустил? К счастью, эту тему оперативно забыли, стоило детям вернуться за стол. Все немного отвлеклись на арбуз, Итачи с Кушиной успели прикончить по бокалу и ещё себе намешать, а потом Кушине случилось произнести фразу, от которой разговор пошёл по весьма неожиданной спирали: – Хочу сделать якитори. – Я могу достать из гаража мангал, – хмыкнул Итачи, потянувшись за новой долькой арбуза. – Да ты его не отмоешь, – цокнула Узумаки, – мы же его вообще не используем. – Я отмою, – настоял спокойно, закинув руку на спинку её стула. Ещё бы, у него под капотом древнего автомобиля всё, значит, блестит, а ржавый мангал, типа, его остановит? – Окей, если найдёшь и спасёшь, на следующей неделе сделаем якитори, – подняла палец вверх. – Мне не надо искать, я же его убирал, – напомнил на всякий. – А машину получится выгнать? – как обычно, искала дыры в их потрясающем плане. – Не на солнце же стоять, твоё бледное лицо сгорит быстрее, чем курица. – Хах, – по неожиданному месту прилетело, – я, конечно, могу выгнать машину, заодно хоть помою нормально. – А я хлам разберу, – просияла, заводясь от идеи куда больше, чем через неделю заведётся её исполнять. – Мм, – кивнул с мягкой улыбкой, – как три года назад? – Ну ты вспомнишь, конечно, – возмутилась, хотя срока годности у этого комментария не было в принципе – сколько Узумаки живёт в этом доме, столько в гараже копится хлам. Они пытались с ним бороться, пытались организовывать, отдавать и выбрасывать, но на исход это влияло лишь временно. Иными словами, нет смысла придумывать панацею, уже пробовали, знаем, что не сработает. – Вы друг с другом точно никогда не встречались? – спросил, вдруг, Минато. Учиха глянул на него, ожидая, когда он расскажет, где шутка, но он, похоже, на полном серьёзе. – Мне тоже всегда хотелось спросить, – вписался Наруто. Кушина первая рассмеялась, причём практически до слёз. Глядя на неё, все против воли подхватили улыбки, потому что рядом с таким настроением невозможно сохранить лицо хоть каплю серьёзным. – Я же говорила, что нужно мутить, – протянула, еле дыша, на что он ласково притянул её ближе, чтобы клюнуть носом в висок. – Кхм, мы не встречались, – подарил альфе взгляд, – но собираемся этим заняться на твоей пасмурной родине, – не слабо поломал ему мыслительный процесс этой фразой. – А? – не въехал Наруто. Саске рядышком в руку смеялся. – Ну, когда вы в Гарвард пойдёте, – Кушина собрала себя воедино, чтобы подарить сыну убийственно серьёзный взгляд. – В Кэмбридж, – поправил Итачи. – В Кэмбридж, – согласилась, пальцами щёлкнув, – с трёх раз угадайте виноватую в этом скотину, – адресовала Намикадзе какой-то весьма красноречивый взгляд. Альфа сощурился, уже рот открыл, чтобы покрыть этот ход порно-юмором, видимо, но осёкся, подняв взгляд на Итачи. Омега смеялся. Не громко, не так, как Кушина, конечно, но искренне. Мужчина сию же секунду потерял интерес препираться. А Итачи так остро осознал, что ему впервые за чёрт знает сколько по-настоящему тепло, что вздохнул глубже, чем когда-либо прежде. Мрак, несомненно, навалится на него вновь когда-нибудь скоро. Завтра. Но сейчас ему, кажется, хорошо, и за это не стыдно совсем. Они так до темноты и пинали глупые темы: про плохую лондонскую погоду, хлам в гараже, жару, арбузы и потрясающие якитори, которые мама Кушины в деревне готовит. Узумаки с Учихой допили вторую бутылку шампанского и порывались приготовить себе маргариту, но кто-то вовремя напомнил, что женщине завтра на работу, вообще-то, а омеге – на ёбаный бал, который и без похмелья то ещё удовольствие. – Ты завтра отсюда поедешь? – уточнил Саске у брата. – Наверное, – повёл он плечом. – А ты? – Мне нужно вернуться, – сжал губы в тонкую линию, – им принципиально теперь проверять, прихожу я домой или нет. После каникул пройдёт, – взмахнул рукой в воздух. – Поезжай со мной, – попросил, – меньше телодвижений на завтра. – Окей, – согласился легко. – Ничего, если я Данго до завтра оставлю? – повернулся к Кушине. – Конечно. Брюнет уже было достал телефон, чтобы заказать им такси, но Минато подчёркнуто со стула поднялся, как он умел делать, чтобы все в комнате замолчали. Итачи поднял глаза на него и отчётливо ощутил, что ему закончили показывать, какие они дохуя галантные. Потому что «я отвезу» он протянул нифига не как вежливое предложение. А Итачи не нашёл повода или, может, голоса ему отказать. Поднялся быстро наверх, чтобы сверху нацепить свою тонкую кофту. Тёмно-серая ткань приятно накрыла руки, спрятала острые плечи, закрыла добрую половину неприлично коротких развивающихся шорт и позволила успокоительно натянуть рукава на пальцы. Тёплые объятия в коридоре, попытка по-японски объяснить Данго, почему он сегодня не едет с ними, потом короткая прогулка до мазды. Минато открыл ему дверь, а он приземлился в знакомое кресло примерно с тем же ощущением, с которым садился в свою любимую хонду. Саске сел прямо за братом, и, когда Намикадзе завёл автомобиль, омегу поглотило чувство полного спокойствия. Доверия, которое испытываешь только к тем людям, которые не подводили ни разу. Комфорта, которые бывают лишь в местах, приносящих нам безопасность. И одно слово из трёх, что так сложно было себе подобрать, вдруг, на него снизошло. Кажется, Минато как-то раз ему это сказал, но до парня дошло вот только сейчас. Он ручной. Автомобиль ехал мягко, убаюкивал захмелевшее сознание. Кондиционер работал на полную, и ноги успели покрыться мурашками, но был в них какой-то странный, приятный мазохизм. Желание компенсировать жару, от которой весь день изнывал, кратковременным арктическим холодом. Едва они подъехали к освещённому дому, Саске поблагодарил альфу, пожелал ему доброго вечера и вышел из автомобиля. Дверь предусмотрительно брату открыл, даже руку ему протянул, но брюнет шепнул, что придёт через пару минут, и так, с мягким хлопком двери, они с Минато остались одни. – Я не приду завтра бегать, – предупредил, натягивая рукава сильнее на пальцы. – Окей. Фраза глупой была, они с того злосчастного вечера, что закончился для омеги больницей, вообще ни разу не бегали. Это не обсуждалось, альфа не ждал, Учихе ни к чему было оправдываться. Просто уходить не хотелось. – В понедельник, – выдохнул, сам себе покивав, – я приду в понедельник. Мужская рука, вдруг, накрыла колено, и контраст горячей ладони на прохладной коже всё тело дрожью пронзил. Итачи невольно свёл ноги вместе, не смея отвести от них взгляда. От того, какой он бледный и ужасно худой, какой неестественно большой кажется рука Намикадзе, когда лежит на его теле. – Чего ты боишься? – спросил слишком низко и метко, и брюнет порывисто рассмеялся. Он вообще не заметил, как пропустил всё своё жалкое настроение в запах, как наполнил салон своим беспомощным криком о помощи, которую ему не могли оказать. – Этот день, – сглотнул, находя речь особенно трудной, – был хорошим, – повернулся к мужчине и совершенно пропал в его глазах. Там было что-то такое, чему ёмкого эпитета не подберёшь. Абсолютная сопричастность. Ему не важно, где вы, не нужно даже знать причин настроения, которое ты ему не объяснишь, он ни о чём лишнем не спросит, не осудит, не потребует перед ним объясниться, но он готов за это вписаться. «Это» – что тебе нужно, чем бы это ни было. – Я увезу тебя, если хочешь, – протянул легко, словно подобный выбор ничего не стоил, ничего не весил. – Вас обоих. Тёмные глаза на секунду тронули губы. Поцеловать хотелось безумно. Как той ночью в больнице, как лёжа на полу в своей ванной. Как на капоте машины, когда он угрожал бросить в него гаечный ключ, но по факту даже дёрнуться боялся, коснуться не смел. Словно это магнит, который одновременно притягивает и отталкивает. – Это не обязательно, – пальцы трогают дверную ручку, готовы за неё потянуть. Они хотели накрыть руку альфы вообще-то, но смелости не хватило. – Спасибо, Минато. – Итачи, – надавил на ногу так сильно, что омега себя ни на миллиметр от сидения не смог оторвать, носком другой ноги уже практически ступив на асфальт. – Да? – чуть слышно. – Посмотри на меня. Оторвать свой взгляд от распахнутой двери оказалось безумно непросто, но, пропуская удары сердца, он это сделал. Не ослушался бы, никогда не мог и не сможет. Минато дрожь, вне сомнений, заметил, ослабил хватку собственных пальцев, взгляд свой смягчил, как только смог, но требование из атмосферы не исчезло. – Если тебе что-нибудь нужно, звони сразу же, – последние слова подчеркнул. Учиха кивает, чувствует, как его отпускают. – Night, – шёпотом через дрожь. – Night, – взгляд у альфы тяжёлый. Итачи на негнущихся ногах бредёт к дому, чувствует мужской взгляд на себе, знает, что мазда и с места не сдвинется, пока он не перешагнёт через порог и не закроет дверь за собой. А он идёт еле-еле. Потому что дальше от него и ближе к этому месту. Где мама спросит, как у него дела, а он промолчит. Где отец вновь толсто ему намекнёт, в каком аспекте жизни он сегодня совершает ошибки. В дом, в котором ты никогда не достаточен, особенно тяжело шагать от человека, который видит в тебе вселенные, о которых ты сам ещё не подозреваешь.