Сдобы сладкий аромат

      ***

      — Здравствуйте.       — Здравия желаю, де-Фонтейн.       Диалог не клеился с самого начала, и оба его участника в прямом смысле соревновались друг с другом в том, у кого ответ выйдет наиболее сухим и отстраненным. Фурина тихо вздыхает, усаживаясь за кресло напротив стола, за которым уже сидела начальник. Не удосужившись снять верхнюю одежду при входе, она всем своим видом старалась показать, что надолго задерживаться не собирается. Нарочито серьезно клерк окинула взглядом кипу документов на столе, после переведя взгляд на невозмутимую визави.       — Вот, здесь подпишите. — Арлекино, с присущим ей ехидством в голосе, передвинула бумагу поближе к Фурине.       Надолго сие действие не задержалось, ведь стоило голубовласой девушке прочесть мельком текст, она тут же взяла за ручку, в самом низу листа оставив замысловатую подпись. Напоследок она фыркнула, поджав губы.       — За что же вы так злы, дорогуша?       Сказать, что эта манера общения бесила клерка — ничего не сказать. Тем более сейчас. В горло подло прокрался ком, перекрывая доступ воздуху и заставляя учащенно моргать, чтобы, не дай Боже, не разреветься прямо на глазах у этой пренеприятнейшей особы. Солнечный свет едва проникал сквозь опущенные жалюзи, из-за чего на лице Фурины, сидящей напротив окна, мелькали яркие полоски света, проникавшие сквозь маленькие щелочки. Тоже самое можно было наблюдать и на полу, и на предметах интерьера неподалеку. Разве что, они не моргали, как это делала Фурина, щурясь и опуская голову, не строили на лице выражение полной невозмутимости, в то время как хотелось зарыдать, швырнув чем-нибудь в женщину напротив. На то ведь они и предметы интерьера.       Желание съязвить переполняло душу, заставляя девушку придумывать в голове заранее наиболее колкие ответы. Но в тот момент, когда к ней напрямую обращались с вызовом в голосе, де-Фонтейн вновь не могла ничего сказать.       Только слезы опять накатывают.       Запах дорогого парфюма, переполнявший комнату, забивал бывшему клерку голову, вынуждая вцепиться руками в коленки и хмуриться, делать вид, что просто не выспалась, плохо себя чувствует — да что угодно. Лишь бы к ней не стали лишний раз прикапываться.       — Я пойду. До свидания.       Фурина поднялась, стряхивая с себя невидимые соринки и направляясь к выходу из кабинета.       — А мы разве закончили? — Фокалорс встала на месте, едва только послышался чарующий голос, одновременно отталкивающий и притягивающий, заставляя несчастную жертву словно маятник часов метаться из стороны в сторону, не в силах совладать с собственным разумом.       — Да. Абсолютно точно. — постаралась отчеканить Фурина, несмотря на предательскую дрожь в голосе.       — Даже так. — девушка и не успела заметить, как Арлекино уже стояла за её спиной, медленно и размеренно постукивая обувью по полу. — Вы все проблемы привыкли решать слезами?       После недолго ожидания, так и не получив в ответ ничего, кроме глубокого вдоха со стороны собеседницы, Слуга легким движением положила руку на плечо и без того дергающейся от каждого её действия девушки. Чуть крепче сжав пальцы, она склонилась ближе к уху, едва видимому из-за белых волос, прерываемых голубыми прядями, так и вызывающих желание провести по ним, взъерошить, сжать и притянуть за них к себе поближе, спровоцировав легкую боль у их обладательницы.       Волна мурашек прошлась вдоль позвоночника, заставляя задержать дыхание и прикусить губу, в тот момент, когда чужое теплое дыхание опалило нежную кожу, как будто невзначай, словно обычный выдох перед очередной репликой.       — А мне кажется, что вы кое-что забыли. Разве нет? — даже не будучи в состоянии видеть лица женщины сзади, Фурина чувствовала ту улыбку, с которой ей задавали вопрос, растягивая буквы, то и дело усмехаясь и по-хозяйски поглаживая плечо двумя пальцами.       Какова наглость.       — Я считаю просто необходимым с вашей стороны принести глубочайшие извинения. — ухмылка беспардонно наползала на лицо, заставляя щуриться черные глаза, наблюдая за тем, как замершая жертва переваривает каждую фразу в затуманенной потоком мыслей голове.       Белоснежная рука медленно тянется к карману пальто, в то время как пальцы Арлекино обхватывают чужой подбородок, поворачивая белокурую голову к себе, оставляя в покое подрагивающее плечико. Не полностью, лишь так, чтоб был виден аристократический профиль. Ей вполне достаточно лицезреть одну только половину лица, следя за медленно вытекающей из уголка свело-голубого глаза слезой, которая в конце концов так и не достигает подбородка, задержавшись на уголке губ. Грубоватым мазком, при помощи большого пальца, женщина окончательно стирает с растерянного личика всякий след пробежавшей соленой капельки. Внимательный взгляд вовремя подмечает плавно опускающуюся руку, после чего Арлекино обхватывает хрупкое предплечье пока не особо сопротивляющейся особы.        В край беспардонно.       Фурина дергается, напрягая руку и стараясь резким рывком дотянуться до заветного кармана.       — Ну-ну, дорогуша, не надо.       Слуга её опережает, выуживая перцовый баллончик и небрежно отшвыривая его в сторону, заставляя девушку сдавленно зашипеть в тот миг, когда крепкая хватка смыкается на кистях рук Фурины, скрещенных меж собой. Спустя короткий промежуток времени, тянущийся, однако невообразимо долго, де-Фонтейн резко пискнула от неожиданной боли, впрочем, не слишком сильной, но заставшей её врасплох. По ощущениям нетрудно было догадаться, что пальцы её мучителя сжались крепче, из-за чего уж больно длинные ногти глубже вошли в кожу, вызывая дискомфорт. Следы от подобного точно останутся, пускай и ненадолго.       — Чтобы ты понимала, — бархатным голосом женщина рассмеялась, не размыкая губ. — одна из моих рубашек была беспощадно испорчена твоим дурацким кофе. — она отчеканила последние два слова, с каждым разом говоря все тише, уже почти что переходя на шепот. И если бы не редкие паузы, отводимые на некое подобие смеха, то вся речь Арлекино звучала бы лишь как сплошное змеиное шипение.       Разумеется, сам факт того, что таких предметов гардероба у неё уйма, и уж тем более испорченный экземпляр любимым не был, она решила опустить.       — То есть ничего, что ты вообще ко мне… — никто не собирался давать «жертве» докончить фразу, едва только она протараторила пару слов, как Слуга сильнее надавила на удерживаемые в её же руках чужие запястья, вынуждая Фурину слегка наклониться от давления. Под бесцеремонным напором девушка была вжата в дверь, которая ещё пару минут назад представлялась выходом.       — Ничего.       Найдя применение второй руке, Слуга обхватила шею, сдавливая нежную кожу когтистыми пальцами. Прерывистое дыхание Фурины сменилось тяжелым, сиплым хрипом и девушка инстинктивно задергалась, силясь вырваться из оцепенения, освободиться, сбежать. Вопреки её попыткам, результатов не было иных, кроме большего давления со стороны задержавшей её тут женщины. Тяжело втягивая воздух, пытаясь набрать его в легкие, Фокалорс широко раскрыла глаза, ощутив неприятную влагу на собственной коже. Плавным, нарочито растянутым, бесцеремонным движением языка Арлекино покрыла слюной небольшой участок молочной шеи, довольно промычав что-то себе под нос, глубоко втянув воздух носом и после резко прикусив ранее облизанное место.       Очередной негромкий, полный досады и вызванный неожиданностью вскрик сошел с уст девушки, с каждой секундой все больше и больше красневшей в лице, ерзающей и пытающейся выбраться из такого щекотливого положения.       — Вот ничего нельзя спокойно сделать, обязательно истерики закатывать? — Арлекино опустила ладонь на лицо девушки, поплотнее прижав, не давая тем самым вымолвить ни словечка. Алые губы жадно примкнули к уже испробованному ранее месту, задержавшись ненадолго. Достаточно, для того чтобы после можно было взглянуть на легкий засос, наверняка не слишком заметный. — Мы могли бы договориться по поводу твоей работы, Фурина. — ногти глубже впиваются в кожу запястьев под ними, оставляя царапанный след. — Разумеется, если ты не будешь доставлять неприятности.       Казалось бы, она сейчас утонет. Абсолютно точно, Фурина хотела, мечтала утонуть в этом всем. Чужой голос, такой тягучий, возмутительно успокаивающий, вопреки действиям своей хозяйки, такой благоговейный, его так хотелось слушать, внимать каждому слову, каждой букве, так потрясающе произносимой. Жаль, однако, что в такой ситуации, в таком тоне, в таком месте.       — Да я… Да ты… ты…       — Что, милая, что? — ехидная улыбка лишь пуще раздражала, внося свою лепту в и без того надменную манеру речи. — Бедненькая, да ты опять плачешь. Вспоминаешь о том, сколько «пользы» принесла? Ну-ну, не надо.       — Я на тебя заяву накатаю! Отцепи-ись. — уже не сдерживая истерики и слез, девушка шипела каждое слово сквозь зубы, заикаясь, дергаясь, силясь хоть чем-нибудь насолить своему мучителю в ответ.       — Как нехорошо. — опять насмешливая гримаса, излучающая напускную озабоченность. — Давай обойдемся без лишнего шума, ладно?       Осторожно убирая ладонь с нежных губ Фурины, Слуга провела рукой по плавной линии талии, вслушиваясь в шуршание одежды и постепенно опускаясь ниже. Ногтем подцепив край рубашки, она подтянула ее вверх, нырнув рукой под ткань и коснувшись теплой кожи напрямую, за что в ответ получила очередной шквал сопротивления, гневного сопения и угроз.       Сочтя слишком большой честью еще какие-либо разглагольствования, Арлекино на время оставила уже тронутый ранее бок Фурины, перенеся руку на бляшку собственного ремня, судорожно его расстегивая и одновременно крепче сжимая стиснутые в замок руки девушки, прижатой ею же к стене, не взирая на активное сопротивление. Когда расправа над застежкой была окончена, женщина, все еще оставив ремень вдетым в брюки, грубым, резким движением вынудила де-Фонтейн повернуться, подталкивая в сторону стола напротив окна, проведя через пол комнаты и облокотив. Давление на запястья и корпус возросло, потому голубовласой девушке пришлось следовать немым указаниям, оказавшись вжатой лицом в стол. Повозившись перед этим, Слуга таки нашла ремню другое применение, не без труда обвязав запястья, уже успевшие слегка покраснеть, увенчанные грубыми следами от вдавленных ногтей.       Процедив от напряжения воздух сквозь зубы, Фурина пискнула, снова дернувшись и попытавшись оттолкнуться в момент, когда её руки наспех фиксировали ремнем. Теперь уже без лишнего дискомфорта для самой себя, Арлекино придерживала девушку, слегка наклонившись, поглаживая свободной рукой бедро сквозь ткань юбки, слыша шуршание одежды.       — Хватит, прекрати. Пожалуйста, хватит. — подрагивающие нотки, кои Фурина так старалась прятать, как назло, выскакивали, делая голос жалобным. Любой её услышавший счел бы, что она на грани слёз. И оказался бы прав.       Немым ответом послужил лишь по-хозяйски бесцеремонный жест. Слуга приподняла подол элемента одежды, коснувшись бедра почти что напрямую. Препятствием служили лишь тонкие колготки, очень мешавшие общей задумке женщины.       — Не сопротивляйся, все равно у тебя ничего не выйдет. Ты же сама это знаешь, милая. — она скользнула пальцами выше, цепляя резинку колготок, опуская их ниже, сантиметр за сантиметром, параллельно проговаривая каждое слово с особым, отчеканенным злорадством.       Огладив низ живота Фурины, чужая рука нырнула под сдвинутый тонкий капрон, в этот раз уже не стесняемая в движениях, отодвигая нижнее белье. Плавно проведя подушечкой пальца по нежной коже между ног девушки, Арлекино приостановилась, цокнув. Тельце под ней агрессивней задергалось, всеми силами сопротивляясь.       — Не надо… Хватит, дура. — глубоко и обрывисто вздохнув, Фокалорс всхлипнула.       На этот раз никаким ехидством или же поддразниваниями ей не ответили. Суровое молчание прервалось лишь спустя минуту томным шепотом, фактически процеженным сквозь зубы. Арлекино склонилась над ухом девушки, перед этим с усилием его закусив, что вызвало еще больший шквал недовольства.       — Бесишь уже.       Несмотря на всякие попытки воспрепятствовать процессу со стороны судорожно всхлипывающей де-Фонтейн, Арлекино продолжила грубоватыми движениями оглаживать область вокруг нежного кусочка плоти, вызывая непреднамеренные постанывания со стороны «жертвы». Касания вскоре переросли в более плавные и аккуратные, переставая причинять дискомфорт, как с досадой заметила Фурина.       Слеза медленно покатилась по зарумянившейся щеке, поблескивая маленькой капелькой. Вскоре от неё не осталось и следа, потому как она была беспардонно слизана кончиком языка Слуги.       Фурина сморщилась, стиснув зубы и прокряхтев. Ощущения, одновременно ей и приятные, и противные, заставляли её в душе ругаться на чем свет стоит, силясь в то же время ущипнуть или задеть мучителя.       Её будто бы насквозь пронзает резкая боль, вскоре утихшая, оставившая вслед за собой дискомфорт, заставившая вскрикнуть. Изнутри распирало и вынуждало напрячься тягучее ощущение, так странно смешавшееся с щекочущим покалыванием.       Фокалорс в последний раз произносит заевшую фразу, с просьбой в голосе и словах.       — Просто заткнись и хватит мешать и себе и мне.       Арлекино, перестав ожидать пока девушка под ней привыкнет, резким движением среднего пальца проникла еще глубже в лоно, ближе прижавшись к Фурине, собственным весом прижимая ту к столу, в то время как свободная рука переместилась на ее лицо, накрывая рот ладонью, не давая издать ни малейшего звука, лишь приглушенное мычание.              Покрасневшее от напряжения лицо Фурины не успело толком обсохнуть от слез, как новые влажные следы украсили собою румяные щеки. Соленые капельки медленно стекали, в конце концов примыкая к чужой ладони и растворяясь, высыхая.              Тем временем количество пальцев Слуга увеличивает до двух, и она, вопреки своему эгоизму, старается не повредить мягкую плоть изнутри не слишком безопасным маникюром, несмотря на это все же изредка царапая стенки не слишком аккуратными движениями, вынуждая Фурину в который раз жалобно всхлипнуть. Сил на сопротивление больше у девушки не осталось, потому лишь редкие, страдальческие стоны, приглушаемые ладонью Арлекино заставляли вспоминать о протесте со стороны жертвы.              Женщина с удовольствием отметила, что спустя какое-то время фрикции совершать стало легче благодаря подступившей смазке. Да и Фурина кажется чуть больше расслабилась. А может просто выдохлась и отчаялась, кто ж знал.              Девушка обмякла под чужим напором, нехотя поддаваясь воздействиям Слуги, затыкая саму себя и стараясь из последних сил не дать вырваться ни малейшему звуку. Ощущения изнутри вызывали приятную щекотку, смешавшуюся с дрожью, с приторным чувством, которое Фурина выказывать не желала. Мысли сопротивлялись всем своим существованием, борясь с реакцией тела, впрочем, не такой уж непредвиденной.              Один за другим. Толчок за толчком, укус за укусом. Лишь иногда её удостаивали редкими поцелуями в шею, позже перерастающими в багровые засосы, расположение которых не заботило на тот момент никого.              Вынужденные постанывания и тяжелое, сбивчивое дыхание со стороны девушки снизу вынуждают Арлекино отвлечься, после сосредоточившись на том, чтобы продолжить уже начатое, добиваясь своего. Потеряв бдительность, женщина резко, недовольно зашипела, почувствовав на собственной ноге чужой каблук, нежданно придавивший лакированный кончик обуви. В последствии подобных самодурств Фурина была зажата лицом в стол, в то время как болезненные ощущения заставляли гореть придавленную щеку.       — Ну давай, выкинь еще раз такое.       Одной рукой налегши на хрупкую спину Фурины, Слуга надавила, слыша под собой невнятный скулеж и тяжелые вздохи. Пальцы нещадно задвигались внутри девушки, а ставшие более агрессивными толчки каждый новый раз заставляли стискивать Фурину зубы, ощущая теплые капли, медленно сползающие по нежной коже щеки, такой покрасневшей.       Наслаждаясь общим зрелищем, женщина решила внезапно прекратить все действо, вынимая когтистые пальцы из чужого лона. Темная кожа поблескивала от влаги её покрывавшей; полупрозрачная жидкость, местами разбавляемая едва видными алыми вкраплениями, объяснявшими столь большое сопротивление со стороны Фокалорс.       Арлекино ухмыльнулась. Потратила не более пары секунд на то, чтобы подетальней разглядеть плоды своих стараний, после другой рукой обхватывая девушку за волосы, отрывая от стола, к которому та, пускай и не без помощи стороннего давления, уже успела прильнуть. Полуприкрытые гетерохромные глаза излучали усталость и безнадежность всем своим видом, способные вызвать жалость одним взглядом у любого, кто вгляделся бы в них. Наверное, почти любого.       Не давая ухмылке сойти с лица, Слуга повернула несчастное создание к себе, заглядывая в глаза, взглядом следуя по мокрым дорожкам на щеках, после наклоняясь, придвигаясь еще ближе к раскрасневшемуся личику. Неожиданно нежно целуя в щеку, Арлекино провела напоследок языком по мягкой коже, ощутив дрожь в каждой мельчайшей клеточке своей «гостьи». Тем временем быстро высвобождая бледные руки, успевшие затечь, она дает на какое-то время Фурине возможность почувствовать себя чуть-чуть свободнее.              Осуждение в уставших глазах ничуточки не смущало женщину, и даже чужое молчание не заставляло ни на секунду остаться наедине со своими мыслями, занимаясь лишь рассматриванием особы перед собой.       И без того малый запас тепла иссяк, прежняя Слуга вновь дала о себе знать, с силой сжимая в руках шелковистые светло-синие локоны, утягивая голову Фурины вниз, надавливая.       Уже стоя на коленях, девушка смотрит наверх, несильно приподнимая голову. Однако, слишком задраться ей не дают, вновь с усилием опуская успевшую мысленно потяжелеть голову рукой. Тихий всхлип в очередной раз прервал тишину вокруг. Никому нет до этого дела.       — Оближи. — Арлекино впилась ногтями в кожу головы девушки, обхватывая макушку одной рукой, в то время как влажные пальцы другой приблизились к девичьему личику.       — Фу… — вскоре после произнесения данной фразы Фурина сморщила носик, щуря заплаканные глаза и напрягая уголки губ. Вслед за данным выражением мнения последовало усилившееся давление пальцами на её голову. — Отпусти. Отстань от меня.       — Делай, что говорят, — суровый тон в голосе ни на каплю не стал мягче, демонстрируя абсолютный холод и безразличие.       — Я не буду этого делать! Отпусти. — в попытке дернуться де-Фонтейн испытыла очередной приступ пронизывающей боли. Тон все более начинал походить на предзнаменование истерики, — Отцепись от меня!       Последние слова Фурина уже почти что прокричала, надрывая горло, резко дергаясь, силясь вырваться из чужих рук, таких ей противных. Этими руками еще совсем недавно над неё же глумились, теперь пытаясь еще больше унизить, растоптав и без того низкое самомнение. Она опустила голову, поникши. Уперлась руками в пол, ногтями впиваясь в него же, прекрасно осознавая последствия данных действий. Несчастное создание в приступе, вызванном этим нахальным существом над ней. И по чьей же вине Фурина оказалась на коленях?              Стекши с щек, соединившись на кончике носа, слезы одной тяжелой каплей приземлились на холодный пол, беззвучно, незаметно. Тяжело и глубоко дыша, Фокалорс мелко дрожала, чувствуя мурашки вдоль позвоночника, шепча что-то тихо, едва слышимо даже ей. Слуга не удивилась бы, окажись этот шепот проклятиями, сквозящими ненавистью. Она лишь смотрит на почти что задыхающуюся Фурину снизу вверх, взглядом, полным сухости.              Ничуть не обращая внимания на поведение девушки, Слуга перемещает руку с беловолосой макушки на затылок, слегка согнувшись в коленях чтобы дотянуться. Запрокидывая подрагивающую голову Фокалорс, она уже почти что высохшей от выделений рукой приоткрывает сомкнутые губы, грубо проталкивая два пальца в рот. Почуяв недобрые намерения не хотевшей успокаиваться Фурины, все еще всхлипывающей, подрагивающей, такой подавленной, Арлекино ногтями сильнее надавливает на обхваченную голову.              — Укусишь — получишь. — женщина смерила Фурину оценивающим действия взглядом. По крайней мере, не получая сопротивления, она удовлетворенно улыбнулась, обнажая зубы. — Вот та-ак.              Внезапно девушка поднимает взгляд наверх, раскрасневшимися глазами смотря прямиком в глаза Арлекино. Она молчит пару секунд, пока чужие пальцы все так же беспардонно находятся в ее рту, буквально против её желания запиханные. Она молчит. Молчит снова. Поднимая руки, де-Фонтейн все так же молча обхватывает запястье Слуги, оттягивая от себя, стараясь заставить вытащить инородные объекты. И у неё выходит. Слуга с интересом наблюдает за молчаливым протестом.              К сожалению, короткий перформанс обрывается резко накатившим плачем. Истеричный, с надрывом, громкий, жалкий. Так плачут только очень настрадавшиеся девушки, ну, или героини мелодрам.              Фурина плачет, сжимая руку слуги. Плачет, пытаясь углядеть в темных глазах хоть что-то. Плачет, не стыдясь ничего, громко всхлипывая, задыхаясь, чувствуя горячие слезы, обильно покрывавшие лицо тонкими ручейками. Рыдает.              — Да что ж ты будешь делать.              Арлекино, некультурно выбранившись, обтирает руку об ткань своих брюк, присаживаясь на корточки, на один уровень с плачущей девушкой. Отпускает белые пряди, перемещая руку на дрожащее плечико, с небольшим усилием его обхватывая, дергая девушку к себе.              — Хватит реветь, дура. Ничего нельзя блин по-человечески сделать. — наклоняя голову, женщина пытается хоть как-то вразумить застрявшую в собственных удручающих мыслях Фурину, со злобой и раздражением рыкая.              — Прекр… Пре… Прекрат… — сокращения диафрагмы не дают белокурой страдалице договорить даже одно слово, пока та беспорядочно утирает рукавами багровое лицо.              — Ладно. Хватит. — неожиданно для самой себя, Слуга произносит это с сожалением в голосе, пускай и едва слышим. Но, кажется, Фокалорс всё равно. — Иди сюда, истеричка.              Не дожидаясь действий со стороны Фокалорс, она садится на колени рядом, подбирая девушку, сажая к себе поближе обмякшее, потяжелевшее от этого тело. Ей приходится также предотвратить непреднамеренную попытку ослабевшей от слез тушки сползти вниз словно расплавившийся сыр, напоследок звонко шлепнувшись об пол. Успокаиваться Фурина не хочет, сворачиваясь в комочек, таким образом пытаясь закрыться от всего что ее окружало. Сил на то, чтобы оттолкнуть эту наглую женщину у неё уже не было, да и желания тоже. Просто плевать.              — У… уйди, уйди, я не хочу т…теб-бя видеть. — произносила она вполголоса, икая, вопреки своим словам сильнее вжимаясь в чужое тело.              — И куда мне уходить? Гениальная, это мой кабинет.              Она просто обхватывает дрожащее тельце, прижимая к себе. В момент, когда ставшая столь болезненной для Фурины рука касается макушки, девушка машинально дергается. Грубоватые, но, от того не менее заботливые в своей манере поглаживания проходят по голове, взъерошивая волосы.              — Тихо. Хватит тут сопли мне везде мазать. — поглаживания Арлекино не прекращает, противореча недовольному тону.              Тишина вокруг, прерываемая лишь редкими всхлипами и покашливанием, умиротворяет. Пускай и делает это странным образом, но все же. Чувствуя эту смесь горечи, состоящую из слез, обиды, бешенного пульса, теплящуюся внутри Фокалорс, она невольно хмурится. Возможно, ей жаль. Может быть.              Солнечные лучи просвечивают сквозь щели меж жалюзи, падая на мебель и стены. Сидящие на полу, абсолютно наплевавшие на сохранность чистоты одежды, Фурина и Арлекино думают. Молча. Каждая о своем.              Арлекино проводит рукой по взлохмаченным волосам снова, то и дело тихо цокая с осуждением в голосе. Сколько времени она так будет сидеть — непонятно. Иной раз злость и раздражение вновь накатывают, вызывая желание нарочно сильно прижать к себе, провести ногтями по коже, затем укусив то же место. Она просто сидит и ждет, сама не зная чего.              Спустя какое-то время девушка рядом с ней заметно приутихла. Со стороны могло даже показаться что она и вовсе уснула, по крайней мере вздремнула. Лишь редкое копошение в попытках устроиться поудобнее свидетельствовало о том, что она пока что еще бодрствует.              Неожиданно резко Фурина напрягается, меняя положение, стараясь приподняться с пола и встать. К её удивлению, ей никто не мешает, даже наоборот. Слуга слегка подтолкнула её, позже сама встав на ноги и посмотрев на молчаливое нечто сверху вниз.              Недолго удерживая зрительный контакт, Фокалорс, насупившись, отворачивается. Плечи у девушки низко опущены, как и голова, а сомкнутые на груди руки, образующие самообъятия дополняют образ. Грусть в сине-голубых глазах не спешит исчезать, как и легкий тремор всего тела.       Пройдя неровным шагом через полкомнаты, все также себя приобнимая, Фокалорс присаживается на корточки около грубо сорванного с нее пальто, подбирая его, оттряхивая и вздыхая. Не проходит и минуты, как предмет верхней одежды вновь на ней.       — Я пойду.       — Мне кажется, ты кое-что забыла. — с непривычной мягкостью произносит Слуга, не теряя при этом нотки злорадства.       — Все на мне и при мне. Оставь меня пожалуйста.       Пара шагов, сделанных Слугою, позволяют ей оказаться напротив Фурины вновь, заглядывая во все еще слегка румяное лицо, отражавшее безразличие, усталость и какую-то странную грусть. Очень странную и глубоко засевшую в душу грусть.       — Ты так и не извинилась за мою испорченную рубашку, дорогая. — щуря глаза, женщина улыбается, останавливая свой взгляд на нежных губах визави.       Фурина разворачивается, собираясь пройти к двери и наконец выйти. Недовольно вздыхает, чувствуя на своем плече чужую руку. Снова. На следующий момент она уже судорожно смотрит на Арлекино, собираясь вот-вот дернуться и уйти куда подальше.       Слуга перекладывает руку на её лоб, пользуясь тем, что девушка повернулась лицом к ней. Отодвигая волосы, закрывавшие часть лба, она слегка наклоняется, прикрывая глаза, оставляя на бархатной коже короткий поцелуй, едва ощутимый.       Де-Фонтейн смотрит на неё, слегка прихмурившись, поджав губы.       — Извини. — проговаривает она тихо. — Прощай.       На этот раз окончательно отвернувшись, Фурина медленным, неуверенным шагом уходит, закрывая за собой дверь, как по заранее просчитанному алгоритму бездумно минуя пороги, лестницы, покидая здание.       Уже стоя на улице и ожидая вызванное такси, она оборачивается назад, вглядываясь в окна, пытаясь углядеть знакомый ранее силуэт сквозь жалюзи. К сожалению, или к счастью — его нигде нет.       Автомобиль подъезжает, и девушка неспешно в него садится. По старой привычке рассматривает вид за окном, прильнув к стеклу, наблюдая за удаляющимся от нее зданием. Вскоре такси скрывается за поворотом, не оставляя и следа от чьего-либо пребывания.       Ссутулившаяся фигура в кресле пребывает там неподвижно. Лишь иногда можно увидеть мельком, как Арлекино едва ощутимо подрагивает, рассматривая деревянные узоры на столе.